Правда, следующий гол как раз забили нам. Их нападающий ловко ушел от Эрни, но путь в штрафную в последний момент перекрыла Лизка, резко сблизившись с соперником и попытавшись выбить у него мяч. Тот ответил грубым толчком плечом в корпус, от чего Лизка упала на землю, вскрикнув и прижав руки к груди. Нападающий не обратил на это внимания и, воспользовавшись всеобщим секундным замешательством, ударил в девятку наших ворот. Паша, смотревший в это время на свернувшуюся калачиком Лизку, не среагировал.
– Слышь, че за дела? – мгновенно вскипел Макс.
– Все по правилам, – дерзко ответил ему защитник соперников. – Борьба корпус в корпус.
– Вы думайте хоть немного, – Макс не унимался, – это девчонка, аккуратнее!
– Это ваше желание – взять телку в команду, – выкрикнул их вратарь, тот самый, что был «из огров». – Теперь будет падать от каждого толчка, потому что сиськи выросли и ей больно? Ну так ваши проблемы.
Команда 60-го дома всем составом заржала. Макс и Эрни помогли Лизке встать. В матче объявили перерыв, и обе команды отправились к скамейкам запасных. Я обратился к Лизке:
– Ты как? Давай заменю тебя.
– Нет, – она хмурилась, но перестала держаться за место удара. – Хочу доиграть.
– Точно? – спросил Эрни. – Смотри, они сейчас специально могут грубить на тебе, давай лучше заменим.
– Нет, – Лизка решительно покачала головой и отпила воды из общей двухлитровки.
– Такая ты у нас бой-баба все-таки, – Паша весело похлопал подругу по плечу.
– Сейчас очки сломаю, – ответила та без улыбки и пошла обратно на поле.
Вторая половина игры выдалась более спокойной. Вопреки опасениям Эрни, никто не пытался специально грубо играть против Лизки, а вот сама она решительно и без раздумий шла в подкаты как заведенная. Матч превратился в перетягивание каната, где ни одна из команд не могла дойти до ворот соперника. Мне стало откровенно скучно на лавке и снова захотелось спать. Благо, в этот момент к скамейке подбежал Дима и спросил:
– Заменишь? Че-то у меня с голеностопом…
Я резко взбодрился и пулей выскочил на поле. Во мне словно включили какую-то дополнительную силу, и энергия била через край. Наверное, во многом из-за физической усталости ребят (все-таки они играли уже полчаса к тому моменту, как вышел я) никто из команды 60-го не мог уйти от меня на скорости. Идя в отбор, я словно видел все вокруг в замедленной съемке и мог легко выбить мяч из ног противника. Ни разу до конца игры никто не обвел меня и не прошел к воротам. Их запасной громко объявил, что до конца матча осталась минута, и мы решили всей командой пойти в атаку. Лизка оставалась на одной линии со мной, Макс и Эрни были впереди, но соперник их перекрыл чуть ли не в два ряда. Я решил взять игру на себя, хотя прежде никогда не пробовал кого-нибудь обводить. Передо мной один за другим располагались три игрока соперника, еще один, видимо в надежде на быстрый заброс, дежурил в нападении ближе к нашим воротам. Первого я обошел на скорости, даже без финтов. Эрни что-то кричал, Макс показывал, что открыт, но я видел и слышал все это как будто с приглушенным звуком. В глазах снова включился режим «замедленной съемки», и я, выбрав момент, пробросил мяч между ног противника. На пути к воротам оставался защитник, который тут же пошел в низкий подкат. Решение пришло само собой: мне нужно был лишь легонько перекинуть мяч и перепрыгнуть через пацана самому. Выполнив череду трюков и снискав овацию своей команды, я устремился к воротам и прицелился в ближнюю девятку. Оставалось каких-то пять-шесть метров до вратаря, я занес ногу для удара и тут…
Мне в голову попал мяч и резким всплеском адреналина смыл дремотные грезы. Послышался общий смех «шестидесятки» и даже некоторых из наших. Ко мне подбежала Лизка и, уточнив, все ли нормально, попросила заменить себя. Я вышел на поле, но сконцентрироваться на игре не получалось совсем. Все, о чем я мог думать, – не реальный матч здесь и сейчас, а сон, который видел пару минут назад. Я снова не заметил как заснул, и снова быстрое сновидение было настолько реальным, что даже теперь вспоминалось не как сон, а как события, происходившие недавно наяву. В действительности играл я совсем не так, как во сне: несмотря на вроде бы свежее состояние, с трудом успевал за соперниками и едва ли сделал несколько точных пасов своим. А под конец так и вовсе привез пенальти в наши ворота. Я в очередной раз не успел за нападающим и, будучи в этот момент последним нашим полевым игроком перед воротами, решил во что бы то ни стало помешать противнику забить. Единственная возможность воспрепятствовать такому исходу – а я почему-то был уверен, что Паша в этот раз точно не выручит – заключалась в низком подкате. Но учитывая, что в скорости я уже проиграл и бежал позади их форварда, был высок риск не попасть в мяч и просто скосить соперника. Я рванул что было силы, постелился в подкате, направляя ногу точно в мяч… и со всего маху сбил нападающего, влепив ему по лодыжке.
