«Господи, неужели это не сон?» – Вопрошал старик. Он не мог поверить, что подобное возможно. Каждый думающий человек на планете, в каком бы месте он не жил, всегда помнил, что в мире есть кладовые человеческого гения, скопившие созданное веками драгоценное наследие. Наследие гениев человечества принадлежит всем. Варвары Аль-Каиды посмели поднять на это свои поганые руки. Клименко почувствовал, как у него холодеет сердце и, когда в дверь позвонили, не сразу пошел открывать. На второй звонок опомнился, подумал: «Вот и сынок! Наверное, уже знает и спешит поделиться ужасными новостями». Ступнями отыскал на ковре тапки, накинул на плечи плед и пошел открывать.
Но в дверях стояли трое незнакомых мужчин. Один в форме капитана милиции, двое в штатском.
– Вы Василий Дмитриевич Клименко? – Спросил капитан.
– Да, а в чем дело? – Поинтересовался хозяин квартиры.
– Разрешите, мы войдем?
– Конечно, заходите. Какой ужас, я не могу опомниться, – ответил старик, пропуская посетителей в прихожую. Они старательно вытерли ноги о коврик и прошествовали в гостиную. Заговорил мужчина в штатском:
– Судя по вашему виду, вы уже все знаете?
– Случайно включил телевизор. Это нечто ужасное. Даже не могу сразу представить себе. Мы отброшены к каменному веку.
– Вы о чем? – Спросил незнакомец.
– О страшном злодеянии. Уничтожены университеты и музеи, погасли очаги света культуры. Мы погружаемся во тьму.
– Да, это ужасно. Наша Третьяковка тоже горит. Кажется, удалось спасти часть коллекции. Но мы пришли не за этим. Я следователь городской прокуратуры, Иван Федосеевич Трутеев. Вынужден сообщить вам скорбную весть. Ваш сын Игорь Клименко погиб.
– Как погиб? Я его вчера утром видел. – Машинально ответил Василий Дмитриевич, еще не осознав смысла услышанного.
– Он погиб в собственной квартире от огнестрельного ранения в голову. По предположению судмедэксперта, это произошло вчера между тринадцатью и пятнадцатью часами. Точнее станет известно после проведения экспертизы.
Старик, наконец, осознал, что речь идет об его сыне. Он побледнел еще больше, выронил плед и опустился в кресло. Капитан милиции успел поддержать старика под руку, ловко поднял плед с пола и укрыл ему колени.
– Понимаю, что вам сейчас трудно, но обязан по долгу службы задать вам несколько вопросов. – Сообщил следователь районной прокуратуры. Клименко не ответил. Тот выдержал паузу и повторил.
– Что вы хотите от меня услышать? – Слабым невыразительным голосом отозвался Василий Дмитриевич.
Следователь уточнил:
– Все, что вы можете сообщить о сыне. О чем он говорил с вами при последней встрече? Не высказывал ли каких-нибудь опасений? Как долго длилась его командировка? Кто ее оплачивал? Нам известно, что последние два года Игорь Васильевич в штате не числился, а писал книги. Нам надо выяснить, куда и зачем он ездил?
– Предполагаю, что он ездил на Украину. К сожалению, больше ничем помочь не смогу. Сын зашел ко мне вчера на пять минут, сообщил о том, что вернулся из поездки. Куда конкретно ездил, не сказал. Зачем тоже.
– А перед отъездом о чем-нибудь намекал?
– Я уже вам ответил. Он говорил со мной об Украине. Интересовался ее историей. Я по профессии историк, и он часто ко мне обращался за советом.
– Называл имена, фамилии?
– Мы обсуждали политических деятелей времен Кучмы. Его интересовали Ющенко, Янукович и Тимошенко. Не думаю, что вам это поможет.
– Тимошенко премьер-министр Украины, а вовсе не деятель времен Кучмы. – Поправил историка молчавший до этого третий посетитель в штатском.
– Сына интересовала Оранжевая революцию в Киеве, а это уже история…
Тот кивнул и снова замолчал, давая возможность следователю прокуратуры закончить со своими вопросами. Трутеев продолжил:
– Может быть, он вам что-либо передавал на хранение? Бумаги, деньги?
