– Я тут в одном фильме видела, – ничего не подозревая, весело щебетала девушка. – Так прикольно! Ты можешь связать меня, чтобы я не сопротивлялась, и сделать всё, что только захочешь! Вот представь, я не могу пошевелить ни руками, ни ногами – что бы ты со мной сделал? Чего тебе хочется больше всего?
– Хм, даже не знаю…
На самом деле я, конечно же, знал. Больше всего на свете мне хотелось опять запихнуть её в такси вместе со всеми этими игрушками и поскорее отправить домой. Именно так мне следовало поступить в первый день нашего знакомства, в этом случае я бы сейчас не разрывался между чувством любви к одной женщине и чувством долга по отношению к другой.
– В общем, я хочу, чтобы ты был моим «верхним»! – так и не дождавшись от меня вразумительного ответа, Танечка зачирикала дальше. – А я буду твоей саб… саб… ну, по-нашему рабыней!
Я слабо улыбнулся:
– По правде сказать, я никогда ничем таким не занимался и понятия не имею, как всё это происходит. Может, покажешь мне этот свой фильм?
– Легко! Открывай ноут!
Следующие три часа мы с ней смотрели кино. Сначала то художественное, о котором она говорила (я чуть было не уснул), потом перешли на короткометражное порнографическое искусство, и вот тут я, неожиданно для самого себя, вдохновился. Знаете, наверное в глубине души я всегда был немного зол на Таню за то, что она буквально насильно заставила меня войти с ней в отношения и оказалась недостаточно смышлёной, чтобы без сопротивлений отпустить. Эта агрессия, ранее мной не осознаваемая, активировалась и стала настойчиво проситься на выход. Мне всерьёз захотелось в отместку наказать надоедливую девушку, и когда, выключив компьютер, я взял в руки плётку, её гладкая кожа приятно согрела мне ладонь.
«Ну держись, сейчас ты у меня получишь, – многообещающе проносится в моей голове, пока я стягиваю неожиданно ставшие тесными брюки. – Сама же попросила».
Мои руки непривычно грубы, а в груди разливается прохладное равнодушие. Я довольно безразлично снимаю с неё всю одежду, щёлкаю замками наручников и, положив Танечку на живот, пристёгиваю её запястья к изголовью кровати. Ноги я тоже фиксирую – всего за полминуты она оказывается полностью обездвижена, буквально распята. Наверное, она не ждала от меня такой прыти, и ей тут же делается не по себе:
– Макс, а может ошейник не будешь надевать, а? Что-то он меня душит.
– Я не понял, кто тут приказывает? – сухо спрашиваю я, однако застёжку всё же немного ослабляю. Моя рука берёт её за волосы, я оттягиваю назад белокурую голову и шепчу ей на ухо. – Ты же хотела, чтобы я тебя унизил? Я обычно слишком тихий, да?.. Так вот, сучка, тебе пора узнать, как я тебя презираю. Я ненавижу эти твои волосы…
Мои пальцы сцепляются на её кудрях сильнее, и она непроизвольно пищит от боли. Дальше я обращаюсь к ней уже вслух, с растущим напряжением в голосе:
– Я ненавижу твои большие щенячьи глаза, – говорю я, закрывая её лицо непроницаемой кожаной повязкой. – Особенно когда они так жалостливо смотрят на меня. Но больше всего… больше всего на свете меня раздражает твой говорливый ротик. Если бы только я мог заткнуть его навсегда, чтобы прервать все эти сплетни…
Ремешок кляпа плотно обтягивает побледневшие скулы. Танечка мычит в ответ что-то нечленораздельное – кажется, она пытается ещё раз назвать меня по имени, но плотный шарик между челюстей явно мешает ей говорить разборчиво. Понимая, что у неё вряд ли получится меня остановить, она затихает и вся сжимается от страха, подрагивающие девичьи плечи испуганно поднимаются вверх.
Её липкий ужас действует на меня как инъекция озверина.
– Вот тебе за твоё упрямство, – флоггер, взметнувшись в воздух, с громким хлопком оставляет на нежной попе девять свежих следов от своих хвостов. – Вот за курение!.. И за то, что постоянно врёшь мне, что бросила!.. А это… это за твою тупую ревность! Да кто ты вообще такая, чтобы решать, с кем мне общаться во сне?
– Ммм…
– Молчать!
Мой голос садится и звучит с хрипотцой, я практически рычу. В каждый новый шлепок я вкладываю всё больше силы и всё меньше жалости. Из моего рта продолжает литься нескончаемый поток обвинений – безусловно, незаслуженных, но от этого не менее оскорбительных. Я снова не узнаю себя. Почему я так жесток с ней? Я без зазрений совести называю её шлюхой, а потом обвешиваю другими нелестными эпитетами, хотя объёктивно за ней нет таких тяжких грехов. Неужели это просыпается в глубинах памяти моё прошлое? Да нет, ерунда, – тут же отвечаю я сам себе, – этого не может быть, столько времени прошло…
Очередным ударом плети я отмахиваюсь от неприятных воспоминаний.
В какой-то момент девушка расслабляется, её покрасневшее, налившееся кровоподтёками тело заметно обмякает, перестаёт вздрагивать или ещё как-то реагировать на боль. Наверное, ей скучно – думаю я и незамедлительно отдаю новый приказ:
– Раздвигай ноги шире!