– Э, ты че творишь, баклан? – крикнул вратарь «шестидесятки» и побежал к месту происшествия.
Там уже столпились обе команды, а Макс активнее всех расталкивал наших противников, пытавшихся подойти ко мне. Он вообще всегда был самым дерзким из нас и тут в очередной раз показывал характер:
– Расступились, пацана не трогать! Игровой момент!
– Какой игровой момент, чепушила? – обратился к нему вратарь «шестидесятки».
– Такой, самый обычный! А ты меня еще так назови – по роже получишь! Я не посмотрю, что ты из орков. Мне вообще пох на всю эту вашу урко-тему!
На несколько секунд повисло молчание. Макс, конечно, специально сказал «из орков» вместо «огров» (что бы это ни значило), и все вокруг это поняли. Вратарь-огр наконец сказал:
– Очень смелый, да? Название группировки коверкаешь, урками-орками называешь… Давай приходи на сборы в следующий раз и скажи это в лицо старшим. Посмотрим, какой ты крутой. Дель Пьеро, бля.
– Мне че, делать не хер? – парировал Макс. – Еще по вашим сборищам уголовным шляться.
– Пацаны, – примирительно вмешался в ситуацию Эрни, – давайте к игре. Удар по ногам получился, согласен, бейте пеналь, если хотите.
– А ты че, судья? – с вызовом выкрикнул кто-то из «шестидесятки».
Я решил поддержать Эрни в попытках всех примирить, тем более что он был прав (я действительно сыграл в ногу):
– Мой фол. Не успел за мячом. Ваш пенальти.
– А ты вообще кто такой? – спросил меня вратарь-огр без особого интереса. – Сами решим, че нам делать, без всяких залетных…
– Это наш пацан, – перебил его Макс, положив руку мне на плечо. – Короче, бьете пеналь или нет?
Еще пару секунд все молчали, а потом их вратарь взял мяч и пошел к точке, попутно бросив Максу:
– Ты сбавь обороты, дерзила. Нарвешься. Я тебя запомнил, не дай бог с пацанами встретим где-нибудь тут.
Макс уже открыл рот, чтобы что-то ответить, но Эрни поддел его локтем и вполголоса сказал:
– Хорош, нам еще проблем с ограми не хватало.
Пенальти Паша не вытащил, а больше забить до конца игры ни мы, ни они не смогли. Так и разошлись с первым за все время поражением команды нашего дома. Я чувствовал, что виноват: и в проигрыше, и в том, что у ребят теперь намечались какие-то проблемы (пусть и призрачные, и все это могло оказаться просто пустыми угрозами). Когда я по пути назад во двор неловко извинился за неудачный подкат, все стали наперебой говорить, чтоб я не брал все это в голову.
– Забей, – махнула рукой Лизка, – эта «шестидесятка» – такие придурки: никогда выиграть у нас не могли, а теперь шальная победа им голову вскружила. Забудется все к следующей игре.
– Не знаю, будет ли она, – сказал Паша, протирая очки. – Этот огр, по-моему, затаил обиду…
– Да по хер на этих огров, – с пренебрежением бросил Макс. – Ненавижу всю эту уголовщину.
– А что за огры-то? – спросил наконец я.
– Короче, – начал Эрни очень рассудительно, – где-то с прошлой осени началось деление города на молодежные группировки.
– Не, – перебил Макс, – вся эта херь уже сто лет как в городе, у меня ж батя еще состоял…
– Ага, – подтвердил Паша, – поэтому тебя и не трогают, потому что их старшие за твоего батю в курсе.
Паша попросил у Эрни спички и стал поджигать остатки тополиного пуха, сбивающегося в маленькие кучки у бордюров. В Степном сезон цветения тополя уже заканчивался, в то время как в средней полосе России только начинался. Паша ставил спичку между большим пальцем и коробком, головкой к чиркашу (так в Степном называют боковую грань, о которую нужно чиркать), а затем выбивал ее щелчком пальца другой руки. Спичка красиво летела, несколько раз переворачиваясь в воздухе, и, если не успевала потухнуть в полете, зажигала вереницу пушинок.
– Ну да, – продолжил Эрни, – началось-то давно, лет двадцать назад, если не больше. Но всегда как-то это по-тихому было, а вот с прошлого года… В общем, той осенью на пятом пацана в драке убили, и пошло-поехало. Короче, весь город теперь поделен на сферы влияния, на чужой микрорайон лучше без лишней надобности не заходить. Наш девятый контролируют огры.
– Ну и название, – сказал я, – они любят фэнтези?
Вся компания разразилась смехом, а Паша похлопал меня по спине:
– Да-да, все начитанные любители книжек. Еще огр есть в Теккене третьем, я тут больше поверю, что они оттуда себе имя взяли.
– Не, а правда, почему огры? – мне действительно стало интересно. – И чем они вообще занимаются?
– Хэзэ откуда пошло, – снова взял слово Эрни, – но теперь они реальной проблемой стали. Чем занимаются? Бабки отжимают, какие-то мутки мутят, набеги на чужие территории планируют – в апреле вот с «cемерками» на седьмом подрались, шуму было… Еще нас периодически кошмарят: меня уже раза три пришить грозились…
– В смысле – пришить? – не понял я. В моей голове это слово было мягким синонимом более страшного «убить».
– Пришить, – вставила Лизка, – значит сделать участником группировки. Ходить с ними на сборы, сдавать деньги на общак…
– Говорю ж – натуральные урки, – заключил Макс и будто бы завис, посмотрев на меня.
Я сразу понял, что это началось снова, едва мир вокруг начал «затуманиваться». Как и в прошлый раз, сначала был этот странный «сон наяву», когда я не заметил, что уснул, а теперь, чуть позже – это. Снова «экран», снова барабан с фильмами-воспоминаниями. Один из них задерживается в поле зрения, и я вижу, как мы с друзьями с нашего дома прошлым летом играем в догонялки большой толпой на заброшенной стройплощадке. Мы называем это место военной базой, или просто военкой. Откуда название – не помню, но к армии этот недострой точно никак не относится. Вдруг откуда ни возьмись появляется компания парней. Их трое, и они старше нас лет на пять, не меньше. Я удивляюсь: что вообще такие взрослые делают здесь? Один из подошедших лихо свистит и прикрикивает, чтобы мы валили отсюда. Никто из нас не собирается спорить, все быстро спускаются на землю и идут к выходу со стройки. Тот, что громко прогнал нас, внезапно останавливает Макса и что-то ему говорит. Я нахожусь метрах в пяти и почти не слышу, о чем разговор. До меня долетают обрывки отдельных слов: что-то об отце, общаке и «детской беготне». Я удивляюсь – откуда этот парень вообще знает об отце Макса, его даже мы видели всего раз или два, и то – давным-давно, а потом он куда-то уехал и с тех пор не возвращался. Так нам говорил сам Макс. Наш друг стоит с понурым видом и вроде бы над чем-то всерьез задумавшись, а спустя пару секунд решительно качает головой, говоря нет, и идет к выходу вместе с нами. Говоривший с ним кричит вслед, что потом будет поздно и что два раза он не предлагает. Макс никак не реагирует, и мы все вместе идем во двор. «Экран» растворяется, окружающий мир снова наводит резкость и снимается с паузы.
Несколько секунд я смотрел перед собой, приходя в чувство. Ребята о чем-то болтали, но я сидел как робот и думал о своем. Что за странные видения? Почему именно эти воспоминания всплыли на «экране памяти»? Значит, сначала происходит этот «сон наяву», а вскоре после него – киносеанс с событиями прошлого? Уже два раза было именно так.
Мы дошли до своего двора и расположились в беседке. Я помню эту странную бетонную конструкцию с раннего детства: двухметровый грибок с крышей – панельным шестигранником – и четыре полутораметровые стенки по периметру. Мы с ребятами часто лазали на крышу беседки или подтягивались на ее краю. Беседка всегда была для нас главным местом притяжения. Еще качели и турник неподалеку, ну и лавка около подъезда, когда ее не занимала толпа местных бабок (то есть почти никогда). Я думал рассказать ребятам о своем засыпании, но потом решил, что не стоит: в конце концов, это могла быть просто усталость и мне не хватило часа послеобеденного сна, чтобы отдохнуть с дороги. С другой стороны, уже второй раз мне очень живо вспомнилось-привиделось прошлое, и игнорировать это было уже труднее. Что-то, однако, останавливало меня от того, чтобы поделиться своими видениями с друзьями. Вместо этого я как бы между прочим еще раз спросил о сонной болезни.
– Да, тебе-то это тема новая, – усмехнулся Макс. – А тут уже почти и не говорят об этом, как-то привыкли. Вот месяц назад – да, только и разговоров было.
Эрни подтянулся, вися на краю бетонного грибка, и сказал:
– Я уже об этом начал справки наводить, надеюсь, что-нибудь выясню. Ты, Пахан, тоже попробуй через маму.
– Угу, – буркнул Паша и добавил, поправляя очки: – Но я уже несколько раз спрашивал, ничего нового она не говорит. Все то же: люди просто иногда внезапно ни с того ни с сего засыпают.
– А из вас кто-нибудь засыпал? – поинтересовался я.
На секунду ребята замолчали.
– Ну вот я как раз, – сказал Паша, немного смутившись, как мне показалось.
– И я, – добавила Лизка.
Я хотел было спросить у них про сны, но в этот момент Эрни помахал рукой кому-то около подъезда, и мы все синхронно повернули головы. К дверям подходила какая-то девчонка с прической каре, в коротких шортах и спортивном топе. С виду она была постарше нас, но лицо было трудно разглядеть за круглыми солнечными очками. Заметив Эрни, девчонка лениво махнула рукой в ответ и скрылась в подъезде.
– Клевая она все-таки, – произнес Макс мечтательно. – Познакомиться бы.
– На Ленку запал? – ехидно обратилась к другу Лизка. – И на фиг знакомиться, ты же ее знаешь? В видеопрокате работает у твоей мамы в магазине.
– Ну как, – ответил Макс с хитрой улыбкой, – прокат прокатом, там она не особо разговорчива. И знать-то я ее только по имени знаю, но, может, поближе как-нибудь…
– Такой ты чудила, конечно, – ухмыльнулся Паша, – ограм дерзишь, а с Ленкой – стесняшка.
– Ай, да ладно, – Макс махнул рукой в ответ. – Не больно-то и хотелось. Че я, баб не видел?
– Лизка не в счет, – сказал Паша.
– Так, ну-ка хватит, – раздраженно сказала наша подруга, – с такими друзьями, блин, никакие огры не нужны.
Эрни достал сигарету, попросил у Паши коробок спичек и закурил. А потом примирительно сказал, выпуская дым:
– Не обижайся, Лиз, наш дерзкий футболер просто с девчонками мнется очень. А ты – единственная, с кем может нормально говорить.
– Ниче я не мнусь. Просто…
– Ну как тебе первый день? – усмехнулся Паша, обращаясь ко мне. – Скажи ведь, как в кино попал? Группировки, огры, интрижки. Изменился Степной за год?
Я сказал, что да, изменился. А сам подумал, что изменился не столько город, сколько сами мои друзья. Одноклассников и других ребят, с кем общался у себя дома, я видел каждый день и потому, как говорит мама, не замечал, как они взрослеют. Здесь же я впервые в жизни почувствовал, точнее обратил внимание на то, что что-то в нас всех стало меняться. Это было не плохо и не хорошо, просто как-то… ново. Тем интереснее и радостнее мне было встретить новых старых друзей.
А через несколько дней я впервые поговорил с той самой Леной с глазу на глаз. Звучит так, будто у нас был какой-то долгий задушевный разговор, но на самом деле это были всего две фразы:
– Привет, я вот тут принес…
– Ага, спасибо.
Впрочем, стоит рассказать по порядку. Все началось со сметаны.
Раз в неделю, по средам или воскресеньям (когда как), к нам во двор приезжал маленький фургон-пирожковоз. Почему пирожковоз – не знаю, просто все его так называли, хотя я ни разу не видел, чтобы он привозил пирожки. Из машины торговали молоком и сметаной. Местные между собой называли продавцов колхозниками, но не в плохом смысле, то есть не в том, что они невоспитанные деревенщины, а в прямом – в том, что продукты они привозили из каких-то больших сельских хозяйств. Молоко у них было в огромных железных бидонах, я подходил с двухлитровой банкой, и мне ее наполняли гигантским половником прямо из этих бидонов. Но молоко это меня не особо впечатлило: ну молоко и молоко, на вкус я бы его, может, даже не отличил от магазинного. Другое дело – сметана. Только у этих колхозников и больше нигде я не видел сметаны такой густоты, что ее нужно было намазывать на хлеб ножом! Впервые увидев, как баба Тома это делает, я подумал, что она мажет сливочное масло. Меня еще удивило, что масло хранится в банке, но бабушка дала попробовать бутерброд и сказала, что это сметана. Хотя и на вкус эта сметана была почти как масло.
Фургон приезжал в районе девяти утра, и моей обязанностью было сходить за продуктами. На второй раз (в воскресенье, первый был в среду) дед Саша попросил меня взять две банки сметаны и ближе к обеду отнести одну из них в восьмую квартиру. Я выполнил дедово поручение, а когда мне открыли дверь с цифрой 8 на третьем этаже, я удивленно посмотрел на Лену (где именно она живет, до этого случая мне было неизвестно), и мы обменялись теми самыми двумя фразами.
– А они что, сами не могут сметаны купить? – спросил я у деда, когда вернулся домой.
– А это уже не твоего ума дело, внучок. Надо, значит, надо. Я тебя прошу всего-то раз в неделю банку отнести.
Впрочем, причина не была такой уж огромной тайной, я выяснил ее уже в следующее воскресенье.
– Ты ведь по средам сама покупаешь утром, я видел из окна, – сказал я Лене при встрече.
– Ну и? – ответила она, хмурясь.
– А по воскресеньям не получается?
– По воскресеньям я спать хочу, – сказала Лена с вызовом. – И просыпаю этот долбаный фургон. Дед звонит твоему, чтоб взял на нас сметаны. Извиняюсь, так не всегда происходит. В последние две недели вообще продрать глаза не могу.
– Ааа… а по средам спать не хочешь?
– По средам у меня работа с утра. Воскресенье – единственный день, когда могу выспаться. Но я поняла, что тебе влом, буду стараться вставать.
– Ты ведь в видеопрокате работаешь? – у меня мгновенно созрела мысль коммерческого толка. – Как насчет сделки?
– Кассеты хочешь на халяву смотреть?
– Почему на халяву? Ты отсыпаешься в воскресенье и даешь мне за это одну кассету, когда я заношу тебе сметану в обед. Деду скажи, что больше звонить не надо, буду сам носить без напоминаний.
Лена прищурилась, постояла в раздумье несколько секунд, а потом сказала:
– Идет. Но кассету – только на один день, утром в понедельник возвращаешь мне в прокат. А то мне голову оторвут. И говорить, что хочешь взять, будешь заранее, чтоб мне в субботу с собой забрать.
– Договорились. А сейчас ничего нет под рукой? Завтра верну.
– «Матрицу» смотрел?
Так я наладил для себя бесплатный видеопрокат. Взять кассету на пару дней было не очень дорого, но тогда бы в эти дни не оставалось денег на жвачку и мороженое. У деда Саши и бабы Томы видик пылится в шкафу весь год, пока не приезжаем мы. Они ничего на нем не смотрят, а для нас там лежат несколько кассет с мультиками и детскими фильмами, которые купили вместе с магнитофоном несколько лет назад. Мы их уже засмотрели до мозолей на глазах (так говорит баба Тома). В нашей коллекции: «Король Лев», «Геркулес», «Анастасия», «Двое: я и моя тень», а еще сборник «Ну, погоди» и две части «Один дома». Каждое лето мы пересматриваем все эти кассеты. Платону, кажется, не надоедает, а вот я уже в прошлом году заметил, что посмотрел бы что-нибудь новенькое.
Видеопрокат находится в соседнем мини-маркете – в том, где работает мама Макса. Один из прилавков там заполнен не продуктами, а кассетами. За ним и сидела Лена. В прокате почти все время толпится народ. Днем – пацаны и девчонки, вечером – взрослые. Только утром бывает относительно мало людей. Отдавал кассеты я по утрам в понедельник и по просьбе Лены ни слова не говорил, просто молча возвращал, а если кто-то спросит, то надо было сказать, что взял кассету на выходные на общих условиях. Когда я впервые зашел в прокат на следующий день после заключения нашей сделки, чтобы вернуть «Матрицу», мы немного разговорились о фильме:
– Кино – класс! – делился я впечатлениями. – А представляешь, если все так и есть на самом деле?
– Ага, – без особых эмоций отвечала Лена, – только мы этого все равно не узнаем. Так что нет смысла много думать об этом. Есть еще один с похожим посылом, «Шоу Трумана» смотрел?
– Не-а. Можно?
– Двадцать рублей – и на двое суток кассета твоя.
Думал я недолго: побежал домой, взял из копилки для карманных денег нужную сумму и вернулся за фильмом. Так и повелось: раз в неделю я получал бесплатную кассету за доставку сметаны и еще раз в неделю брал в прокат как все. Так мы с Леной сошлись на теме фильмов и с каждым разом все дольше обсуждали очередное кино.
– Тоже интересно было посмотреть, – сказал я, возвращая «Шоу Трумана», – но ты вроде сказала, что похоже на «Матрицу», а там не было никаких машин и роботов, и вообще это не боевик.
Лена закатила глаза, принимая у меня коробку с кассетой и ставя ее на прилавок:
– Я сказала, что похоже по смыслу. Ну, что там у чувака тоже был нереальный мир вокруг.
– А-а-а, в этом смысле… ну да.
Макс, как-то раз заметив нашу беседу, спросил:
– Ну как тебе девчонка, крутая?
– Э-э-э, ну, нормальная, в фильмах разбирается.
– Познакомь, а? А то я как-то даже кассету у нее стесняюсь взять.
– Ты и правда странный. Как там Пахан сказал? Всяким ограм дерзишь без тормозов, а с девчонкой стесняешься. Она ж с твоей мамой в магазине работает, странно, что до сих пор не разговорился. Просто приди и возьми кино в прокат, че тут такого? Потом обсудите…
– Да я не хочу с ней фильмы обсуждать, – отмахнулся Макс и ехидно добавил, – мне бы в личном плане сойтись…
– Ну мы с ней только фильмы и обсуждаем, – сказал я, пожав плечами.
На самом деле это было чистой правдой, ни разу за время наших встреч мы не говорили ни о чем, кроме кино. Да даже и повода вроде как не было. Просто сразу как встречались (в прокате или на пороге квартиры), я возвращал или брал кассету, и сама собой завязывалась беседа о просмотренном фильме.
– Ну как, не заскучал за просмотром? – спросила Лена, забирая у меня «Девятые врата».
– Да не знаю… Вроде страшно моментами, а потом опять как-то занудно… Есть что-нибудь похожее, но поинтереснее?
– Эх ты, мелкий еще. Фильм на самом деле клевый, атмосферный. А тебе могу посоветовать… – Лена какое-то время сканировала глазами прилавок, а потом остановилась на «Сонной лощине». – Тоже с Джонни Деппом, кстати. Он классный.
Это кино мне понравилось больше: за пару минут с головой погрузило в мир на экране, и два часа пролетели мгновенно. А всадник без головы навел такой жути, что Платон даже в некоторых моментах закрывал глаза. Все кассеты мы смотрели вдвоем, но брату, бывало, становилось скучно (даже быстрее, чем мне), если в фильме начинались долгие разговоры или просто было мало динамичных сцен. Смотря на него, я понимал, что имела в виду Лена, когда сказала, что я «еще мелкий» для фильма «Девятые врата». Платон, кстати, на нем вообще уснул. Зато «Мумию» мы с ним посмотрели на одном дыхании – вот уж где и страху, и динамики точно хватало.
В том же мини-маркете, где Лена работала в видеопрокате, прошлым летом (не вот этим минувшим, а год назад) открылся игровой салон. И не обычный с десятком компьютеров, каких уже было полно вокруг, а с приставками Sony Playstation. Таких я раньше не видел не только в Степном, но и у нас дома. Причем появился он забавно: сначала два года назад в свободном углу магазина поставили два старых телевизора «Горизонт» с парой приставок Sega Mega Drive, где можно было поиграть полчаса за четыре рубля, а час за семь. Там все время толпился народ, и от желающих не было отбоя. И вот уже через год, то есть прошлым летом, у магазина вырос небольшой пристрой, где разместили десяток теликов поновее и новые Playstation. Выросли и цены: теперь полчаса стоили шесть рублей, а час – десять.
Больше всех из нас там всегда тусовался Паша. Это немного странно, ведь он же при этом единственный из нашей компании, у кого есть компьютер дома, но Паша говорит, что на приставке от игры совсем другие ощущения. Хотя комп он все-таки ценит больше: выбирая между ним и «сонькой», не раздумывая выбрал бы компьютер.