– Что ж это мы всё про работу да про работу? Расскажи лучше, как житьё-твоё бытьё. Как тебе в избушке-то живётся лесной? Не тяжело? Поди самой готовить, стирать, печь топить приходится?
– Что ты! Трут на себе всё хозяйство держит, молодец он у меня. Совсем ни в чём нуждаться не позволяет, как сыр в масле катаюсь, – заверила я сестру заботливую. – А что там дома? Как работы продвигаются? – всё же не утерпела я и проявила интерес.
– Ох, медленно… Видать, только к весне всё готово будет. Так что, бедняжке, придётся тебе терпения-то набраться ещё маленько. Но ты не переживай! Хочешь, мы к тебе с Лучезаром как-нибудь в гости заглянем? Скрасим твоё одиночество.
– Спасибо за заботу, буду рада! Я как раз тут грибочков между делом насобирала и Трута попросила засолить впрок. Откушаете. Заодно и проверим, съедобны ли, ибо в дарах грибных не сильна буду, – еле сдерживаясь, чтобы чем-нибудь не запустить в ухмыляющуюся девку, процедила я сквозь зубы.
Лицо Авсении вдруг вытянулось и приняло цвет синей замаринованной поганки.
– Да шучу, шучу, Сенечка! Неужто и вправду думаешь, что я любимых родственничков грибками травануть горазда?
– С тебя станется, – едва слышно прошелестела любимая родственница.
– Обижаешь, сестрица! Я ради такого случая нечто более изощрённое придумаю, – искренне заверила я её. – Вас же со свету сжить ещё научиться надо. Маринованными поганками не обойдёшься.
В ответ Авсения лишь презрительно сморщила носик.
– Так, стало быть, для чего ты позвала меня? – наконец перешла к делу богиня, всем своим видом демонстрируя, что у неё и без меня дел навалом, а я тут смею отвлекать её по пустякам каким-то.
Ага! Вот и мой черёд ухмыляться настал.
– А позвала я тебя, Сенечка, вот по какому делу… Пора моя пришла!
Авсения удивлённо вскинула красивые дуги бровей.
– Как пришла?
– Да, пришла. А разве ты не чувствуешь? – неискренне изумилась я. – Но это уже не столь важно. В общем, за Жезлом времён года я вернулась. Теперь по праву моя очередь владеть им, – торжественно заключила я, победоносно глядя на вдруг посеревшую сестрицу.
Авсения мигом согнала с лица ненужную улыбку и покрепче сжала в руках рябиновую ветку.
– Что? Как же это? Ведь ещё целый месяц принадлежит мне… Ты не можешь! – напряглась богиня.
– Ещё как могу! К тому же, не забывай, что ты Жезл власти у Лучезара переняла, когда ему тоже ещё властвовать почти месяц надлежало.
– Он сам уступил мне это право! Я его к этому не принуждала!
– Не принуждала, говоришь? Это вряд ли. Если не силой, так хитростью, но всё же ты переняла Жезл. А теперь отдай его мне.
– Нет!
– Отдай, Авсения, не заставляй меня повторять дважды, – ледяным тоном процедила я пока что просьбу.
– Не отдам! Ты не можешь так со мной поступить! Не снова! – Её лицо исказила злоба, и я, кажется, почувствовала, как вокруг собирается и клубится холодная и сырая осенняя влажность, а по ногам стелется густой туман.
Авсения решила показать мне свой крутой норов. У-у-у, как страшно!
Лютый и Варсонофий как истинные жители леса приняли решение переждать непогоду где-нибудь в безопасном и, желательно, сухом месте, поэтому дружненько скрылись в тёмном ельнике, причём в одном направлении, как два старинных закадычных друга. Всё-таки иногда они действовали благоразумно и, главное, сообща! Нет чтобы у нас так с Авсенией выходило…
– Что ж, если ты по-хорошему не хочешь, я силой возьму. Впрочем, как всегда. Давай в очередной раз узнаем, кто из нас сильней, – спокойно проговорила я.
