Тени прошлого

– Ну, без пяти минут лейтенант Козырев, рассказывай, как дела на личном фронте? – прежде всего спросил тот.

Михаил отшутился:

– Как говорится, на личном фронте без перемен, а если серьезно, то хорошо. Даже не верится, что так может быть.

– Может, курсант. Жениться не собираешься?

– Решили повременить, пока Ольга закончит педагогический институт.

– Верное решение. А то пойдут дети, пеленки, бессонные ночи, не до учебы ей станет. Значит, невеста твоя в будущем учительница?

– Так точно.

– Хорошо. Кто по специальности?

– Она учится на физико-математическом факультете.

– Вообще прекрасно!

Козырев не без удивления посмотрел на Зуева.

Полковник улыбнулся и заявил:

– Чего удивляешься? В общем, расклад такой. Ты же у нас на золотую медаль шел, да?

– Так точно. Не думал, что их заранее распределяют в Москве.

– А я тебе советовал завалить пару предметов на последней сессии. Тогда медали у тебя не было бы, зато красный диплом получил бы. А теперь, когда на госэкзаменах четверку схлопотал по эксплуатации, ни медали, ни диплома с отличием. И никому никакого дела, что она у тебя единственная за весь период обучения.

– Какая, в принципе, разница? Офицером-то я уже, можно сказать, стал.

– Офицером стал, выписано удостоверение, диплом. А разница в чем? Из тебя будет толк. Пару лет взводом покомандуешь, затем ротой. А учебная рота – это уже майорская должность. Можно в академию поступить. Тут диплом с отличием сыграл бы свою роль.

– Я и без отличия поступлю, если надумаю.

– Возможно. Короче говоря, Михаил, на госэкзаменах тебя откровенно срезали. На билет ты ответил безупречно, и никаких причин засыпать тебя дополнительными вопросами не было. Но кто-то очень убедительно попросил об этом. Я предлагаю тебе остаться служить в училище. Сам приму первый курс, ты же пойдешь в батальон обеспечения. Через год я заберу тебя к себе на учебный взвод, потом, если все будет нормально, станешь ротным. Капитаном поступишь в академию. Выйдешь майором, как минимум заместителем командира отдельного автобата, а то и преподавателем на кафедру родного училища вернешься. У невесты жилье собственное есть?

– Нет, конечно. Но у родителей просторная трехкомнатная квартира в центре.

– Вот! Жить будете вместе.

– Извините, товарищ полковник, но это уже личное.

– Ладно, сам решай. После свадьбы к родителям жены иди или занимай вполне приличный номер офицерского общежития. Это по сути та же самая квартира в малосемейке.

– Вы мне вроде как компенсацию за подлость комиссии на госэкзаменах предлагаете?

– Как хочешь, так и думай. Но ты действительно нужен мне.

– Спасибо, конечно, но я написал рапорт в Афганистан.

– Это когда все их подавали по инициативе политотдела?

– Так точно, но я это сделал вполне обдуманно.

– Не понял. Ты что, хочешь в Афган?

– Так точно!

– А ты знаешь, что там иногда убивают? Но самое страшное в том, что оттуда можно вернуться калекой. Даже без этого служба за речкой не сахар. Я в курсе, сам там оттрубил с восьмидесятого по восемьдесят второй годы. И невесты рядом не будет. Только письма. Если девушка выдержит два года.

– Я все знаю, товарищ полковник.

– Значит, отказываешься от предложения и настаиваешь на отправке?

– Так точно.

– Но объясни мне зачем, Миша? Кому нужно твое геройство? Не видишь, что начинается в стране?

– Тем не менее я прошу удовлетворить мою просьбу, отраженную в рапорте.

Зуев встал, прошелся по кабинету и осведомился:

– Ты с Ольгой своей это решение обсуждал?

– Сегодня хотел.

– Вот и обсуди хорошенько. Да не упрямься. Послушай любимого человека. Вместе все взвесьте. Завтра придешь и доложишь, что вы решили. Где-то после десяти я буду здесь. Обязательно сделай это, Миша, потому как завтра я должен подать списки с ходатайством о распределении в отдел кадров. Потом что-либо изменить будет невозможно.

