Минувших дней разбуженная память. О жизни на окраинах страны

В этом повествовании речь пойдёт о труде и быте из жизни советского народа в период зарождения и становления социалистического государства на просторах бывшей Российской империи.

В данном произведении показывается жизнь на окраине страны, Камчатке, очень удалённой от более развитых промышленно-экономических и социально-культурных районов России.

Тяжелая и неустроенная социально-бытовая обстановка порождала напряженный, а порой, и отчаянный труд рабочего человека, который в трудностях и лишениях создавал Великую державу – Советский Союз. И смог, за небольшой, по историческим меркам срок, поднять страну «от сохи до космоса».

Автор использует данные архивов. Это – производственные приказы и распоряжения лесопромышленного треста «Главкамчатрыбпрома» и приказы леспромхозов производственного объединения «Камчатлес», а также печатные материалы из официальной прессы Камчатской области.

Данное повествование дополняют и личные наблюдения автора, факты бытия из его жизни в эпоху социализма.

Тексты производственных приказов будто заморозили для потомков сгустки образа жизни и труда человека той эпохи.

Читая их, прикасаешься к нетронутой правде прошлого и видишь, как непросто давалось построение нового образа жизни и тем более рождение совершенно другого общества людей «Страны Советов».

В представленных рассказах подчёркивается, что главный двигатель истории это – человек в совокупоности с объединяющей идеей, овладевшей умами общества.

Такой человек «со стержнем» гуманизма внутри способен ради поставленной цели в жизни отдавать все свои силы на познание и созидание, не теряя доброты, милосердия и взаимопомощи.

Иначе как бы малообразованное население Российской империи за какие-то 60 лет эту огромную страну, находящуюся в разрухе, провели по пути «от нищеты до процветания».

Я искренне рад и горд, что судьба позволила мне быть современником этого целеустремленного, душевно-щедрого и неунывающего поколения.

На окраине России

Лесной промышленности, как отрасли производства, в царской России не было. Даже на востоке страны и Камчатке, где лесов было, как говорится, немерено. Лес тут для производств не пилили, а считали, что выгодней завозить его из Японии и Америки.

Завозили уже готовые лодки, кунгасы, рыбные ящики и бочки для засолки рыбы.

На местах проживания, городках и мелких селениях, заготавливали лес только на постройку домов, амбаров да на дрова. Некий чиновник приамурского управления государственных имуществ, господин Делле писал:

«… в 1906 году привезено в Уссурийский край из Америки и отчасти из Японии около двух миллионов кубических футов древесины стоимостью около полтора миллионов рублей…

А импорт леса во Владивосток и город Николаев уже в этом 1909 году составил 391 пудов, из которых 202 тыс. пудов бревна кругляк и жерди.

Такая ситуация на нашем рынке в стране не может нас не беспокоить и не может быть не чувствительной для нашего национального самолюбия».

Эта ситуация на окраинах России так и не менялась до прихода Советской власти на Дальний Восток.

Лишь после 1922 года на окраинах страны стала устанавливаться новая форма власти, которая приступила к ускоренному созданию своих властных и надзорных структур страны Советов.

Повсеместная разруха, привнесённая гражданской войной и полуголодное существование населения страны, требовали от власти первоочередного создания пищевой промышленности. А это рыболовецкая и сельскохозяйственная отрасли. Но без лесной промышленности, дающей стройматериалы, рыбную тару: бочки, ящики, чаны и даже рыболовецкий флот, поставленные задачи решить было невозможно. Поэтому в середине 20-х годов на Дальнем Востоке и на Камчатке стала создаваться рыбная промышленность, в составе которой появилась и лесная отрасль, как вспомогательная.

Из воспоминаний ветерана труда Козыревского леспромхоза, одного из первых комсомольцев селения Козыревск – Бобровникова С. Д.

«Посёлок Козыревск ранее находился в устье речки Козыревки при впадении её в большую реку Камчатку. Но воды Козыревки подмывали крутой берег у посёлка и стали вымывать гробы с кладбища, сносить береговые постройки. Тогда жители сыскали более удобное место для поселения ниже по реке Камчатке. И вскоре стали постепенно перебираться туда.