А что, ведь и впрямь не впервой! Это уже своего рода традиция у нас. Но ничего, я и без Жезла ей докажу свою власть, и никакой дождик меня не остановит.
– Решила дождиком меня обрызгать? Ха!
Я медленно вдохнула полной грудью и так же не спеша выдохнула едва заметное облако пара. Для пущего эффекта зыркнула на сестру синим пламенем очей. Ведьмой, значит, они меня величают? Ну-ну! Получайте вашу ведьму! Я и без Жезла покажу, чего стою.
Вдруг откуда ни возьмись на лес налетел сильный холодный ветер, нагоняя на ясное звёздное небо стадо тяжёлых снежных облаков, за которые тут же скрылась серебристая луна. Один короткий вздох – и по поляне весело запрыгали мелкие горошины града, больно врезаясь во всё, что возникало на их пути, включая и мою соперницу. Точнее сказать, сосредоточившись на моей сопернице.
Авсения взметнула руки вверх, прикрывая голову и с ужасом озираясь. Беспощадный ветер хлестал её по лицу, грубо тянул за одежду, рвал длинные волосы. Да, когда надо, я была безжалостна даже к родне. Увы, но такова моя зловредная и холодная натура. Градинки становились крупнее, удары ожесточённее. Сдавайся, сестра, тебе не выйти победительницей!
– Хватит! Прекрати! Я больше не могу этого терпеть, забирай! – будто отвечая моим мыслям, всхлипнула Авсения и бросила под ноги ветку рябины, теряя вместе с ней свой былой облик величавой Красавицы-Осени.
Теперь передо мной стояла просто мокрая и злая девица с заплаканным лицом.
– Ты же знала, что так и будет… Всегда ведь бывает. И всё дело совершенно не в том, что кто-то кому-то уступил или боролся, но проиграл. Дело даже не в наших с тобой натурах и характерах. Всё дело в законах Природы-Матушки! Только Земля-Кормилица решает, кому Жезл времени взять в руки пора. И это непреложно. Такова Её воля, а мы только слуги, несмотря на наши желания, амбиции и гордость. Как бы нас при этом ни восхваляли люди, как бы ни называли, какие бы жертвы ни приносили, мы выполняем Её волю, смирись.
– Ни за что! Возможно, всё так, как ты говоришь. Да, мне известно, что так и есть! Но всё же знай, Морана, что и в следующий раз, и всегда на все века при наших с тобой встречах без борьбы я не сдамся! Добровольно Жезл ты из моих рук никогда не возьмёшь! – полыхнула на меня Авсения злыми зелёными глазами и, обернувшись серым моросящим дождём, унеслась прочь с лесной поляны.
Я грустно посмотрела ей вслед, не обращая внимания на оседавшие на ресницах мелкие капельки влаги, и, вздохнув, нагнулась за Жезлом. Отряхнула его от налипших мокрых листьев и хвои, провела пальцами по тёмному серебру трости, по затейливому узору набалдашника, сверкающего драгоценными каменьями, и произнесла вслух:
– И досталась же мне в сёстры такая упрямая и мстительная особа! Каждый раз отношения выяснять приходится!
– Родственников не выбирают, – услышала я в ответ мудрый вкрадчивый голос и улыбнулась.
– М-да, в этом люди прямо в точку попали. – Затем повернулась к Варсонофию и хитро прищурилась: – А ты глянь-ка: зима-то опять раньше срока заявилась, вот гадина!
– Всему своё время.
– И это правда. Ну что же, тогда за работу! – Я тихонько дунула на Жезл, и в моих руках оказалась слегка тронутая инеем пушистая еловая ветка.
***
А поутру Землю-Матушку не узнать было! Оделась в меха серебристые, укуталась в одежды белоснежные, вздохнув облегчённо от трудов своих плодородных, тихо погрузилась в глубокий здоровый сон до следующей весны.