– Я вас понял, товарищ полковник. Завтра в десять я буду у вас.

– И не дури. Прислушайся к совету человека, который на себе познал, что такое партизанская война в горно-пустынной местности. Простреленная нога до сих пор в непогоду ноет, сил нет. Пилюли приходится глотать, целую аптечку под боком держать.

Козырев удивился. О том, что командир служил в Афганистане, парни знали, видели на кителе планки ордена Красной Звезды, медали «За боевые заслуги» и какой-то афганской. Но о его ранении не говорил никто.

Поэтому у Михаила и вырвалось:

– Вы были ранены?

– Дважды, Миша, и один раз контужен. В первом случае пуля пробила мягкие ткани ноги. Вроде ничего серьезного, отлежался в дивизионном медсанбате, но и сегодня боль донимает. Потом снайпер духов попал в плечо, кость перебил. Это уже я в армейском госпитале лечился. А последний – вообще случай из разряда чудес.

– Расскажите, товарищ полковник, – попросил Козырев.

Зуев посмотрел на часы.

– У меня только две минуты. В общем, шли мы ротной колонной. Я в замыкании, позади только БТР охранения. Дело недалеко от перевала Саланг было. Обстреляли нас внезапно. Вообще духи устраивали засады грамотно, если так можно выразиться, в три эшелона. Впереди стрелки или группы захвата. Они укрывались непосредственно на ближнем рубеже, на склонах или на окраине зеленки. Расчеты гранатометчиков позади, на вершинах перевалов, хребтов, высот. Но не более чем в трехстах метрах. Такова дальность прямого выстрела РПГ. А вот на расстоянии до километра душманы держали группы прикрытия. Там были минометы, безоткатки и даже пусковые контейнеры с реактивными снарядами, снятые с разбитых «Градов». Однако самое хитрое, что они придумали, так это отвлекающие группы со стрелковым оружием и гранатометами. Их задача состояла в том, чтобы связать боем охранение, отвлечь на себя. Они действовали до места основной засады. Ведь по тактике при обстреле в бой вступает охранение. Колонна тем временем прорывается из опасной зоны. Она проходит вперед, встает в условленном месте и дожидается подхода транспортеров или БМП, пока еще ведущих бой. Духи усвоили это и стали устраивать засады там, где вставали машины. Начальник нашей колонны, естественно, информировал ближайший сторожевой пост о нападении, подошли вертушки. Но до этого по нам ударили из засады. Это был ад, Миша. Взрывы, дробь пуль о кабины и кузова, крики раненых. Ты видел когда-нибудь, как горит автозаправщик?

– Откуда?

– И не нужно видеть. Вспыхивает в момент и сгорает за минуту. Впрочем, как и любая другая штуковина с мотором. Я занял позицию за передним колесом машины техобслуживания. Стреляю вслепую по склону и вдруг осознаю, что бойцы-то мои молчат. Они тогда еще не обстрелянные были. Посмотрел в сторону колонны. Видимость плохая, все дымом заволокло. По склону спускаются несколько групп боевиков, в каждой рыл по десять, ведя непрерывный огонь. Ну, думаю, доберутся до дороги, кранты личному составу. Дал очередь по одной из таких групп. Двоих срезал. А сам рванулся своих поднимать. Броники тогда носили только на выходах, в колонне их больше вешали на окнах дверей. Тяжелые они, и жарко в них. Перебегаю от машины к машине. Вдруг вспышка, грохот, удар в грудь, боль в затылке и… тишина. В госпитале в Ташкенте узнал, что мина в пяти метрах разорвалась. Оттого и бросило меня взрывной волной на кузов. Влепился башкой нехило. А чудо состояло в том, что ни один осколок я не поймал. Хотя предпочел бы его, чем тяжелую контузию. У меня еще вроде обошлось, не считая внезапных приступов с сильнейшей головной болью. Некоторых парней позже парализовало, кого-то инсульт разбил, кто-то ослеп. Жесть, в общем. Но все, время вышло. Я в штаб, а ты к невесте. До завтра.