Когда построили там первые дома, почту да срубили церквушку, то из нижнего Усть-Камчатского поселения привезли к нам батюшку – попа, который освятил это новое селение и нарёк его Владимировкой. Постепенно все козыревчане перебрались на новое место, выстроив свои дома в одну улицу вдоль реки.

А уже после революции наш посёлок переименовали опять в Козыревск, но на сей раз без благословения церкви.

В 1924 году новая власть в Козыревске организовала школу четырёхлетку. Самым грамотным человеком тогда у нас был начальник почты, по фамилии Налётов. Он же и стал первым учителем и преподавал во всех классах. Учёба велась по старым программам с дореволюционными порядками. В школе, в передних углах классов, висели иконы и преподавался урок Закона Божьего. Никакого контроля от органов власти и народного образования еще не было. Налётов к этой работе относился небрежно, и в зимнюю пору занятий часто не было. Иногда по понедельникам, видимо, не похмелившись, учитель приходил в класс сердитый и даже злой. Тогда и бил линейкой, ставил в угол на колени или дотемна оставлял в школе после занятий. А по субботам было по два урока либо совсем не было, если он уезжал в соседнюю деревню Ушки.

И только весной 1927 года этого учителя от работы отстранили, так как в Козыревск прислали молодую учительницу Александру Ивановну Пересечанскую. Вот тогда и началась в школе настоящая учёба. Она учила не только грамоте, но и вела внеклассную работу. Учила играть пьесы, петь хором, рукодельничать. Жизнь в школе стала полнее и интереснее, даже потянулись обратно в школу переростки».

С годами крепла новая власть и на Камчатке. Важно то, что в своих деяниях она стала смело опираться на молодёжь. И это оказалось правильным и действенным решением. В столице полуострова Камчатка, в городе Петропавловске-Камчатском, уже в июле 1923 года было проведено первое организационное собрание активной молодёжи – комсомольское. И вскоре во всех поселениях полуострова стали создаваться комсомольские ячеки, как опора для правящей в стране коммунистической партии.

Красная суббота

Посёлок Козыревск приютился на высоком берегу, где река делает крутой изгиб. Быстро несет свои воды своенравная река Камчатка, подмывая лесистые берега. В верховьях она испуганной оленухой мчится по дикому краю глухой тайги, натыкаясь на частые заломы и, недовольно клокоча, забрасывает злобной пеной этой преграды. В таких местах река резко сворачивает в сторону, на время теряя свою стремительность, и, словно загнанный зверь, всё труднее дыша умеряет свой бег.

С давних времён на полуострове жители занимались рыбным и пушным промыслом, сдавая добычу скупщикам. Острые классовые схватки гражданской войне не обошли затерявшейся среди тайги посёлок. Сторонники старой жизни защищали власть имущих, а сочувствующие новой вступали в отряды красных партизан.

В посёлке была лишь одна улица, тянулась она вдоль реки. Верхняя часть её находилась на возвышении и была застроена добротными рубленными домами с крепкими заборами и сараями, принадлежавшими зажиточным промысловикам и скупщикам. Остальная часть улицы – строения с обветшалыми жердевыми заборами, с прогнутыми крышами, прокрытыми в большинстве, корой и дранью. Звалась она Слободой. Эти части улицы разделяла берёза, приютившаяся у обочины. После первых схваток за власть кто-то перегнул берёзу через улицу, и стала она своеобразной границей двух лагерей. Классовая борьба отражалась здесь, в далёкой провинции, мелкими стычками молодёжи, переходящими в массовые драки враждующих сторон.

С годами жизнь в Козыревске всё больше приобретала целенаправленность. Большинство жителей вступило в лесозаготовительную коммуну, при которой были организованы курсы ликбеза и библиотека – читальня.

Шёл 1927 год. Берёзу-границу давно уже спилили и лишь ошмурыганный задами мальчишек пень напоминал о её существовании. Но живущих в верхней части улицы всё ещё называли – заберезенцы.

В посёлке была уже партийная и комсомольские организации, которые неустанно проводили идеологическую работу среди населения. В один из субботних дней они вывели партийцев, комсомольцев и сочувствующих власти жителей на первый коммунистический субботник. Надо было заготавливать дрова для амбулатории, школы, почты и других общественных зданий поселковой коммуны.

После окончания субботника комсомольцы, несмотря на усталость, собрались в избе-читальне. Она размещалась в заброшенном старом доме с позеленевшей от времени крышей и низкими подслеповатыми оконцами.

Собрание открыла секретарь комсомольской ячейки худощавая, юркоглазая Мария Забродина.

– Молодцы! Здорово мы поработали. Заберезинцы-то весь день глазели, как у нас все ладилось, – сказала Мария, поправляя сбившуюся красную косынку. – А ты, Сергей, особенно, – обратилась она к чернявому, коренастому парню. Он кашлянул в руку и, переминаясь, спросил:

– Маруся, а деньги когда? Мы с родичем-то на совесть ворочали, – и посмотрел на стоявшего рядом с ним Илью.

– Ты че, Сергей? Я ведь говорила, что заработанное пойдет в помощь сиротам.

– Помощь-то ясное дело, но не все ведь отдавать, – упирался тот.

– Окстись, Сережа. Не мели! Ты же один из первых записался в ячейку, а показываешь такую политическую неграмотность. Деньги ему! А кто Советской власти помогать будет, как не мы, – комсомольцы? Или тебя контрреволюционная блоха укусила, что ты такую несознательность несешь? – распалялась Мария. Кто-то из присутствующих ребят хихикнул.

– Сознательность – несознательность, а задарма я вкалывать не стану. Если бы столько отгорбатил на Петухова, тот бы и то не поскупился деньжатами.

– Соберем актив и решим, какой ты комсомолец после этого, – категорично ответила она.

– Ну, Маруська! Выписывай тогда нас с такой комсомолии. Еще покажем как деньги-то зажимать, – выкрикнул Сергей, зло сверкнув карими глазами, и быстро зашагал прочь. Илья сдвинул на лоб мятый картуз и, захватив двуручную пилу с топором, поспешил за ним ворча:

– Зря только струмент свой ступили.

– И черт с вами! – выпалила сгоряча Мария. – Ведь сколько говорила, говорила, и все без толку. Может, и вы? Деньги станете требовать? – обратилась она к собравшимся комсомольцам. Голос ее задрожал, она готова была расплакаться. Все молчали.

– Да ладно тебе, Маша. Не серчай. Отойдет он, Серега. Что ты, ей-богу. Никто не привык задарма-то. А у них, сама знаешь, в семье семеро по лавкам, а в чулане – вошь на аркане. Одумается, вернется, – успокаивал ее долговязый парень в потрепанной кожаной куртке.

***

Мария сидела за столом, склонившись над бумагой, то и дело мусоля карандаш. Готовила речь для поселкового схода. Она не заметила, как через двор пробежал соседский Федька. Он просунул голову в дверь избы и зашептал:

– Мань, а Мань, иди, чей-то скажу.

Она вздрогнула от неожиданности, но, увидев белобрысое лицо Федьки, успокоилась.

– Фу ты, чертенок, чего шепчешь-то. Говори громче.

– Витька заберезинский, свинчатку на речке отливает. Он говорит, что ваша комса скоро разбежится. Серега и Илья уже с ними дружат. Говорит, после схода будем комсе бока мять, дабы не обманывали порстолюдье.

– А не врешь?

– Нет. Я как прослышал все, так сразу сюда. Маня, а меня теперь в вашу комсомолию примешь?

– Примем, примем, Федя. Ты вот что, отнеси записочку Петру, тому, что в кожанке ходит. Они конюшню строят возле смолокурни. Да отдай незаметно. Ладно?

Федька мотнул головой, Мария уже писала: «На сход соберитесь дружно, поодиночке не ходите. Заберезинцы что-то замышляют. Будьте начеку. Секретарю партячейки сообщу сама». Отправив записку с гонцом, она задумалась: «Вот контра недобитая, выбрали же момент, когда наши парни не все в поселке. Трое еще не вернулись с обозом из Ключей, один на выпасе лошадей. А если и вправду, что Сергей с Ильей с ними, тогда у нас остается всего четверо парней. Заберезинцев больше… Могут побить. Да что побить, жалко таких, как Сергей и Илья, парни-то хорошие. Нет, так просто их отдавать нельзя». Мария долго размышляла и, что-то решив, стала переправлять текст в написанной ранее речи.

***

Большой рубленый сарай невесть куда пропавшего скупщика Петухова, приспособленный для собраний, был полон народу. На сходе рассматривали заявления желающих вступить в лесозаготовительную коммуну, после чего шумно решали наболевшие вопросы по ведению коллективного хозяйства. Несмотря на то, что многие пришли со своими скамейками, мест всем не хватало и около входа толпились люди.

На весь сарай было всего три керосиновые лампы. От слабого освещения и табачного дыма в помещении стоял такой полумрак, что лица сидящих дальше четвертого ряда различить было почти невозможно. Мария все же по очертаниям узнала Сергея и Илью, стоящих около заберезинских парней.

И вот, после шумных обсуждений, председатель объявил:

– Сейчас о делах наших комсомольцев расскажет секретарь комсомольской ячейки Мария Забродина.

Кровь прихлынула к ее лицу. Ей уже не раз приходилось выступать, но сейчас ее волновала и не давала покоя мысль: сможет ли она этой речью повлиять на ушедших из ячейки парней? Она заговорила срывающимся голосом. Ей казалось, что стук ее сердца заглушает слова, и она старалась говорить громче. Постепенно взволнованность прошла, и речь зазвучала уверенно. Перед тем как говорить о субботнике, Мария сделала паузу и с новой силой произнесла: «Товарищи! Комсомольцы нашего поселка, как и все сознательные люди страны, отработали красную субботу с большой пользой. Заработанные нами деньги будут направлены в губком на содержание детей сирот. Особенно отличились на субботнике комсомольцы Сергей Бобровников и Илья Чуркин. На заготовке дров их вклад в общее дело составил почти треть всего заработанного ячейкой. Актив решил их заработок вручить вдове Сениной, как помощь на содержание двух сирот. Их отец погиб в партизанском отряде, сражаясь за Советскую власть».

Секретарь партячейки поднялся из-за стола:

– Попрошу Сергея и Илью выйти на свет, поближе к столу.

Все стали оборачиваться к ним, слышны были возгласы: «Ну и молодцы! Вот это комсомолия!».

Парни не успели прийти в себя, как их протолкнули вперед, подбадривая и одобряя. Оказавшись у стола, они, смущенные, от всеобщего внимания, переминались с ноги на ногу, не зная, куда деть узловатые руки. С задних рядов донеслось: «Секретарь, крутани фитиль, для такого дела каросину не жалей. Дай на герояв поглядеть». Секретарь, добавив освещения, подошел к парням, крепко пожал руки:

– Партячейка благодарит вас, комсомольцев – сынов трудового народа за то, что вы правильно понимаете цели всенародного дела.

Все громко захлопали. К столу пробралась вдова Сенина:

– Сережа, Ильюша! Низкий поклон вам от меня и Советской власти, – и поклонилась.

Сергей и Илья стояли ошеломленные таким поворотом дела. Благодарные слезы вдовы окончательно сразили их, и они, раскрасневшиеся от охватившего их смущения, принялись пробираться к выходу под одобрительный шум односельчан.

Заберезинцев уже не было, они незаметно покинули сход. Мария улыбалась.

***

Отшумел сход. По домам комсомольцам расходиться не хотелось. За разговорами они незаметно дошли до своего заветного места. В чуть светлеющей полосе реки, словно притихшей на ночь, мягким светом отражались ясные звезды весеннего безлунного неба. Темнота скрадывала точные очертания берегов, и лишь поблескивающий огонек костра обнаруживал прибрежную полосу реки. Никто не удивился, увидев Сергея и Илью у разведенного костра. Они сидели на стволе дерева, когда-то принесенного сюда большой водой.

Подошедшие подсели к огню. Сергей, захватив охапку приготовленного впрок плавника, бросил в костер. Взбодренное новой пищей пламя выхватило из темноты часть крутого каменистого берега, всех ребят, разместившихся полукругом, бросало отблески на движущуюся воду в широкой проталине реки.

Окружавшая их темнота весенней ночи и тепло потрескивавшего костра еще больше сближали их, объединяли в одно целое, обостряя чувства, вызванные бурно проведенным сходом. Они сидели и как завороженные глядели кто на огонь, кто на течение реки, и каждый был поглощен своими мыслями. Ведь перед ними открывалась совсем новая жизнь, бурная, как эта река, и кто знает, сколько еще встретится препятствий и перекатов на их жизненном пути – пути вечного поиска истины.

***

Я стоял у металлического обелиска, увенчанного красной звездой. На холмике перед обелиском лежал букет лесных саранок. Четко просматривалась ещё не выцветшая надпись

«Сергей Дмитриевич Бобровников 1906—1976 гг.».

Один из первых комсомольцев Козыревска, впоследствии член ВКП (б) – рабочий, бригадир, начальник лесоучастка, председатель поселкового Совета депутатов трудящихся. Такой был жизненный путь этого энергичного человека, не унывавшего в трудностях и незаурядного рассказчика, поведавшего однажды мне эту историю.

***

Окончательно окрепшая советская власть приступала к созданию промышленности. Центром лесозаготовок на Камчатке был выбран посёлок Козыревск, а лесопереработку решено было организовать в селении Ключи, поближе к морю, чтобы легче и быстрее было вывозить готовую лесопродукцию в гавань на отправку ее в «Камчатрыбпром».

В 1931 году был организован и заработал зимой первый лесозаготовительный участок «Козыревский». В зимний сезон на вытаске леса было 8 нартовых упряжек по 10—12 собак каждая, а летом этот заготовленный лес по реке сплавляли в Ключи, где уже смонтировали первую пилораму «Кульман».

Так зародилась лесная отрасль на Камчатском полуострове. Вскоре на лесозаготовках вместо собачьих упряжек стали появляться и лошади, которых «Камчатрыбпром» закупал на материке и завозил на Камчатку. Одновременно предприятия «Рыбпрома» и «Камчатлеса» пополнялись рабочими, завербованными в центральной России. Они, в лишениях и трудностях, приживались на новых местах в совсем не обустроенной Камчатке. Сейчас трудно представить, какая сила духа была у народа, преодолевающего эти тяготы бытия.

К примеру, из лесоучастка рабочий в Усть-Камчатский районный военкомат уходил туда на лыжах за сотни километров и приходил обратно в лучшем случае через месяц.

Приказ №35 по Козыревскому леспромхозу

«… сучкорубу Галимову Г. М, начислить за время нахождения в пути следования из военкомата до места работы. От Усть-Камчатска до Козыревска с 4 ноября по 22 ноября 1933 года, из расчета 5р 42 коп. в день. Директор Яковлев».

А 1935 году появился «Устав Леспромхоза», где в разделе «Механизация» прописывались приёмы работы с лошадьми. Там же определялись нормы выдачи фуража и время выпаса лошадей, а также порядок содержания их упряжи.

Главное, повышалась ответственность за соблюдения правил содержания лошадей, как основы «Механизации» на лесозаготовках.

Приказ №53 по Козыревскому ЛПХ

от 22 декабря 1936 года

«… 18 декабря сего года, в 8 часов вечера мною обнаружена лошадь на дороге с мёртвой петлёй на шее, затянутой туго уздой за заднюю ногу. К моему обнаружению лошадь находилась в предсмертной судороге. После ее спасения в полукилометре от Козыревска я настиг ещё 4 лошади без проводника, часть их была без уздечек, со сбитыми набок попонами.

Как выяснилось, лошади принадлежат бригаде Ткаченко, а сопровождал их рабочий Вагин, который бросил их на произвол судьбы в тайге. За преступно-варварское отношение к лошадям со стороны Вагина и халатность бригадира Ткаченко дело передать в следственные органы Усть-Камчатского района. Директор Яковлев».

Приказ №45 по Козыревскому ЛПХ

От 3 апреля 1937 года

«… в виду наступления теплых дней, время выезда на работу по конной вывозке леса установить с 4 часов утра до 9 часов утра и вечером с 18 до 21 часа, в целях облегчения работы лошадям с волокушами по подмороженному снегу. Директор Яковлев».

Приказ №75 по Козыревскому ЛПХ

От 7 мая 1938 года

«… прекратить удержание вычета с рабочих Страхова и Ахматчина за лошадь «Автобус». Последняя снята с бюллетеня с 5 мая сего года.

За своевременное кормление и хороший уход за лошадьми и их упряжью производить доплату рабочим в размере 10 процентов тарифа. Директор Блинов».

Бедность и техническая нищета в отрасли сказывалась на выполнении планов заготовок леса.

Достаточно сказать, что лишь в 1938 году в лесную отрасль стали поступать трактора. Во всей лесопромышленности Дальнего Востока страны на это время их было всего 254 штуки. А мотолебёдок лишь 21 штука, бензопил 6 штук и не одного автокрана.

Упор в работе делался на использование рабочей силы. Рабочих вовлекали в Стахановское движение на перевыполнение норм выработки,

Приказ №62 по Козыревскому ЛПХ

От 5 апреля 1938 года

«… трактористы, работающие на тракторе «Сталинец-60», включившиеся в Стахановское движение, добились перелома старых норм и дали хорошие показатели в работе по вывозке леса.

Тракторист Спицын на 119 процентов, Васильев на 113 процентов, Иванов на 111 процентов.

Прорабу Грачёву, десятнику Чуеву ПРИКАЗЫВАЮ: в новом строящемся доме, на 7 усу, отвезти одну секцию для жилья Стахановцам с полным оборудованием мест. Занавески, тумбочки и столы. Директор Бердин».

Трудные кубометры

«Пора покончить, товарищи, с нарушениями технологии…

Работникам наших предприятий и наркомов

пора понять, что теперь уже нельзя работать по старинке,

вразвалочку, кое—как на глазок…»

Из доклада Т. Маленкова на XVIII

Всесоюзной Конференции ВКП (б)

Зима 1938 года на Камчатке стояла малоснежная и на редкость холодная. На много верст вокруг – тайга да морозная стынь. Иван Елин скакал верхом на выездном жеребце по кличке Евлах. Выездного жеребца выделили Ивану недавно, когда численность комсомольцев в леспромхозе перевалила за сто. Покачиваясь в седле, Елин вспоминал, как год назад Нарком Обороны СССР К. Е. Ворошилов обратился к бойцам особой Краснознаменной Дальневосточной армии с призывом: после демобилизации оставаться, жить и работать на Советском Дальнем Востоке и как он с группой солдат прибыли на Камчатку.

Высокий, скуластый, с открытыми серыми глазами, Иван всегда был первым и на службе и в работе. Когда приехал сюда, сразу же организовал комсомольскую тракторную бригаду. Сам работал на тракторе, не жалея себя и не считаясь со временем. Вот уже полгода, как его избрали секретарем комсомольской организации леспромхоза.

Елин выехал на широкую поляну лесосеки Комариная. Тут бригада работала на строительстве дековильки, деревянной узкоколейки для конной вывозки леса. Ребята, попарно орудуя длиннополостными ручными пилами, распиливали смерзшиеся бревна на шпалы и брусья. Другие ровняли раскорчеванную еще летом просеку и укладывали шпалы, а на них – брусья вместо рельсов.

– Здорово, парни! – соскакивая с коня, крикнул Иван.

– Здоров, здоров. Что—то раненько к нам пожаловал, – дымя самокруткой, ответил прораб Тимофеев.

– Ефим Петрович, надо в среду обеспечить полную явку комсомольцев, – обратился Иван к прорабу, потирая замерзшее ухо.

– Никак собрание затеваешь? Что же, отправлю своих, как же не отправить—то…

После недолгого разговора Иван вскочил в седло, и Евлах вновь звонко зачеканил копытами по зимнику.

Далеко друг от друга разбросаны по тайге лесоучастки, а самый дальний из них – Магнитка. Туда и направился Елин. В ощетинившейся стене зимнего неприветливого леса солнце высвечивало стволы осин и березок. Иван давно уже слышал все нарастающий рокот, но только сейчас увидел санно-тракторный поезд.