Коллекционер бабочек в животе
– Так я жду, мой друг! Ты просто обязан сегодня сказать, как называется коллекционер бабочек! Давай, повторяй за мной! Лепидо…птеро… филист.
Ренато кое-как повторил, но добавил к окончанию букву «о», на итальянский манер.
– Ладно, пусть так!– махнула рукой Нелли и забрала брошь, чтобы приколоть её на лацкан пиджака. – Ну, как?
– Bellissimo! – выразил он своё восхищение и потянулся через стол, чтобы поцеловать ей руку. – У тебя очень красивый костюм сегодня!
– Спасибо, моё солнышко! Лавандовый цвет мне очень идёт, и твоя бабочка так удачно сочетается с ним… Какой же чудесный сегодня вечер, Ренато! Ты просто чудо! Ох, кому-то повезёт, если ты решишь поменять холостяцкую жизнь на семейную.
– Я пока не встретил женщину лучше, чем ты. Но ты…
– Нет, нет, нет! Вот только не надо мне сейчас начинать петь серенады, Ренато! Я хочу пожить одна, для себя, в гордом одиночестве. Возможно, заведу собаку, раз бог не дал мне детей.
– Я не люблю собак… Когда я был маленький, папа подарил мне собаку, а через полгода умерла мама…
– А через неделю твоя собака убежала, и вы так её и не нашли. Я помню, помню. Ладно, не надо о грустном,– Нелли посмотрела на Ренато с таким скорбным сожалением, что он закивал в ответ и замолчал. – Мне очень жаль,– добавила она. – Судьба бывает так несправедлива, как нам кажется, потому что она отнимает у нас самых близких. А ты знаешь, что у древних греков, и бабочка и душа обозначались одинаково – «псюхе». И Психея у них, как прообраз души, всегда изображалась с крыльями бабочки.
– Да, у Рафаэля есть картины, и эскизы на эту тему, я знаю,– воодушевлённо ответил Ренато. – А ты тоже думаешь, что бабочки – это души тех, кто уже умер? У русских так?
– У древних славян не знаю, а вот у православных христиан, жизнь бабочки очень символична. Сначала живёт гусеница, как все мы, рискуя каждый день стать жертвой, вынужденная добывать себе пищу. Потом кокон – это своего рода смерть, ведь он, как гроб, согласись?! А потом воскрешение, переход из одной жизни в другую, но в ином обличие.
– Очень интересно, мне нравится,– сказал Ренато. – Никто не знает, что там,– он поднял указанный палец вверх.
– Вот именно, что никто не знает, одни гипотезы. Может и правда, и воскрешение переносит душу в этот же мир, но в другом облике, и с другим мировосприятием? Хотя, есть много ядовитых бабочек, например, как Грета Ото,– Нелли опустила голову и посмотрела на брошь. – Вот, пожалуйста, наглядный пример, эта красавица из семейства нимфалид, и в облике гусеницы, и став бабочкой, питается исключительно ядовитыми растения рода цеструм.
– Роза тоже имеет шипы,– сказал Ренато. – Но всё равно остаётся королевой цветов.
– Да ты философ! Ой, давай выпьем за тебя, мой дорогой художник! Спасибо тебе за всё!
– Всё только для тебя!– он поднял бокал. – Но ты мне должна обещать, что следующая моя выставка будет с тобой!
– Ты приглашаешь меня на фотосессию?
– Да!
– Надеюсь без эротики?! Я уже не в том возрасте!
– У тебя молодая душа, и глаза, как у Афины!– ушёл от ответа Ренато.
– Ого! А я и забыла, что у древнегреческой богини мудрости были серые глаза, ты же мне это уже говорил давным-давно! А я вот зато знаю, что в мире всего один процент людей имеет серый цвет глаз, представляешь?
– Я тебе всегда говорил и повторю – ты уникальная женщина!
– Ты мне лучше про своих женщин расскажи! Кто там у тебя сейчас?
Нелли любила слушать, когда Ренато начинал описывать свои чувства и рассказывать об очередном «увлечении». Она придумала для него игру под названием «Коллекционер бабочек в животе», и предложила сравнивать каждую новую музу Ренато с бабочкой. А потом сама рассказывала, как в природе живёт та или иная особь, где обитает, плотоядная она или хищная…
Ренато ненадолго задумался, вспомнив, что запер Лину в квартире, и даже не представлял, что его ждёт по возвращении.
– Так кто она? Не томи! Я видела афиши и смотрела рекламу твоей персональной выставки – это нечто! Где ты нашёл это сокровище?
– Пришлось побегать за этой дикой штучкой. Я очень рад, что тебе понравилось! У этой бабочки чёрные крылья и она вампир, я с трудом к тебе приехал.
– Охотно верю, потому что тебе удалось передать, даже в том фото на афише, всю силу её сексуальности. Это такой взгляд! Такой… нет, это не магнит, это гипноз, бездна чувств… Я хочу с ней познакомиться, Ренато!
– Я закрыл её…
– Такую только в клетке можно удержать!
– Она в квартире, но ключи только у меня.
– Это рискованно…
– Нет! Скоро выставка и она должна быть там… со мной…
– Ну сам смотри, тебе виднее, мой милый,– лукаво улыбнулась Нелли и подцепила вилкой одну из сахарных бабочек, украшающих десерт.– Эта похожа на Калиптру,– сказала она, посмотрев на Ренато. – Некоторые бабочки этого рода настоящие вампиры, прокалывая хоботком кожу, впиваются и сосут кровь.
– У людей?
– У людей реже, в основном у животных. Вот только цвет крыльев у них светло-коричневый, а ты ищешь тёмный, подходящий твоей вампирше окрас… Где ты взял эту красоту?– Нелли снова перевела взгляд на сахарную бабочку с торта. Бартоша, хоть и печёт прекрасные десерты, но украшает всегда примитивно.
– Я заказал по интернету позавчера вечером, а адрес сайта мне дал Бартоломео.
– Вот вы оба партизаны! Вечер сюрпризов продолжается? Ладно, не будем отвлекаться… Хорошо бы вспомнить название какой-нибудь чернокрылой бабочки… Ой, я кажется знаю!– вскрикнула радостно Нелли, довольная своей памятью. – Вспомнила! Правда по-русски она называется не очень красиво, я даже не знаю, поймёшь ты или нет.
– Скажи по-итальянски!
– Lutto, кажется так переводится слово «траур».
– Да-да, правильно! А-а-а, «бабочка в трауре» – такое название? – догадался Ренато.
– Почти, только – траурница. И всё из-за тёмно-вишнёвого, почти чёрного цвета. Но, по краю крылышек проходит светло-жёлтая лента и рядом с ней ряд голубых пятен. Красота сногсшибательная, обязательно посмотри фотографии. Ты мне сразу скажешь, что я попала в точку, потому что латинское название этой бабочки Nymphalis antiopa, и переводится оно как «царица амазонок»!
– Царица?
– Да по-итальянски, что царица, что королева – одинаково! Миф про Антиопу и Тесея помнишь?!
– Помню, что Тесео убил Минотауро,– на итальянский манер ответил Ренато, изменив окончание имени героя древнегреческих мифов и критского чудовища из подземного лабиринта в Афинах.
– А про один из подвигов Геракла ты помнишь?… Или как он там на итальянском – Ercole?
– Да!
– Прекрасно! Значит ты понял о ком я?
– Конечно!
– Геракл отправился за поясом Ипполиты, королевы амазонок…
– Там непонятно всё,– пожал плечами Ренато.
– Ну-ка, ну-ка, рассказывай, мой хороший, я страсть как люблю мифологию!
– Было три сестры амазонки.