– Ничего, – буркнул Василий Дмитриевич. Почему он умолчал о конверте, перевязанном голубой тесемочкой, в этот момент и сам не понимал. Но сын просил передать конверт Теме, а не следователю. И это отец помнил. Следователь Трутеев оставил липкий квадратик розовой бумажки с телефоном, просил звонить, если отец вспомнит что-либо сообщить, и предложил вызвать скорую. Василий Дмитриевич отказался, и посетители удалились.
Он продолжал сидеть в кресле. Странные видения замелькали перед глазами старика. Он видел себя студентом. Вот он выходит на Манежную площадь. В Манеже тогда находился гараж Кремля. Огромный черный лимузин медленно выплывает из его ворот, огибает Манеж и удаляется в сторону Спасских ворот Кремля. Университет напротив символа российской империи. И он, украинский мальчик, каждый день смотрит на звезды башен, на стену, за которой работает первый секретарь ЦК Никита Сергеевич Хрущев. Тоже человек Украины, а правит всеми народами огромной страны. Кремль в сознании старика растворяется, и возникает совсем другой мираж. Он стоит на Арбате, перед парадным знаменитого родильного дома имени Грауэрмана и ждет Сашу. Она родила мальчика, и сейчас они оба появятся из этих дверей. И она выходит. Василий Дмитриевич принимает малыша из ее рук. Этот маленький человек плод их любви. Они втроем всегда будут вместе. Теперь вся жизнь молодого отца подчинена этому новому, чудом явившемуся на свет, существу. Вот он уже мальчик. Они вместе идут первый раз в первый класс. В руках Игорька букетик ноготков. Они желтые, как листья осени, как само солнышко.
«Все кончено. Теперь я совсем один на этом свете», – эта страшная по своей простоте мысль заполнила все его существо, вытеснив из сознания даже ужасную новость об очередном злодеянии аль-каидовцев. Она одна пока ясно и отчетливо сформировалась в его голове. Осознание и боль утраты придут позже. Он и вправду остался на этой земле один-одинешенек.
Киев. Дом правительства. Кабинет премьер-министра.
14 ноября 2010 года. Одиннадцать тридцать ночи.
Тимошенко поднялась с кресла, глаза ее сделались злыми:
– Эти твари должны сидеть в тюрьме. В такое время рвать страну на части могут только подонки. Пусть отвечают за свои поступки… – Она подошла к окну и молча уставилась на опустевшую площадь. Члены правительства продолжали сидеть за столом, пытаясь не смотреть друг на друга. Они уже три часа томились на совещании, каждому досталось по полной программе и, понимая, что их начальница сильно раздражена, надеялись, что она сейчас закруглится. Но надежды министров не оправдались. Юлия Владимировна вернулась в свое кресло:– Как у нас с продовольствием, Михайло Андреевич? Я сегодня видела огромные очереди у гастрономов. И это в столице! А в других городах?
– Что делать, война… – Ответил, не поднимая головы, заместитель премьера.
– Мы пока ни с кем не воюем.
– Пока… – Ухмыльнулся Михайло Андреевич: – Паники еще нет. Армию и внутренние войска кое-как кормим. Северо-восток получает продукты из России. С западом хуже. Поляки каждый день поднимают цены. Наш министр иностранных дел сейчас в Варшаве, но прогресса в переговорах нет. А на такие дотации у государственного банка не хватит валюты.
– Нам же Евросоюз выделил кредиты на закупку продовольствия?
– У них тоже проблемы. Вы же, Юлия Владимировна, знаете, во Франции дороги перекрыли активисты партии «Новый Восток». Транспорт стоит, аэропорты закрыты. В Лондоне объявлена тотальная мобилизация. Но это привело к полному хаосу. Среди новобранцев полно мусульман. Опять саботаж и диверсии уже на самих военных объектах. Немцы пытаются нам помочь, но у них волнения турецких рабочих. Во всей Европе каждый день гремят взрывы. Только за сегодняшний день смертники «Аль-Каиды» подорвали восемь тысяч человек. А недавним членам Евросоюза, вроде чехов и венгров, самим бы с голоду не умереть…
– А что наши фермеры? Урожай же они собрали приличный.
– Фермеры жмутся. На селе не лыком шиты, соображают, что цены на хлеб каждый день растут. Если им предложить в бартер горючее, можно переломить ситуацию.
– С чего начинали, к тому и приехали. Хорошо, я подумаю. Все свободны. Дыбенко попрошу задержаться.
