10 октября 1862 года «Посадник» отправился в неблизкий обратный путь. Вначале зашли в Гонконг, где простояли почти месяц, а затем взяли курс на Манилу и Сингапур.
10 января Бирилев получил окончательный приказ идти в Кронштадт. Обратный путь прошел без сколько-нибудь заметных происшествий.
Из хроники плавания корвета «Посадник»: «Перезимовав в Гревзенде, клипер в марте месяце 1863 года получил предписание идти в крейсерство у Курляндских берегов. 7 апреля вышел из Гревзенда, 8-го продолжил плавание в Немецком море под парами по причине маловетрия, а 10 апреля бросил якорь на Копенгагенском рейде, все время не прекращая паров. 14 апреля вышел из Копенгагена, а 16 апреля прибыл на Либавский рейд, где и стал на якорь. То, что корвету не разрешили сразу возвращаться в Кронштадт, а оставили крейсировать у курляндских берегов, было связано с очередным мятежом в Польше. Через море в Курляндию мятежники получали контрабандное оружие и другие припасы. Поэтому оставшиеся в это время на Балтике наши корабли были переведены в Либаву».
* * *Пока Бирилев штормовал в океанах, его терпеливо ждала влюбленная Маша Тютчева. При этом все семейство Тютчевых и их друзья знали, что к юной Марии неравнодушен известный поэт Яков Полонский, давний друг Федора Тютчева.
Полонский был личностью в российских поэтических кругах известной. Вся его поэзия – сплошное признание в любви окружающей природе. В знакомцах и друзьях у поэта состояли Гоголь и Шевченко, Чехов и Аксаков, Достоевский и Некрасов, Тургенев и Фет. Особую дружбу Полонский водил с Тютчевым и был частым гостем в их доме. Ни для кого не было секретом, что он питает самые нежные чувства к Мари и мечтает видеть ее своей спутницей жизни. Ей он посвятил свое известное стихотворение «И рассудок, и сердце, и память губя…».
Полонскому все сочувствовали. Да и к чему Мари какой-то шальной моряк, когда есть куда более интересная партия, ведь у поэтичной девушки столько общих тем с Полонским. Ну а о чем ей говорить с этим Бирилевым, который, кроме как о своих драках с французами да о штормах, ни о чем и говорить не умеет!
Но Мари, увы, взаимностью хромому бородатому вдовцу (старшему ее более чем на 20 лет) не ответила. К чему молодой жизнерадостной девушке связывать свою жизнь с пожилым, вечно плачущимся на судьбу дядькой! Героем ее сердца был совсем другой…
В конце 1860 года Полонский сделал Маше официальное предложение, но потерпел полное фиаско. На прикроватном столике Мари Тютчевой уже стояла в резной рамочке литография того, кому она уже навеки отдала свое сердце, – молодого флотского офицера в лихо заломленной фуражке и с Георгиевским крестом на груди. В те дни девушка жила не слишком частыми, но полными любви письмами, пахнувшими кораблями и океаном.
После отказа обиженный Яков Полонский перестал бывать у Тютчевых и принялся писать горестные стихи о своей одинокой доле. Но вскоре передумал и нашел утешение в объятиях пышногрудой Жозефины Рюльман, отвергшей перед этим небезызвестного революционера Лаврова. Впрочем, и Лавров, как известно, нашел утешение в революционной борьбе. Так что со временем все у всех устроилось…
* * *А в Европе между тем кипели страсти куда масштабней и опасней для России, чем возня вокруг скалы в Тихом океане.
Летом 1860 года в Царстве Польском, входившем в состав Российской империи, произошли волнения. К началу 1863 года ситуация там чрезвычайно обострилась: озлобленная отменой крепостного права, враз обедневшая мелкопоместная шляхта нападала и грабила поезда. В Европе сразу подняли шум о новом польском восстании, а действия армии по прекращению разгула бандитизма были сразу превращены газетами в карательную операцию.
Россия попала в тяжелое положение. Англия только ждала повода, чтобы снова обострить ситуацию. На продажную Австрию тоже не было никаких надежд. Не было особой надежды и на поддержку Пруссии. Ухудшились отношения и с Францией.