– Это я знаю: Ипполита, Антиопа и ещё…
– Меланиппе,– Ренато продолжил менять окончания имён на итальянский манер.
– Да, точно, Меланиппа! И?
– Ипполита была королевой, но Ерколе её убил, а других взял в плен. Мелланиппа отдала ему пояс и он её отпустил, Антиоппу он подарил Тесео, как трофео…
– Трофей,– поправила его Нелли, еле сдерживаясь чтобы не рассмеяться.
– Я читал, что Ипполита назвала себя именем сестры.
– Подожди, я совсем запуталась! Геракл убил вместо Ипполиты её сестру Антиопу?
– Да!
– Тогда получается, что жена Тесея была настоящая королева?
Ренато кивнул и добавил.
– Она влюбилась в Тесео и сказала, что она Антиопе, потом у них родился сын Ипполито.
– Ладно, чёрт с ней, с этой историей!– воскликнула Нелли.– В любом случае, латинское название бабочки мы поменять не сможем, но согласись, что «Царица амазонок» – это подходящее имя для твоей Лины? Regina delle amazzoni… Правильно?
– Да!
– Кра-со-та! По-моему, всё совпало!
– Ecco il diavolo!– выругался Ренато. – Надо было рассказать тебе и делать другие фотографии!
– Да перестань ты,– махнула рукой Нелли. – Уверена, что у тебя получились прекрасные снимки и без того, чтобы наряжать девушку в костюм амазонки.
– Нет, я хочу переделать!
– Ты не успеешь, Ренато, не горячись! До выставки осталось несколько дней…
– Quattro,– он показал Нелли четыре пальца. – Я успею!
– А афиши? А галерея? Фотографии в рамках… проявка, распечатка… Ты сумасшедший!
– Я знаю, но я хочу попробовать!– Ренато засобирался. Обнимая Нелли крепко на прощание, он поцеловав ей обе руки, и поспешил к выходу.
Глава 3. Лина. Nymphalis antiopa
В квартире царила тишина и кромешная тьма. Ренато зажёг в зале свет – всё было на своих местах, включая стеклянную посуду в буфете и декоративные статуэтки на современном комоде. Даже зеркало, висевшее над ним, было целым, хотя можно было ожидать чего угодно. Во всяком случае Ренато был готов ко всему, кроме идеального порядка.
– Лина, ты тут?– крикнул он. – Ли-на!– но в ответ снова тишина. Ренато стоял посреди зала и не решался идти в спальню. Воображение художника рисовало в голове древнеримскую оргию переходящую в вакханалию, во главе которой была ненасытная Лина и бог плодородия Приап. Последний на всех картинах и скульптурах выделялся всегда огромного размера фаллосом в состоянии эрекции.
Ренато замотал головой отгоняя навязчивые мысли и зашагал в сторону спальни, успокаивая себя тем, что собственноручно запер входную дверь, когда уходил. Конечно, в квартиру на четвёртом этаже можно было попасть и через балкон, по пожарной лестнице. Наиболее наглый способ не исключал вызова пожарной машины с выдвижной лестницей или подъёмником. Но войдя в спальню, и включив свет, Ренато выдохнул с облегчением. Лина спала глубоким сном посередине огромной кровати. Она слегка похрапывала лёжа на спине, всё в том же шелковом халате. Левая грудь была обнажена, что было весьма символично. Все скульпторы и художники с древних времён изображали амазонок именно так, с оголённой левой грудью: одежда сковывала движения и мешала при стрельбе из лука.
Обстановку в спальне Ренато оценил на троечку по пятибалльной шкале: зеркала были разрисованы губной помадой нескольких оттенков красного. Нецензурные выражения упоминающие мужские гениталии были подкреплены примитивными рисунками, наглядно подчёркивающими их большой размер. На широком подоконнике в ряд были выставлены дорогие бутылки вина, многие из которых были опустошены больше чем на треть. У Лины было предостаточно времени, чтобы всё попробовать и оценить, и судя по сладкому причмокиванию между похрапыванием, ей всё понравилось. Ренато взял наугад одну из бутылок и прочитав название, одобрительно кивнул.