– Эх, хорошо-то как! – Я придирчиво огляделась, оценивая свои ночные старания и, в полной мере удовлетворившись увиденным, довольно улыбнулась. – Везде чисто, никакой грязи вокруг и луж мутных, никакой слякоти и сырости плесневой. А воздух-то какой свежий! Кристальный просто! Прямо дышится по-другому, легче.
Я медленно прохаживалась по лесным тропкам, наслаждаясь таким родным певучим скрипом снега под ногами. Варсонофий важно восседал у меня на плече, периодически встряхиваясь и топорща пёстрые перья.
– Будто в другой лес попала – преображённый, праздничный, сказочный. Так гораздо, гораздо лучше! Не правда ли, Варс? – спросила я у дремлющей птицы, на ходу касаясь Жезлом то кустика шиповника, то молоденькой осинки, бережно укутывая их тёплым пологом снега, чтоб до весны не промёрзли.
– У каждого своя правда, – сквозь дрёму пробурчал пернатый сборник народных мудростей и поговорок на все случаи жизни.
– Варс! Может, хватит крылатыми выражениями сыпать? Лучше скажи, что ты думаешь, – дёрнула я плечом, на котором восседал советник.
– Ты действительно хочешь знать, что я думаю? – встрепенулся от сонного оцепенения филин. – Я думаю, что делу время, а обедать тоже нужно. Возвращаться домой пора: тебе отдохнуть, да и мне вздремнуть не мешало. А насчёт всего этого великолепия – ты молодец, потрудилась на славу, а слякоть я тоже как-то не очень. Ну так что, летим?
– Уговорил, летим. Ты отправляйся, а я догоню, – смилостивилась я над птицей, которая не заставила себя долго упрашивать и, легко спружинив с моего плеча, взяла курс на избушку Трута.
Вот ведь хитрюга! Когда надо – жёсткий и требовательный, даже ко мне, своей хозяйке, а иногда и подольститься может, и успокоить. И что бы я без него делала?
«Знамо что: совсем бы одичала, бирючкой бы по лесам бродила да белок пугала, ну или того, кто подвернётся», – ответил ехидно внутренний голос.
Ну вот, ещё немного – и вслух сама с собой разговаривать начну! Лететь надо – домой, к Труту. Надо же: «Домой»! Эх, точно дичаю… Уже лесную избушку ауки домом величать начала. Но что ни говори, а избушка у него и вправду славная. Да мне сейчас и выбирать не приходится. Или это, или… Даже и не знаю что. Как бы я ни ворчала, а мне с ним очень повезло: он хоть и нечисть лесная, зато с ним поговорить можно. Боязливый, правда, чересчур, каждый мой взгляд недовольный буквально воспринимает. Трясётся предо мной как лист осиновый, будто съем я его заживо или морунам11 отдам на изуверства всяческие…
Эх, и чего только люди про меня не напридумывали… Вот теперь репутацию поддерживать приходится. Да разве я в самом деле такая гадкая, мерзкая, отвратная и злобная особа? Да нет же, скажу я вам, я намного, намно-о-о-го хуже! Я бездушная, чёрствая, холодная и злая богиня Морана, богиня Зимы и Смерти, Холода и Болезни, Ночи и Ужаса… Уж таковой меня создала Матушка-Природа, ничего не поделаешь. И без таких, как я, в мире, оказывается, тоже не обойтись! Ведь не будь меня, не будь зимы вообще, Земля-Матушка никогда бы не отдыхала, люди всё время бы пахали, сеяли, собирали урожаи и снова бы пахали, истощая и губя Мать-Сыру-Землю.
Если б не было болезней, никто бы и не умирал, и на земле каждый день, всё время рождались и рождались люди, и это было бы постоянно! Ужас какой! Никакого простора для житья! Нет, всё-таки хорошо, что я есть на свете!
Увлёкшись глубокими размышлениями о важности собственного вклада в природное равновесие, я совершено неожиданно для себя обнаружила, что уже какое-то время стою на берегу небольшого лесного озерца, ярко сверкающего водами в лучах морозного солнца.