Польские дела вызвали напряженность и на Тихом океане. В составе нашей Тихоокеанской эскадры под командованием контр-адмирала Попова тогда входили корветы «Богатырь», «Новик», «Рында», «Калевала» и «Посадник», клипера «Абрек», «Гайдамак», «Наездник» и «Разбойник». Силы английской эскадры на Тихом океане были куда больше. Если же принять во внимание и французскую эскадру в Кохинхине и Китае, то положение становилось почти безнадежным.
К этому времени пришла пора и «Посаднику» возвращаться в Кронштадт. На Балтику отправлялись одновременно три корабля, и Попов определил командиром этого отряда именно Бирилева как самого опытного и ответственного. Перед самым уходом из Хакодате командир «Посадника» был произведен в чин капитана 2-го ранга.
Оценивая действия Бирилева, в отчете генерал-адмиралу, датированном декабрем 1861 года, Лихачев писал: «В продолжение полугода, встречая более чем обыкновенные препятствия, он умел не только вселить к себе общее доверие и миролюбивым образом достигнуть всего, что мы могли только искать, но если бы его действия были сколько-нибудь поддержаны в Эдо, то нет сомнения, что мы утвердились бы на острове Тсу-Сима прочным и невозвратным образом». Что ж, Бирилев сделал все возможно и невозможное, чтобы Цусима стала нашей. Остальное уже от него не зависело…
Зять поэта
В Кронштадте на причале Усть-Рогатки Бирилева с букетами цветов в руках встречали две девушки: сестра Анна и подруга сестры несколько смущенная Мари Тютчева.
Роль Маши Тютчевой в последующей судьбе нашего героя весьма велика, а потому познакомимся с ней поближе. Родилась Мария Тютчева в Мюнхене в 1840 году. Биографы Тютчева единодушно отмечают, что она была особо любима своим великим отцом. Маша росла девушкой красивой, умной и романтичной. Вела любопытный дневник, весьма ценимый ныне биографами ее отца:
«Петербург. 16/28 января – 29 февраля/12 марта 1864 г.
16/28 января 1864 года… Вечер провела у Паниных… была там с папа́.
21 января/2 февраля… Папа́ обедал у Блудовых.
23 января/4 февраля… Сегодня огромный бал у княгини Кочубей.
24 января/5 февраля. Слушала рассказы папа́ о великолепиях вчерашнего бала, у него, между прочим, нога болит.
25 января/6 февраля. Папа́ хуже сегодня, он целый день пробыл дома.
26 января/7 февраля. Мама́ пробыла всю ночь на ногах. Папа́ лучше, но ночью у него был жар… Пришел Полонский, за ним Владимир Николаевич Карамзин…
28 января/9 февраля. Тургенев был и просидел довольно долго… Полонский обедал и читал свою драму “Разлад” (которую начал в Овстуге) …
10/22 февраля. Вечером были Charles, Новикова и Майков. Полонский был зван, но отказался болезнью. Сидели поздно, Майков читал много стихов.
20 февраля/3 марта. Папа́ принес “Листок” Долгорукова, где он поместил гнуснейшую статью на него и на его стихи к Суворову…
26 февраля/9 марта. После обеда были все в Русском театре, остались на одну пьесу “Свои люди сочтемся”…
29 февраля/12 марта. Папа́ обедал у Горчакова».
Будучи дочерью великого поэта, Мария и сама была не чужда поэтического таланта. На вечерах в доме Тютчева его друг поэт князь Петр Вяземский в шутку звал маленькую Машу майором, в память семейного спектакля, где Маша играла мужскую роль майора. В 1861 году она написала ему:
Когда-то я была майором,Тому уж много, много лет,И вы мне в будущем сулилиБлеск генеральских эполет.В каком теперь служу я чине,Того не ведаю сама,Но к вам прошусь я в ординарцы,Фельдмаршал русского ума.Поэт ей ответил стихотворением, желая ей счастья и новых высот в творчестве:
Любезнейший майор, теперь ты чином мал,Но потерпи, и будет повышенье;В глазах твоих читаю уверенье,Что будешь ты, в строю красавиц, генерал.А в ожидании побед своих и балов,Учись, трудись, – и ум, и сердце просвещай,Чтоб после не попасть, майор мой, невзначай,В разряд безграмотных, хоть видных генералов.В день восемнадцатилетия Марии 23 февраля 1858 года Федор Тютчев написал дочери одно из своих знаменитых стихотворений:
Когда осьмнадцать лет твоиИ для тебя уж будут сновиденьем, —С любовью, с тихим умиленьемИ их и нас ты помяни……Стоя на кронштадтском причале с Машиным букетом цветов, Бирилев был смущен.
