– Кажется, совесть этих разбойников чиста: они прыгают за борт… – сказал Фитцжералд. – Немного жестоко, конечно, но у меня не было другого способа проверить их показание. Не правда ли, господа?
– Не прикажете ли приготовить спасательные средства? – осведомился О'Нил.
Фитцжералд непритворно вздохнул:
– К сожалению, традиция велит мне протянуть им руку помощи. А видит Бог, я бы предпочел не терять времени на пленных.
– Что прикажете делать с буксиром, сэр? – спросил О'Нил.
Коммодор посмотрел на часы.
– Даю вам двадцать минут на то, чтобы принять пленных и расстрелять судно. Ни минутой больше.
– Да, сэр.
Фитцжералд сунул руки в карманы пальто и не спеша спустился с мостика, предоставив офицерам укладываться в указанный срок.
К исходу семнадцатой минуты все плававшие вокруг буксира и оставшиеся на его палубе люди были приняты «Хардом». Торпедные аппараты эсминца повернулись на правый борт. Убедившись в том, что на буксире не осталось людей, О'Нил отдал приказ торпедировать «Зеефальк». Взрывы двух торпед, выпущенных по буксиру, слились в мощный удар, от которого бросило к левому борту всех, находившихся на палубе «Харда». Столб вспененной воды поднялся над «Зеефальком».
– Готово, сэр! – доложил О'Нил по переговорной трубе командиру. – Буксир погрузился.
– Идти прежним курсом! – приказал Фитцжералд. – Позаботьтесь, чтобы пленным был обеспечен уход.
– Позвольте обратить ваше внимание, сэр, они действительно оказались норвежцами… Среди них имеется пастор.
– Пастор?
– Так точно, пастор, сэр. Просит разрешения вам представиться.
– Хорошо, – подумав, сказал Фитцжералд. – Остальных – в кубрик. Предварительно обыскать.
Через несколько минут Найденов сидел перед коммодором Фитцжералдом и рассказывал ему историю своих похождений.
– Мне доводилось кое-что слышать о сказках, какие изобретают попавшиеся разведчики, – насмешливо произнес Фитцжералд, – но я никогда не думал, что можно договориться до таких Геркулесовых столбов.
Найденов с достоинством поднялся:
– Вы имеете дело с советским офицером…
Фитцжералд движением руки остановил его.
– Ну, ну, успокойтесь, господин пастор или господин советский офицер, как вам будет удобней… Мне решительно все равно, кто вы такой. В этом разберутся на берегу. А мне вы доставили несколько минут искреннего веселья… – Офицер действительно от души рассмеялся. – На этот раз гестапо шьет белыми нитками.
Найденов с возмущением передал Житкову разговор с англичанином. Но, к его удивлению, Житков отнесся к этому спокойно.
– Нас с тобой приняли за немецких шпионов? – весело сказал он. – Что ж такого? Разве на месте командира ты не подумал бы того же?
– Пройдет, наверно, немало времени, пока нам удастся распутать этот клубок.
– Посмотри-ка лучше сюда: нам несут ужин. И я вижу в руках вестового бутылку. Готов предложить тост за британских моряков! Они достаточно любезны даже с немецкими шпионами.
Найденов, чокнувшись, машинально повторил:
– Ну что ж, давай: за бравых моряков!
Выйдя в коридор, вестовой, подававший им обед, с удивлением сказал часовому:
– Эти джерри, кажется, рехнулись, пока мы их выуживали из воды. Пьют за наше здоровье. Хо-хо!..
Похищенный жених
Выяснение истинной физиономии всех, кто плыл с Найденовым – от Нордаля до последнего рыбака, – не представило больших трудностей для английской контрразведки. Установление личности Житкова после вмешательства советского посольства тоже оказалось делом простым. С выяснением же личности Найденова день за днем возникали задержки. У него создавалось впечатление, что кто-то заинтересован в том, чтобы он подольше оставался нахлебником английской тюрьмы.
Наконец сэр Артур Кадоган, глава отдела контршпионажа секретной службы адмиралтейства, заявил ему:
– Поверьте, мистер Найденов, мне не доставило бы ничего, кроме удовольствия, самого искреннего, отпустить вас на все четыре стороны. Но для этого я должен был бы снять с себя ответственность по крайней мере за вашу собственную жизнь. Увы, оставаться пока здесь – в ваших собственных интересах. Не говоря уже об интересах дела, которому вы служите, которому служим мы оба. Ради того, чтобы выловить тех, для кого вы служите лакомой дичью, я и иду на небольшую комедию вашего ареста. Так помогите же мне. Только тогда, когда здесь появится одно лицо, которому я доверяю, я буду уверен, что все в порядке.
