Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы
Истекающему дню предстояло завершиться еще одним событием – приездом автобуса, который должен был доставить в Мидвич его самых светских представителей, ездивших в Трайн. После этого у Мидвича откладывать свой сон уже не было оснований.
В доме викария мисс Полли Растон в 10.15 размышляла о том, что если бы она улеглась в постель полчаса назад, то сейчас наслаждалась бы книгой, бесполезно покоившейся у нее на коленях, а не играла бы роль свидетельницы соперничества между дядей и теткой. Ибо в одном углу комнаты дядя Губерт – преподобный Губерт Либоди – пытался участвовать в передававшейся по третьей программе дискуссии о дософокловой концепции эдипова комплекса, в то время как в другом углу тетя Дора беседовала по телефону. Дядя Губерт, справедливо считая, что наука не должна быть утоплена в чепухе, уже дважды увеличивал громкость, причем звуковые возможности телевизора были далеко не исчерпаны. Винить его в том, что он и не догадывался о важности того, что ему казалось лишь пустой женской болтовней, было никак нельзя. Об этом догадаться не смог бы никто.
Звонили из Северного Кенсингтона (Лондон), где миссис Клюи вдруг ощутила нужду в своей старинной подруге миссис Либоди. К 10.15 им наконец удалось добраться до сути дела.
– А теперь, Дора, скажи, но только помни, что мне нужен совершенно откровенный ответ, как ты думаешь, в случае Кэтти что лучше – белый шелк или белая парча?
Миссис Либоди «тянула резину». Ясно, что в таком контексте слово «откровенный» никак нельзя было счесть случайностью, и, зная миссис Клюи, можно было, по меньшей мере, сожалеть, что она не сделала хотя бы легчайшего намека. Вероятно, сатин, думала миссис Либоди, но ей не хотелось ставить на карту столь долгую дружбу. Она попыталась нащупать верный ответ.
– Конечно, для столь юной новобрачной… Хотя Кэтти вряд ли можно считать очень юной, и поэтому…
– Разумеется, не очень юной, – согласилась миссис Клюи и замолчала.
Миссис Либоди мысленно предала анафеме как настойчивость своей подруги, так и третью программу супруга, мешавшую ей трезво мыслить и отыскивать верное решение.
– Что ж, – сказала она наконец. – И тот, и другой материал очаровательны, разумеется, но для Кэтти я бы…
И в это мгновение ее голос в трубке прервался.
Далеко отсюда, в Северном Кенсингтоне, миссис Клюи с нетерпением дожидалась ответа и посматривала на часы. Не дождавшись, она нажала на рычаг, а потом набрала ноль.
– Я хочу принести жалобу, – заявила она. – Меня только что прервали в разгар очень важного разговора.
Станция ответила, что попытается соединить ее снова. Через несколько минут она проинформировала миссис Клюи о тщетности своих усилий.
– Безобразно работаете! – распалилась миссис Клюи. – Я подам на вас письменную жалобу. Отказываюсь оплачивать хотя бы минуту сверх фактического времени разговора. С какой это стати я стану платить за такую работу! Нас прервали точно в десять семнадцать.
Работник станции ответил с подобающим тактом и записал для отчета время окончания разговора:
22.17 мин. 26 сент.
Глава 3
Мидвич уснул
С 10.17 информация из Мидвича поступает эпизодически. Все телефоны отключились. Автобус, следовавший через Мидвич, до Стауча не добрался, а грузовик, отправленный на розыски автобуса, не вернулся обратно. В Трайн поступило сообщение от ВВС о каком-то неопознанном летающем объекте, не принадлежащем ВВС, который был засечен радарами вблизи Мидвича, возможно, в момент посадки. Некто, живущий в Оппли, позвонил, что в Мидвиче пожар, но противопожарных мер, видимо, не принято. Пожарная машина из Трайна выехала, но дальнейших сведений о ней не поступило. Полиция Трайна выслала патрульный автомобиль с целью установить, что же случилось с пожарниками, но и полицейская машина канула в неизвестность. Из Оппли пришло известие о втором пожаре, но, видя, что его не тушат, позвонили по телефону констеблю Бобби в Стауче, который на велосипеде отправился в Мидвич. О нем тоже больше известий не было.
Рассвет 27 сентября больше всего напоминал кучу грязного тряпья, мокнувшего в корыте неба, с просачивающимся через него капля за каплей серым светом. Тем не менее и в Стауче, и в Оппли петухи уже пропели, а другие пташки приветствовали рассвет более мелодичными трелями. В Мидвиче, однако, петухи молчали.
К тому же в Оппли и Стауче, как и всюду, во всех домах уже тянулись из постелей руки, чтобы заглушить звон будильников, тогда как в Мидвиче будильники звенели, пока завод не иссяк.
В других поселках заспанные мужчины уже выходили из домов, приветствуя товарищей по несчастью сонным пожеланием доброго утра. В Мидвиче же никто и никого не приветствовал.
Мидвич пребывал в трансе.
В то время как остальной мир уже принялся наполнять окружающее пространство шумом своей деятельности, Мидвич продолжал спать. Спали мужчины, спали женщины, спали лошади и коровы, спали овцы, спали куры, ласточки, кроты и мыши. Мидвич потонул в глубокой тишине, нарушаемой лишь шепотом листьев, боем церковных часов да плеском воды в речке Оппли, срывающейся с мельничной плотины.
Рассвет еще не окреп и только-только начинал разгораться, когда пикап оливкового цвета с плохо различимой в сумерках надписью: «Почта и телефон» выехал из Трайна с целью восстановить связь между Мидвичем и остальным миром.
В Стауче он ненадолго остановился у будки-автомата, чтобы проверить, не обнаружил ли Мидвич признаков жизни. Мидвич их не обнаружил и продолжал находиться в глубокой летаргии, в коей пребывал с 10.17 прошлого вечера.
Пикап снова двинулся вперед, яростно дребезжа в неуверенном свете разгоравшегося утра.
– Бог ты мой! – сказал линейный мастер своему компаньону-шоферу. – Бог ты мой! Этой, значит, мисс Огл нынче уж не отвертеться от неприятностей с ее величеством королевой из-за ейных грехов.
– Непонятно мне это, – возразил шофер. – Если хочешь знать, то старушонка эта вечно подслушивает разговоры – и днем, и ночью, было бы только кому разговаривать. Так оно и идет одно к одному, – несколько загадочно закончил он.
Выехав из Стауча, пикап круто свернул вправо и примерно полмили или около того трясся по окружному проселку. Затем свернул еще раз и столкнулся с ситуацией, потребовавшей от водителя напряжения всех умственных сил.
Первой обнаружилась почти опрокинувшаяся набок пожарная машина, колеса которой с одного борта глубоко погрузились в кювет; далее виднелся черный лимузин, наполовину въехавший на откос с другой стороны дороги. За ним лежал велосипед и неподвижное тело человека рядом.
Шофер резко вывернул руль, намереваясь описать нечто вроде латинского «S», чтобы избежать столкновения с одной из машин, но закончить этот маневр не смог, так как пикап вынесло на узенькую бровку, проволокло несколько ярдов, и машина боком застряла в зеленой изгороди.
Час спустя первый утренний автобус на большой скорости, так как пассажиры (ребятишки, учившиеся в школе Трайна) на него садились только в Мидвиче, с грохотом выехал на тот же поворот и аккуратно застрял в промежутке между пожарной машиной и пикапом, полностью заблокировав дорогу.
На другой мидвичской дороге, той, что соединяла его с Оппли, аналогичное скопление машин придавало ей некоторое сходство со свалкой изношенных механизмов, вдруг возникшей тут за ночь. На этой стороне первым, кому удалось избежать столкновения, был почтовый грузовичок.
Один из сидевших в нем мужчин вышел и зашагал вперед, чтобы выяснить причину катастрофы. Он уже подходил к задней двери неподвижного автобуса, когда, без всякого предупреждения, как-то странно сломался и рухнул на землю. У водителя отвисла челюсть, и он ошеломленно уставился в пространство. Тут его взгляд упал на лица пассажиров автобуса, сидевших совершенно неподвижно. Водитель дал задний ход, развернулся и помчался в Оппли, чтобы оттуда позвонить по первому попавшемуся телефону.
Почти одновременно то же самое произошло с водителем хлебного фургона на дороге из Стауча, так что примерно через 20 минут на обоих подходах к Мидвичу были предприняты сходные акции. Первыми примчались машины «Скорой помощи», чем-то смахивающие на механизированных сэров Галахадов. Задние двери их распахнулись. Оттуда, на ходу застегивая пуговицы халатов и предусмотрительно гася огоньки сигарет, вышли форменно одетые мужчины. Они оглядели завалы профессиональным, уверенным взглядом, вытащили носилки и собрались идти вперед…
На дороге из Оппли первая пара санитаров достигла лежащего ничком почтальона, но, когда санитар, шедший впереди, поравнялся с телом, он вдруг закачался, согнулся и рухнул на ноги уже имевшейся жертвы. Санитар, что шел сзади, выпучил глаза. Из возгласов, раздавшихся за его спиной, он уловил только слово «газ», молниеносно, словно обжегся, бросил ручки носилок и быстро отступил назад.
Был устроен «военный» совет. Наконец водитель «Скорой помощи», покачав головой, вынес вердикт.
– Не наша это работа, ребята, – заявил он с видом профсоюзного деятеля, вносящего важное предложение. – Я так считаю, что тут нужны пожарники.
– А по мне – так уж лучше солдаты, – откликнулся санитар. – Тут противогазы требуются, а не просто маски от дыма, вот что.
Глава 4
Операция «Мидвич»
Примерно в то время, когда мы с Джанет подъезжали к Трайну, лейтенант Алан Хьюэс стоял рядом со старшим пожарным Норрисом на дороге из Оппли.
Они заинтересованно следили, как один из пожарных пытался достать длинным багром поверженного санитара. Наконец крюк за что-то уцепился и потащил за собой тело. Оно проехало по асфальту ярда полтора, после чего внезапно село и выругалось.
Алану показалось, что он никогда не слышал ничего более прекрасного, чем эта брань. Та острая тревога, с которой он прибыл на место происшествия, несколько улеглась еще тогда, когда выяснилось, что жертвы этого невероятного события потихоньку, но достаточно отчетливо дышат.
Теперь же стало ясно, что, по крайней мере, одна из предполагаемых жертв не обнаруживает никаких явных отрицательных последствий почти полуторачасового пребывания в бесчувственном состоянии.
– Отлично, – сказал Алан. – Если с ним все в порядке, то весьма вероятно, что и со всеми остальными – тоже, хотя все это и не приближает нас к ответу на вопрос – что же все-таки произошло?
Следующим, кого выволокли из зоны, был почтальон. Он пробыл без сознания дольше, чем санитар, но его пробуждение было столь же внезапным и окончательным.
– Граница, видимо, очень четкая и стоит на месте, – добавил Алан. – А кто-нибудь слышал о неподвижном газе, да еще при ветреной погоде? Сущая нелепица!
– Испарением капель, разбрызганных по земле, тоже ничего не объяснишь, – отозвался старший пожарный. – Будто их по голове кто-то трахнул. Я о такой воздушно-капельной инфекции и не слыхивал, ей-богу.
Алан утвердительно кивнул.
– Да, – согласился он, – летучее вещество давно уж унесло бы ветром. Тем более что его должны были бы распылить еще прошлым вечером, чтобы оно могло воздействовать на пассажиров автобуса. Ведь автобус прибывает в Мидвич в 10.25, а я сам проехал этот отрезок шоссе несколькими минутами раньше. Тогда тут все было в порядке. Автобус я встретил, когда въезжал в Оппли.
– Интересно, как далеко вглубь простирается зона поражения? – задумчиво произнес пожарный. – Наверняка она довольно широка, иначе были бы и машины, ехавшие навстречу.
Они с любопытством взглянули на отрезок дороги, ведущей в Мидвич. За машинами дорога была чиста, девственно пустынна, сверкающий асфальт тянулся вплоть до первого поворота. Все было как на обычной дороге, уже почти высохшей после сильного ливня. Теперь, когда утренний туман разошелся, видна стала колокольня мидвичской церкви, возвышающаяся над зелеными изгородями. Если позабыть первый план картины, то ничем таинственным впереди и не пахло.
Пожарные с помощью солдат из взвода Алана продолжали вытаскивать тех, кто лежал поближе. Перенесенное, по-видимому, никаких следов на жертвах не оставило. Каждый, кого вытягивали за черту, немедленно садился и уверенно заявлял, что в услугах «Скорой помощи» не нуждается.
Теперь надо было выволочь трактор, преградивший путь к автобусу с пассажирами. Алан оставил сержанта и старшего пожарного распоряжаться работами, а сам перелез через изгородь. Тропинка за ней взбиралась на небольшой холмик, позволявший получше рассмотреть окрестности Мидвича.