– Это мне?
– Да! – потупила взор покрасневшая девушка.
Оба уже поняли, что влюблены друг в друга и что эта любовь на всю жизнь…
По возвращении в Кронштадт Бирилев был сразу же повышен в должности и определен командиром новейшего винтового фрегата «Олег». Тогда же его пожаловали крестом «За службу на Кавказе» за былые черноморские дела против горцев.
А вскоре Бирилев сделал Маше Тютчевой предложение руки и сердце. Девушка с радостью согласилась. При участии императрицы и ее фрейлины Анны Тютчевой молодые были помолвлены. Друзья Бирилева радовались его решению вступить в брак, считая почему-то, что с началом спокойной и размеренной семейной жизни его болезнь пройдет сама собой.
По случаю помолвки поэт Вяземский посвятил Марии Тютчевой стихотворение, начинавшееся словами: «Я знал майором вас когда-то…»
Что касается Федора Ивановича Тютчева, то он выбором дочери был откровенно недоволен. Появление жениха совпало для Тютчева с досадным инцидентом между поэтом и генерал-адмиралом великим князем Константином Николаевичем. Не так давно Тютчев неожиданно для себя получил пакет с надписью: «Его превосходительству Федору Ивановичу Тютчеву от великого князя генерал-адмирала для будущего бала». В пакете оказались очки. Этот непонятный подарок заставил Тютчева предположить, что на балу у Анненковых, за два дня до этого, он не заметил великого князя и не поклонился ему. Зная, что генерал-адмирал отличается грубостью, Тютчев принял очки за «урок» с его стороны. Раздраженный, он тотчас ответил Константину Николаевичу достаточно едкими стихами. «Боюсь, чтобы не вышло истории», – написала в своем дневнике испуганная дочь Маша. Как выяснилось, обиделся Тютчев совсем напрасно. Дело в том, что в Михайловском дворце готовился костюмированный бал, на котором Тютчев и Константин Николаевич должны были появиться в одинаковых домино. Будучи близоруким и не желая быть узнанным по своим очкам, великий князь и отослал еще нескольким участникам такие же очки. Впрочем, Константин Николаевич на стихи Тютчева не обиделся и перевел все в шутку. Однако неприятный осадок у Тютчева от письма генерал-адмирала остался. И надо же такому случиться, что именно в это время любимая дочь объявляет своим женихом именно флотского офицера, да еще любимца великого князя!
Как бы то ни было, но помолвка состоялась. Затем Маша, по настоянию отца, уехала в Ниццу. Влюбленные снова разлучились. Но теперь уже ненадолго.
Как раз в это время на плававшем в Средиземном море фрегате «Олег» потребовалась замена командира. Командовавший фрегатом капитан 2-го ранга Андреев тяжело заболел. Узнав об открывшейся вакансии, Николай немедленно явился к великому князю Константину.
– Но ведь ты только с Тихого океана, не лучше ли немного отдохнуть и заняться здоровьем! – засомневался великий князь, наслышанный о жутких головных болях Бирилева.
– Я здоров и желаю служить на «Олеге»!
– На «Олеге» так на «Олеге», – пожал плечами генерал-адмирал и подписал приказ о назначении.
Не задерживаясь и дня в Петербурге, Бирилев поспешил в Ниццу, чтобы встретиться с любимой. По имеющимся у него сведениям, «Олег» в это время чинился в Пирее, и у его нового командира было несколько недель для того, чтобы провести их вместе с невестой.
В Ницце Николай с Машей подальше от многочисленной родни невесты и обвенчались. Предполагалось, правда, прибытие туда отца. Но судьба распорядилась так, что Федору Ивановичу в ту пору было не до свадьбы любимой дочери. Совсем недавно он похоронил главную любовь своей жизни Елену Денисьеву, а следом за ней почти одновременно ушли из жизни и дети от нее – четырнадцатилетняя Лена и десятимесячный Коля.