Уговаривать высоких чиновников не пришлось. Министр обороны тоже было поднялся но, услышав свою фамилию, тяжело вздохнул и опустился в кресло. Тимошенко выждала, пока члены правительства покинут кабинет, подошла к нему и посмотрела прямо в глаза:
– Скажите, Никола Вениаминович, почему делегация Пентагона вылетела в Вашингтон, так и не встретившись со мной?
Министр не сразу нашелся:
– Не знаю, Юлия Владимировна. Наверное, они удовлетворились переговорами с президентом.
– Как это прикажете понимать? В Киев приезжают руководящие деятели из Пентагона и не находят времени объяснить премьер-министру цель своего визита?! У нас уже давно не президентская республика.
– Юлия Владимировна, я затрудняюсь ответить на ваш вопрос. – Пытаясь не отводить взгляда, тихо сообщил министр обороны.
– Хорошо, вы были на переговорах, доложите, о чем шла речь?
– Ничего конкретного. Это был скорее визит вежливости… Президент принимал их на даче. Шашлыки, банька. Отдохнули и уехали.
Премьер-министр редко повышала голос, но сейчас не выдержала:
– Вы меня за дурочку держите!? Америка воюет с половиной земного шара, и высокие генералы летят через океан, чтобы пожать руку президенту Украины и полопать шашлыков?
Дыбенко взгляд все же отвел:
– Американские генералы тоже люди. Им хочется расслабиться и отдохнуть от войны.
– И даже не догадываетесь, по какой причине они обошли премьер-министра вниманием?
– Если честно, думаю, потому, что вы отказались посылать наших солдат на Восток…
– А вы не понимаете, почему я это сделала?
– Не очень. Союзники на нас обижены.
– Союзники воюют, и что творится у них дома? Вы же слышали слова моего помощника!
– Но у нас нет такого количества эмигрантов из стран мусульманского мира….
– Допустим. Но как может Украина в данный момент вступить в войну? Вы готовы выставить боеспособную армию, оплатить расходы на ее экспедицию и при этом защитить людей здесь, дома, обеспечив теплом, светом и продовольствием?
– Думаю, сейчас это невозможно….
– Значит, я должна послать наших мальчишек на верную смерть и еще морить их голодом? Что вы молчите?
– Я не нахожу, что вам ответить… – Министр обороны прекрасно знал, зачем прилетали генералы. Они действительно откушали и выпили на даче президента, а потом час катались на лошадях по парку в узкой компании с министром обороны. Но об этом Никола Вениаминович рассказывать не собирался.
– Идите, Дыбенко. Мне кажется, я зря поддержала вашу кандидатуру.
Министр обороны с покрасневшим лицом поспешил удалиться. Тимошенко вернулась в свое кресло и посмотрела на часы. Стрелки показывали начало первого. В кабинет заглянула секретарша:
– Юля, хотите кофе?
– Я, Надя, горилки хочу. Да нельзя. – Зло сообщила премьер-министр, но вдруг улыбнулась и, по-домашнему потянувшись, добавила: – Прости, Надюшка, эти козлы меня сегодня доконали. За каждым надо как за ребенком ходить. Ладно, хватит об этом. Кажется, на сегодня рабочий день можно заканчивать. Вызови машину к подъезду.
– Внизу Сергей Павлович Снегирь дожидается. Он хочет вас сам домой отвезти.
– Давно?
– Что давно? – Не поняла секретарша.
– Дожидается давно, спрашиваю?
– С одиннадцати часов.
– Бедный Сережа. Ладно, сейчас спускаюсь. Охрану отпусти. С ним я никого не боюсь… Господи, как мало верных настоящих друзей рядом.
– Да, Сергей Павлович за вас всегда переживает.
– Небось, сплетники мне его в очередные любовники приписали?
Секретарша смутилась:
– Сама не слышала. Но при мне такое о вас и не скажут…
– Черт с ними. Была бы я уродиной, тогда бы слухов поменьше пускали. Вот тебе и народная мудрость, не родись красивой… – Она собрала сумочку, на минуту задержалась у зеркала, напудрила носик: – Странно, я еще на бабу похожа. Нет, чтобы рожать детей и холить мужа, вместо этого взвалила на себя страну, дура. Но кому-то же надо хоть фундамент заложить… – Сообщила она своему отражению и быстро вышла из кабинета. Секретарша проводила ее до приемной и, сняв трубку, распорядилась отменить охрану.