Алан увидел несколько крыш, в том числе крыши Кайл-Мэнора и Грейнджа, верхушку развалин аббатства, а также две струйки дыма. Мирная картина. Еще несколько шагов – и он достиг точки, откуда увидел валявшихся на земле четырех овец. Зрелище встревожило Алана, но не потому, что он опасался за овец, а потому, что это указывало на гораздо большую ширину зоны поражения, чем он рассчитывал. Алан задумчиво смотрел на овец и на ландшафт за ними, и тут, чуть дальше, заметил двух коров, лежащих на боку.
Минуту или две он пристально следил за ними – не шевельнутся ли, а затем повернулся и, погруженный в раздумье, пошел по дороге.
– Сержант Деккер! – позвал он.
Подошел сержант и отдал честь.
– Сержант, – сказал Алан, – я хочу, чтобы вы достали мне канарейку. В клетке, конечно.
Сержант мигнул.
– Э-э-э… канарейку, сэр? – с трудом выговорил он.
– Ну, я думаю, майна тоже подойдет. Что-нибудь в этом духе найдется в Оппли, надо полагать. Возьмите джип. Владельцу скажите, что в случае чего он получит компенсацию.
– Я… э-э-э…
– Поторапливайтесь, сержант. Мне она нужна немедленно, так что давайте.
– Слушаюсь, сэр. Э-э… канарейку? – добавил сержант, дабы убедиться, что не ослышался.
– Именно, – кивнул Алан.
Я чувствовал, что меня волокут по земле, лицом вниз. Это было странно. Только что я бежал к Джанет, а затем, без передышки…
Движение прекратилось. Я сел и обнаружил, что окружен толпой народа.
Какой-то пожарник отцеплял от моей одежды крюк весьма зловещего вида. На меня глядел санитар «Скорой», и в глазах его светилось что-то нехорошее.
Еще тут были: молоденький солдатик с ведром известки, другой – с картой в руках, да еще юный капрал, вооруженный длинным шестом, на конце которого висела птичья клетка. И ничем не обремененный офицер. Дополняла эту сюрреалистическую картину Джанет, лежавшая на том же месте, где упала. Я вскочил на ноги в ту самую минуту, когда пожарный, освободив свой багор, выдвинул его вперед и зацепил крюком пояс ее плаща. Он потащил, пояс, конечно, лопнул, пожарный снова протянул багор и попытался просто перекатить Джанет к нам. Попытка удалась, и она села, очень растрепанная и сердитая.
– Как вы себя чувствуете, мистер Гейфорд? – раздался голос за моей спиной.
Я обернулся и узнал в молодом офицере Алана Хьюэса, с которым мы раза два встречались у Зиллейби.
– Нормально, – ответил я. – А что тут происходит?
Он ничего не ответил и помог Джанет подняться на ноги. Потом повернулся к капралу.
– Мне придется вернуться на дорогу. Продолжайте работать, капрал.
– Есть, сэр! – отозвался капрал. Он наклонил горизонтально шест с висящей на конце клеткой и выдвинул его вперед. Птичка упала с жердочки на песчаное дно клетки. Капрал потянул клетку к себе – птичка раздраженно пискнула и тут же снова вспрыгнула на жердочку. Солдат, державший ведро, сделал шаг вперед и кистью провел полосу по траве, другой солдат что-то отметил на карте. Вся группа перешла на десяток ярдов дальше, и процедура повторилась.
На этот раз с требованием объяснить, что тут происходит, выступила Джанет. Алан рассказал все, что знал, и добавил:
– Совершенно очевидно, что, пока это продолжается, в Мидвич не попадешь. Самое лучшее для вас – вернуться в Трайн и ждать, пока все образуется.
Мы еще раз взглянули на капрала с его командой, как раз застав момент, когда птичка падала с жердочки, затем перевели взгляды на лежавший за мирными полями Мидвич. Приобретенный опыт говорил, что никакой разумной альтернативы предложению Алана нет. Джанет кивнула. Мы поблагодарили молодого Хьюэса и, расставшись с ним, двинулись к машине.
В «Орле» Джанет настояла на том, чтобы на всякий случай снять номер, и тут же отправилась туда. Меня же манил бар. Для полудня он был слишком полон. Явно преобладали приезжие. Большинство разговаривали как-то аффектированно, разбившись на пары или на маленькие группы; некоторые пили в одиночестве, и весьма целеустремленно. Я с трудом пробился к стойке, а когда попытался пройти обратно, держа в руке свой стакан, кто-то буркнул сзади:
– Какого черта ты тут делаешь, Ричард?
