Герой Веков
Они нападают прямо, не прибегая к вероломству, и стремятся одержать верх при помощи грубой силы. Не давайте им такой возможности! Прикажите своим людям собраться в группы: по двое – на маленького колосса и по трое-четверо – на большого. Удержать большую полосу обороны мы не сможем, но хотя бы выстоим какое-то время.
Пусть вас не заботят твари, которые обойдут нас и ворвутся в город: жителей мы спрячем в самых отдаленных домах, и колоссы, скорее всего, займутся мародерством, позабыв о том, что их собратья продолжают сражаться. Нам только это и нужно! Не гонитесь следом. Ваши семьи не пострадают.
Сражаясь с большим колоссом, бейте его по ногам: сначала повалите, а потом уже пытайтесь убить. Если противник – маленький колосс, остерегайтесь, чтобы копье или меч не застряли в складках его отвислой шкуры. Поймите, колоссы вовсе не глупы – просто они действуют безыскусно. Предсказуемо. Они доберутся до вас самым простым способом и нападут прямо, без всяких ухищрений.
И вот наконец самая важная вещь, которую вы должны понять: их можно победить. Мы это сделаем сегодня. Не позволяйте себя запугать! Сражайтесь согласованно, сохраняйте присутствие духа, и я обещаю: мы выживем!
Речь Венчера не вызвала одобрительных возгласов, но командиры отрядов казались теперь чуть более уверенными в себе. Все разошлись, чтобы передать инструкции своим людям.
Фатрен приблизился к императору:
– Если подсчеты справедливы, на одного нашего придется пять колоссов.
Венчер только кивнул.
– Они больше, сильнее и опытнее нас.
Венчер снова кивнул.
– Тогда мы обречены.
Венчер наконец-то посмотрел на Фатрена и нахмурился; черный пепел покрывал рукава его мундира.
– Вы не обречены. У вас есть то, чего нет у них.
– И что же это?
Их взгляды встретились.
– У вас есть я.
– Мой господин, император! – раздался возглас с вершины земляного вала. – Идут колоссы!
«Они уже зовут первым его», – подумал Фатрен. Он не знал, стоит ли оскорбиться или восхититься случившимся.
Одним прыжком Венчер оказался на вершине вала, преодолев при помощи алломантии огромное расстояние. Большинство солдат пригибалось и пряталось за укреплениями, хотя враг был еще далеко. Венчер же, выпрямившись во весь рост, стоял в своем белом мундире и вглядывался в горизонт, прикрывая сощуренные глаза ладонью.
– Они разбивают лагерь, – заметил он с улыбкой. – Отлично! Лорд Фатрен, готовьте людей к атаке.
– Атаке? – переспросил Фатрен, едва успевший вскарабкаться следом за Венчером.
– Колоссы устали после перехода и увлечены обустройством на ночлег. У нас не будет лучшей возможности, чтобы напасть.
– Но мы же заняли оборону!
Венчер покачал головой:
– Очень скоро твари разъярятся до умопомрачения. Надо атаковать первыми, а не ждать, пока нас всех перережут.
– И оставить вал без защиты?
– Ваши укрепления впечатляют, лорд Фатрен, но от них никакой пользы. У вас нет достаточного числа солдат, чтобы защитить весь периметр, а колоссы, как правило, выше и решительнее людей. Они просто захватят вал и хлынут в город.
– Но… – начал было Фатрен. И осекся.
Взгляд у алломанта был спокойный, но твердый и выжидающий. Все становилось понятным без слов. «Я теперь тут главный». Больше никаких споров.
– Да, мой господин.
И Фатрен подозвал гонцов, чтобы те передали приказы.
Император молча наблюдал за мальчишками-курьерами, которые ринулись прочь. Среди солдат началось волнение: они не ожидали, что придется идти в атаку. Все новые и новые взгляды устремлялись на Венчера, который с гордо поднятой головой стоял на земляном валу.
«Он и в самом деле выглядит как император», – против собственной воли подумал Фатрен.
Приказы передавались дальше, дальше… Когда уже вся армия смотрела на Венчера, он вытащил меч и поднял его к пепельному небу. Затем с нечеловеческой стремительностью спрыгнул с земляного вала и бросился по направлению к лагерю колоссов.
Секунду-другую он бежал один. Потом, стиснув зубы, к императору присоединился Фатрен. И наконец волной захлестнув укрепления и пронзительно крича, за ними последовали солдаты.
С оружием в руках они бежали навстречу смерти.
* * *Сила, переданная мне, преобразила мой разум. Понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы стали понятны ее природа, ее история и ее предназначение.
Однако знание еще не означало, что я смогу этой силой воспользоваться: не хватало опыта и необходимых умений. К примеру, мне было теперь известно, как передвинуть планету в небе. Но куда же ее поместить, чтобы она не оказалась слишком близко к солнцу или слишком далеко от него?
2
День Тен-Суна начался, как обычно, во тьме. Отчасти потому, что у него не было глаз. Конечно, Тен-Сун мог создать себе парочку: он ведь принадлежал к Третьему поколению, которое считалось старым даже среди кандра, и переварил достаточно трупов, чтобы изучить строение органов чувств и творить интуитивно, не нуждаясь в образце для подражания.
К несчастью, от глаз мало толку – требовался череп. И еще Тен-Сун знал, что бо́льшая часть органов не может нормально работать без полноценного тела и без скелета. Его же собственная масса раздавит глаза, стоит лишь неосторожно пошевелиться. Да и вращать ими будет очень сложно.
Тем более на что смотреть? Тен-Сун чуть сдвинулся, меняя форму внутри своей тюремной камеры. Его тело представляло собой груду полупрозрачных мышц, похожих на скопище соединенных друг с другом больших улиток или слизней, или на тело моллюска. Сосредоточившись, кандра мог растворить одну из мышц и объединить ее с другой или создать что-то новое, однако без подходящего скелета он был почти беспомощен.
Тен-Сун снова пошевелился в своей камере. Его кожа обладала чувствительностью – своеобразным ощущением вкуса и запаха. Прямо сейчас кандра, к примеру, воспринимал смрад собственных экскрементов, покрывавших стены камеры, но не осмеливался отключить это чувство. Связей с внешним миром осталось не так уж много.
«Камера» на самом деле была не более чем каменной ямой, которую сверху прикрывала решетка. Тен-Сун едва в ней помещался. Через решетку тюремщики бросали еду и иногда поливали узника водой, чтобы утолить его жажду и смыть экскременты через маленькое дренажное отверстие в полу. Кандра не смог бы просочиться ни сквозь это отверстие, ни сквозь решетку – даже мышцы невозможно сжимать до бесконечности.
Сколько все это продолжалось, Тен-Сун не знал. Месяцы? Человек бы уже давно сошел с ума, но кандра был наделен Благословением Ясности. Его разум не сдавался с такой легкостью.
Впрочем, иногда узник проклинал Благословение за то, что оно не позволяло погрузиться в блаженное безумие.
«Сосредоточься!»
Даже не имея мозга, Тен-Сун был способен думать. Почему? Вряд ли это понимал хоть один кандра. Разве что Первое поколение? Они наверняка знали больше остальных, но не торопились просвещать своих сородичей.
«Они не могут держать тебя здесь вечно, – мысленно проговорил Тен-Сун. – Первый договор…»
Но он начинал сомневаться в Первом договоре – точнее, в том, что Первое поколение хоть как-то его соблюдало. Только вправе ли Тен-Сун их в чем-то обвинять, если и сам он нарушил обязательства? Пошел против воли хозяина, помог другому человеку. Предательство привело к смерти того, с кем он заключил Договор.
И даже столь постыдное деяние было лишь самым малозначительным из преступлений Тен-Суна. За нарушение Договора полагалась смерть, и если бы он не успел больше ничего натворить, собратья убили бы его, и дело с концом. К несчастью, на кону стояло нечто намного более важное. Показания Тен-Суна – его допрашивало Второе поколение без свидетелей – выявили куда более серьезный и опасный промах.
Тен-Сун выдал тайну своего народа.
«Они не смогут меня казнить, – думал он, сосредотачиваясь на этой мысли. – По крайней мере, до тех пор, пока не узнают, кому я рассказал».
Тайна. Самое ценное.
«Я погубил всех. Весь свой народ. Мы снова станем рабами. Нет, мы уже рабы. Мы станем куклами, которыми будут управлять чужие разумы. Нас захватят и используют, и наши собственные тела уже не будут нам принадлежать».
Вот что он наделал, вот к чему могли привести его действия. Он заслужил заточение и смерть. И все же хотел жить. Он должен был презирать самого себя. Но почему-то казалось, что его поступок являлся единственно верным.
Тен-Сун снова изменил форму: клубок скользких мышц пришел в движение и вдруг застыл, не закончив трансформацию. В камне ощущались вибрации. Кто-то приближался.
Перестроившись, кандра растопырился по всей тюремной яме так, что в середине тела образовалось углубление. Предстояло поймать всю пищу до последней капли – кормили узника совсем скудно. Однако никто не стал лить на него похлебку. Тен-Сун все ждал и ждал, когда решетка вдруг открылась. У него не было ушей, но он чувствовал вибрацию, которая сопровождала движения наверху: грубую железную решетку оттащили в сторону, бросили…
«Что?»
В мышцы впились крючья и, вспарывая плоть, потащили тело из ямы. Было очень больно. Не только из-за крючьев, но еще и из-за внезапного ощущения свободы, когда его швырнули на пол. Против собственной воли Тен-Сун ощутил вкус грязи и засохшей похлебки. Мышцы дрожали, отсутствие каменных стен казалось удивительным, и он потянулся, двигаясь в направлениях, о которых почти забыл.
Потом в воздухе появился новый запах. Кислота. Густая и жгучая, должно быть, в позолоченном изнутри ведре, которое принесли с собой тюремщики. Они все-таки собирались его убить.
«Но они не посмеют! Первый договор, закон нашего народа – это…»
Что-то упало. Не кислота – что-то твердое. Тен-Сун нетерпеливо прикоснулся к незнакомому предмету, мышцы двигались одна за другой, ощущая, изучая, пробуя на вкус. Предмет был круглым, с отверстиями и кое-где казался острым… Череп.
Вонь кислоты усилилась. Ее размешивали? Тен-Сун быстро вобрал в себя и заполнил череп. В особом внутреннем кармане хранился небольшой запас растворенной плоти. Этим запасом узник и воспользовался, чтобы быстро покрыть череп кожей. Потом сосредоточился на легких, создал язык… Действовал с отчаянием, потому что кислота воняла все сильней…
Боль. Мышцы на боку обожгло, часть тела растворилась. Видимо, Второе поколение отчаялось разузнать его секреты. Однако перед тем, как убить, приговоренному были обязаны дать возможность высказаться. Так гласил Первый договор – вот для чего потребовался череп. Но стражам явно приказали покончить до того, как Тен-Сун успеет сказать хоть что-нибудь в свою защиту. Следуя букве закона, исполнители в то же самое время игнорировали его дух.
Однако им было невдомек, насколько быстрым может быть Тен-Сун. Лишь немногие кандра провели столько же времени, исполняя Договоры, сколько он: все Второе поколение и большая часть Третьего давным-давно отошли от дел и жили, не зная невзгод, в Обиталище.
Такая жизнь ничему не учит.
Большинству кандра требовались часы, чтобы создать тело, а у молодых на это уходили дни. Тен-Суну понадобилось несколько секунд, чтобы сформировать подобие языка. Пожираемый кислотой, он из последних сил сотворил трахею, наполнил воздухом легкое и прохрипел единственное слово:
– Справедливости!
Кислоту лить тут же перестали, но тело продолжало гореть. Превозмогая боль, Тен-Сун создал в полостях черепа простейшие слуховые органы.
– Дурак! – прошептал поблизости чей-то голос.
– Справедливости! – повторил Тен-Сун.
– Прими смерть, – прошипел другой. – Не пытайся навредить нашему народу еще больше, чем успел до сих пор. Первое поколение даровало тебе возможность умереть, памятуя о твоих дополнительных годах службы!
Тен-Сун замер. Суд будет публичным. До сих пор о его предательстве знало лишь несколько избранных. Он мог умереть позорной смертью Нарушителя Договора, но сохранить хоть какое-то подобие уважения за свои былые заслуги. Где-то рядом – скорее всего, в какой-нибудь из ям по соседству – находились обреченные на вечное заточение, пытку, которая способна сломать даже разум того, кто наделен Благословением Ясности.
Хотел ли Тен-Сун пополнить их ряды? Открыв свои деяния на общем собрании, он получит вечность, полную боли. Требовать суда было глупостью, поскольку отсутствовала всякая надежда на оправдание. Признание решило его судьбу.
Если он заговорит, то не ради того, чтобы защититься. Причина заключалась совсем в другом.
– Справедливости! – повторил Тен-Сун на этот раз едва различимым шепотом.
* * *Надо признаться, обладание таким могуществом в некотором смысле меня изрядно ошеломило. Чтобы понять его, потребовались бы тысячелетия. Это сделало бы переделку мира куда более легкой задачей. Опасность, таившаяся в моем невежестве, была очевидной. Ребенок, наделенный неимоверной силой, может легко сломать свою игрушку, а моей игрушкой оказался целый мир, поэтому исправить сломанное представлялось совершенно невозможным.
3
Эленд Венчер, второй император Последней империи, не родился воином – он родился аристократом. Во времена Вседержителя это означало, что главным образом Эленд был профессиональным светским львом. Юность он провел, обучаясь легкомысленным играм Великих домов, и жизнь имперской элиты его избаловала.
Неудивительно, что в итоге Эленд стал политиком. Он всегда интересовался политической теорией и знал, что однажды возглавит свой Дом, хотя являлся в большей степени мыслителем, чем настоящим государственным деятелем. Поначалу хорошего короля из него не вышло. Эленд не понимал, что от правителя требуются не только хорошие идеи и честные намерения. Требуется намного больше.
«Сомневаюсь, что ты когда-нибудь станешь тем правителем, который способен возглавить атаку на врага, Эленд Венчер» – эти слова Тиндвил, террисийской хранительницы, которая обучала его практической политике, император вспомнил их, когда его солдаты ворвались в лагерь колоссов, и улыбнулся.
Он воспламенил пьютер. В груди немедленно разлилось тепло, и мышцы налились силой. Эленд не так давно стал алломантом, и временами это все еще приводило в трепет.
Как он и предсказывал, нападение застало колоссов врасплох. Они не могли не заметить приближение противника, но отреагировали не сразу. Неожиданности всегда сбивали колоссов с толку. Им было трудно осознать, что малочисленная группа слабых людишек бросилась в атаку на их лагерь. Для этого требовалось время.
Войско Эленда должным образом воспользовалось форой. Продолжая разжигать пьютер, император одним ударом сразил первого колосса. Тварь попалась из мелких, со свисающей складками синей кожей, которая словно и не прилегала к мышцам. Когда Эленд вытащил меч из груди существа, в красных глазках-бусинках отразилось некое подобие удивления.
– Быстрее! – закричал Эленд, когда у походных костров, где собрались колоссы, началось волнение. – Убейте как можно больше, пока они не разъярились!
Солдаты – испуганные, но отчаянные – ринулись в атаку. «Лагерь» был на самом деле не более чем участком земли, где колоссы затоптали пепел и растения, а потом выкопали ямы для костров. Заметив, что первые успехи вселили в людей уверенность, Эленд разжег ее при помощи алломантии, сделав их храбрее. Он еще не приноровился использовать металлы так, как это делала Вин, но в эмоциях знал толк.
Фатрен, дюжий предводитель городского ополчения, держался рядом с императором, и вдвоем они повели группу солдат на большую стаю колоссов. Эленд старался не упускать его из вида: Фатрен являлся правителем этого маленького города, и его смерть подкосила бы боевой дух. Вместе они стремительно набросились на нескольких потрясенных колоссов. Самый крупный из них достигал почти одиннадцати футов, и некогда свободно свисавшая шкура была теперь туго натянута. Колоссы никогда не переставали расти, но кожа у них оставалась все того же размера. На молодых тварях она свисала складками – на более зрелых натягивалась и трескалась.
Эленд зажег сталь, бросил перед собой горсть монет и толкнул их всем весом в направлении колоссов. Конечно, сразить столько выносливых противников обычными монетами было практически невозможно, но кусочки металла все же ранили и в какой-то степени ослабляли.
Часть монет еще находилась в полете, когда Эленд ринулся в атаку на большого колосса. Тварь выхватила из-за плеча огромный меч, встречая врага с явным ликованием.
Колосс ударил первым. Его меч, больше напоминавший дубину, описал необыкновенно широкую дугу; поднялся ветер. Эленду пришлось отпрыгнуть: отразить такой выпад не помог бы даже пьютер. И колосс оказался слишком тяжелым, чтобы попытаться выбить оружие из его лап. Толкать с помощью стали можно было, лишь принимая во внимание вес и силу. Если бы Эленд толкнул что-то тяжелее самого себя, его бы просто отбросило.
Поэтому император лишь увернулся от удара, следя за тем, чтобы не попасть под следующий. Однако тварь еще не разъярилась как следует и пока больше не атаковала.
«Что я тут делаю? – уже далеко не в первый раз подумал Эленд. – Я ученый, а не воин».
Время от времени на него нападали сомнения: тот ли он человек, который должен вести за собой людей? Впрочем, следом всегда приходило понимание, что он слишком много думает. Пригнувшись, император бросился вперед. Колосс предвидел маневр и попытался снести человеку голову. Эленд, однако, рванул за меч другого колосса, отчего тварь потеряла равновесие и двое солдат смогли ее прикончить, а самого Эленда бросило в сторону, и он едва успел уйти из-под оружия противника. Резко повернувшись, Эленд сильнее разжег пьютер и нанес удар сбоку: перерубил ногу чудища в колене, и колосс рухнул на землю.
Вин всегда говорила, что алломантические способности Эленда необычайно сильны. Сам он, поскольку еще не имел достаточно опыта, в этом сомневался, но сила собственного удара и впрямь заставила его пошатнуться. Однако Эленд сумел сохранить равновесие и отрубил твари голову.
Белый мундир покрылся яркими пятнами крови – крови колосса. Не впервой. Эленд глубоко вздохнул и услышал, как по лагерю разносятся нечеловеческие вопли. Приближалось кровавое бешенство.
– Построиться! – закричал император. – Держать строй, не покидать ряды, приготовиться к атаке!
Солдаты повиновались медленно. Они были обучены куда хуже, чем войско, к которому привык Эленд, но все же под его командованием действовали неплохо. Император оглядел раскинувшееся перед ними поле боя. Они сумели уложить несколько сотен колоссов – невероятный успех.
Но на этом простая часть закончилась.
– Держитесь крепче! – Эленд побежал вдоль первого ряда своих солдат. – Не прекращайте сражаться! Мы должны прикончить как можно больше врагов, и как можно быстрей! От этого зависит все! Покажите им, на что вы способны в гневе!
Он зажег латунь и надавил на их чувства, погасив страх. Алломант не мог контролировать мысли – по крайней мере, человеческие, – но ему было вполне по силам разжечь одни эмоции и притушить другие. И в этом Вин тоже видела особенность Эленда, который мог воздействовать на гораздо большее количество людей, чем это представлялось возможным. Неудивительно: он приобрел свои силы недавно и подозревал, что прямиком из того же источника, что и самые первые алломанты.
Под влиянием гашения солдаты воспрянули духом. Эленд вновь ощутил огромное уважение к этим простым скаа. Он наделил их отвагой и уменьшил их страх, но решимость была их собственная. Хорошие люди.
Если повезет, он сумеет кого-то из них спасти.
Колоссы атаковали. Как и предполагал император, большая группа тварей покинула главный лагерь и ринулась к городу. Некоторые из солдат закричали, но никто не побежал следом: им приходилось обороняться, защищая собственные жизни. Эленд бросался вперед, как только видел в рядах воинов слабое место, закрывая собой любую брешь. Всякий раз он разжигал латунь и пытался овладеть эмоциями ближайшего колосса.
Ничего не получалось. Твари сопротивлялись эмоциональной алломантии, особенно если ими уже управлял кто-то другой. Однако если Эленду все-таки удавалось проломить защиту, разум чудовищ переходил под его контроль полностью. Для этого требовались время, удача и готовность к неустанной борьбе.
И Эленд боролся. Он дрался рядом с простыми солдатами, видел, как они умирают, убивал колоссов и пытался удержать первую линию сражающихся полукругом, чтобы остальное войско не оказалось окружено врагами со всех сторон. Но битва все равно была жестокая. Все больше колоссов впадали в безумие, бросались на людей, и удача довольно быстро отвернулась от солдат Эленда. Колоссы продолжали сопротивляться его эмоциональному давлению. Нужно было продержаться еще немного…
– Мы обречены! – выкрикнул Фатрен.
Эленд обернулся и с некоторым удивлением отметил, что лорд-здоровяк все еще жив и по-прежнему держится рядом. Солдаты продолжали сражаться. Прошла только четверть часа с момента, когда колоссы начали безумствовать, но ряды воинов заметно поредели.
В небе появилось пятнышко.
– Ты повел нас на смерть! – продолжал кричать Фатрен. Он был покрыт кровью колоссов, а на плече, похоже, было пятно его собственной крови. – За что?
Вместо ответа Эленд указал на небо. Пятнышко увеличивалось в размерах.
– Что это? – спросил Фатрен в бушевавшем вокруг них хаосе битвы.
Эленд улыбнулся:
– Первое из тех войск, что я тебе обещал.
* * *Вин упала с неба посреди вихря из подков и приземлилась точно в центре армии колоссов.
Не мешкая, она алломантическим толчком направила пару подков на подвернувшегося колосса. Одна – ударила тварь в лоб, опрокинув на землю; другая – пронеслась над головой и врезалась в другое чудище. Вин повернулась и бросила еще одну подкову, которая пролетела мимо большого колосса и сбила с ног его менее крупного собрата.
Затем Вин зажгла железо, притянула подкову назад, зацепив руку большого колосса. Тотчас же алломантическая сила потащила ее к чудовищу, а его выбила из равновесия. Массивный железный меч колосса упал на землю, когда Вин ударила противника в грудь. Оттолкнувшись от упавшего оружия, Вин прыгнула и, перевернувшись в воздухе, ушла из-под меча другого колосса.
Взмыла вверх футов на пятнадцать. Нападавший промахнулся и снес голову одному из своих собратьев, но даже этого не заметил. Он следил за полетом Вин, и взгляд его налитых кровью глаз был исполнен ненависти.
Вин притянула упавший меч, и тот полетел к ней, одновременно потянув своим весом вниз. В падении поймав меч – он был почти такой же длинный, как сама Вин, но пьютер позволил легко справиться с громадной штуковиной – и едва коснувшись земли, рожденная туманом отсекла руку нападавшему колоссу.
Потом перерубила противнику колени и, бросив умирать, повернулась к новым. Как обычно, все действия Вин вызывали у колоссов что-то вроде извращенного, дикого восхищения. Для них размер и опасность были связаны напрямую, поэтому молодая женщина двадцати лет от роду, едва ли пяти футов ростом и изящная, словно ива, казалась совершенно непостижимой угрозой. Но колоссы видели, как она убивает, и это их притягивало.
Вин не возражала.
Нападая, она закричала лишь для того, чтобы на слишком тихом поле битвы раздался хоть какой-то звук. Колоссы, достигая пика ярости, замолкали, полностью сосредотачиваясь на убийствах. Бросив через плечо горсть монет, Вин рванулась вперед, притягивая себя к мечу.
Колосс впереди споткнулся. Рожденная туманом приземлилась ему на спину и атаковала тварь, находившуюся рядом. Противник упал, а Вин пронзила мечом колосса, которого использовала в качестве опоры, и бросилась в сторону, притягивая себя к мечу умирающего чудовища. Поймала меч, поразила им третьего врага и бросила, словно огромную стрелу, в четвертого. Отдача от броска позволила увернуться от атаки. Вытащив меч из спины раненого колосса, Вин одним плавным ударом разрубила ключицу и грудную клетку пятого монстра.
Приземлившись, Вин огляделась. Вокруг замертво падали колоссы.
Нет, она больше не была воплощением ярости и ужаса – Вин переросла такие вещи. Она видела, как умирал Эленд – умирал у нее на руках, – и знала, что сама позволила этому случиться, полностью осознавая последствия своего поступка.
И все-таки он выжил. Каждый его вздох был неожиданным и, возможно, незаслуженным подарком. Когда-то Вин приводила в ужас одна лишь мысль о том, что она может подвести Эленда. Но теперь ее в какой-то степени успокаивало то, что она не могла удержать его от рискованных действий. И не хотела удерживать.
Теперь Вин сражалась без страха за любимого. Сражалась с умом. Она была ножом – ножом в руке Эленда, ножом Последней империи. Дралась не за одного человека, а за тот образ жизни, который он создал, за народ, который он так отчаянно хотел защитить.