– Кто же этот человек? – нетерпеливо, перебил его Найденов.
– Тот, чье имя вы использовали, чтобы попасть на остров Туманов.
– Пастор Зуденшельд?!
– Именно так, но, к сожалению… – Кадоган беспомощно развел руками.
Найденов понял, что тот хотел сказать: мертвецы – плохие свидетели.
– Но не хотите же вы сказать, – воскликнул он, – что смерть пастора лишает меня надежды скоро выйти отсюда?
Найденов понимал, что, по всей вероятности, было бы достаточно снестись с советским посольством, чтобы положить конец его «заключению». Но было неловко затруднять посла в такое и без того горячее время. К тому же, может, Кадоган и не врет, что этот арест – одно из условий выигрыша в их общей игре против нацистов.
Однажды Житков явился с признаками плохо скрываемого волнения. Найденов решил, что Житков узнал что-либо новое о его судьбе.
– Да нет же, – отнекивался Житков. – Даю честное слово: к тебе это не имеет никакого отношения. Дело касается лично меня, и только меня…
– Да не тяни ты, – рассердился Найденов. – Говори прямо!
– Ну, изволь… Только, пожалуйста, без насмешек. На днях произойдет перемена в моей личной жизни…
– О чем ты говоришь? – встревоженно спросил Найденов.
– Вкратце вот о чем: мой будущий тесть…
– Позволь! – перебил Найденов. – Я не понимаю, о ком ты говоришь: какой же тесть может быть у самого убежденного из всех холостяков?
– Я говорю о старом Адмирале, Иваре Глане, – об отце Элли, моей будущей жены.
– Положительно, все идет кувырком!..
– Адмирал дал согласие на мой брак с Элли Глан.
– Адмирал? Но ведь матросы «Марты» толковали, будто Витема приказал Мейнешу выкинуть Глана в море…
– А между тем он жив, здоров и находится здесь. Каким-то чудом вторично удрал с «Марты», а как – не говорит.
– Чудеса в решете!..
– Так вот, с разрешения Кадогана «миссис» Житкова прибудет сюда с прощальным визитом перед отъездом… Я должен спешно вернуться домой.
В тот же день Кадоган сказал Найденову:
– Я пригласил вас, чтобы предупредить: завтра вас посетит мистер Житков с мисс Элли Глан. Прошу вас не удивляться тому, что его будут сопровождать два незнакомых вам человека. Пришлось подумать об его охране…
– Вот как? Разве и ему что-нибудь угрожает?
– Позднее охрана ему, может быть, и не понадобится, – неопределенно произнес Кадоган. – Кстати, кажется, благодаря одному неожиданному обстоятельству ваше дело подходит к благополучному концу…
На другой день, едва Найденов успел позавтракать, как надзиратель, обычно молчаливый малый, вошел в камеру, улыбаясь во весь рот:
– К вам посетитель с дамой, сэр…
Житков был в новом, с иголочки, смокинге. Белый цветок закрывал половину лацкана.
– Ты извини, что мы в таком виде, – сказал Житков. – Но прямо отсюда нужно ехать в норвежское посольство. Прием в нашу честь…
Элли была удивительно хороша в своем новом наряде. Элегантный туалет подчеркивал тонкость ее черт, грацию стройной фигурки, которую прежде скрывала грубая одежда рыбака. Глаза ее сияли таким счастьем, что всякие вопросы казались лишними.
– Вы не боитесь ехать в Россию? – спросил Найденов.
– Я ничего не боюсь, когда со мной Павел. Но одного его я никуда не пущу.
– Ну, кончено твое дело, Павел, – засмеялся Найденов.
Присутствие Элли несколько мешало друзьям поговорить напоследок обо всем, что их волновало.
– Ты еще зайдешь до отъезда? – спросил Найденов.
– Непременно. Завтра буду у тебя. – Житков посмотрел на часы. – Пора, дорогая, – сказал он.
Элли крепко сжала руку Найденова и сказала:
– Херре пастор, – позвольте назвать вас так, потому что в моем представлении вы навсегда останетесь мужественным предводителем наших людей на острове, – вы непременно должны приехать к нам в гости!