Она повинуется не сразу. Моя ладонь касается её живота, я приподнимаю её красную попу, притягивая чуть ближе к себе. Другая рука скользит сверху вниз между аппетитных разгорячённых бёдер. Некоторое время я смотрю на её выглядывающие сзади половые губы, на хорошо изученную мною щёлочку между ними. И хотя я довольно сильно возбуждён, они почему-то не притягивают меня так, как раньше. Это было бы слишком просто.
Бесстыдно и грубо я растягиваю пальцами её девственно сжатую верхнюю дырочку и, плотно придерживая член, резко ввожу его туда. Девушка дёргается, сдавленно стонет, но закричать не успевает. Её и без того ослабевшее тело безвольно растекается по кровати. Танечка теряет сознание.
Я застываю в недоумении, с трудом понимая, насколько варварский поступок только что совершил. Сначала я попросту бездействую, а потом ко мне начинает постепенно возвращаться рассудок. Анальный секс заканчивается, не успев толком начаться. Я отстёгиваю её, моментально снимаю все пыточные атрибуты и, переворачивая на спину, беру на руки.
Под маской она, оказывается, вся зарёвана. Макияж чёрными кругами размазался вокруг глаз, волосы прилипли к влажному от пота и слёз лицу, щёки перепачканы помадой. Зрелище, честно вам скажу, ужасное, особенно если ты сам только что вышел из необычайно глубокого транса и толком не помнишь, что тут в твоё отсутствие происходило.
Через несколько минут Танечка очнулась, но при этом всё равно осталась очень вялой и на мои вопросы не отвечала, просто смотрела на меня затравленными, испуганными глазами. Как я ни старался, я не смог добиться вразумительного объяснения о том, болит ли у неё что-то. И только когда я сообщил ей, что собираюсь вызвать «скорую», она жестом меня остановила.
Следующие два часа я держал её у себя в объятьях и отпаивал чаем, помогая поскорее прийти в себя. Я пытался её накормить, но она отказалась, съев только маленький кусочек шоколада. И лишь глубокой ночью она набралась смелости, чтобы заговорить хотя бы полушёпотом:
– Мне так одиноко, Макс. Ты меня не любишь. Никто меня не любит. Зачем я вообще живу…
– Солнышко, ну ты чего? Это же просто игра. Не нужно было принимать мои слова близко к сердцу. Я нёс всякую ерунду, пытаясь войти в роль.
– Я не могу вспомнить, что ты говорил, но мне было так жутко, тело как будто окаменело и перестало меня слушаться…
– Не надо вспоминать, милая. Давай забудем об этом поскорее. Может быть, ляжем спать?
– Мне почему-то страшно с тобой оставаться. Извини, я вряд ли смогу здесь уснуть. Можно я лучше поеду домой?
– Конечно, – я изо всех сил старался не демонстрировать своего ликования. – Сейчас я закажу тебе машину.
Мне в одночасье полегчало. Не считая усилившегося в сотню раз комплекса вины, я чувствовал себя очень даже комфортно.
– А давай… – великодушно предложил я, провожая её, – давай в следующий раз ты будешь верхней? Ну, для компенсации.
Глава 6. Сверху
Её лицо скрывает ярко-красная кружевная маска, видны только лукавые, прищурившиеся в улыбке синие глаза. Она откидывает назад выбившуюся из причёски прядь светлых волос и нетерпеливо облизывает губы – такие же яркие, налившиеся желанием. Пышная грудь затянута в чёрный виниловый корсет, на ножках чёрные чулки с широкой резинкой и алые лакированные туфли. Вот это да! В таком облике я её ещё ни разу не видел.
Я лежу на спине, а она сидит на мне верхом, плотно прижимаясь к моему телу внутренней поверхностью бёдер. Наклоняется и сначала целует в губы, потом шаловливым язычком спускается под подбородок, щекочет шею, переходит к груди, дразнит соски. Облизывает пупок, доходит до дорожки и останавливается в самом интересном месте. Прерывается и задорно смеётся:
– Хочешь меня? – она говорит не так как обычно, немного охрипла от возбуждения.
– Ты ещё спрашиваешь!
– Тогда закрой глаза.
– Но мне так нравится на тебя смотреть, – я дотрагиваюсь до её корсета, поддеваю его пальцами, чтобы освободить бюст.
– Убери руки! – жёстко обрывает меня она.
Откуда ни возьмись появляется кожаная плеть. Девушка замахивается и хлещет меня по предплечью. Не больно – это совсем не пугает, а даже наоборот, заводит ещё сильнее. Сначала я инстинктивно отдёргиваю руки, но вскоре они опять тянутся к её груди, а она снова бьёт меня, на этот раз уже по лицу. Достаёт наручники и приковывает мои запястья к изголовью кровати.
– Ммм, – забавляюсь я. – Госпожа, как вы неотразимы и как грубы!
– Закрой глаза! – приказывает ещё раз, теперь уже громче. Её голос совсем не дрожит, он на удивление смелый. Включаясь в её игру, я повинуюсь.
В ту же секунду она берёт мой член и медленно погружает в свой ротик. Её движения нарочно неторопливые, а прикосновения – едва ощутимые. Она потешается надо мной, раззадоривает, нагло издевается. Мне хочется обхватить её голову и придержать, подаваясь навстречу бёдрами, но руки крепко пристёгнуты – пошевелить ими я не могу.
– Танечка…