– У тебя прекрасный вкус, Лина!– обратился он к спящей девушки. – Джузеппе Квинтарелли «Amarone della Valpolicella Classico», двухтысячного года. Цена примерно около двух с половиной тысяч долларов. Молодец! О-о-о, да тут есть ещё дороже, судя по надписи «reserva»!– Ренато взял соседнюю бутылку. – А год? А-а-а, ну конечно – две тысячи седьмой. Bellissimo, Лина! Это благородная вендетта и… очень вкусная,– он посмотрел на остальные откупоренные бутылки. – Да, и очень дорогая, моя дорогая!– взгляд снова был переведён на Лину, но та пребывала в глубоком сне и не собиралась просыпаться. Ренато взял с подоконника сразу несколько бутылок и отнёс в зал, потом вернулся за остальными, параллельно успев накрыть соблазнительную грудь спящей «амазонки» шёлковым покрывалом. К ней он ещё успеет вернуться, впереди длинная ночь, и Лина даже не подозревает, что её ждёт. А пока что Ренато хотел проверить запасы своей коллекции алкоголя, хранящегося в специализированном винном шкафу. Впервые он пожалел, что тот никак не запирается, а открывается как холодильник.
Бесшумный, с термоэлектрической системой охлаждения, винный шкаф стоял в дальнем углу комнаты, справа от выхода на балкон. Ренато принёс все бутылки и поставил их сверху, так как по размеру шкаф был чуть выше семидесяти сантиметров. Открыв дверцу, он присел и принялся пересчитывать оставшиеся в девственной закупорке горлышки бутылок. Нехитрый математический подсчёт выявил, что помимо восьми открытых Линой, остальные семнадцать на месте, в целости и сохранности. Осталось только найти пробки и положить початые бутылки туда же. На поиски ушло около часа, и Ренато, перед тем как закрыть последнюю бутылку, налил себе полбокала, как поощрение за труд.
Взглянув на часы, стрелки которых давно перевали за полночь, он сделал небольшой глоток, и уселся в удобное кресло, положив ноги на низкий журнальный столик. Ещё глоток, чтобы полностью ощутить вкус благородного итальянского вина «Сассикайя» из провинции Болгери в Тоскане. Судя по всему Лине оно понравилось больше всех, в бутылке осталось меньше половины содержимого. И не мудрено, ведь однажды маркиз Марио Инчиза делла Роккетта, большой любитель бордоских вин, пошёл на хитрость и высадил в своём поместье два французских сорта винограда: каберне совиньон и каберне фран. К счастью те прижились на грунте, покрытом гравием, ну и несомненно помог мягкий климат Италии. Вино получалось отменное, но заслужило лишь низшую категорию качества по официальной итальянской классификации, из-за запрета выращивания иностранных сортов винограда. В начале восьмидесятых годов прошлого века, вино Сассикайя, что означает «каменные земли», затмило знаменитые бордоские вина и одержало победу в анонимном конкурсе. После этого журналисты окрестили это вино, как супертосканское, и если речь заходила о винах, то Сассикайя всегда употреблялось с термином «легендарное».
Ренато наслаждался ярко выраженной насыщенностью и глубиной рубинового цвета, изысканным фруктовым ароматом. Смаковал. Помимо вкраплений чёрной смородины и черники, в букете присутствовали плоды вишни и сливы, лаванда и дикорастущие травы. Сложный состав благородного вина открывал ему целую гамму непередаваемого восторга, и рождал новых бабочек в животе. Ренато всполнил о том, что сказала ему Нелли и нашёл в интернете описание и фотографию крылатой нимфалиды антиопы, и залюбовался её красотой. Основной, тёмно-вишнёвый цвет крыльев был схож с вином в бокале. Бабочка к тому же оказалась любительницей перезрелых фруктов и бродящего берёзового сока.