Ницца – жемчужина Франции, совсем недавно доставшаяся ей от Италии. Но европейская аристократия уже успела по достоинству оценить этот прекрасный курорт. На Лазурный Берег потянулись любители красивой жизни и просто желающие посмотреть мир. Много было приезжих и из России. Федор Тютчев уже написал свои бессмертные строки:
О, этот Юг, о, эта Ницца!..О, как их блеск меня тревожит!Жизнь, как подстреленная птица,Подняться хочет – и не может…По стечению обстоятельств в дни венчания Николая и Мари в Ницце там умирал старший сын императора Александра цесаревич Николай.
Федор Тютчев писал из Петербурга:
Сын царский умирает в Ницце —И из него нам строят ков…«То божья месть за поляков» —Вот что мы слышим здесь, в столице…Из чьих объятий диких, узких,То слово вырваться могло б?..Кто говорит так: польский попИли министр какой из русских?Венчание по этой причине прошло очень скромно. Присутствовали в основном морские офицеры со стоящих в Ницце наших кораблей и несколько знакомых семьи Тютчевых, оказавшихся в это время на Лазурном Берегу.
Маша была очень грустна.
– Ой, не к добру, что при нашем венчании рядом умирает цесаревич, не будет нам с тобой счастья! – плакала она вечером, уткнув лицо в плечо Николая.
Тот гладил жену по голове и, как мог, успокаивал.
10 марта 1864 года капитан 2-го ранга Николай Бирилев был уже в Пирее и принимал под начало фрегат «Олег».
А спустя каких-то семь дней Бирилев вывел «Олег» в море. Вначале зашли на Парос, затем в Наварин. На Наваринском рейде салютовали греческому фрегату с королем Греции Георгом I на борту. Затем «Олег» направился к острову Корфу.
Из хроники плавания: «22 июня фрегат прибыл в Корфу. В этот же день перешли к острову Пиксо и, не останавливаясь на якоре, продержались около бухты Гайо до 2 часов, а к вечеру стали на якорь на северном рейде острова Санта-Муара. 15-го числа снялись с якоря и перешли в острову Итака, где и держались под парами, и в этот же день бросили якорь в Мессалонском рейде. В полночь на 17-е снялись с якоря и утром прибыли на остров Кефалония, в Аргостольскую бухту. 19-го перешли в Зант. В полночь на 21-е снялись с якоря и отправились в Пирей, куда прибыли 22 июня».
Вскоре туда прибыл и фрегат «Александр Невский», который должен был сменить «Олег» на Средиземном море. Дело в том, что в это время в Ницце скончался наследник российского престола великий князь Николай Александрович. Перевезти тело усопшего на родину было решено на кораблях российского флота. В силу этих событий «Александр Невский» был определен флагманским кораблем траурной эскадры. В состав эскадры был включен и «Олег». Поэтому, не теряя времени, Бирилев снимается с якоря и спешит на Мальту. После чего «Олег» присоединился к вышедшей из Ниццы траурной эскадре под командованием контр-адмирала Лесовского. Из-за противного ветра и зыби эскадра изрядно штормовала, прежде чем бросила якорь в Лиссабоне. Сюда подошел и английский броненосный фрегат «Дэфенс», отправленный королевой Викторией для сопровождения усопшего родственника. Чуть позднее к траурной эскадре присоединился и американский фрегат «Ниагара». В Копенгагене фрегат «Александр Невский» посетил король Дании с кронпринцем, тогда же к траурной эскадре присоединился и прусский фрегат «Виктория». У Гогланда эскадра Лесовского попала в приличный шторм, но, к счастью, без последствий.
У Кронштадта тело великого князя встречал весь Балтийский флот, выстроенный в кильватерную колонну от Толбухина маяка до траверза Петергофа. На флагманском линейном корабле «Император Николай Первый» развевался флаг адмирала Новосильского. За Кроншлотом стоял с приспущенными флагами отряд броненосных кораблей контр-адмирала Лихачева.
Сам император Александр II встречал гроб с телом сына на малом рейде у Лондонского маяка. Пристав на катере к «Невскому», он взошел на него и сразу уединился в каюте с гробом.
Затем на батарейной палубе «Александра Невского», временно превращенной в церковь, корабельный священник отслужил поминальный молебен, на котором, как флигель-адъютант императора, присутствовал и Бирилев. После этого, поблагодарив команду за службу, Александр II отъехал на катере в Петергоф, а «Олег» вошел в Кронштадтскую гавань для пополнения запасов.
Сопроводив усопшего наследника престола, фрегат вернулся в Ниццу, чтобы демонстрировать Андреевский флаг у южных берегов Франции. За исполнение этой печальной миссии командир «Олега» был награжден сразу тремя орденами: Святого Владимира 3-й степени, греческим Спасителя и гессен-дармштадтским Филиппа Великодушного.
Каждому, даже самому длительному плаванию, когда-нибудь приходит конец. Настало время, и «Олег» снова устало бросил в воду становые якоря в Кронштадтской гавани.
В апреле 1868 года Бирилев был произведен в капитаны 1-го ранга и сразу же уволен в отпуск до выздоровления. К этому времени возобновились давние головные боли, и старая контузия требовала полного покоя. К тому же Бирилев мог наконец-то побыть вместе с Машей. Не задерживаясь в столице, он спешит в Овстуг – родовое имение Тютчевых, в тридцати верстах от Брянска, – живописный уголок с березовыми рощицами и зелеными холмами вокруг усадьбы, где его уже ждала молодая жена. Теперь Николай и Маша все время проводили вместе, словно предчувствуя, что судьба отвела им совсем немного времени.
В Овстуг часто наведывался и сам Тютчев.
– Наш Бирилев – настоящее дитя природы! – часто иронизировал Тютчев над мужем своей дочери.
В этом была доля истины, рядом с великим поэтом обычный морской офицер действительно выглядел не слишком ярко. Федор Иванович Тютчев был человеком высшего света, часто принимаемым при дворе членами императорской семьи, посвященный во все дворцовые и международные интриги. По отцовской и по материнской линии он происходил из именитых дворянских родов (мать Тютчева, Екатерина Львовна, была графиней Толстой, близкой родственницей Остерманов, в двух поколениях приближенных царского трона). Что уж говорить об образованности, эрудиции и интеллекте одного из выдающихся дипломатов и величайших поэтов России!
Что касается Бирилева, то он был прекрасный моряк, храбрый офицер и отличный честный малый, но при поэтических спорах и разговорах о высокой политике больше отмалчивался, а при философских и вовсе зевал в кулак.
Видя свое превосходство, Тютчев вскоре полюбил поддразнивать и высмеивать Бирилева в отсутствие последнего. В письмах он бывал еще резче: «Он (Бирилев. – В.Ш.) ведь полный идиот, особливо с утра…» При этом Тютчев дружил с сестрой Бирилева, образованной и умной Анной Благово.
Вслед за Федором Ивановичем начали высмеивать нового члена семьи и остальные домашние. Такое отношение к горячо любимому мужу очень обижало ранимую Машу, которой теперь почти каждый день приходилось выслушивать нотации:
– Как ты можешь любить такого неотесанного мужлана, да еще и больного на голову! То ли дело Яков Полонский – эстет и лирик!
Надо отдать должное молодой женщине. На такие слова, Маша, гордо вскидывая голову, неизменно отвечала:
– Мой муж – мой герой и другого рыцаря мне не надо!
Заметим, что Тютчев при всем этом, зная об особом отношении императора к Бирилеву, на людях весьма гордился родством с флигель-адъютантом, любимцем императора и национальным героем России. Друзьям он всегда с удовольствием показывал подарок зятя – письменный набор с ядром и картечной пулей из Севастополя. Этот дар до сих пор хранится в посвященной Тютчеву экспедиции музее Мураново.
30 января 1867 года у Бирилевых родилась дочь, названная по просьбе отца в честь ее матери – Марией.
Из письма Тютчева: «В прошлое воскресенье, то есть 30 января, Мари Бирилева в 7 часов вечера родила дочь, и, кажется, благополучно. По крайней мере, только до сих пор состояние ее удовлетворительно, но сегодня еще только третий день; я знаю по опыту, как в подобных случаях следует стараться слишком рано торжествовать победу. Что усилило тревогу, неразлучную с подобным происшествием, это то, что за два дня до этого бедный Бирилев испытал весьма неожиданно два сильных припадка, свидетельствующие о неослабном, вопреки всем лекарствам, продолжении болезни. Теперь он опять поправился и возвратился, по-видимому, в свое прежнее положение; но повторение припадков без всякой осязаемой причины все-таки не отрадно».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги