– А если откажусь? Что будет?
– Лучше тебе не знать об этом, – рычит Богдан и швыряет бумаги: – Подписывай!
Сжимаюсь от ужаса, – я никогда не видела мужа таким! – и тянусь дрожащей рукой к документам. Но в следующий миг меня накрывает волной неконтролируемой ярости, и я рву бумагу на мелкие клочки. Судя по выражению лица мужа, третьего пакета у него нет.
– Ты пожалеешь, – голос пугающе спокойный.
Богдан разворачивается и идёт к входной двери, а я кидаюсь следом, но, запнувшись, падаю и цепляюсь за его брюки.
– Даня, Даня, погоди, умоляю! Скажи, почему ты меня бросаешь? Что мне сделать? Только скажи, я на всё готова! Операцию? Подтяжку? Я стану такой, как ты хочешь, только не уходи. Прошу, любимый… Данечка!
Он наклоняется и, схватив меня за руку, говорит ледяным голосом, от которого замирает сердце:
– Моё имя Богдан.
Отталкивает меня и покидает дом. Я остаюсь одна. Непривычная тишина давит могильной плитой, и кажется, что я вот-вот умру от разрыва сердца.
Смотрю на клочки бумаг.
Как так?! Ещё недавно наша жизнь была такой счастливой, и вдруг в одно мгновение всё рухнуло. Даня, такой родной, такой хороший, внезапно превратился в жестокое чудовище. Он хочет забрать у меня всё, откупившись квартирой и деньгами. Выбрасывает, будто надоевшую собачонку…
Вцепившись в волосы, я кричу, кричу, кричу. Но этого мало, чтобы вылить душащий меня океан боли, и я хватаю первое, что попадается под руку. Бросаю об пол. Раздаётся звон, треск, грохот. Щёку что-то царапает, но я лишь отмахиваюсь и бью вазу о стену.
Вымещаю всю ярость и безысходность на мебели, которую сама же подбирала. Занавески, которые ждала три месяца, антикварный столик, цветы. Всё умирает, и я тоже! Лишь каким-то чудом моё разбитое сердце продолжает биться, и я падаю на колени посреди обломков. Ложусь, подтягиваю колени к подбородку и смотрю на торчащий из разбитого горшка корень. А по щекам всё катятся слёзы.
Глава 8
– Ир! Ирка! Слышишь меня?
Я с трудом разлепляю ресницы и смотрю на светлое пятно, расплывающееся перед глазами. Постепенно проявляются черты, и я узнаю подругу:
– Неля…
– Господи! – восклицает она и, сдерживая слёзы, хлопает по кушетке. – Знаешь, как ты меня напугала?!
Я морщусь от шума и пытаюсь подняться, не понимая, где нахожусь. Неля удерживает меня:
– Лежи, идиотка, а то шов разойдётся!
– Какой шов? – не понимаю я и смотрю на синие стены. Опускаю взгляд на руку, из которой торчит игла, а прозрачная трубка убегает вверх к подвешенному пузырьку, и до меня постепенно доходит. – Я что, в больнице?
– Ты могла умереть, дурочка! – по щекам Нели катятся слёзы. – Если бы я не волновалась о тебе, если бы твой телефон не разрядился, если бы я не поехала проверить, дома ли ты…
Она давится рыданиями и утыкается лицом в ладони.
– А что случилось? – недоумеваю я.
Прокручиваю в памяти ссору с мужем, если это можно так назвать. Кажется, потом я слетела с катушек и начала крушить наш дом. Упала и разбила голову? Скатилась с лестницы? Или…
Спина похолодела, во рту появился металлический привкус.
– Не говори, – шепчу в ужасе, – что я пыталась умереть!
В животе вспыхивает такая боль, будто жжёт что-то изнутри. Застонав, сжимаюсь, не в силах простить себя за малодушие. Помутнение рассудка, не иначе! Как я могла пойти на такое? А как же дети?
– Доктор, доктор! – вскакивая, кричит Неля.
Ко мне подбегает мужчина в белом халате, рядом, кажется, ещё кто-то крутится, но из-за вступивших слёз не разбираю, медсестра одна или их несколько.
– Не переживайте, – говорит врач таким уверенным тоном, что Неля мгновенно успокаивается. – Так бывает после аппендэктомии.
– Сделаем укольчик обезболивающего, – поддакивает полненькая медсестра. – И станет легче!
Мужчина быстро осматривает меня и, отдав распоряжение сестре, уходит. Та сделает мне укол, и постепенно боль растворяется, накатывает сонливость, с которой я пытаюсь бороться. Шепчу:
– Аппендэктомия? Так что же? Мне просто вырезали аппендикс?
– Просто?! – возмущённо взвилась Неля. – Если бы я не приехала и вовремя не вызвала скорую, не было бы просто. Врач говорил, что тебе чертовски повезло. Ещё немного, и был бы разлитой перитонит! Вместо того, чтобы сидеть с тобой в больнице, я бы готовилась к похоронам.
«Может, так было бы лучше?» – посещает меня чудовищная мысль.
– Нет! – подскакиваю я, в ужасе от собственного настроения. – Дети…
– Да лежи ты уже, – рявкает Неля и миролюбиво добавляет. – С детьми всё в порядке. Приезжали с Богданом, пока ты спала, а потом их увезла Эльвира Халидовна. Твой побыл ещё час, а потом ему позвонили с работы, и он уехал.
– Понятно, – шепчу, отворачивая лицо, чтобы скрыть слёзы.
– Ты почему сбежала от меня и адвоката? – обиженно спрашивает Неля. – Как маленькая! Кстати, как прошла ваша встреча в ЗАГСе? Богдан не соизволил мне ответить. Сделал вид, что не услышал. Думаю, он испугался за тебя и передумал разводиться…
– Он сказал, что мы уже разведены, – перебиваю я. Глядя в стенку, поясняю с горечью: – Оформил всё задним числом, мне оставалось лишь подписи поставить. Развод, отказ от доли и от опеки над детьми. Взамен пообещал квартиру и счёт в банке.
– Вот же гад! – вскакивает Неля и тише добавляет: – Да-да, извините. Я помню, что здесь больница. Что? Ир, говорят, тебе нужно поспать. Ты отдыхай, а я пока пойду. Скоро вернусь!
Она целует меня в мокрую щёку и замирает на секунду, потом всё же молча уходит. Я продолжаю смотреть на стену, однотонную, как моя жизнь, пока не сдаюсь сну. Будит меня весёлый голос младшей:
– Мама!
– Тс, – шикает на Алсу Эльвира Халидовна. – нельзя так кричать в больнице.
Но дети не слушаются бабушку, близнецы шумно забираются ко мне на кровать, а дочки обнимают с двух сторон и целуют. Я снова не сдерживаю слёз, и кажется, что каждое мгновение, которое я провожу с детьми, бесценно.
– Мам, прости свою глупую дочь, – шепчет мне Дарина. – Я больше не буду вести себя, как идиотка! Не болей больше, хорошо?
– Хорошо, – всхлипываю я, и близнецы испуганно притихают. Улыбаюсь мальчишкам: – Со мной всё в порядке. Не переживайте, это несложная операция, скоро меня выпишут.
– Мам, ты зачем вазу разбила? – кивнув, интересуется Заки. – Бабушка сильно ругалась, ей эту вазу подарили!
Смотрю на Эльвиру Халидовну, а та поджимает губы и отворачивается к окну.
