Рефлексия чувств

Внезапно соседка решила нарушить тишину:

– Может, мне тебя удочерить?..

От такого неожиданного предложения я спрятала взгляд в кружке. Даже если я соглашусь, это так странно: почти незнакомая женщина (которая, возможно, меня не так хорошо знает) предлагает удочерить меня и взять ответственность на себя. Думаю, что для меня хуже уже не будет. Я согласилась, и Галя очень обрадовалась. Да и ей хорошо: не нужно сидеть в вечном одиночестве. Я еще сотню раз просмотрела этот момент у себя в голове. Чем я думала? Но что ни делается – все к лучшему, верно?

Жаль, что тогда я не задумывалась, какую ужасную ошибку совершила.

6

День тридцать третий.

После разговора с Галей я пошла в соседнюю квартиру. Мы с Галей договорились, что удочерение обсудим позже, а я вернусь домой и отдохну от стресса за последний месяц.

Я зашла в квартиру моих родителей; моей семьи. Я открыла дверь, и в нос ударил запах кофе. Грустно возвращаться в опустевший дом. Здесь остались вещи хозяев: книги, халаты, тапочки, ежедневники… только людей уже нет. Дом – это когда при виде вещей, мебели, при чувстве запаха, который есть только у твоего дома, возникает родное чувство. Ты словно оказался в том месте, которое искал всю жизнь. И, когда ты нашел свое место, ты становишься счастливым.

Жаль, но у меня все далеко не радужно: в доме было пусто. Запах, вещи, интерьер остались такими, какими были. Но теперь это не родное место. Здесь не появляется чувство родного, того, что отзывается мягким светом и надеждой в душе. Появляется лишь тяжелая тоска и печаль, словно кто-то выключил свет. Источник света и смысл его искать потерян. Столько произошло в этой квартире: помню, как мы только заехали, и это были ледяные и серые стены. Но спустя несколько месяцев и перерывов мы сделали из холодных и бездушных стен настоящий уютный уголок, где нет места злости и обидам.

Казалось, что ничего не изменилось; но я точно знала, что как раньше же не будет. На крючках висели куртки, кофты, под ними стояла обувь. Я подошла к зеркалу и тумбочке: на ней стояли духи, различная косметика, бумажки, вроде списка покупок или задач на день. Я вдохнула аромат духов; и сразу вспомнилось что-то родное, доброе… Похоже, что этими духами пользовалась мама.

Я прошла в гостиную; часть комнаты отделялась нитяными шторками, а за ними стояла огромная кровать, туалетный столик и комод-гардероб. Мне очень хотелось рассмотреть вещи родителей, но больше хотелось поискать документы и блокноты. Один из маленьких черных блокнотов я нашла на полке в гостиной; на обложке были записаны имя и фамилия моего отца, а сам блокнот был заполнен задачами, телефонными звонками, встречами. В ящиках тумбочек и шкафов было очень много бумаг; а один раз я нашла альбом с фотографиями. Я присела на диванчик, открыла альбом. В самом начале были черно-белые фотографии; на них были изображены дети. Все девочки на фото были в сарафанах, огромными бантами и красивыми косичками, хвостиками; мальчики были в чем-то, похожем на костюм; рубашки, брюки. Все дети построены в ряды, а выше, в середине верхнего ряда, стоит женщина. На обратной стороне фотографии написано: «Первый «А» класс, третья школа.» Теперь мне стало понятно: на этой фотографии кто-то из мои родителей в первом классе. Мне стало очень стыдно! Посмотреть на фото своего родителя в первом классе, и даже не догадаться, кто из детей твоя мать или твой папа. Я ведь их даже не помню…

Тогда я продолжила листать фотографии: свадьба моих родителей, бабушки и дедушки, счастье и улыбки на каждой фотографии. Мое рождение: мама держит меня на руках, а рядом стоит папа с букетом цветов. Все так рады, когда я появилась на этот свет; столько счастья вселенная подарила мне при рождении. Похоже, что радости при рождении слишком много, поэтому вселенная решила забрать главное мое счастье. Людей, которые меня любили. И я их любила. Сейчас люблю больше, чем когда-либо. Жаль, что больше всего любви ты хочешь подарить, когда жизнь отбирает все радости…

Жизнь – боль.

Я продолжила рассматривать фотографии. На альбом уже капал соленый дождь, а каждое изображение вызывало тяжесть на сердце. Вот я маленькая – сижу у папы на руках; на фоне природа, сзади отца несколько людей сидят на пледе; похоже на пикник. Рядом протекает речка, а по белым одуванчикам можно определить, что это июнь.

Вот еще одна фотография: мой день рождения. Я задуваю свечу на торте; свеча – цифра «5», торт с кремом, на нем изображены знаменитые феи с крыльями. На моем лице сияет улыбка. Будет ли теперь все так хорошо? Я посмотрела на обратную сторону фотографии, написано число и подпись: «Нашей Диле пять лет. 25.08.»

Я решительно закрыла альбом. Не хочу больше мучать себя этими фотографиями. Продолжила искать хотя бы одну телефонную книжку, блокнот, или хоть что-то, связанное с другими родственниками. Мне удалось найти телефонную книжку отца; она лежала на поверхности, а номера в ней были разделены по категориям, вроде: «Родственники» или «Коллеги». В колонке «Родственники» я нашла надписи «сестра», «теща», «сестра Рины», и еще множество номеров. Я судорожно набрала номер сестры отца.

Послышались долгие гудки; кажется, они длились целую вечность. Я долго ждала, пока мне ответят. Гудки, гудки, гудки. Когда надежда на ответ уже пропала, трубку взял незнакомый, грубый мужской голос.

– Алло, да? – сухо сказал он.

– Здравствуйте, я Диля Варфоломеева, у вас таких не найдется? Я ищу сестру своего отца.

– Прости, девочка, но ты ошиблась номером. Не звони сюда больше.

– Но нет, постойте! – прикрикнула я. Но звонок был завершен.

Тогда я позвонила еще раз, и еще, и еще. Мужчина даже не объяснил мне ничего, а я ничего не узнала. Я звонила и звонила, и гудки шли с каждым разом все медленнее. Я не могла просто так сдаться, ну не могла! Но звонок стали сбрасывать, и я уже точно ничего не узнаю.

Тогда я решила позвонить на номер моей бабушки. Мамина мама – у папы записана как «теща», а рядом «(Анна Николаевна)». Я снова набрала номер, послышались гудки. Я уже скрестила пальцы в надежде, что хоть кто-нибудь возьмет трубку. Но железный голос автоответчик лишь промолвил: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны доступа.» Я отбросила телефон на кровать; я сдалась. Пора смирится с тем, что я могу остаться одна. Сейчас я не одна: у меня есть тетя Вика, Галя, но даже они не так хорошо знают и понимают меня, как родители. Кажется, я должна смирится с тем, что родителей больше нет. И остальным родственникам все равно.

Я прислонилась к стене, и по щекам снова полились слезы. Я обязана пережить весь этот ужас, просто обязана. Хотя бы ради себя. Глаза стали слипаться, от усталости уже нет сил на слезы. Я легла на кровать родителей, усталость взяла свое, и я уснула.

7

Все тот же, тридцать третий день.

Я проснулась вечером, когда за окном уже было темно. Часы на телефоне показывали 20:34; я проспала почти весь день. Я чувствовала себя лучше, чем до этого. Я встала с кровати, сделала небольшую зарядку и прибралась в комнате. Мне нужно было чем-нибудь заняться, и я пошла на кухню; включила свет, поставила чайник. Интересно, а какие памятные вещи есть здесь?

На холодильнике висело множество магнитиков из стран, обычные круглые магниты закрепляли списки, рецепты, фотографии. На фото – моя семья, я, праздники. Пока чайник не закипел, я прибралась; выбросила всю еду, которая испортилась за этот месяц, помыла посуду.

За эти несколько часов я прочувствовала, как же трудно жить одной. Все хозяйства сразу на тебе: уборка, посуда, обед и ужин, покупка продуктов, деньги для закупки продуктов. Чуть позже я должна обговорить удочерение с Галей и найти нужные документы, а пока я просто попью чай. Скорее бы найти больше информации о себе, о своем прошлом. Надо бы заглянуть в свою комнату. Может, в ней я найду самую важную информацию о себе, или незначительную, но все же. Зачем гадать, если можно встать и сделать?

Но точно не сейчас. Меня тяготило ощущение того, что я раньше жила в том доме. И в глубине души был страх: вдруг мое прошлое окажется не таким, каким я его представляю? Вдруг меня не любили в этой семье, а все доброе отношение сейчас – всего лишь обман? А если я окажусь плохим подростком, неблагодарной дочерью или чего похуже? Что, если… ах да, я напишу об этом завтра. Сейчас я допиваю чай на чистой кухне и мне снова хочется спать.

Пока есть чуть энергии, расскажу, что это и куда я это пишу.

Я отрыла новый блокнот в своем рюкзаке. Я брала его в дорогу; может, я собиралась писать заметки в поездке? Или собирать гербарий? Кто меня знает? Сейчас я знаю себя хуже, чем кто-либо другой. Впрочем, из блокнота я решила сделать дневник чувств. В него я буду записывать все свои мысли, чувства и предположения. Признаю, что выговариваться мне некому, поэтому буду мучать бумагу своими мыслями. И каждый день буду записывать сюда разные штуки, цитаты, мысли, планы и так далее. Сейчас главная цель – выспаться. Завтра утром поговорю с Галей, и мы вместе оформим документы. Останется только следовать ее указаниям, потому что я сама в удочерении и документах не разбираюсь. А сейчас на часах 02:26. Спокойной ночи, дневник.

8

Прошло несколько дней. Галя удочерила меня; теперь она официально моя мать. Я хотела сообщить радостную новость Вике, но Галя сказала, что мы встретимся в парке. Сейчас мы прогуливались как раз среди маленьких деревьев, около лавочек и людей.

Галя мне рассказала, почему она не любит тетю Вику. Хотя мне она очень нравится! Потому что только она пришла в трудный момент на помощь. Галя Вику просто ненавидела: она плохо готовит (Галя прекрасно печет, и ей не нравятся люди, которые не занимаются тем, чем она); Вика много рассказывает, а это лишь напрягает мою мать. А еще произошел случай, когда Галя встретила своего мужа и Вику в не очень хорошем положении. К слову, у обоих этих сплетниц мужья погибли, и этим они похожи.

Слякоть, грязь и вода. Примерно так выглядела земля под ногами, в воздухе чувствовалось тепло наступающей весны. Начинался март; почти конец школьной четверти – уставшие школьники плелись домой; где-то среди этой толпы шли мои одноклассники: многие из класса живут в этом районе. Как же давно я их не видела. Вернее, я их даже не помню. Не знаю, как они выглядят, чем увлекаются, какие отношения у меня были с ними. Но одного я знала – Вика успела мне рассказать про моего друга детства и ее сына. Показывала мне фотографии, рассказывала истории. Может, поэтому меня так тянуло общаться с ним?

На фотографиях передо мной был парень лет семнадцати. Рыжие волосы, угрюмый взгляд серых глаз – мечта любой девушки. Но не моя, как я думаю, мы просто друзья детства. С Артуром мы знакомы еще с садика – я тогда не играла в куклы, но обожала побегать, покидать мяч. Бывали случаи, когда я дралась с мальчиками, да и с девочками тоже.

По словам Вики, мы большинство времени проводили вместе. Именно это были прогулки после школы, различные походы наших семей на пикники простые развлечения. Хотя у меня характер не малина, общение было очень хорошим. После школы часто гуляли, иногда попадали в такие места, что еле выбирались живыми; строили шалаши, а один раз перебирались с каких-то развалин через забор детского сада, по дереву – и обратно.

Если бы у меня был выбор между тысячей долларов, общением с завистливыми подружками и Артуром – я выбрала бы последнее. Даже несмотря на то, что я почти ничего не помню. Хотя отрывки воспоминания все же всплывали в голове; но это были лишь обрывки, и иногда я совсем не могла их соединить. Словно мне дали огромную кучу пазлов, и ни один не подходил к другому. А потом оказалось, что все эти пазлы из разных наборов. Воспоминания могли прорываться даже через сон – и это тот случай, когда не можешь понять, на самом деле происходило действие или нет. Так, о чем это я? Ах да, об Артуре.

Вика рассказала, что сейчас он изменился. «Теперь он стал серьезным пофигистом, и я не знаю, что с этим делать,» – часто упоминала она. А я не могу ей помочь – может, взросление, оно такое? Когда ты более заинтересован в своей жизни, а не в советах родителей и их строгости. К слову, мать у Артура то, что надо. Она очень строгая! Или просто одинокая?

Если человек начинает заинтересовываться в своей жизни больше, чем в остальном, это нормально. Скучный взрослый назвал бы это «переходным возрастом», а я называю это «формированием личности»; расставление приоритетов, жизненных ценностей, осмысливание отношений с кем-либо – не переходный возраст. Как всегда, взрослые ничего не понимают, даже не пытаясь вспомнить себя. А толку? Времена меняются, люди тоже – это нужно принять. Нет смысла стараться менять нынешнее поколение. Оно не изменится; не станет таким, как в 90-стых. Потому что технологии, образование, стереотипы, все стало другим. Все поменялось, а консерваторы остались. Именно такие люди все время кричат о «плохом поколении», о том, что «раньше было лучше».

Я часто ссорилась со взрослым человеком, хотя сейчас даже его лица не помню. Он с яростью твердил мне, что я ни на что не способна, не умею творить, не приношу пользы остальным. Еще чаще человек кричал, что новое поколение потерянное. Что его нельзя исправить, иначе все были бы… А вот этого не помню, хоть тресни.

Но если почитать учебники истории и открыть величайший источник – интернет, можно узнать, как все было в те времена. В те самые «хорошие» времена, когда все были равны.

Тогда подростки с детства начинали работать, были жесткие принципы и идеалы, строгая дисциплина. Сейчас у детей есть свобода выбора, бесконечный источник информации – интернет, и не нужно держать и запоминать все в голове. Сильное отличие того времени от нынешнего – свобода. Свобода выбора ориентации, профессии, жизни, внешности, в конце концов. Раньше было принято стучать правительству о всех не соблюдениях правил – сейчас этого нет. Но иногда жалеешь, что сейчас нет таких жестких правил в плане закона.

Мы также поколение, которое не боится самовыражаться, высказывать мысли, творить, принимать людей такими какими они есть, старается самореализоваться и достигать целей. Некоторые подростки успешнее нынешних взрослых. А взрослые злятся – они не достигли чего-то в своё время, и хотят, чтобы новое поколение не достигло… Ведь гораздо сложнее идти в ногу со временем и изменится самому, чем принять, что люди достигаю, чего хотят? Когда ты был в их возрасте, ты не мог этого сделать; а они могут. В этом и заключается вся проблема консерваторов.

Я поёжилась. На улице холодно: пронизывающий до костей ветер словно поёт серенады, гоня бесконечные облака. Куда они плывут? Наверняка в тёплые страны. Но мне, человеку, туда и не надо – холодный ветер и без того греет холодную душу. А природа в начале весны отвратительна: пасмурное небо, грязь, мокрые кроссовки.

Мы с Галей сели на лавочку, она сидела в телефоне, а я скучала. Было бы здорово залипать в соц-сетях, но я не зря прихватила дневник и скетчбук (блокнот для рисования). Поэтому я достала из рюкзака простые карандаши и блокнот. Шероховатая поверхность акварельной бумаги позволяла рисовать все что угодно и чем угодно; плотность бумаги выдерживала почти любой материал. Но сейчас для этого не было необходимости: я взяла с собой только карандаши.

Короткие штрихи появились на бумаге и воплотили форму воробьев, крутящихся у лавочки. Вот оперение, голова, клюв, перья… Словно вылепливаешь шуструю птицу, только объём создается не на ощупь. Объём создается на бумаге.

К нам начали приближаться два человека: женщина высокого роста; она была одета в чёрное пальто от известного дизайнера, кожаные сапоги до колен, бордовые джинсы. Да, я узнала ее! Это Вика! Рядом с ней шёл сын, рыжие волосы…Вот я и встретила своего друга впервые после аварии. Было бы здорово о чем-нибудь поговорить, но сейчас момент не подходящий. Галя пошла Вике и Артуру навстречу, а я слишком увлеклась рисованием. Когда Галя ушла с лавочки, воробьи разлетелись в разные стороны, и я не успела их дорисовать. Я тут же прокляла ненужные шаги Гали, которые помешали завершить работу. Теперь я была вынуждена поднимать голову вверх, чтобы дорисовать птиц. Невольно я слышала разговор Гали и Вики. Я постаралась сделать отстраненный вид, словно слилась с пейзажем. Наблюдая за воробьями, я не издала ни одного звука, иначе мои птицы улетели в закат, а рисунок пошел коту под хвост. Получилось так, что я вправду слилась с природой: слышала шепот деревьев, далекое пение какой-то птицы. Дорисовав рисунок, я сфокусировала внимание на разговоре, который шумел на фоне несколько секунд:

– Галя, мы с тобой так давно не виделись! – воскликнула мать Артура.

– Вика, мы виделись на прошлой неделе.

Галя и Вика обсуждали все в округе: погоду, учебу, новый проект строителей (откуда они вообще о нем знают?), проходящих мимо людей и их внешность. В конце концов, разговор двух женщин-сплетниц зашел обо мне. Я с отсутствующим видом разглядывала ветки деревьев, которые колыхал ветер; следы птиц и собак на мокром снегу; смотрела на людей, но не осуждала их внешность, как это делали Виктория и моя новая мать.

Я достала наушники, чтобы послушать музыку и отвлечь внимание обсуждающих меня женщин. С музыкой гораздо лучше скучать: она усиливает интерес ко всему происходящему. Впрочем, разглядывать пейзаж мне быстро надоело, а из-за долгого рассматривания и рисования устали глаза.

Виктория и Галя вновь искоса на меня посмотрели. Я терпеливо вздохнула и понадеялась, что меня никто не тронет и мы с Галей спокойно вернемся домой. Но та меня позвала, и пришлось разговаривать с женщинами, а мне этого не хотелось. Пришлось встать и подойти к ним.

– Как твои дела? Ты звонила родственникам? – сразу спросила Виктория.

– Мои дела – отлично, а до родственников не дозвонилась: у папиной сестры уже другой номер, у бабушки телефон выключен, – спокойно ответила я.

– Не волнуйся, все обязательно будет хорошо, – подмигнула Вика.

– Может, зайдете к нам на чай? – скучающе сказала Галя.

– Мы бы с радостью, но нам нужно торопится. Да, Артур? – окликнула Вика сына, который уже общался со своими друзьями. Этому я была рада, мне проще поговорить с ним потом, чем в присутствии этих дам.

– Ладненько, я была рада увидеться, – протянула Виктория. – До встречи.

– Тоже была рада тебя видеть, если будет время, обязательно заходите в гости! – улыбнулась Галя очаровательной улыбкой, она точно что-то задумала.

Я бросила краткое «До свидания»; Виктория развернулась на каблуках и быстрым шагом ушла.

9

Мы с Галей вернулись домой, решили жить в моей квартире. Она, конечно, не моя, но я буду говорить так, это понятнее. Я снова вернулась в этот опустевший дом; только теперь он был чистым. Но оставаться здесь все же было грустно: пустота дома создавала пустоту в душе. Словно дом лишился своей особенности, своей души. Теперь это были лишь бетонные стены и минималистичный интерьер.

Так много хочется вспомнить, но я не знаю, где искать хоть что-нибудь об этом доме, об Артуре, о друзьях, о родителях, о событиях. Напомню, что мое прошлое я видела лишь отрывками: но даже те были блеклыми и неинтересными. Я решила, что восстановлю большую часть воспоминаний; буду искать записи, фотографии, и пытаться связать их с отрывками в голове. Если отрывков больше не останется, начну копать глубже и обязательно вспомню то, что нужно.

Тогда я разулась и сразу стала искать свою комнату: в ней должно быть больше воспоминаний, чем в моей голове. А ведь вчера я в нее даже не зашла и спала в спальне родителей. Я нашла ее – комната с бежевыми стенами, простой и эстетичной мебелью и кучей украшений, вроде выключенной гирлянды со звездочками, пробковой доски с фотографиями, картинами художников. Некоторые картины нарисованы моей рукой: внизу холста есть моя еле заметная подпись. На стенах не висели плакаты, было немного полочек с пыльными книгами. Я провела рукой по столу, стене, книгам, села в кресло. Я поняла, что это моя комната, мне сразу понравилась цветовая гамма; я посмотрела на верх, а на потолке оказался целый космос с созвездиями и лампочками. Очевидно, что это свет. Выглядело слегка по-детски, но чертовки красиво, особенно при включенном свете.

А подоконник сделали мини-диванчиком. Я сразу плюхнулась на него, уставившись в окно. В такой комнате питерские многоэтажки выглядели маленькими домиками. Висел персиковый тюль, полупрозрачной сеточкой он закрывал подоконник и окно. Я вновь стала осматривать комнату, но кроме украшений, растений и простого, минималистичного интерьера я не заметила ничего необычного. На стене был телевизор, под ним стоял комод с вещами. В уголке стояло зеркало во весь рост и шкаф, очевидно, с платьями и прочими нарядами. В шкафу также была косметичка и бижутерия в небольшом количестве. Шкаф был с подсветкой, и я, как маленький ребенок в восторге глядела на все эти вещи. В комоде лежали свитера пастельных цветов, а также немного ярких (желтый, черный, даже радужный) цветов. Еще множество футболок и рубашек, но они были с минималистичным дизайном, цитатами. Черные джинсы, кофта, рюкзак – стандартный набор Дили. Рюкзаков тоже огромное количество: от совсем маленьких, до больших; от черных и до белых. Не знаю, зачем так много рюкзаков, но мне нравится!

В шкафу висели платья, летние комбинезоны и старые, зимние, осенние и весенние куртки, ветровки. В косметичке словно открылся новый мир: очень много предметов, теней, помад, ненужных штук и непонятных вещей, вроде нескольких кремов, отличавшихся только словом в названии. Может, раньше я смыслила в косметике, но сейчас я не могу различить отттенок помады «Гранат» от оттенка «Алый призрак».

Я дошла до стола: он раздвигался в две части, что делало зону для уроков и творчества еще больше (а места занимало меньше!). На стене висела пробковая доска с рисунками, красивыми цитатами и фотографиями. Фото я взяла себе, чтобы после осматривания комнаты разглядеть их поближе. На столе царил творческий беспорядок: очевидно, что я куда-то быстро собиралась. Разбросаны тетради, блокноты, карандаши, в углу лежала скомканная бумажка, рядом лежала стопка книг. Я взяла некоторые тетради и положила их на пол, чтобы позже вернуться к ним.

Над столом висела полочка, с учебниками, тетрадями, блокнотами и прочими мелочами. Я решила достать все исписанные блокноты, и положила их рядом с тетрадями, на пол. Учебники меня сейчас мало интересовали; учебная программа подождет, а вот воспоминания могут улетучится по одному щелчку пальцев.

После я осмотрела комнату несколько раз, стараясь найти еще что-нибудь. За открытой дверью стояла небольшая коробка; она была очень тяжелая, и мне пришлось ее двигать. Я пододвинула коробку к блокнотам и тетрадям, села на пушистый белый ковер, открыла коробку. Коробка была снизу до верху заполнена блокнотами, картинами, письмами, плакатами, журналами, было пару кофт и альбомов фотографий. На поверхности лежал лист бумаги; на одной стороне было написано «МЭМОРИС», я понятия не имела, что это значит. Чуть позже я узнала, что это слово означает «воспоминания» в переводе с английского. А на другой стороне листа было написано письмо. Возможно, это мое обращение к самой себе:

«Привет, Диля! Сейчас мне пятнадцать лет, и я – это ты. Скорее всего, ты в будущем. Может, я пересмотрю эти записи через месяц, а может, через год и десятилетия. В любом случае, пересмотреть все, что здесь находится, ты не сможешь сделать за один день. Хоть листай дневники днями и ночами, это невозможно для меня также, как посмотреть 8 сезонов «Американской истории ужасов» за один день. Быстро устают глаза и тупо смотреть в экран весь день – это ужасно и занимает слишком много времени. Так что совет: читай и смотри записи по чуть-чуть, вникай в смысл прочитанного.