– Как только выберусь отсюда, – сказал Найденов.
– Очень грустно, что вы не будете завтра на нашей свадьбе в советском посольстве…
– Ничего! – весело сказал Найденов. – Отгуляем свое, как только встретимся снова. Ну, прощай, старик!
– Прощай, дружище, – твердо произнес Житков. – Уверен, все будет в наилучшем виде.
На следующий день, когда Найденову подали послеполуденные газеты и он раскрыл «Ивнинг Стар», в глаза бросилось имя Житкова, набранное крупным шрифтом. Все запрыгало в глазах. Найденов снова и снова перечитывал заголовок, стараясь убедить себя в том, что неправильно понял английские слова. Но, увы, их смысл был ясен: «Жених, украденный перед венчанием».
Дальше следовали строки, одна другой удивительней:
9.00 – Житков принимает поверенного и утверждает проект брачного договора, присланный старым Гланом.
9.55 – Житков возвращается в свой отель. Принимает ванну. Завтракает. Переодевается.
10.40 – Житков отправляется в «Ритц». После пятиминутного свидания с мисс Элли Глан направляется в советское посольство, где должна состояться церемония бракосочетания.
10.58 – В автомобиле Житков внезапно приказывает шоферу остановиться. Он указывает констеблю на человека, переходящего улицу (отмечено: стар, коренаст, необычайно широк в плечах, длинные руки, костюм сидит мешковато, по-старчески волочит ноги).
– Опасный фашист, – говорит Житков констеблю. – Необходимо его задержать.
После некоторого колебания констебль приказывает своему помощнику задержать старика и вернуться к авто.
10.59 – Младший полисмен бежит к старику.
11.00 – Сидящие в автомобиле видят: старик заметил направляющегося к нему полисмена. Посмотрел на автомобиль. Пытается скрыться в толпе. Житков выскакивает из авто и бросается наперерез старику. Констебль спешит следом за Житковым. По-видимому, он получает в этот момент от кого-то подножку, так как падает и, ударившись головой о край тротуара, теряет сознание.
11.12 – Констебль пришел в сознание. Он находится в комнате пансиона миссис Дьюди, куда его принесли прохожие по инициативе пастора, бывшего на улице случайным свидетелем происшествия.
12.05 – Сдача нашего номера в машину. Никаких сведений о Житкове, младшем полисмене и коренастом старике, за которым они бросились.
Случайность или преступление? Житков – жертва собственного темперамента или заранее обдуманного похищения? Не участвует ли здесь рука гестапо?
Найденов отбросил газету, схватил еще сырые листы «Островитянина». Этот профашистский листок хранил молчание о том, по поводу чего кричали чуть не все газеты столицы. Именно это утвердило Найденова в мысли, что вопрос, заданный газетой, – «не участвует ли здесь рука гестапо?» – не пустая догадка.
Найденов потребовал свидания с Кадоганом.
Сюрпризы мистера Кадогана
Старик встретил его стоя, опершись на свой стол. Найденов думал увидеть его мрачным, недовольным. Но Кадоган, напротив, казался совершенно спокойным.
– Теперь вы видите, чего стоят все ваши констебли! – гневно произнес Найденов, едва переступив порог. – Под самым носом у них, в центре Лондона, крадут человека…
– Да, да, это очень неприятно, – сказал Кадоган. Но Найденов не уловил в его тоне огорчения. – Вы выбрали очень удачное время для визита, – продолжал Кадоган. – У меня есть для вас сюрприз.
Он подошел к обитой сукном маленькой двери позади своего стола и распахнул ее. На пороге показался… пастор Зуденшельд. Взгляд его темных глаз с нескрываемой радостью остановился на лице Найденова. Зуденшельд подошел к нему с протянутой рукой.
– То, что вы сделали за меня на острове, – сказал он своим ровным грудным голосом, – заслуживает удивления. – Он почтительно поклонился. – До самой могилы можете считать меня своим неоплатным должником и самым верным слугой.
Найденов крепко пожал ему руку.
– Откровенно говоря, – сказал он, – я был совершенно уверен, что эти бандиты замучили вас… Очень, очень рад видеть вас живым и, кажется, здоровым.
– Господь не покидает своих верных сынов, – тихо произнес Зуденшельд и застенчиво улыбнулся. – Иногда он совершает для них даже чудеса…
– Думаю, что на этот счет мистер Найденов держится особого мнения, – улыбаясь, сказал Кадоган. – Но могу вас поздравить, мой дорогой мистер Найденов: вы – свободны. Появление мистера Зуденшельда – гарантия вашей безопасности.
– Это известие запоздало ровно на сутки, – грустно произнес Найденов. – Будь я в городе вчера, с моим другом не случилось бы такого несчастья…
– Да, да, это ужасно, – вздохнул Зуденшельд и вопросительно посмотрел на Кадогана, будто ждал, что тот рассеет их сомнения заявлением, что Житков найден.
Кадоган пробормотал что-то невнятное и поспешил подвинуть гостям папиросы:
– Курите, пожалуйста…
– Итак, ваша полиция, как у нас говорят, опростоволосилась, – повторил Найденов.
– Я всегда интересовался вашим языком, – любезно заметил Кадоган. – В нем есть совершенно замечательные словообразования. Например, то, что вы сказали сейчас, по-английски нужно было бы передать так: to get dichevelled! – стать с неприбранной головой.
– Первое, что я сделаю, пользуясь свободой, – посещу мисс Глан, – сказал Найденов, не реагируя на лингвистические изыскания Кадогана.
Кадоган покачал головой.
– Едва ли это вам удастся… Мне только что передали просьбу норвежского посольства принять меры к розыску мисс Элли Глан.
– И она?..
Кадоган не услышал вопроса.
– Однако, господа, как мне ни приятно… – сказал он и протянул Найденову руку. – Боюсь быть назойливым, но, если вы не хотите тратить время на поиски пристанища, рекомендую недорогой, но вполне корректный пансион миссис Дьюди, совсем недалеко отсюда. Впрочем, может быть, вы предпочитаете большой отель? В таком случае…
– Не беспокойтесь, – холодно ответил Найденов. – Если вас устраивает заведение миссис Дьюди…
Тут он запнулся. Ему показалось знакомым только что произнесенное имя.
«Миссис Дьюди… Миссис Дьюди…» Он потер лоб и вдруг проговорил, обращаясь к Кадогану:
– Мне нужен сегодняшний номер «Ивнинг Стар».
Кадоган протянул ему газету. Пробежав первую полосу, Найденов нашел: «Полисмен находится в комнате пансиона миссис Дьюди, куда его принесли прохожие по инициативе пастора…»
Подняв глаза на Зуденшельда, Найденов понял, что тот внимательно наблюдал за ним.
Найденов вопросительно глядел на пастора, ожидая ответа на свой безмолвный вопрос, но Зуденшельд молча поклонился и вышел.
Кадоган поднялся из-за стола, давая понять, что свидание окончено.
– Если вам нужен провожатый до пансиона…
– Благодарю вас, – резко ответил Найденов. – Я найду дорогу сам.
Промозглая сырость осеннего Лондона сразу охватила Найденова. Он поднял воротник пальто и плотней надвинул шляпу: дождь лил как из ведра. Вместо ярко освещенной улицы, которую ожидал увидеть Найденов (он совершенно забыл о затемнении), ему пришлось спускаться прямо в темный провал, откуда неслось шипение шин невидимых автомобилей.
О раздвоении личности
Утром, когда Найденов сошел к завтраку в пансионе миссис Дьюди, за столиком с газетами он увидел Зуденшельда.
– Какой приятный сюрприз! – воскликнул он удивленно. – Вы тоже пользуетесь гостеприимством миссис Дьюди?
– Очень рад вас видеть, милый мой двойник, – спокойно произнес пастор. – В гостиницах, даже самых скромных, знаете ли, немного шумно. А нервы у меня еще не совсем в порядке… Мистер Кадоган был так любезен, что подыскал мне этот пансион.
– Тишины здесь хоть отбавляй! Но вот меню…
– На этот счет я нетребователен, – скромно сказал пастор и принялся за свой завтрак.
Найденов заметил, что время от времени Зуденшельд исподлобья вскидывает на него глаза, словно порываясь что-то сказать.
– Вы хотите о чем-то спросить?
– До сих пор не понимаю, – сказал пастор, – как вам удалось уйти с «Клариссы».
– О, простое стечение обстоятельств! – с хорошо разыгранной небрежностью сказал Найденов.
– Говоря откровенно, я не рассчитывал, что вы сумеете вырваться из лап Венсторпа. – Зуденшельд поднял над головой отложенную было газету. – Уже знаете?