Голос был знаком, да и лицо, когда я оглянулся, тоже. Однако мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, кто это, – нужно было не только рассеять пелену нескольких прошедших лет, но еще и заменить мысленно твидовый костюм военной формой. Когда я все это проделал, то так и подскочил от радости.
– Бернард, дорогой! – воскликнул я. – Вот уж поистине чудеса! Давай-ка выберемся из этой толкучки! – Я схватил его за руку и потащил в обеденный зал.
Этот человек возвратил меня в годы юности. Он вернул мне пляжи, Арденны, Рейхсвальд, Рейн. Приятная встреча. Я отправил официанта за новыми порциями выпивки. Потребовалось не менее получаса, чтобы наш энтузиазм поутих.
– Ты мне так и не ответил на вопрос, – напомнил он мне, внимательно приглядываясь. – Я ведь и понятия не имел, что ты связан с этими…
– С кем? – не понял я.
Он слегка кивнул головой в сторону бара.
– С прессой, – объяснил он.
– Ах, с этими! А я-то как раз гадал, кто они такие…
Одна бровь у Бернарда поползла вверх.
– Хорошо, если ты не с ними, тогда что ты тут делаешь?
– Да живу я здесь, – ответил я.
В этот момент в зал вошла Джанет, и я представил ей своего друга.
– Джанет, дорогая, это Бернард Уэсткотт. Был когда-то капитаном, когда мы вместе служили, потом я слышал, что он стал майором, а теперь?
– Полковник, – признался Бернард и вежливо поклонился.
– Очень приятно, – мило улыбнулась Джанет. – Я много слышала о вас, честное слово.
Она пригласила его позавтракать с нами, но он отказался, ответив, что у него дела и что он уже опаздывает. Его сожаления прозвучали вполне искренне, так что Джанет немедленно предложила:
– Тогда, может быть, вместе поужинаем? Или дома, если попадем туда, или тут, если все еще будем на положении ссыльных…
– Дома? – удивился Уэсткотт.
– В Мидвиче, – объяснила она. – Эго милях в восьми отсюда.
Голос Бернарда чуточку изменился.
– Вы живете в Мидвиче? – спросил он, переводя взор с Джанет на меня.
– И как давно?
– Да уж около года, – ответил я. – Нам бы давно полагалось вернуться, но… – И тут пришлось объяснять ему, каким образом мы оказались в «Орле».
Когда я закончил рассказ, он немного поразмышлял, а затем, похоже, принял решение и обратился к Джанет:
– Миссис Гейфорд, может быть, вы разрешите мне утащить вашего мужа с собой на некоторое время? Я прибыл сюда именно по делам Мидвича. Думаю, он может быть нам полезен, если захочет, конечно.
– Чтобы понять, что случилось, вы имеете в виду? – спросила Джанет.
– Ну, скажем, в связи с этим. Так каково твое мнение?
– Если смогу быть полезным – конечно. Хотя и не вижу… А кто такие «вы»?
– Объясню по дороге, – ответил он. – Честно говоря, мне полагалось быть там уже час назад. Я бы не умыкнул его таким манером, если б это не было столь важно, миссис Гейфорд. Вы тут без него не пропадете?
Джанет заверила его, что не пропадет.
– Еще одно, – добавил он, перед тем как уйти, – не позволяйте никому из этой банды в баре приставать к вам. Отшейте их, если полезут. Они тут обнаглели вконец, особенно когда узнали, что издателям запрещено касаться мидвичской истории. Поэтому – ни слова с ними. А вам я все расскажу потом.
– Идет. Умру от любопытства, но не сдамся. Можете на меня положиться, – согласилась Джанет, и мы ушли.
Командный пункт находился на дороге из Оппли, рядом с границей пораженной территории. У полицейской заставы Бернард показал свой пропуск.
Дежурный констебль отдал честь, и мы беспрепятственно проследовали дальше.
Молоденький офицер с тремя звездочками, комфортабельно расположившийся в палатке, очень обрадовался нашему прибытию, решив, что раз полковник Лэтчер инспектирует войска, то его обязанность – ввести нас в курс дела.
Судя по всему, птички в клетках уже завершили свою работу и были возвращены своим любящим, хотя и не слишком патриотически настроенным хозяевам.