«Подождите-ка… водами? Как так водами? Непорядок! Но как же так? Ведь я же не могла пропустить, проглядеть это озерцо? – нахмурила я брови, озираясь и будто ища, с кого бы взыскать за такой нелепый проступок. Но на берегу я была одна, да и в целом лесу не слышно ни звука, так что мой вопрос, видимо, так и останется вопросом без ответа, и взыскивать придётся с самой себя. – Ладно, сейчас исправим».
Приподняв полы расшитого золотой нитью платья, я аккуратно присела на корточки у самой кромки воды и протянула правую руку к гладкой поверхности. В левой я сжимала еловую ветку. Внимательно вглядевшись в своё отражение, я мягко улыбнулась, и красивая синеокая девушка с густыми чёрными как смоль волосами улыбнулась в ответ. Я наклонила голову набок, любуясь собой. Тонкие чёрные дуги бровей, выразительные глаза с поволокой в обрамлении густых ресниц. Правда, немного усталый взгляд – видимо, сказывается недосып, да и цвет лица бледноват. И впрямь упырица, но довольно-таки привлекательная. Чувственные губы подрагивают в презрительной усмешке, тонкий аккуратный нос, плавная линия гордого подбородка и красиво очерченные скулы. «Да ты и не страшная совсем, когда захочешь, хе-хе!»
Так, ладно, не отвлекаться. Я устремила взгляд сквозь отражение, в самую глубину тёмных вод, сосредоточившись лишь на внутренних ощущениях, уже не видя и не слыша ничего вокруг. И вдруг я почувствовала, как откуда-то из глубины меня, от самого сердца исходит волнами лёгкое приятное покалывание, нежное и леденящее душу, и медленно, густой волной устремляется по венам к кончикам пальцев. Затем я легонько коснулась пальцами водной глади, выписывая на её поверхности замысловатые линии, и по ней в разные стороны стали расходиться кружевные узоры, затягивая озеро сначала тонкой снежной плёнкой, а затем сковывая его всё сильнее и сильнее в крепких ледяных объятиях. Ещё одно мгновение, и озеро полностью скрылось под толстым слоем льда. Вот, теперь всё!
Я встала в полный рост и удовлетворённо окинула озеро взглядом знатока собственного ремесла. И как же так вышло, что я его пропустила? Это всё бессонница проклятущая виновата! Из-за постоянного недосыпа становлюсь рассеянной, невнимательной, забывчивой. Кошмар! А что дальше будет? Нет, нужно непременно заняться собой. Может и правда к Дрёме обратиться, как Лютый посоветовал, раз травки не помогают?
Рассуждая так, я уже было собралась восвояси, как вдруг на меня нахлынуло непонятное свербящее чувство, будто за мной кто-то наблюдает. Я резко обернулась, пробежав глазами по ближайшим елям. Странно! Ощущение пропало, но спустя какое-то мгновение я вновь почувствовала чужое присутствие.
– Кто здесь? – требовательно вопрошала я в пустоту, внимательно оглядывая застывшие снежные деревья и кусты.
Но ответом была лишь неподвижная глухая тишина. Странно! Я немного побуравила сердитым взглядом ни в чём не повинные ёлочки, как вдруг услышала хруст – с совершенно другой стороны. Я резко обернулась лицом к озеру, но и в этот раз было слишком поздно. Единственное, что я успела заметить – мерное покачивание еловых ветвей, кем-то случайно потревоженных, и непонятный, едва уловимый признак чужой магии, оставленный неизвестным. И обладатель этой чуждой мне магии явно не горел желанием со мной знакомиться. А ещё этот скромняга наблюдал за мной, за тем, как я творю свою ледяную волшбу, но самое главное – этот кто-то был не человеком, и даже не лесной нечистью. Этот кто-то был чем-то потусторонним, чем-то опасным. И одновременно от него веяло чем-то очень знакомым, притягательным.
Что же это? Почему он ушёл, но оставил такой явный и противоестественный магический след? Хотел, чтобы я последовала за ним? Ещё чего! Хотел предупредить? О чём же? О том, что он не боится меня и что ему ни к чему таиться? Возможно. Шпион Сеньки? С неё станется, хотя до сей поры не наблюдалось за ней привычки посылать мне вослед соглядатаев, обычно она сама любила подслушать из-за ближайшей сосны. Но тогда кто?
Я постояла, поломала голову ещё несколько мгновений, но посчитала, что размышлять здесь не совсем безопасно: этот непонятный кто-то может передумать и вернуться для более тесного знакомства. А я к такой встрече пока не готова. Поэтому, недолго думая, я вновь обернулась чёрной проворной галкой и направилась к дому.
***
– Почему так долго-то? Сказала же, что сразу за мной прилетишь, а сама? – накинулся на меня Варсонофий, стоило мне через порог ступить.
– А тебе не спится без меня, что ль? Колыбельную спеть некому? Трута бы попросил!
– Морана!
– Что «Морана»? Случилось кое-что, вот и задержалась, – ответила я, поднося ладони к жаркому устью печи.
В избе приятно пахло выпечкой, было очень тепло и на удивление довольно светло. Несмотря на утреннюю пору, Трут не пожалел и зажёг несколько лучин, расставив их по периметру, что придавало горнице некую таинственность жилища некроманта-отшельника. Что ж, молодец! Теперь при таком свете нужно будет очень постараться куда-нибудь залезть ногой, например, в ведро с помоями, которое я бдительно углядела около порога.
– И чего это у тебя там случилось? – всё ещё недовольным голосом пробурчал филин с любимого насеста под самым потолком.
– Может, дашь мне для начала отогреться и покушать с дороги? Сам-то, поди, уже желудок набил, меня ждать не стал, – упрекнула я Варса в том, в чём меня саму неоднократно уличали. – Трут! Есть что к столу подать? Умираю от голода, – обратилась я к хозяину, усаживаясь на лавку подле стола.
Аука, застывший около печи чуть ли не по стойке смирно, мгновенно кинулся доставать из жарких недр чугунки и разные горшочки со снедью.
– Ого! Да ты постарался на славу, мой преданный друг! Я ж столько не осилю! Помогать придётся, – подмигнула я Труту, берясь за ложку.
– Так мы потрапезничали ужо, спасибо, – смутился он.
Видимо, не ожидал от меня такого великодушия.
– Ну, посиди тогда просто со мной рядышком, компанию составь, – настаивала я, хлебая обжигающие ароматные щи. – А там что? – ткнула пальцем в один из чугунков.
– Отварчик на травах, чтоб спалось вам лучше.
– Опять, поди, горечь гадостная!
– Нет-нет, не горькое вовсе! Попробуйте.
– А поможет?
– Должно.
– Ну ладно, так уж и быть, плесни чуток.
Лесовик тут же наполнил мне кружку ароматным и тёмным взваром, с виду ничем не отличающимся от его предыдущих лечебных зелий.
– И чего там? – понюхала я вкусный густой пар.
– Да всего помаленьку, в общем, почти всё, как и всегда, за исключением кой-каких травок.
– Ядовитых?
– Что вы! Как можно!
– Ну смотри, а то сам пить будешь. Заставлю! – улыбнулась я.
Даже в полутёмной избе я смогла пронаблюдать чудесные метаморфозы его физиономии. Пышущее здоровым румянцем лицо Трута медленно приобретало нежно-голубой оттенок заморенной бледной поганки.
– Да шучу я, расслабься! И что ты всё так буквально воспринимаешь? Совсем у тебя чувства юмора нету, Трут! – весело проговорила я и громко отхлебнула отвар.
Лесовичок медленно сглотнул и попытался улыбнуться.
– М-м-м, действительно вкусно, если и не поможет от бессонницы, то хоть будет не так противно пить. И с чего только люди решили, что именно ночь – моё любимое время бодрствования? Что я, по их мнению, днём пакостить не могу? Какие глупости! Может, из-за этих вот суеверий я и уснуть не могу, а, Варс?!
– Раньше эти вот суеверия тебе спать не мешали. Что же изменилось? – открыл один глаз филин.
– Да вот именно! Что-то изменилось, что-то не так! Я прямо чувствую! А там чего? – ткнула я между делом ложкой в небольшой пузатый горшочек.
– Пареная репа в меду.
– В меду? Фу, гадость! Я разве не говорила, что терпеть мёд не могу?!
– Так ведь мёд тоже очень хорошо от бессонницы помогает, – пискнул Трут.
– Правда, что ли? – удивлённо воззрилась я на него.
Тот робко закивал и медленно придвинул ко мне горшочек.
– Ну, раз так… Эх, была, не была! – и я запихала в рот ложку отвратительно пахучей субстанции. – Хм, вроде бы терпимо, но увлекаться не стоит… Так вот что я хотела узнать у тебя, мой лесной друг… Да ты присаживайся, присаживайся, в ногах, как говорится… Как, кстати, говорится, Варс?
– В ногах правды нет, – в полудрёме пробормотал советник.
– Вот именно! Прошу, – благосклонно повела я рукой в сторону скамьи. – Да садись, садись, я не кусаюсь. Пока в волкодлака не превращусь! Хе-хе!
Н-да, это я, конечно, зря ляпнула. Трут как услышал, встал точно столбик верстовой и цветом лица теперь напоминал белоснежные горные вершины, с любовью и заботой мною одетые в снега сегодня ночью. И кто меня за язык тянул? Тьфу!
– Ой, Трут, отомри, пожалуйста. Ты не слушай всего, что я мелю. То есть слушай, конечно, только на свой счёт не воспринимай, просто юмор у меня такой, специфический. Привыкай. Вон Варсонофий наш милый Измарагдович уже и внимания не обращает на мои шуточки, даже ухом не ведёт. А почему? Да потому что привык, да и чувства юмора у него просто-напросто нет.
– Чего? Это у меня-то чувства юмора нет? – вдруг встрепенулся уже тихонько похрапывающий филин.
– Ой, а ты чего это не спишь-то? Спи давай, нечего чужие разговоры подслушивать. Так вот… О чём это я, кстати? – вновь повернулась я к Труту. – М-м-м… Да садись же, в конце концов, а то стоишь, прямо как не у себя дома!
Трут покорно плюхнулся на указанную ему скамью и воззрился на меня как заяц на гадюку. Нет, неисправимый тип.
– Я вот что у тебя узнать хотела, – в очередной раз начала я. – Ты в последнее время ничего странного в нашем лесу не замечал?
– Странного?
– Угу.
– Да вроде нет. А странность какого рода вы имеете в виду?
– Самого что ни есть странного. Пьяный леший в сарафане заместо рубахи не в счёт! Да и спит он сейчас, я надеюсь, – с серьёзным видом поскребла я подбородок.
Да-да, бывает и такое! Этих леших ведь только леший и знает, что там у них на уме… А нашего это особенно касается. Бывает, наестся мухоморов перезрелых и буянит, матом всех кроет, да отборным таким! Оттого и прозвали его Буяном. То по малой нужде прямо в болото к болотнянику12 сходит, то в русалок экскрементами чьими-то кидается, а то и в драку лезет со всеми, кто ни попадётся. Ладно бы на людей бросался, так ведь на своих же с кулаками прёт! Медведей по лесу гоняет. На лосях по полянкам скачет. А прошлым летом что было? Такого шума давненько никто не слыхивал! Как раз середина жарника13 стояла. Солнце жгло нещадно! Пакости всякие строить лень, только бы в тенёчке и лежали все, да от мух лопухами отмахивались. Вот и решил наш Буян в карты с водяным сыграть, развлечения ради. И продулся, значит, Рогозу в дурака. По-крупному проиграл. Задолжал ему три коровы и аж целую дюжину красных девиц из близлежащей вески14, – для утопления. Видите ли, русалок ему мало, ещё подавай. А Буян запротестовал, заругался.
«Где я тебе, – говорит, – целую дюжину-то возьму? Они же хороводы в лесу не водят, поди ж в Заповедном Бору живём, не в Златокудрой Куще какой, забредут одна-две по ягоду, и та рябая, и эта… горбатая. Не красны девицы, одним словом, совсем».
Спорили они, спорили, решали, решали, весь лес на уши подняли, и в конечном итоге… подрались. Первым, конечно, Буян ударил. Так водяного за бороду оттягал, что тот до сих пор как-то странно левым глазом подёргивает да бородой тинной нервно потрясывает. В общем, тот ещё злыдень нам в лешие достался. Но сейчас речь не о нём.
– Я имею в виду, не чувствовал ли ты в нашем лесу присутствие чего-то такого, чего здесь быть ну никак не должно. – Надеюсь, я смогла донести свою мысль до собеседника. Не хватало ещё приобрести славу не только злобной, нелюдимой ведьмы, но и не могущей двух слов связать недалёкой дурёхи.
– Э-э-э, нет… Я ничего такого не наблюдал… Хотя мне до вашей светлости далеко! Может, и впрямь что-то есть, да я не чую, – стал поддакивать мне Трут.
Нет, от него я вряд ли чего-то путного добьюсь.
– Ты всё же повспоминай хорошенечко!
– Морана, что ты хочешь от него услышать? Может, скажешь, наконец, по-русски, в чём собственно дело? – вмешался Варс.
Теперь я повернулась к филину и, запрокинув голову к потолку, вопрошала уже у птицы: – Вот скажи мне, мой умнейший советник, могла ли я, Морана – богиня Зимы, укутывая Землю-Матушку снегами своими белоснежными, покрывая озёра и реки льдами крепкими, пропустить одно-единственное крошечное лесное озерцо, расположенное буквально у меня под носом, то бишь в трёх шагах от нашей избушки?
– Хм, и как же ты так умудрилась?
– Вот именно, что никак! Ничего я не упускала! После того, как ты, довольный, упорхнул, птичка моя пернатенькая, я решила напоследок пройтись, поразмыслить немного, насладиться делами своими рукотворными. И что же вижу?!
– Что? – в один голос вопросили меня благодарные слушатели.
– А вижу я озеро лесное. Не-за-мёрз-ше-е, – сделала я выразительную паузу, нагнетая таинственность. – «Странно, как же это так, – думаю, – могла я его пропустить?» Думала не долго. А просто взяла и заморозила. И как только льдом его сковала, тут же нахлынуло на меня чувство такое, будто наблюдает за мной кто-то. Кто-то, кого я до этого здесь не чувствовала, и кого тут быть не должно. Вот!
– Да уж, интересно…
– Что же тут интересного?
– Интересно, сколько ты уже не спала? – озабоченно спросил Варсонофий.
– Что?! Ты намекаешь, что мне всё это привиделось?! – грозно свела я дуги чёрных бровей к переносице.
– Не намекаю. Предполагаю, что ты просто переутомилась, заработалась, и озеро по этой вот простой причине и пропустила. А что наблюдал за тобой кто-то, так с недосыпу и Перун15 верхом на жабе привидеться может.
– Знаешь что, Варсонофий! – я вскочила с лавки и попыталась запустить в филина снежком, сотканным прямо из воздуха, да птица оказалась проворнее и вмиг перелетела в дальний угол избы.
Может, действительно, поспать не мешало? А то даже филин днём ловчее меня.
– Так, ладно! Устала я возиться с вами. Трут, постели-ка мне постель! А с тобой, умник, я позже разберусь! – погрозила я перстом гадкой птице.
Стоп, когда-то я уже это произносила… Всё, спать!
Я сладко зевнула, разом позабыв о наглом филине, озере треклятом, о водяных и леших, о сестрице своей любезной, о ветке еловой, Жезле то есть, о власти и предназначении – обо всём, даже о том, кто так бессовестно подглядывал за мной сегодня. Хватит, устала я. И злобным богиням иногда отдых нужен…