– Лину, как и этих бабочки, привлекает запах кислого и сладкого брожения,– отметил про себя Ренато, и с улыбкой допил оставшееся в бокале вино. Сладко зевнув, он встал и пошёл в спальню, где снова, откинув покрывало, завлекала его своим обнажённым телом прекрасная «королева амазонок». Он прилёг тихонько рядом, и стал целовать плечо девушки. Единственный включённый ночник, с противоположной стороны кровати, еле освещал спальню и Ренато потянулся, чтобы включить ещё один, на прикроватной тумбочке. Ему нужно было больше света, но не очень яркого – просто хотелось видимости отражения в зеркале. Сейчас он был полон сил, с лихвой достаточных на всю ночь, для удовлетворения любых желаний Лины, но она продолжала спать. А он хотел её, целуя, лаская, возбуждаясь всё больше и больше, до того самого момента, когда разум сходит с орбиты и улетает в открытый космос. В такие моменты становится неважен процесс возвращения в себя, ведь душа обитает в ином измерении. И снова они – бабочки, вырвавшиеся из телесного кокона, разлетаются, в надежде, что ощущение полёта никогда не закончится. Ренато стонал от перевозбуждения напористо проникая в Лину, и она постепенно начала двигаться с ним в такт, медленно приходя в себя. Ещё немного и они поменяют позу, чтобы получить передышку, иначе оба придут к «финишу», и она – царица амазонок – снова уснёт. Ренато остановился, когда девушка готова была закричать, взорваться изнутри вулканом и низвергнуть «лаву» наружу. Он начал целовать её, опускаясь всё ниже, но она моментально сжала его бёдра обеими ногами, не давая выйти.
– Хочу тебя… хочу, не останавливайся, милый,– шептала она еле слышно и продолжала сама, как змея, извивать под ним, пока не достигла предела, пока не провалилась куда-то в небытие, а после взлетела выше облаков.
Ренато едва не эякулировал в неё, успев в последний момент зацепиться за единственную здравую мысль, что детей он пока не хочет, даже от царицы амазонок.
Лина давно ослабила хватку и смотрела на него сквозь полуоткрытые веки. Красавец Ренато, как повзрослевший бог любви Амур, был притягателен и хорош до умопомрачения. Девушке не хотелось думать, что он когда-нибудь исчезнет из её жизни и будет вот так же, может даже и на этой кровати, любить другую до полного изнеможения. Лина прикусила нижнюю губу, почти до крови, чтобы отвлечь внимание от колючих мыслей и заменить их другой болью. Тяжело вздохнув, она повернулась на бок и закрыла глаза. Ренато не мог оставить такую позу без внимания и, накинув на себя огромный махровый халат, пошёл за фотоаппаратом.
На шёлковой простыни лазурно-синего цвета, обнажённое загорелое тело Лины отражалось в объективе как янтарь в море. Потом, по этому фото, Ренато Рицци обязательно напишет портрет, а пока следовало спешить, до выставки оставалось совсем ничего – пять ночей и четыре дня. И эту ночь ему упускать совсем не хотелось, даже если объект внимания спал крепким сном.
– Клин клином вышибают!– вспомнил Ренато русскую пословицу и пошёл варить крепкий кофе.
Через полчаса Лина кое-как пришла в себя, выпив не только две чашки кофе, но и не меньше половины литра воды. После терпких, крепких, пусть и элитных вин, жажда мучила её не меньше, чем от любого другого алкоголя. Слегка побаливала голова, но и на этот случай у Ренато было проверенное средство – шипучие таблетки аспирина плюс апельсиновый сок.
– Завяжи глаза!– скомандовал он девушка, когда та оделась и допила антипохмельную смесь. Широкая повязка из тонкой натуральной кожи – это был несоответствующий атрибут образа, имитирующего костюм амазонки. У Ренато, от какой-то давней фотосессии, нашлись юбка и топ со шнуровкой, ещё и с меховой оторочкой. Костюм под стать амазонке, именно такой, каким его обычно представляют в кино, сшитый из лоскутов грубой кожи. Он частенько подбирал дорогие костюмы, платья и даже обувь, для некоторых, особо привлекательных моделей в одном элитном ателье, где можно запросто было найти любую одежду напрокат. Иногда забывал возвращать, и вещи продолжали висеть месяцами в его огромном гардеробе, пока владельцы ателье сами не напоминали о них.
Благо в эту ночь спонтанно нахлынувшее вдохновение не требовало от Ренато никаких особых заморочек. Даже обувь у Лины была соответствующей, она пришла к нему в гости в тёмно-коричневых замшевых ботфортах, ещё и на шнуровке.
– А зачем глаза завязывать?– наконец-то возмутилась она, до этого покорно позволяя надевать на себя всё подряд, включая несколько поясов с заклёпками и бахромой, и парочку хвостов из натурального меха на бёдра. В левом ухе красовалась серьга с красивым длинным пером, а на лоб повязана была плетёная тонкая косичка из замши, которую и закрыла повязка на глаза.
– Всего один снимок!– сказал Ренато. – Потом мы тебе сделаем макияж! И шкуру наденем, вот эту!– он вытащил из нижнего ящика огромного гардероба горжетку из светло-серого лисьего меха. – Сюда вот, на плечо одно накинешь,– продемонстрировал он тут же, хотя Лина ничего не могла увидеть в данный момент. Ренато отбросил горжетку в сторону, прекрасно понимая, что Лина не станет сопротивляться, потому что за эту фотосессию ей была обещана кругленькая сумма. Тех, кого Ренато сам приглашал сниматься, он предпочитал щедро благодарить, не только за бабочек в животе, но и за потраченное с пользой время. Остальные же платили ему сами, и их было в несколько раз больше, и многие хотели, и готовы были платить бешеные деньги хотя бы за одну ночь любви, но… Нет, для Ренато это было принципиально недопустимо, если при виде женщины, неважно какого возраста, внутри него не начинал играть оркестр из пяти чувств, управляемый дирижёрской палочкой интуиции, то ни о каком интиме и речи не могло быть. Шестое чувство ещё никогда его не подводило и он доверял ему всецело, чтобы потом наслаждаться временем, и новыми ощущениями полёта. Всё остальное он считал механической игрой тел, сексом ради секса, пустой тратой жизни…
На втором этаже двухуровневой квартиры у Ренато была огромная фотостудия, занимающая почти весь этаж. Арендодатель с радостью разрешил перепланировку помещения, при этом повысив стоимость проживания почти в полтора раза. Ренато всё устраивало, и вот уже больше пяти лет, он с удовольствием жил и творил тут, даже несмотря на частые перебои с электричеством.
Выставив свет и найдя подходящие атрибуты и цвет фона, он наконец приступил к одному из любимейших дел. Лина сняла повязку и нрисовала себе чёрным гримом широкую полоску на глазах, уходящую за виски. Её голубые глаза и вьющиеся длинные волосы цвета чёрного шоколада, смотрелись гармонично, сочетаясь с костюмом. Вот только состояние было подавленное, хотелось прилечь где-нибудь в уголке и поспать часик.
– Посмотри в объектив, Лина! Работай! А то я сделаю из тебя натуральную амазонку и тебе будет больно!
– А я, по-твоему, сейчас не натуральная?– она выпустила в него воображаемую стрелу из такого же невидимого лука, отложив в сторону небольшой лабрис – неотъемлемый атрибут женщин-воинов. Двухсторонний топор сверкнул наточенными лезвиями, отразив свет от одного из прожекторов.
– Пять минут отдыхаем, ладно,– сдался Ренато, видя, что девушка теряет последние силы. Он присел на стоящую неподалёку от него длинную банкетку и показал рукой на пустое место рядом. Лина тут же подошла, и тяжело вздохнув села. Они оба прикурили и синхронно выпусти дым в потолок.
– Так что там с настоящими амазонками было?– спросила она умышленно, чтобы Ренато начал хоть что-нибудь рассказывать, и оставил её в покое. Лина положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
– Правую грудь им прижигали ещё в детстве,– донеслось до неё в полудрёме, и любопытство тут же взяло верх над усталостью.
– Зачем?
– Что? Ты меня не слушаешь, да? Я же говорю, чтобы грудь не мешала стрелять из лука!
– Фу-у, ужас какой! Ты серьезно?!
– Так пишут историки, но мне кажется, что это, как это сказать – просто легенда.
– Я тоже так думаю, да и потом, при чём тут грудь? Сколько раз смотрела соревнования по стрельбе из лука, – хихикнула Лина и потушила дотлевшую в пепельнице сигарету. – Стрела и натянутая тетива всегда где-то в районе уха или рта, но уж точно не подмышкой.
– Под какой мышкой?– переспросил Ренато.
– Да вот тут!– Лина подняла руку и указала пальцем на ямку под плечевым суставом.– Слушай, а может амазонок этих и не существовало вообще?
– А как же скульптуры и картины, рельефы и барельефы, Троянская война…?
– Что, и там тоже?
– Да, амазонки воевали на стороне Трои… Ты отдохнула, мы можем продолжать?
– Может поспим немного?– Лина посмотрела на него умоляющим взглядом. – А утром продолжим?
– Утром ты будешь плохо выглядеть! И у меня дел много, надо тебе крылья на выставку сделать ещё…
– Ка-какие крылья, Ренато? У меня уже готово платье на твою фотовыставку, там спина открытая, почти до,– Лина встала и провела пальцем линию в районе копчика. Куда тут крылья, на задни… Кхм, на попу цеплять?
– На спину,– спокойно ответил Ренато. – А цвет какой у твоего платья?
– Чёрный, оно тут всё обтягивает,– девушка провела руками вдоль тела и до бёдер. – А справа до пола разрез.
– Надо его зашить!
– А как я ходить буду?
– Надо подумать… Утром поедем и всё решим!
– А какие хоть крылья? Чёрные или белые? Как у ангела?
– Как у бабочки…
– Да ладно! Вот это ты меня сейчас удивил, Ренатик!
– Я Ренато, а не Ренатик, сколько раз можно повторять? Всё, Лина, иди немножко поработай! Давай, давай…
Через час они всё-таки закончили. Время близилось к утру и им обоим необходим был отдых. Ренато был доволен съемкой и тем, что удалось успеть хоть что-то воплотить из внезапно нахлынувших идей. И снова не обошлось без Нелли, его ангела-хранителя, верной подруги и самой мудрой на свете женщины. В какой-то степени это было похоже на отношения матери и сына, старшей сестры и брата, давних друзей детства. И в то же самое время, если бы Нелли вела себя по-другому, если бы она взглянула на Ренато, как истинная женщина на красивого и темпераментного мужчину, их дружеский союз мог бы закончиться давным-давно.
Последующие дни и ночи пролетели в приятной суматохе и спешке, при этом принося чудесные плоды труда. Организаторы фотовыставки нашли место и для пяти роскошных фотографии, как постеров, размером – в ширину почти восемьдесят пять, а в высоту чуть больше ста десяти сантиметров.
– Почему так мало?– возмущалась Лина.
– Больше нет места! Но остальные можно выставить на аукцион, если я успею всё распечатать и привезут рамки…
– До открытия четыре часа, я пошла готовиться, уже стилист приехал!
– Скажи ему, что тебе нужны чёрные усы!