Наследница
Хуже всего было то, что «заботливые» соседи снабдили полицию неимоверным количеством информации, которую Вера не могла опровергнуть. Плохо, когда связь между родственниками настолько слабая, что родные братья и сёстры совершенно не знают друг друга. Да, Вася выпивал. Да, жил один. Да, у него даже по-трезвому случались приступы галлюцинаций, из-за чего, собственно, он и состоял на учёте у психиатра. Пытался наладить отношения с сёстрами, но без особенного успеха. Жил на пособие по инвалидности, поэтому продал большую часть бабушкиной мебели. Говорил, что подрабатывает где-то грузчиком, но неофициально. Чем ещё Вера могла помочь правоохранительным органам? Да ничем. Разве что объяснить, что нарисованная на обоях большая пятиконечная звезда, которой ещё два дня назад не было, символизирует их семью. По одному лучу для Васи Таси, Веры, Тони и Нади, а в центре имя единственного представителя следующего поколения Былиных – Диана. Зачем он это нарисовал, причём собственной кровью? На этот вопрос у Веры ответа не было.
Поднимаясь по ступеням к квартире покойной сестры, где теперь с Дианкой жила Надя, Вера думала о том, что эту самую звезду Вася мог нарисовать из-за своей одержимости идеей вновь сплотить их развалившуюся семью. Тоня умерла, его планы рухнули, вот крыша и съехала окончательно. Ну а как ещё это всё можно объяснить?
– А завтра ты придёшь? – раздался этажом выше звонкий голосок Дианы, и Вера остановилась, стряхивая с себя глубокую задумчивость, чтобы не нервировать и без того несчастного ребёнка своим мрачным видом.
«Интересно, кому это Дианка так радуется?» – успела подумать за мгновение до того, как услышала ответ на свой мысленный вопрос.
– Нет, радость моя, завтра не смогу. У нас на небе очень строгие правила, и Боженька не любит, когда его ангелы часто отлучаются. Но мы скоро обязательно увидимся, я тебе обещаю.
– Мамочка, ну не уходи…
У Веры волосы под платком встали дыбом. Перешагивая через две ступеньки, она практически взбежала вверх по лестнице и застыла, как вкопанная, столкнувшись нос к носу с улыбающейся Тоней. С той самой Тоней, которую они похоронили всего пару дней назад.
– Привет, сестрёнка! – криво усмехнулась покойница.
Наверное, нужно было поступить как-то иначе, но единственное, на что у Веры в тот момент хватило ума – это втолкнуть Дианку в квартиру, захлопнуть входную дверь, закрыть на два оборота дверной замок и на всякий случай три раза его перекрестить. Глупо, конечно, но ведь не каждый день встречаешься с призраком своей сестры, которая, к тому же, при жизни имела не слишком лестную репутацию ведьмы.
На лестничной площадке за дверью прозвучал неприятный смех, после чего послышались удаляющиеся вниз по лестнице шаги, и Вера сползла вниз по стене, с ужасом глядя на плачущую племянницу.
– Диана, а где тётя Надя?
– Она спит, – Дианка шмыгнула носом и размазала кулачками стекающие по щекам слёзы. – Я к маме хочу. Почему она ушла?
Девочка обогнула сидящую на полу бледную тётку и побежала в кухню, где подтащила к окну табуретку и взобралась на неё с ногами, чтобы выглянуть на улицу. Вера подумала, что ей тоже не мешало бы хотя бы издалека взглянуть на женщину, с которой она только что встретилась на площадке – пусть и со спины, но очень хотелось убедиться, что это действительно была Тоня, а не галлюцинация, какие случались у Васи. Она нашла в себе силы подняться на ноги и подойти к окну, но во дворе уже никого не было. У подъезда стояли двое мужчин – один помоложе, темноволосый, в коричневой кожаной куртке, а второй совсем седой и в коротком плаще. Мужчины о чём-то оживлённо беседовали, и тот, который седой, показался Вере смутно знакомым. Даже не смутно – она могла поклясться, что где-то встречалась с этим человеком, вот только не могла вспомнить, где именно и при каких обстоятельствах.
– Вера? – раздался за спиной сонный голос Нади. – Ты чего в грязной обуви по квартире ходишь? Давно пришла-то? Дианка, слезь с табуретки, пока не упала.
– Надь… – Вера бросила последний взгляд на знакомого незнакомца и повернулась к сестре. – Надь, я сейчас Тоню видела. Здесь, на лестнице. Диана с ней разговаривала.
– Тоню? – нахмурилась Надежда. – Вер, ты совсем что ли?
– Диана, скажи тёте Наде, кто только что перед моим приходом вышел из этой квартиры, – Вера попыталась найти подтверждение своим словам у заплаканной девочки, но Дианка показала ей язык, спрыгнула с табуретки и убежала в одну из комнат.
– Вер, у тебя крыша поехала? – холодно осведомилась Надя. – Ты зачем ребёнку психику травмируешь? Она и так в обнимку с Тониным халатом лежит постоянно, а ты…
– Надя, я её видела, вот как тебя сейчас, – обиделась Вера на сестру, хотя прекрасно понимала нелепость собственных слов. – Короче, закройся и никому, кроме меня, дверь не открывай. Я в церковь за святой водой поеду, потому что здесь что-то нечисто.
– Это в голове у тебя нечисто, – огрызнулась Надя. – Дожились. Вася до зелёных чертей допился, а теперь и ты туда же. А ну-ка дыхни.
Она подошла к Вере вплотную, чтобы убедиться, что сестра пьяна, но та только смерила её с ног до головы презрительным взглядом и с оскорблённым видом заявила:
– Да пошла ты! Трезвенница-праведница нашлась. К тебе лицом, а ты… Да чего я вообще с тобой разговариваю?
Вера вернулась в прихожую, подобрала оброненную на пол сумку, открыла дверь и ушла, оставив сестру в раздумьях по поводу только что случившегося. Надя не хотела ссориться. И обижать Веру тоже не хотела, это как-то само собой получилось. Зато после ухода сестры исчезло и раздражённое состояние, в котором Надя очнулась от сна, сморившего её буквально на ходу. Последнее, что она помнила – как выкладывала котлеты на плюющуюся горячим маслом сковородку.
– Дианка, ты котлеты сама дожаривала что ли? – выкрикнула в сторону комнаты, когда обнаружила под крышкой сковороды обжаренные с двух сторон и уже остывшие котлетки.
Диана не ответила.
«Вот Верка сучка, а! Расстроила ребёнка. Лучше бы вообще не приходила», – покачала головой Надя и пошла к племяннице, которая снова свернулась калачиком на маминой кровати в обнимку со старым, пахнущим потом и лекарствами халатом. Присела рядом на краешек постели и погладила Дианку по светлым волосёнкам.
– Тётя Вера тебя обидела, да? Напугала?
– Она плохая, – шмыгнула носом Дианка. – Она меня не любит. Тётя Надя, пусть она больше не приходит. Мама говорила, что в тётю Веру чёрт вселился, и поэтому она убила моего дедушку. И дядю Васю она тоже дураком сделала, когда он маленьким был. Пугала его, пугала… Вот он и стал дураком. Это из-за неё он умер, как мама. Он теперь тоже ангел.
– Это тётя Вера тебе сказала, что дядя Вася умер? – ужаснулась Надя.
Девочка промолчала, только ещё сильнее скрутилась в калачик. «Ну а кто ещё мог сказать? Только Верка», – сердито поджала губы Надя и решила, что больше сестру на порог не пустит. А если потребуется, то добьётся через суд, чтобы Вере вообще запретили приближаться к Дианке. Им и вдвоём неплохо живётся, без всяких родственников. Лишь бы только опеку разрешили, а дальше всё будет хорошо.
Глава 4
– Галь, я уже давно хотел попросить у тебя прощения…
– Ой, Тараскин, не начинай даже, – отмахнулась Галина от бывшего коллеги, жестом подозвала официанта и заказала себе кофе.
В свои почти пятьдесят она всё ещё оставалась привлекательной женщиной, и Глеб Петрович не мог не отметить идеальные формы, которых его законная супруга Светлана окончательно и бесповоротно лишилась после рождения третьего ребёнка. В густых каштановых волосах Галины не было даже намёка на седину, а большие зелёные глаза искрились таким детским любопытством, что казалось, будто эта яркая красотка и четверти века ещё не прожила, не говоря уж о половине столетия. Увы, тонкие лучики морщинок всё же выдавали её возраст, да и в голосе появилась характерная для заядлого курильщика хрипотца, хотя та Галя Задорожная, которую помнил Глеб Петрович, активно ратовала за здоровый образ жизни.
«Да уж, не скажешь, что увольнение из органов пошло ей на пользу», – подумал Тараскин, перехватил насмешливый взгляд собеседницы и смущённо переключил своё внимание на бифштекс.
– Я полтора часа пересчитывала подвеской ямы на вашей наглухо убитой дороге только ради того, чтобы посмотреть, как ты ешь? – Галя нетерпеливо побарабанила аккуратными ноготками по видавшей виды столешнице. – Глеб, не томи. Что у тебя стряслось?
Тараскин старательно прожевал мясо, проглотил его, запил яблочным соком, после чего густо покраснел и поднял на собеседницу несчастный взгляд.
– Галь, ты веришь в существование массового гипноза?
– О как! – Галина откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. – А ты не мог озвучить этот вопрос одновременно с просьбой приехать, а? Я тогда хотя бы последний день отпуска спокойно провалялась в постельке, а не тащилась чёрт знает куда, чтобы убедиться, что тебе пора на пенсию. Сволочь ты, Тараскин, причём редкостная.
– Я серьёзно, Галь, – ещё сильнее покраснел Глеб Петрович, который и без этих упрёков чувствовал себя крайне неловко. – В понедельник в полиции зафиксировали вызов в школу по поводу похищения первоклассницы, после чего у всех, кто имел хоть какое-то отношение к этому, начисто отшибло память о второй половине дня. Ни одного документа нет, хотя ребята туда выезжали. Вроде бы этим делом занялся один из моих, Лёня Гридин, но ночью у него на ровном месте случился сердечный приступ. Гридина нет, дела нет… Ничего нет, понимаешь? Умер он в своей машине возле дома тётки этой якобы пропавшей девочки. Тётка не помнит, чтобы Гридин к ним заходил, а её алкаш-муж помнит, но смутно. И той же ночью дядя этой девочки нажрался и из окна вывалился с шестого этажа. Тоже труп. А в пятницу перед этим у неё мать умерла от онкологии. Гридин зачем-то запросил в архиве дело о самоубийстве папаши этой Дианы…
– Так девочка в итоге пропала или нет? – вопросительно приподняла бровь Галина.
– Ну, другая тётка, которая сейчас опекой занимается, и в школе… В общем, как бы нет.
– Как бы или точно нет? Девочка сейчас где?
– С тёткой. В школе тоже у всех, включая охранника, провалы в памяти. И у тёток у всех троих.
– Большая семья у сиротки, – заметила Галя. – А дело ты как потерять умудрился? Не возил же его твой Гридин с собой по городу, правильно?
– Дело было в сейфе, но Гридин его оттуда забрал и все файлы в компьютере удалил, причём сделал он это уже после своей смерти, если верить заключению эксперта.
– Это как? – на лоб Галины взметнулась и вторая бровь.
– Вот и я хотел бы понять, как, – Тараскин промокнул вспотевший лоб бумажной салфеткой. – По камерам получается, что Лёня пришёл в отдел в начале третьего ночи, а в заключении написано, что он умер двумя часами раньше. И документов при нём не было. Паспорт только, права водительские и удостоверение. Понимаешь, в каком положении я оказался? Пришёл во вторник с утра на работу с больной головой, с меня из области требуют отчитаться о том, как продвигаются поиски пропавшей Дианы Сивковой, а я даже не помню, кто это такая. И никто не помнит. А она вроде как и не пропадала никуда. И Гридин – труп.
– Хм… – Галина задумчиво нахмурилась. – Интересно.
– Да уж куда интереснее-то? Я потому тебе и позвонил, что ты такие вот задачки любишь. Мне-то копаться в этом не с руки, в область добрые подчинённые и так уже настучали, что бардак в отделе…
– А гипноз-то массовый тут каким боком? – усмехнулась Галина, отметив, что Тараскина больше интересует не сама проблема, а нежелательное внимание к ней вышестоящего руководства из областного управления.
– Да это Амелин ляпнул про гипноз, вот я и подумал…
– А кто у нас Амелин?
– Выскочка без тормозов, – недовольно поморщился Тараскин. – Молодой, наглый… Галь, я тебе по гроб жизни буду благодарен, если ты в этом разберёшься. Ну не могло у нескольких десятков человек вот так избирательно память отбить, понимаешь? Нечисто что-то с этой Дианой Сивковой и её семейкой. У меня два трупа, как-то между собой связанных, но оба не криминальные, а я нутром чую, что неспроста это всё. Займёшься, а?
– Глеб, у меня завтра рабочий день вообще-то, – напомнила Галина бывшему коллеге. – А вечером лекция. Чего ты на меня так уставился?
– Не знал, что ты ещё и преподаёшь, – признался Тараскин.
– Ну кто-то же должен этим заниматься. В общем так… Если тебе нужно услышать моё мнение, то я считаю, что ты просто параноик и лентяй, которому проще свалить всё с больной головы на здоровую, чтобы прикрыть свой зад от неприятностей. Ты допустил хаос в работе, где контролируется и документируется каждый пук, а теперь ищешь крайнего, который наведёт за тебя порядок. Извини, дорогой, но я этим заниматься не буду, у меня своих дел хватает. Кстати, судя по тому, как ты излагаешь факты, лично твой мозг не напрягся ни на минуту, чтобы хоть как-то систематизировать имеющуюся в наличии информацию. Если ты наивно полагал, что я буду думать за тебя, то ошибся.
Лицо полковника Тараскина, буквально минуту назад вернувшееся к своему нормальному цвету, снова пошло пунцовыми пятнами. Он-то уж было решил, что Задорожная заинтересовалась предложенным ребусом, а она… К такой отповеди Глеб Петрович точно был не готов.
– Только не думай, пожалуйста, что я отказываюсь из-за личной к тебе неприязни, – уловила смену его настроения Галина. – В твоих умозаключениях просто нет никакой логики, понимаешь? Девочка не пропала, вызов в школу был ложным, поэтому и документов никаких нет. И дела никакого не было, и файлов в компьютере. Гридин ночью приехал в отдел по какой-то другой надобности, а потом за рулём ему стало плохо, поэтому он остановил машину и постучался в первую попавшуюся дверь, чтобы водички попросить. Время его смерти установлено ошибочно. Всё остальное – совпадения, Глебушка. Их много, да, и выглядят они странно, но такое случается. А из областного управления тебя клюют, потому что ты всех достал. Кто-то из твоих подчинённых тебя подставил, слив начальству ничем не подтверждённую информацию о пропаже ребёнка и твоём бездействии. Вот и всё, дорогой. Никакого гипноза, никакой мистики. Удивляюсь, как ты вообще столько лет продержался на этой должности да ещё и звание полковника получил.
– А почему тогда никто ничего не помнит, если всё так просто? – скрипнул зубами Тараскин.
– Да потому, что помнить нечего, – усмехнулась Галина. – Как можно помнить то, чего не было? Если у тебя всё, то я поеду. Мне ещё к матери нужно успеть заехать, а по вашим дорогам тащиться – хуже не бывает. Заплатишь за мой кофе?
– Да, конечно, – недовольно скривился Тараскин, провожая взглядом стройную фигурку бывшей коллеги, даже не соизволившей попрощаться.
Не на такой результат он рассчитывал. Думал, что Галина с её цепким умом хотя бы подскажет, с какой стороны к этой каше из разрозненных фактов подступиться, а теперь получалось, что придётся самому всё расхлёбывать. Он просидел в кафе ещё минут десять, после чего пришёл к выводу, что аппетит пропал окончательно. Расплатился за недоеденный обед и Галин кофе, поймал на улице такси и поехал обратно на работу, потому что обеденный перерыв не резиновый.
* * *
– Всё сделал, как я сказал?
– Да, но мне весь этот цирк не нравится, – Артём Алёшин уселся в мягкое кресло возле журнального столика в офисе отца и закинул ногу на ногу. – Если не объяснишь, зачем нужен этот дебильный дилетантский спектакль, я больше участвовать в нём не буду.
Кирилл Андреевич отложил в сторону документы, которые изучал до прихода сына, сцепил руки на столе в замок и одарил Артёма недобрым взглядом.
– Хорошо, не участвуй. Мне прямо сейчас сообщить в военкомат, что в тебе проснулось непреодолимое желание послужить Отечеству?
– А я не просил меня от армии отмазывать, – криво ухмыльнулся Артём. – Это ты решил, что мне там делать нечего. А теперь ты возомнил себя Богом и решаешь, кто и как должен уме…
– Заткнись, – предупреждающе свёл брови Алёшин, не дав сыну закончить фразу, и посмотрел на часы. – У меня встреча через десять минут, вечером дома поговорим.