– Наверняка нам достанется от Общества защиты животных, да и в суд на нас могут подать, если пичуги схватят простуду или что-то еще, – сказал капитан. – Но результат есть. – И он показал крупномасштабную карту, на которой ясно виднелась правильная окружность, диаметром около двух миль, с церковью чуть южнее и восточнее математического центра.
– Вот так, – хмыкнул капитан. – Насколько нам известно, это не пояс, а круг. С наблюдательного пункта на колокольне в Оппли нигде никакого движения не видно, к тому же прямо на дороге возле кабачка лежит пара мужских тел, которые тоже не двигаются. А вот что это такое, мы так и не выяснили. Установлено, что преграда неподвижна, невидима, не имеет запаха, не регистрируется радарами или эхолотами, производит мгновенное действие на млекопитающих, птиц, рептилий и насекомых, причем это воздействие не оставляет побочных эффектов, во всяком случае, прямых, хотя, разумеется, люди в автобусе и другие, которым пришлось пробыть без сознания долгое время, чувствуют себя неважно из-за переохлаждения. Вот пока и все. Откровенно говоря, что бы это могло значить, мы, увы, не знаем.
Бернард задал ему несколько вопросов, которые почти ничего не прояснили, а потом мы направились на поиски полковника Лэтчера. Тот обнаружился очень скоро в обществе пожилого мужчины, который оказался начальником полиции графства Уиншир. Оба, в сопровождении менее важных чинов, стояли на небольшом холмике, озирая окрестности. Вид сей группы напоминал гравюру XVIII века, изображающую генералов, наблюдающих за битвой, исход которой не слишком ясен. Только битва тут была невидимая.
Бернард представился и представил меня. Полковник внимательно оглядел Бернарда.
– А, – сказал он, – значит, это вы заявили мне по телефону, что все должно быть шито-крыто?
Прежде чем Бернард успел ответить, вмешался начальник полиции:
– Шито-крыто! Как бы не так! Территория графства – круг диаметром в пару миль – полностью изолирована этой штукой, а вы хотите, чтобы все держалось в секрете!
– Таков приказ, – ответил Бернард. – Служба безопасности…
– Да какого черта они думают…
Обмен мнениями прервал полковник Лэтчер, переведя разговор на деловые рельсы:
– Мы сделали все, что могли, объявив о начале тактических учений. Не очень надежное прикрытие, но на первое время сойдет. Что-то ведь надо сказать. Беда в том, что, возможно, это наше собственное устройство сработало не так, как положено. Теперь ведь все кругом засекречено, толком никто ничего не знает. Понятия не имеем, что творится у соседа, да и у нас самих – тоже. А все из-за этих ученых, которые в лабораториях занимаются какими-то своими делишками. Ну а как можно справиться с тем, о чем сам не ведаешь? Скоро военной службой будут заправлять одни технари да колдуны.
– Все агентства новостей уже тут как тут, – ворчал начальник полиции.
– Кой-кого из них мы выпроводили, но вы-то знаете, что это за народ! Уж как-нибудь, будьте уверены, они сюда просочатся, начнут повсюду совать носы, и придется их гнать в шею. Но разве им заткнешь глотку!
– Это как раз вас не должно беспокоить, – ответил ему Бернард. – Министерство внутренних дел уже высказалось по этому вопросу. Конечно, они недовольны, но я думаю, смирятся. Все зависит от того, насколько страсть к сенсациям сильнее боязни неприятностей.
– Хм, – отозвался полковник, глядя на мирный пейзаж, простиравшийся перед ним. – Я полагаю, что это будет зависеть от того, покажется прессе лежащая перед нами Спящая Красавица занудой или же дамой с изюминкой.
В течение ближайших двух-трех часов появилось множество новых лиц, представлявших, видимо, интересы различных ведомств – военных и гражданских. Возле дороги в Оппли воздвигли еще одну большую палатку, где в 16.30 состоялось совещание. Открыл его полковник Лэтчер обзором ситуации.
Времени это заняло немного. Как раз когда он заканчивал, вошел командир эскадрильи. Он вошел с перекошенным от злости лицом и шмякнул на стол прямо под нос полковнику большой фотоснимок.
– Получайте, джентльмены, – произнес он угрюмо. – Его цена – жизнь двух отличных парней и самолет. Нам еще повезло, что она не оказалась выше. Надеюсь, снимок стоит того.
Мы окружили стол и стали сопоставлять фото с картой.
– А это что такое? – спросил майор из разведки, показывая пальцем.