– До завтра, товарищ полковник.

Козырев помнил, как с искренним уважением проводил командира и поехал в институт.

Ему повезло, он встретил Ольгу у остановки и окликнул.

Девушка улыбнулась.

Они подошли друг к другу.

– Здравствуй, любимая.

– Здравствуй, милый.

– Как твои успехи?

– Приезжала сдать учебники.

– В курсе, поэтому и направился сюда.

– Еще немного – и опоздал бы.

– Дома нашел бы.

– Тоже верно. А почему мы такие серьезные сегодня?

– Потому, что нам надо с тобой серьезно поговорить.

В глазах девушки мелькнул испуг.

– Что-то произошло? Ты разлюбил меня? У тебя появилась другая? Или она всегда была?

– О чем ты говоришь, Оля? У меня есть только ты. Больше мне никто не нужен.

– Правда?

– Правда. Слово офицера.

– Так ты еще не офицер.

– Уже офицер, только без формы. Пойдем в парк?

Погода в тот день выдалась теплая, комфортная, где-то градусов двадцать, безветренно. Огромные белые облака висели над городом суровыми айсбергами, между которыми пробивалось солнце.

– Хорошо, – согласилась девушка.

– Хочешь мороженого?

– Нет, прошлый раз вечером горло заболело, пришлось маме лечить меня. До сна просидела под полотенцем над кастрюлей с картошкой. Это ингаляция называется.

– Не удивительно, ты за один заход съела три пломбира.

– Я у тебя сладкоежка. Пойдем.

Они прошли в парк культуры и отдыха, присели на скамейку.

– О чем таком серьезном ты хотел поговорить со мной?

– Оля, я еду служить в Афганистан.

Глаза девушки округлились.

– Куда? В Афганистан? Но там же война, Миша. Из нашего класса двое ребят погибли.

– Я знаю, что там война.

– Тебе приказывают ехать в Афганистан?

– Нет, напротив. Сегодня командир предлагал мне остаться в училище.

– Ничего не понимаю. Тебе предложили служить в городе и ты отказался?

– Да.

– Но почему?

– Знаешь, Оля, может, это прозвучит пафосно, по-детски, но я хочу проверить и себя, и наши отношения.

– Это нельзя сделать здесь?

– Нет. Лишь на войне люди узнаются по-настоящему. Только разлукой проверятся любовь.

– Спорное утверждение. Ты про меня вспомнил, когда думал о высоких материях? Каково мне придется здесь, в городе, зная, что ты за несколько тысяч километров от меня и жизни твоей каждую минуту угрожает опасность?

Козырев обнял девушку:

– Не сгущай краски, Оля. По статистике, в Афганистане гибнет в три раза меньше людей, чем в авариях разного рода. А сейчас, когда наши войска контролируют практически всю территорию этой страны, риск минимальный. Можно, конечно, словить случайную пулю или осколок, но я очень постараюсь избежать этого. Так что о плохом не думай. Я вернусь через два года. Ты как раз закончишь институт. Мы сыграем свадьбу и будем жить долго и счастливо. И потом, Оля, у нас много ребят едут в Афганистан. Если я откажусь, то…

– Тебя посчитают трусом, так?

– Примерно.

– Ну и езжай в свой Афганистан. – Девушка надула пухленькие, красивые губки.

– Оля, у нас еще месяц моего отпуска и твои каникулы.

– Они быстро пролетят.

– Я буду писать тебе каждый день, рассказывать обо всем, что происходило за сутки.

– Станешь бессовестно врать, считая, что это ложь во спасение.

– Обещаю, буду писать правду.

– Нет, Миша, ты не станешь огорчать меня.

– Прошу, пойми.

– А если я беременна?

Это было неожиданно. Две недели назад они остались одни в квартире Ольги. Тогда и случилась их первая близость, доставившая обоим огромное наслаждение.

Козырев растерялся и едва смог промямлить:

– Беременна? Это точно?

– Я не проверялась, но такое вполне может быть.

– Так проверься.

– И если беременна?..

Он словно не слушал ее.

– Тебе надо провериться немедленно.

– Но почему?

– Потому, что завтра я должен доложить полковнику наше с тобой обоюдное решение по месту моей службы. В десять часов. Потом что-либо изменить будет нельзя.

– Не знаю, возможно ли это. У мамы, по-моему, есть подруга. Она гинеколог. Только как?..

– Придется сказать.

– Ладно, но если обследование покажет, что я беременна?

– Тогда завтра я приму предложение полковника и останусь в городе. Ведь рождение ребенка все меняет. Нам надо будет расписаться. Потом тебе придется брать академический. Я должен быть рядом. Надо идти к маме.

– Я лучше позвоню ей.

– Она дома?

– Да.

– Телефон-автомат у входа в парк. Пойдем.

Ольга довольно долго разговаривала с матерью. Михаил не слышал ее слов, в будку она его не пустила. Но по лицу девушки было ясно, что разговор не из простых.

Наконец она повесила трубку, вышла из будки и спросила:

– У тебя деньги на такси есть?

– Трешка найдется. А почему такси?

– Придется ехать в больницу, а мамина подруга-гинеколог принимает до двух часов.

– А она успеет сделать анализы до утра?

– Мама ее очень попросит. Мы будем терять время?

Они поехали в больницу. Там Ольгу уже ждала степенная, серьезная женщина в белом халате.

Она бросила взгляд на Михаила и сказала приказным тоном:

– Вы, молодой человек, оставайтесь здесь, а ты, Оля, иди со мной.

– Извините… – начал было Михаил, но докторша перебила его:

– Результаты будут в семь вечера, если это вас интересует.

– Да, спасибо.

Они ушли, а Михаил нервно курил у больницы.

Ольга вышла через полчаса.

– Все! Анализы сдала. Елена Владимировна передала их в лабораторию, теперь остается ждать. Она сама позвонит маме.

– Понятно. Что будем делать сейчас?

– Вообще-то, я проголодалась. Ты потратил деньги на такси. У меня только мелочь. Значит, в кафе нас не ждут. Поэтому предлагаю поехать домой.

– Там меня возьмут в оборот твои родители.

– Афганистана не испугался, а родителей боишься. Ничего они тебе не сделают. Конечно, если анализы будут положительными, то это сначала не обрадует их. Они очень хотят, чтобы я закончила институт. Но потом все изменится, причем очень быстро. Ведь у них скоро будет внук или внучка. А то и двойня. У нас в роду такое случалось.

– Неважно, один ребенок или два. Главное, чтобы с тобой все было в порядке и роды прошли успешно. Ну и, конечно, чтобы ребенок был здоровенький, на тебя похожий.

– Почему на меня?

– Потому, что ты самая красивая девушка в мире.

– Уже женщина, Миша!

– Да, родная моя.

Он поцеловал ее, и они на троллейбусе поехали в центр.

Дома их встретили тихо и мирно. Козырев видел, что это спокойствие напускное, но не услышал никаких претензий.

Зато известие о намерениях Михаила служить в Афганистане вызвало бурю эмоций. Но Ольга, чего Козырев раньше не замечал за ней, быстро всех успокоила, взяла ситуацию в свои маленькие нежные ручки.

Елена Владимировна позвонила в семь вечера и сообщила, что Ольга не беременна. Мать с отцом вздохнули с нескрываемым облегчением.

А вот Ольга вдруг расстроилась и заявила:

– Почему так? Я должна была забеременеть. Вот Галя из группы переспала с другом и тут же… Отчего такая несправедливость?

Теперь уже родители успокаивали Ольгу.

А потом она ему сказала:

– Хорошо. Пусть будет, как решил ты. Только помни свои обещания и за меня не беспокойся. Я стану тебя ждать. Сколько надо, столько и буду. И приму таким, каким ты вернешься. Даже если – не дай бог, конечно! – будешь тяжело ранен или, извини, станешь инвалидом, знай, я останусь с тобой. Не брошу, не променяю ни на кого.

Ночевать Михаил остался у нее. Родители не препятствовали, но в эту и последующие ночи Козырев предохранялся.

В десять утра он был в кабинете Зуева.

Полковник с ходу спросил:

– Решение?

– Афганистан!

– И невеста согласилась?

– Так точно!

– Не ожидал, честно говоря. Был уверен, что девушка сумеет повлиять на тебя. Но это ваше решение. Пусть будет Афганистан. Я внесу тебя в список, только смотри, Миша, не пожалей потом.

– Не пожалею.

– И что за курсанты пошли? Им карьеру на блюдечке, можно сказать, подносишь, а они просятся на войну. Иди, Козырев. Желаю, чтобы у тебя все было хорошо.

– Спасибо, товарищ полковник. Разрешите идти?

– Иди!

Козырев прошел в казарму.

Вскоре он получил отпуск, который они с Ольгой провели в деревне у ее бабушки, а потом наступил час долгой разлуки.

Гогидзе вернулся недовольный и заявил:

– Миша, представь, вызывают меня в парк, а там всего-навсего надо подзаправить БРДМ. Ну не борзость?

– Что на улице? Внутри душновато стало.

– Афганец идет. Я же говорил тебе. Вопрос, накроет полк или мимо пройдет. Лучше уж пусть стороной проскочит, а то потом задолбаемся пыль убирать. Так что, в нарды?

– Давай, раз обещал, но один кон.

– Пойдет.

Нарды являлись самой любимой забавой начальника службы ГСМ. Надо признать, играл он виртуозно, ставил шашки в нужное место сразу, не раздумывая.

Во время игры пришли и другие соседи Козырева, два старших лейтенанта, заместитель командира ремонтной роты Говоров и помощник начальника автомобильной службы Лебедев. О последнем шла молва, что скоро его переведут на должность заместителя командира артиллерийского дивизиона.

Они разделись, Говоров пошел в душ.

Гогидзе, как и всегда, выиграл, чем был ужасно доволен.

– Надо было на пузырь водки играть, – проговорил он, захлопывая доску с шашками и кубиками.

Лебедев усмехнулся и заявил:

– Тогда, Гоша, ты уже спился бы.

Капитан снисходительно посмотрел на помощника начальника автомобильной службы.

– Где ты видел, Леша, чтобы грузин спился? У моего деда в селе полный подвал вина. И не какой-нибудь бормотухи, а самого настоящего, чистого и сладкого, как губы нашей официантки Риты, ароматного, как ее же духи. Двадцать бочек. У нас вино вместо воды пьют, а ты!..

Вернулся Говоров, в душ собрался Лебедев.

Тут за окном резко потемнело, модуль содрогнулся от сильного порыва ветра. Афганец пожаловал в гости.

Свет вырубился. Песчаная буря накрыла территорию, занятую полком, и кишлак Хакар.

– Твою мать!.. – выругался Говоров. – И чего я мылся?

В отсек заскочил полуголый Лебедев и тоже высказался весьма нецензурно.

Стало темно как ночью. Песок бил в стекло как капли дождя.

Афганец пробивался внутрь. Пыль и песок забирались под форму, в постели, в каждую щель, за считаные минуты покрыли тонким слоем пол и мебель.

На этот раз буря длилась недолго – минут двадцать. Следом пошел дождь, первый в этом сентябре. В горах послышались громовые раскаты.

– Полный комплект неудобств, – резюмировал Гогидзе.

Но все заметили, как стало прохладней.

Потом офицеры занялись уборкой. Первым делом они вытряхнули одеяла, выбили матрасы, подушки, форму, затем взялись за отсек.

Над перевалом были отчетливо видны молнии, раскаты грома напоминали выстрелы танковой пушки. Но к пяти часам все смолкло. Теперь об урагане напоминал только арык, который тянулся от части к кишлаку. Он в момент превратился в быструю реку, несущую мутную воду и выбивающуюся из берегов.