– Хорошо, поговорим дома, – вздохнул Артём и сунул в рот сигарету. – Только в этот раз откровенно поговорим, бать. И армией меня больше не пугай, ладно? Мне пофигу, я и Отечеству послужить могу. Что там тупое подчинение чужим приказам, что здесь – разницы никакой. Денег дай на такси.
Кирилл Андреевич молча вынул из внутреннего кармана пиджака бумажник, отсчитал несколько купюр и бросил их на противоположный край стола.
– Спасибо, мой господин, – Артём отвесил насмешливый поклон и ушёл, оставив отца в глубокой задумчивости.
Алёшину поведение сына не нравилось категорически. С каждым днём мальчишка всё больше выходил из-под контроля, хотя пока не пытался проявлять открытое неповиновение. Родительский авторитет и деньги – слабый козырь, когда пытаешься управлять человеком с неординарными способностями, а возможности Артёма и вовсе выходили за грань реальности, и парень это прекрасно понимал.
Бросив ещё один короткий взгляд на часы, Алёшин недовольно поморщился – деньги сами себя не заработают, поэтому нужно всё-таки встретиться с клиентом. Будь до назначенной встречи хотя бы полчаса, он без раздумий перенёс бы её на другое время, чтобы съездить к Александре за советом, но, увы… Судя по доносящимуся из коридора звуку шагов, клиент уже пришёл, поэтому известному своим профессионализмом адвокату пришлось работать, а не решать личные проблемы.
* * *
«Похороны завтра в 12:00». Надя удалила сообщение, чтобы его ненароком не увидела Дианка, и с грустью подумала о том, что из пяти детей Былиных за несколько дней осталось всего трое. Тоню похоронили в субботу, а Васю хоронят в четверг – даже недели не прошло. Впереди два девятых дня подряд, а потом два сороковых. Тяжело. Пусть она и не питала к брату родственных чувств, но всё равно его жалко. Сколько ему было? Тридцать пять? А Тоне вообще тридцать. Так не должно быть. Плохие или хорошие, чужие или родные – люди не должны умирать такими молодыми.
Уроки у первых классов закончились полчаса назад, но Дианка и ещё несколько учеников задержались клеить какие-то открытки, и Надя терпеливо ждала племянницу у окна в коридоре. Она так погрузилась в свои невесёлые мысли, что не заметила подошедшую учительницу, и вздрогнула, когда та легко коснулась её руки.
– Здравствуйте. Вы тётя Дианы Сивковой?
– Да, – нахмурилась Надя. – А что?
– Ничего, просто хотела выразить вам свои соболезнования, – сочувственно улыбнулась женщина. – Вы зайдите к директору, пожалуйста. Мы там немного денег собрали…
– Зачем? Мы не нищие, в благотворительности не нуждаемся.
– Ну всё-таки двое похорон подряд, а это всё сейчас стоит недёшево…
Надя нахмурилась ещё сильнее. Она никому не говорила о смерти брата, и Дианка рассказать в школе не могла, потому что об этом ничего не знала.
– Откуда вы знаете про вторые похороны?
– Так медсестра наша, Настя Седых, с вашей сестрой дружила. Она и на похоронах Антонины Дмитриевны была. Вы разве не знали? – удивилась учительница.
Надя не знала. После смерти родителей её забрали в реабилитационный центр, а Тоня долго лежала в больнице, приходя в себя после папочкиных побоев. А потом Тоня замкнулась в себе, и следующие два года в детском доме сёстры практически не общались. По достижении совершеннолетия Тоня вернулась в родительский дом, где долго воевала с озлобившейся Тасей за квадратные метры, а к младшей сестрёнке интерес у неё так и не проснулся. Позже Надя по собственной инициативе несколько раз приезжала к Тоне в гости, хотя та особой радости от этих встреч не испытывала. Ничего о себе не рассказывала и вообще больше слушала, чем говорила.
– Я гостей на похоронах особо не разглядывала, мне не до этого было, – сухо сообщила Надя педагогу, не желая признаваться, насколько плохо она знала свою старшую сестру.
– Понимаю, – кивнула учительница. – Настя просто живёт в том же районе, где ваш покойный брат жил, Царствие ему небесное. Город-то у нас небольшой, все про всех всё знают…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги