Стальная принцесса

Глава девятая

Эльза

– Ты уверена в этом?

Я втягиваю воздух сквозь зубы и выпускаю его через нос.

Нет, я не уверена.

По правде говоря, мне хочется забиться в угол и никогда оттуда не выходить.

Но это единственный способ покопаться в моем прошлом и найти что-нибудь ценное. Единственный шанс, который у меня есть, чтобы найти себя.

И, надеюсь, сбежать от Эйдена.

Может быть, если я узнаю, что произошло, я возненавижу его настолько, что перестану реагировать на него так, как сейчас.

Воспоминания о прошлой ночи все еще преследуют меня. Они все еще шевелятся у меня под кожей, как живые существа.

Как я могла испытать такой сильный оргазм? Как я могла так отреагировать на его жестокость?

Становлюсь ли я такой же больной, как он, или это было во мне всегда, а он просто пробуждает это?

Нет.

Я пришла сюда не для того, чтобы думать об Эйдене.

Я встречаюсь взглядом с доктором Ханом, лежа в глубоком кресле, и выдавливаю улыбку.

– Да. Пожалуйста, помогите мне.

Он улыбается, но в его улыбке нет теплоты. Во всяком случае, доктор Хан, кажется, не уверен в этом еще больше, чем я.

– Мне нужно, чтобы ты закрыла глаза и расслабилась.

Скрестив руки на животе, я пытаюсь устроиться поудобнее в кожаном кресле с откидной спинкой.

– Вдохни через нос. Задержи дыхание. Затем выдохни через рот.

Я делаю, как он говорит.

Вдох.

Выдох.

Мы потратили, как мне кажется, несколько минут на это упражнение.

– Попробуй представить, что ты спускаешься по лестнице, – говорит он успокаивающим тоном.

– Лестнице? – спросила я.

– Да. Каждый шаг вниз подобен тому, как если бы ты покидала свое сознание, чтобы достичь подсознания. Ты можешь представить лестницу?

– Наверное. – Я хмурю брови, пытаясь сосредоточиться на визуализации.

– Расслабься, Эльза, – раздается голос доктора Хана напротив меня. – Ничего не выйдет, если ты будешь напряжена. Как насчет того, чтобы ты снова сделала глубокий вдох?

Я могу это сделать.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

В поле зрения появляется лестница. Она черная и мрачная, словно пришедшая прямо из Средневековья. Стены вокруг покрыты плесенью и чем-то серым.

– Предполагается, что я увижу темную лестницу? – В моем голосе слышится дрожь.

– Это твое подсознание, – говорит доктор Хан. – Не сопротивляйся, прими это.

Я сжимаю губы в линию, чтобы они перестали дрожать.

– А теперь сделай шаг вниз.

Дрожащей ногой я делаю один шаг вперед, но не решаюсь сделать еще один. Я боюсь, что старая лестница исчезнет, и в конце концов я провалюсь в темную дыру.

– Смелее, – спокойным голосом призывает доктор Хан.

Я хватаюсь за стену, чтобы сохранить равновесие, и следую его инструкциям.

По одному за раз.

Один шаг за другим. Здесь темно настолько, что вскоре у меня пропадает зрение. Я не могу видеть то, что находится за пределами меня, как бы сильно ни щурилась.

Но я могу это сделать.

Мне нужно это сделать.

– Замедлись и отключись. – Низкий голос доктора Хана доносится словно из другой комнаты. С каждым словом его голос становится все более отдаленным. – Замедлись и отключись… Замедлись и отключись… Полностью отключись.

Голос доктора Хана пропадает.

Или это то, что я думаю? Я верю, что он разговаривает со мной и о чем-то спрашивает, и я, возможно, ему отвечаю, но не замечаю этого.

Я оказываюсь перед деревянной дверью, которая словно взята прямо из документальных фильмов о Второй мировой войне. Я нажимаю на ручку трясущимися руками.

Резкий белый свет слепит мне глаза.

Нет, он не белый. Он… красный.

Я прищуриваюсь, пытаясь заглянуть за него. Атмосфера похожа на густое кроваво-красное желе. Как те красные комнаты, которые используются в фотографии.

Только это не красная комната. Нет.

Это… мой дом.

Мой дом в Бирмингеме.

Я стою посреди просторной гостиной с элегантными обоями в цветочек.

Он такой большой, что по сравнению с ним я кажусь муравьем. Диваны «честерфилд» и высокие картины намекают на изысканный вкус.

Это почти как жилище богатого человека.

Статуи львов стоят повсюду. Рядом с широкой лестницей. По дороге ко входу. Рядом с высокими французскими окнами.

Везде.

Я содрогаюсь от этой картины.

Сколько бы я ни моргала, красный свет не исчезает. Осторожными шагами я подхожу к одному из высоких окон, из которого внутрь проникает свечение.

И замираю перед ним. Пахнет чем-то… горелым? Горелой плотью?

Когда я смотрю в окно, то вижу большой сад с неухоженными деревьями и увядающими цветами.

Он тоже красный – если не краснее, чем внутри дома. Даже солнце излучает красный свет.

Вдалеке поблескивает озеро. Оно темное и будто чернильное. Даже свет не спасает от непроглядной тьмы.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику, и я отвожу взгляд в сторону.

Я не хочу смотреть на это озеро.

Напротив меня на качелях сидит светловолосая женщина. Ее хрупкие бледные руки обнимают ребенка, который сидит у нее на коленях, и она раскачивается взад-вперед. Ребенок находится ко мне спиной и полностью спрятан на коленях женщины, так что я не могу его разглядеть.

Женщина, однако, находится полностью на виду. На ней белое платье, доходящее до колен. Бледная кожа и белоснежные волосы делают ее похожей на ангела.

Душераздирающе красивый ангел.

Она смотрит вдаль с отсутствующим выражением лица. Как будто вообще ничего не видит.

Рыдание застревает у меня в горле, и я прикрываю рот рукой, чтобы заглушить звук.

Ма.

Это моя ма.

Я так сильно похожа на нее, что это не дает покоя.

– М-ма… – Как бы сильно я ни хотела позвать ее по имени, мой голос срывается.

Но это еще не все.

Я также хочу, чтобы она назвала меня по имени.

Мой взгляд падает на ребенка, сидящего у нее на коленях и бережно прижатого к груди.

Платье в горошек доходит ей до колен. Светлые волосы собраны в аккуратные косички, которые ниспадают на спину.

Мое сердце бьется громче, когда ма гладит ее по волосам и говорит что-то, чего я не слышу.

Это… я?

Это воспоминание?

Дрожащими пальцами я открываю окно. Мое сердце бьется так быстро, что грозит покалечить меня.

Стук.

Тук-тук.

Тук-тук…

В тот момент, когда на меня обрушивается поток уличного воздуха, я с трудом подавляю рвотные позывы.

Воздух пропитан чем-то гнилостным.

Я зажимаю нос обеими руками и смотрю на ма. Кажется, ее не беспокоит запах, она словно его не замечает.

Как она может не замечать? Гнилой воздух такой насыщенный, как в гребаном морге.

Погодите.

Морге?

– Тише, детка, не плачь…

Нет.

Мама продолжает гладить маленького ребенка по волосам.

– Все будет хорошо.

Нет. Замолчи, ма.

Я закрываю уши руками.

Это бесполезно.

Звук продолжает врываться в мою голову, как скрежет ногтей по доске.

Как медленный навязчивый шепот монстров.

– Тише, детка… тише…

Ее голос становится громче и напряженнее. Это единственное, что я слышу.

Он овладевает мной и проникает под кожу.

Я даже не могу разобрать собственного дыхания.

Я даже не слышу биения собственного сердца.

– Тише…

– Тише…

– Замолчи! – Я кричу, но не могу вымолвить ни слова. – Замолчи, ма!

Маленькая девочка поднимает голову.

Я замираю.

Медленно, слишком медленно, ее голова поворачивается в мою сторону. Мое сердцебиение почти останавливается, когда я встречаюсь взглядом с этими голубыми глазами.

Такие же глаза, как у меня.

Я.

Эта девочка – я.

В то время я тоже выглядела маленьким монстром. Я была таким же монстром, как и они.

Слезы текут по ее щекам. Черные, как чернила, слезы.

Холодок ползет по моему животу прямо к грудной клетке, когда она что-то произносит одними губами.

Я прищуриваюсь, пытаясь разобрать, что она говорит.

– Помоги… мне, – повторяет она снова и снова.

Мое сердце бешено колотится, но прежде чем я успеваю что-либо предпринять, темная фигура выхватывает ее из маминых объятий.

Мама визжит, и я тоже визжу, когда темная фигура бросает маленькую Эльзу в озеро.

Темная мутная вода поглощает ее целиком.

– Помоги мне! – Голос кричит у меня в голове.

Я просыпаюсь с хриплым воплем, и слезы текут по моим щекам.

Какое-то мгновение я кричу слишком громко, не в силах понять, что меня окружает. На секунду мне кажется, что я в воде и меня затягивает в чернильную глубину.

Я плыву. Мои легкие горят от потребности в воздухе, но чья-то рука не позволяет мне подняться.

Я не могу дышать.

Мое имя тоже будет забыто.

Мне требуется некоторое время, чтобы другие голоса снова просочились в мое сознание.

Успокаивающий, умиротворяющий голос.

Знакомый, не угрожающий голос.

Я дважды моргаю, и в поле зрения появляется размытый силуэт доктора Хана.

Я сглатываю комок в горле и прерывисто дышу.

– Я не в озере, – говорю я, осматриваясь по сторонам.

– Нет. – Он протягивает мне стакан воды.

Я проглатываю его одним глотком, позволяя воде успокоить першение в горле.

Тем не менее я все еще ищу озеро.

Ради маленькой девочки, которая попросила меня о помощи.

Доктор Хан сидит напротив, пристально наблюдая за мной так, как, я полагаю, исследователь наблюдал бы за своими лабораторными крысами.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я не знаю, – выдыхаю я.

– Ты чувствуешь, что тебе удалось что-то извлечь из своего подсознания?

– Да. – Я встречаю его пристальный взгляд своими затуманенными глазами. – Думаю, что я ненормальная.

– В каком смысле ненормальная?

– Я просто ненормальная, доктор Хан.

– Как ты пришла к такому выводу?

– Я хочу вернуться туда снова. – Я подавляю страх и ужас, терзающие мою грудь. – Мне нужно знать, почему я ненормальная.

Глава десятая

Эльза

Мы с Ким идем по коридору, и она рассказывает мне о своей последней корейской мыльной опере.

Я киваю, но не слышу ни слова из того, что она говорит. С момента вчерашней встречи с доктором Ханом я пребываю в тумане, который сама же и создала.

Прошлой ночью я вновь пережила то же самое воспоминание. Когда я проснулась, то обнаружила, что все еще нахожусь в ловушке кошмара. Мне потребовалось несколько циклов ложного пробуждения, чтобы вернуться в реальный мир.

Мне приходилось снова и снова наблюдать, как эта темная фигура топит детскую версию меня.

Мне приходилось слушать ее бульканье и крики о помощи.

Я тоже тонула вместе с ней.

Черная вода поглощала меня целиком, и я не могла закричать или выплыть, как бы сильно ни старалась.

Это было похоже на мой собственный ад.

По какой-то причине я не закричала, когда наконец открыла глаза и обнаружила, что лежу вся в поту в своей постели.

Я не стала будить тетю и дядю. Я просто мыла руки снова и снова. В тот момент, когда я смотрелась в зеркало, я думала лишь о том, чтобы разбить его вдребезги.

Мне потребовалось все мужество, чтобы не встретиться лицом к лицу с тетей и дядей и не спросить их, какого черта они от меня скрывают.

Это моя жизнь. Моя. Как они могут держать меня в неведении?

Я остановила себя, потому что, если я подам перед ними какие-нибудь тревожные сигналы, то они узнают о моей секретной терапии с доктором Ханом и положат этому конец. Он поклялся хранить врачебную тайну, но мне все еще семнадцать. Будучи моими опекунами, тетя и дядя могут – и будут – разрушать прогресс, которого я добиваюсь.

Может быть, из-за бесконечных кошмаров или того, что я видела в этих кошмарах, но сегодня я измученная, вялая и… оцепеневшая.

– Это будет так весело.

Мое внимание возвращается к Ким.

– Что?

– Вечеринка у Ронана.

Я стону.

– Только не снова.

– Да, снова! В этом году мы точно побьем несколько рекордов.

– Я не в настроении бить какие-либо рекорды.

– Элли? – Ким останавливается и заставляет меня последовать ее примеру. Мы стоим рядом с нашим классом, и она смотрит на меня слишком пристально. – Ты в порядке?

– Хм?

– Что-то случилось, не так ли? – медленно спрашивает она, выглядя так, словно находится на грани паники.

Дерьмо. Я забыла, что Ким, тетя и дядя внимательно следят за мной после инцидента в бассейне.

Тетя и дядя думают, будто я не знаю, но я слышала, как они разговаривали с директором по телефону.

Их точные слова были такими: «Пожалуйста, свяжитесь с нами, если с Эльзой в школе случится что-нибудь необычное».

– Я в порядке, Ким, правда.

Она гладит меня по руке.

– Ты же знаешь, что я рядом, если тебе нужно с кем-то поговорить, верно?

Я киваю один раз.

Однажды я расскажу ей все, но не раньше, чем сама во всем разберусь.

Но сейчас все как в тумане.

Образы в моем подсознании еще сложнее, чем ночные кошмары. Я чувствую, что мне нужно собрать кусочки один за другим, прежде чем я смогу взглянуть на полную картину.

Вот почему я готова проводить болезненные сеансы с доктором Ханом. Мне все равно, проснусь я с криком или в слезах.

Моя трусость оставляла меня в неведении долгие годы. Это из-за моей трусости Эйден в курсе всего происходившего и происходящего, а я нет.

Хотя и косвенно, именно моя трусость позволила ему заманить меня в ловушку.

– Доброе утро, дамы. – Нокс присоединяется к нам по дороге в класс.

– Доброе утро. – Ким и я здороваемся в ответ.

– Тебе так не везет, Нокс, – говорит ему Ким. – Ты перевелся в самый разгар проверочных по математике.

– Я не возражаю. Я люблю математику.

Я ухмыляюсь:

– Я тоже.

Он приподнимает бровь.

– Держу пари, ты не сможешь набрать идеальный балл, в отличие от меня.

– Я в деле.

– Эй. Ты не должен бросать ей подобные вызовы. – Ким закатывает глаза. – Теперь ее занудный режим активизировался.

Нокс смеется, это звучит легко и заразительно.

– Как насчет пари?

– Что ты задумал? – спрашиваю я.

– Если ты выиграешь, я буду у тебя в долгу, если наоборот, то ты.

Я пожимаю ему руку.

– Договорились.

В этот самый момент в коридоре появляются Коул и Эйден, направляясь к нашему кабинету с противоположной стороны.

У меня пересыхает в горле, а легкие горят от нехватки воздуха.

Я не могу нормально дышать.

Дыши, идиотка. Дыши.

Форма облегает его высокую фигуру, как вторая кожа. Как будто он был рожден, чтобы носить ее. Куртка перекинута через плечо, словно он не потрудился ее надеть.

Пока я наблюдаю за ним, в моем сознании всплывают воспоминания прошлой ночи.

То, как он связал меня, оставив беспомощной в его власти – или в отсутствии таковой.

Его затененное лицо, когда он вырывал из меня оргазм.

Его прикосновения, когда он слизывал мои слезы.

Эти воспоминания, черт возьми, не оставляют меня в покое.

Эйден останавливается у входа в класс, заставляя Коула тоже притормозить.

Он бросает мимолетный взгляд на Нокса, затем на его ладонь, сжимающую мою. Внимание Эйдена медленно возвращается к моему лицу.

Слишком медленно.

Я перестаю дышать от безумного взгляда его металлических глаз.

Как будто в него вселились демоны.

Это напоминает о том времени, когда он смотрел на меня издалека так, словно хотел убить голыми руками.

Он хочет отомстить, не так ли? Поэтому, вероятно, он думал о том, чтобы убить меня. Он, должно быть, думал об этом в течение двух лет.

Но почему?

Я просто не могу понять, почему он держался на расстоянии два года и решил отыграться сейчас.

Является ли все это частью грандиозного плана?

Психологической игрой?

Эйден пристально смотрит на меня несколько секунд, но мне кажется, что прошли годы и десятилетия.

Воздух потрескивает от удушающего напряжения, которое течет в моей крови.

Я могу бороться с этим сколько угодно, но когда он смотрит на меня, все и вся исчезает.

В середине коридора только он и я.

Окружающий нас мир – всего лишь декорации на нашем поле боя.

Он свирепо смотрит на меня, и я смотрю в ответ. Он бросает мне вызов, а я в ответ нажимаю на кнопки.

Он напугал меня той ночью, но он также вытащил ту часть меня, которой, как я думала, не существовало.

Да, он пугал меня, но в то же время доставлял удовольствие как никогда раньше.

Он заставил меня почувствовать себя ущербной из-за того, что мне это нравилось.

Но если он думает, что это сломает меня, то ему предстоит пройти долгий путь. Требуется нечто большее, чтобы поставить меня на колени.

Кроме того, сейчас его время гореть, а не мое.

– Элли! – Ронан врезается в нас с Ким сзади, снимая напряжение. Я отпускаю руку Нокса и внутренне встряхиваюсь. – Повтори это.

Я прерываю зрительный контакт с Эйденом и встречаюсь с игривым взглядом Ронана.

– Повторить что?

Он показывает воздушные кавычки.

– «Перестань вести себя как надоедливый бывший». Скажи это еще раз. Мне нужно заснять это на камеру и показать внукам Кинга.

Я невольно улыбаюсь и бросаю взгляд на Эйдена, чтобы оценить его реакцию.

Место, где он раньше стоял, пустует.

Как он мог исчезнуть так быстро?

Не то чтобы меня это волновало.

Нет. Ни капельки.

Ким и Нокс входят в класс, болтая друг с другом.

Я остаюсь с Ронаном, который бьет кулаком по воздуху и говорит мне, что это цитата века.

– Помолчи секунду, Астор, – прерывает Коул его оживленную речь.

– Да ладно, капитан. Перестань портить мне настроение.

Коул игнорирует его и встречает мой пристальный взгляд такими ледяными глазами, что мне кажется, они холоднее, чем воздух на улице.

– Я скажу тебе кое-что, о чем стоит очень тщательно подумать.

Я сглатываю и киваю. Коул никогда не был угрожающим. Черт возьми, он всегда был тем, рядом с кем я чувствовала себя наиболее комфортно.

Изменение отношения, мягко говоря, настораживает.

– Молчание Кинга хуже, чем его слова. – Он делает паузу. – Ты же не хочешь, чтобы он молчал?

– Я поддерживаю его, – говорит Ронан полусерьезным тоном. – Если Кинг молчит, то это значит, что он заперт в своей долбаной башке.

Мой позвоночник резко выпрямляется, как будто кто-то за него потянул.

Я вроде как знала об этом, но, произнесенное вслух от ближайших друзей Эйдена, все стало намного реальнее.

Ронан и Коул идут со мной к классу. Я останавливаюсь у входа и ищу Эйдена взглядом.

Он сидит у окна, уставившись вдаль, и, похоже, потерялся мыслями где-то за пределами окружающего мира.