– Что именно?
– Полиция нашла кое-что, проливающее свет на тайну исчезновения мистера Житкова и мисс Глан…
Найденов жадно схватил газету с отчетом об аресте некоего Мэрфи.
Найденов ничего не понимал. Подняв взгляд на пастора, он заметил, что тот внимательно следит за впечатлением, какое произведет на Найденова чтение газетного отчета.
– Обошлось ли дело без нашего друга Кадогана? – спросил Зуденшельд. – Как вы думаете?
– Здесь сказано, что на след Мэрфи напала Скотленд-Ярд и она же произвела арест преступника.
– У мистера Кадогана могут быть причины скрывать свое участие в этом деле…
– Возможно. Но это занимает меня гораздо меньше, нежели судьба друга.
– А вот мне внутренний голос говорит именно о том, что нужно как следует порасспросить Кадогана.
Когда они снова встретились за ужином, пастор возобновил разговор.
– Удалось что-нибудь выяснить?
Найденов удивленно взглянул на него.
– Можно подумать, что вас это интересует больше, чем меня!
Глаза пастора, который за минуту до того добродушно улыбался, стали вдруг пытливо-серьезными. Он не спеша закрыл книгу и придвинул свое кресло к Найденову.
– Вы угадали, – сказал он, понизив голос. – Судьба Житкова беспокоит вас, как друга… Мне же недостает его, как надежного человека и вашего верного помощника.
– Он никогда не был моим помощником. Напротив: мы всегда работали в областях, почти противоположных.
Зуденшельд кивком головы показал, что он это знает, и продолжал еще тише:
– Вы только летчик, а для того, что вам предстоит, нужно быть и моряком…
– Мне предстоит возвращение на родину. И как можно скорее. Действительно, хотелось бы вернуться вместе с Житковым.
– А вы взялись бы за очень важное поручение, которое можно выполнить попутно?
– Это зависит от характера поручения и от того, кто собирается его мне дать.
– Мои соотечественники обязаны вам уже столь многим… Но все сделанное до сих пор не стоит и десятой доли того, что вы могли бы при желании сделать для норвежского народа.
– Готов сделать очень многое для вашего чудесного народа, но не люблю загадок, дорогой пастор.
– Второй раз в ваши руки попадает тайна величайшей важности. В вашей власти жизнь и судьбы сотен наших людей…
Он выжидательно замолчал, но Найденов тоже хранил молчание. Зуденшельд продолжал:
– Мы боремся и будем бороться. Наши люди – мирные рыбаки и мореходы – непримиримо ненавидят фашизм и фашистов. Не хватает одного: оружия, оружия и еще раз оружия!
– Но чем я могу помочь?..
Зуденшельд не скрывал овладевшего им волнения. Он встал, крупными шагами прошелся по комнате.
– Здесь, в одном из английских портов, имеется большая партия оружия для нас. Судно готово к погрузке. По первому сигналу оно отправится к берегам Норвегии…
– Так дайте этот сигнал!
– Дело не за мной! – Зуденшельд вплотную подошел к Найденову. – Нам не хватает человека, способного взять на себя руководство такой экспедицией. Нордаль? Он прекрасный драчун, но разве можно доверить ему такое дело? Лунд? Я без колебания поручу ему довести судно до любой точки на водных пространствах земного шара, но…
– Не хотите же вы, чтобы я взял это на себя?..
Зуденшельд утвердительно кивнул головой.
– Но почему же именно я? – искренне недоумевал Найденов.
– Если бы здесь был мистер Житков, – то вы и он. А без него – вы один. Только вы, и никто другой!
– Но у меня есть свои дела на родине. К тому же я – иностранец.
– Иностранец? – Зуденшельд рассмеялся. – Вы – пастор Сольнес, он же Зуденшельд. Попробуйте уверить кого-нибудь из наших людей, что это не так! Вы же на деле доказали, на что способны.
– Но с вашим появлением все становится на свои места.
– Никто из наших людей не знает, что у вас существует второе «я». Вы для них тот, кем были и кем доказали право быть.
– Вы сами отлично могли бы стать во главе такой экспедиции…
– Если бы мне не нужно было отправиться вперед, чтобы подготовить на берегу приемку оружия. Это дело едва ли менее сложное и опасное, чем самый транспорт. – Гордо подняв голову, он сказал: – И для того и для другого у моих друзей нет иного предводителя, кроме пастора Зуденшельда!
– Чего же вы хотите?
– Чтобы пастор Зуденшельд руководил подготовкой на берегу, находясь в то же время на борту транспорта с оружием. Он должен быть в двух лицах. И каждому из двух его «я» норвежцы должны доверять абсолютно, как верят вам и мне. В каждом из них они должны быть уверены: это Сольнес или Зуденшельд, как хотите.
Слушая пастора, Найденов сосредоточенно думал. Он взвешивал все «за» и «против» этого неожиданного предложения.
– Завтра вы получите мой ответ.
Крепко стиснув ему руку, пастор сказал:
– Понимаю. Вы не можете решить это сами. Но ни минуты не сомневаюсь, что получите согласие…
На следующий день, когда Найденов сошел к завтраку, пастора, по словам миссис Дьюди, уже давно не было дома.
Найденов вызвал по телефону Кадогана и назначил ему свидание.
– Где-нибудь на нейтральной почве, – сказал он. – Мне бы не хотелось приближаться к вашему району.
– Что-нибудь новое?
– Кое-что, – уклончиво ответил Найденов.
После свидания с Кадоганом Найденов немедля отправился в советское посольство. Там его заверили, что доставка транспорта с оружием в руки норвежских патриотов не противоречила бы интересам советского командования. К тому же, выполнив это задание, Найденов мог рассчитывать без большого труда, при помощи норвежских патриотов, перебраться к своим через линию северного фронта.
Вечером, встретившись за ужином с Зуденшельдом, Найденов дал согласие на его предложение. Пастор крепко пожал ему руку.
– Господь благословит вас за то, что вы делаете для нашего народа. Когда настанет время раскрыть ваше инкогнито, норвежцы будут в вашем лице благословлять вашу великую страну…
Пансион «Вебер»
Улицы Вестена – западной части Берлина, населенной капиталистами и чиновной верхушкой, – всегда отличались чинной тишиной. Теперь же, когда значительная часть населения аристократических кварталов предпочитала жить в загородных виллах, где меньше угрожали английские бомбы, в Вестене стало совсем тихо. Изредка простучат деревянные подошвы горничной, оставленной для охраны господского особняка, да чинно пройдет тяжелыми шагами шупо.
Витему раздражал этот звук, доносившийся с улицы. Он затворил окно.
– Нервочки, дорогой капитан? – с усмешкой заметил Мейнеш, сидя в кресле и посасывая свою старенькую трубку. Ни в голосе, ни в повадках боцмана не было сейчас и тени той почтительности, к какой привыкли все, кто видывал эту пару на палубе любой из «Март». Оба были одеты в штатские костюмы. Тот, что на Мейнеше, был, пожалуй, даже добротней костюма Витемы. А может быть, он казался таким потому, что был строже цветом и покроем, хотя трудно было судить о покрое вещи, надетой на неуклюжее тело Мейнеша.
– По-видимому, даже нам с тобой временами нужен отдых. – Мейнеш взмахнул трубкой, и голубоватый шлейф дыма протянулся вслед за его рукой. – Но об отдыхе, кажется, нужно забыть…
– К сожалению, ты прав. Все, что было здесь, – только прелюдия. Главная игра там, на востоке. Отдыха не видать, пока не будет сломан хребет России. Откровенно говоря, я несколько иначе представлял себе ход событий.
– Блицкриг кончился там, где начинается русская земля, – проворчал Мейнеш, и в тоне его Витеме почудилось что-то вроде иронии. – Выходит, что я столько лет таскался за тобой тенью по всем морям и континентам, чтобы присутствовать при том, как рейх зашел в тупик?
– Тупик?!.. Слишком сильно сказано! Немцы возьмут свое. Я предпочитаю бодро смотреть на будущее фирмы, с которой связана моя жизнь. – Витема наполнил себе и Мейнешу рюмки. – Вот единственное, что еще способно скрасить жизнь. Спасибо Франции! Если бы не ее виноградники, мы бы с тобой совсем завяли. А, старина?
Беседа происходила через одиннадцать дней после того, как с одной из лондонских улиц исчез Житков. Витема и Мейнеш сидели в особняке, отгороженном от улицы рядом стройных лип. На решетке палисадника красовалась эмалированная дощечка: «Пансион Вебер». Это было одно из тайных пристанищ агентов германской разведки, которых не следовало подвергать риску случайных встреч в отелях.