Сергей Павлович Снегирь распахнул дверцу лимузина. Рядом с его огромной фигурой премьер-министр выглядела подростком. Он посадил ее на заднее сидение, обошел машину и уселся рядом. Дождавшись, когда водитель тронет с места, спросил:
– Устала?
– Есть чуток.
– И глаза грустные…
– Понимаешь, Сережа, чую носом, президент какую-то подлость задумал. В Киев генералы из Пентагона на два дня прилетали. Ко мне не зашли, словно меня здесь и нет. О чем-то с президентом и министром обороны гутарили. Дыбенко пытала – о чем? Молчит. Хотя, уверена, скрывает, сволочь.
– Дыбенко мужик скользкий… А на президента не думаю. Парень он веселый, любит хорошо пожить, вкусно поесть, но на подлость, мне кажется, не способен. А что контрразведка?
– Не успела с Лозовым встретиться. При первой возможности вызову его к себе. Ну, хватит об этом. У тебя ко мне дело или соскучился?
– Хочется соврать… Можно? – Снегирь говорил басом, и хоть его лицо оставалось совершенно серьезным, казалось, что он улыбается.
– Врать не стоит. Сколько мы с тобой уже знакомы?
– Годков тридцать пять. Еще с Днепропетровска…
– Вот видишь, а старым друзьям друг другу врать не гоже… Как Лиля?
– Ничего, свадьбу сына готовит.
– Господи, Стас уже жених!? Как время бежит…
– Чем дальше, тем быстрее. Это как у бегунов на финишной прямой.
– Похоже. Выкладывай, зачем дожидался.
– Помнишь, я тебе говорил, что тут из Москвы журналист объявился?
– Склероза пока нет. Клименко, кажется?
– Он самый.
– Все же вернулся и написал пасквиль о моей безнравственной политической карьере?
– Я же тебе говорил, он все понял и отказался. Убили его в Москве.
– Как?
– Просто, выстрелом в голову.
– Жалко мужика… – Она отвернулась к окну и долго молчала: – Видишь, как получилось. А я так и не нашла времени его принять. Работы много…
– Не переживай, Юлька. Думаю, это бы его не спасло.
– Кто?
– Пока не знаю. У него есть друг, журналист Тимофей Старков. Они когда-то вместе в газете работали. Он со мной свяжется. Может, с его помощью и докопаюсь.
– Расскажи мне о Клименко. Что это был за человек?
– Мы с Игорем всю ночь просидели. Две бутылки перцовки оприходовали. Умный парень и честный. Ему специально дали адреса, где на тебя помои лили. Все было заранее отрепетировано. Причем перед каждым интервью он произносил фамилию типа, который якобы рекомендовал принять журналиста. Фамилию ему дал заказчик. Эту фамилию Игорь называл. Я навел справки – подсадная утка. Такого человека не существует. Скорее всего, она служила чем-то вроде пароля.
Юля усмехнулась:
– Серьезная акция….
– Во всяком случае, тщательно подготовленная. Не исключено, заказчик его и шлепнул.
– За то, что отказался на меня грязь лить?
– Скорее всего.
Водитель остановился возле подъезда. Она спросила:
– Зайдешь чаю выпить?
– Час ночи, Юля! Иди спать. Тебе завтра опять спозаранку?
– Завтрашний день проведу в Харькове. Хочу бизнесменов, что продуктами торгуют, собрать. Народ кормить нужно. А ты по своим каналам все же выясни, почему этого Клименко убили. Вдруг обыкновенная уголовщина?
– Это не уголовщина, Юля, это выборы. Кому-то очень не хочется, чтобы госпожа Тимошенко состоялась в качестве премьер-министра и президента в одном лице.
Снегирь сам проводил ее мимо охранников до квартиры и, чмокнув в щечку, вернулся в машину.
– Куда теперь, Сергей Павлович? – Спросил водитель.
– Гони домой. Жена уже волнуется.
– А вы ей позвоните…
Снегирь вспомнил, что отключил свой мобильный, вынул из кармана трубку, включил телефон, но звонить домой не стал:
– Чего зря беспокоить? Вдруг спит. Мы и так через десять минут дома. Ты поднажми лучше.
Повторять водителю не пришлось. Он вдавил педаль газа в пол, и мощный движок семьсот пятидесятого «БМВ» с визгом рванул с места. И в этот же момент в кармане Снегиря раздался Звонок мобильного.
– Сергей Павлович достал трубку и посмотрел на номер, высветившейся на экранчике:
– Да, Саша, слушаю.
– Как ты и предполагал, интервью давали за бабки. Человека, который с ними расплачивался, они не знают. Но по описанию ко всем обратился один и тот же тип. Будем работать по приметам.
– Спасибо, Саня. Отдыхай. Уже поздно…. Убрав телефон, Снегирь понял, что они уже приехали.
Подмосковье. Перхушково.
15 ноября 2010 года. Десять часов утра.
Тимофей Старков уехал на дачу и пил водку. Мобильный у него разрядился, шнур дачного телефона он вырвал из розетки, и тишину нарушали только синички. Они прыгали по подоконнику и долбили клювами в стекло. Обычно, если на даче кто-нибудь появлялся, им вывешивали на крыльце кусок сала. В этот раз хозяин о пичугах забыл, и синички пытались о себе напомнить.
В комнатах стоял полумрак, и было холодно. По приезде он один раз истопил печь, украшенную веселыми керамическими изразцами, и больше дров не подкладывал. И хоть на дворе стояла оттепель, дом постепенно промерзал. Пока согревала водка, он на холод не реагировал. Утром притопал сторож Витюшка. Хозяин открыл ему, пустил в дом, налил полстакана водки, заставил молча помянуть друга, после чего выгнал. На вторые сутки Тимофей перестал замечать время, смешав в своем пьяном коктейле день с ночью. Спал по несколько часов, просыпался, выпивал и, пососав обмякший соленый огурец, снова заваливался на тахту. Но видно, холод все же дал о себе знать, и если раньше он предавался сну в брюках и свитере, то теперь заваливался на тахту, обмотав горло шарфом и натянув на голову пальто. Время от времени он вслух произносил имя погибшего друга. Они были не только друзья. Они умели молчать вместе. Такое умение возникает лишь между близкими людьми. Кода Старкову становилось тошно, он приходил к Игорю, и если тот работал, усаживался у телевизора и смотрел какую-нибудь чепуху. И обоим становилось тепло от присутствия друг друга. Это чисто мужские дела. К женщине так не придешь. Ей нужно внимание, восхищение ее прелестями, при женщине приходится выступать, как на сцене. И если умные и образованные женщины говорят, что им это не нужно – они мило лгут. Естественно, для умницы необходимо все это проделывать тоньше, не в лоб. Но все равно нужно. А к близкому другу можно просто придти.
Сегодня на даче появилась Даша. Тимофей как раз проснулся и шарил рукой вокруг в поисках водки.
– Муженек, ты на похороны друга собираешься? – Спросила Даша, брезгливо оценив бомжеватый облик супруга. Тот обвел комнату мутным глазом и сфокусировал взгляд на жене.
– Даша? Как ты здесь оказалась? – Вопрос не звучал слишком нелепо. Жена на дачу одна не приезжала. И без машины добираться канительно, и застать мужа с его подружкой ее не прельщало.
– Так и оказалась. Попросила Славика, он меня привез. Сегодня же похороны Игоря.
– Уже сегодня?
– Ты не расслышал?
– Почему раньше не приехала?
– Не хотела мешать голубкам. Откуда мне знать, что ты без своей красавицы. Да и надеялась, сам сообразишь. – Он побил себя по щекам, медленно поднялся. Она наблюдала не без иронии: – Вообще, ты ведешь себя странно. Старик Клименко остался один на один со своим горем, а ты здесь водкой себя накачиваешь. Мельчаешь, милый. Раньше ты к друзьям серьезнее относился…
Он не ответил. Пошатываясь, отправился в кухню, умылся, издавая мычащие звуки, вернулся в комнату:
– Поехали.
Даша имела практический склад ума, и все предусматривала заранее. На заднем сидении машины лежали цветы и черный костюм мужа. Она уселась на переднее. Он, отодвинув цветы, устроился сзади.
– Привет, Славик. Спасибо.
– За что?
– За то, что приехал. – Тимофей был в курсе чувств Славы к его Даше. Он даже им напевал «Слава любит Дашу, а Даша любит кашу». Их история тянулась со школьных лет. Ни ревности, ни неприязни отношения жены с однокашником у него не вызывали. Зная фригидность супруги, Славе он мог только посочувствовать. Тимофей представлял себе, как жена, сморщившись от отвращения, разрешает любовнику себя раздеть. Потом просит, чтобы он не слишком долго предавался блаженству. И если ее требования не ускоряли процесса, безжалостно отпихивала его на полпути в рай.
– Ты чего там размечтался? Домой мы заехать не успеем. Так что переодевайся в машине. – Сурово напомнила Даша мужу.
Слава выжимал из своей «Волги» сотню, и переодеваться, трясясь на заднем сидении, Тимофею оказалось затруднительно. К тому же длительное пьянство повлияло на реакции организма, и он никак не мог попасть ногой в штанину. Но вскоре их остановил первый военизированный пост. На подъезде к столице с начала Большой войны они стояли каждые два километра. Машину тщательно обыскали и проверили документы водителя и пассажиров. Пока стояли, Тимофей с брюками справился. Пришлось объяснять спецназовцам, почему в машине происходит смена туалета. Жена протянула Тимофею расческу:
– Причешись. На похороны понаедут репортеры. Попадешь с такой рожей в газету, меня на работе засмеют.
На кладбище приехали с опозданием. Когда подошли к месту, гроб уже опустили. Тимофей Анатольевич пробился к могиле в тот момент, когда провожающие бросали в яму комья земли. Он поспешил к Василию Дмитриевичу и обнял старика.
– Простите, отец. Меня так это шибануло, что из жизни вырубился. Жена с дачи привезла…
– Ничего, Тема. Мне твоя Галя очень помогла. Не знаю, как бы без нее справился. Она у тебя золото.
Тимофей оглядел толпу. Галя стояла в сторонке, делая вид, что его не замечает. На похоронах присутствовало человек шесть школьных друзей Игоря. Их жизни давно разошлись, и отношения заменяла привычка и магическое слово «друг детства». Среди «друзей детства» Тимофей увидел полного краснолицего мужчину, страдающего одышкой. Было видно, что ему тяжело так долго стоять, и он думает – поскорее бы это все кончилось, и он бы смог опустить свою тушу на стул, или кресло. За ним скорбел длинный моложавый субъект в очках. Тимофей помнил, что очкарика зовут Левой, и он разводит аквариумных рыбок. Слева от аквариумиста утирал слезы маленький неряшливо одетый человечек. Его звали Бобом. Боб был на три года старше Игоря, но учился с ним в одном классе. Боб являл собой классический пример второгодника. Игорь с ним, по доброте душевной, дополнительно занимался математикой, и тот пронес благодарность к интеллекту однокашника до его гибели. За Бобом, прячась за спины других боролась со своим горем Марина Лившиц. Эта невзрачная молодая женщина всю жизнь любила Игоря, хотя он при одном упоминании ее имени бледнел от ужаса. Марина так и не вышла замуж, продолжая страдать и любить. Тимофею иногда казалось, что эта женщина выбрала себе неразделенную любовь, как другие выбирают хобби. Еще дальше, в узком проходе между памятниками, Старков заметил двух странных парней. Они резко отличались от всех, кто пришел проводить Игоря Клименко. Тимофей не сумел даже определить, чем. Парни были прилично одеты и держались скромно, но это были представители иного мира. Сделать вывод из мимолетного наблюдения Тимофею не удалось. Старик положил руку ему на плечо:
– Тема, ты после поминок мне напомни. Игорек для тебя кое-что передал. Милиция спрашивала, но им я не сказал об этом.
– Что передал? – Спросил Тимофей. Но ответа не получил. Нервы несчастного родителя сдали, и он беззвучно плакал.
Когда медленной процессией все возвращались к машинам, один из странных парней Тимофея окликнул.
– Братан, ты Старков?
Он отозвался не слишком любезно:
– Да, я. И что из этого?
– Не залупайся, пацан. Нас прислал Сергей Павлович Снегирь? Слышал о таком?
– Не довелось.
– Это неважно. Они с Клименко познакомились в Киеве и там закорешились. Твой друг о тебе Снегирю рассказал, и о твоей крале тоже.
– Что же он рассказал?
– Все. У тебя с Галей по-серьезному. Но у вас нет бабок на хату. Снегирь вам поможет.
– За что?
– Сергей Павлович просил выяснить, не знаешь ли ты, кто шлепнул журналиста?
– Откуда мне знать? – Искренне удивился Тимофей: – Если знал, сказал бы следователю. Нас с Галей час на квартире допрашивали.
– Ментам можешь не говорить. А Снегирю скажи. Он с этими гадами разберется.
– Что я могу сказать? Думаешь, они мне по почте признание доставят?
– Мало ли как дело пойдет. Ты же ближайший кореш Клименко. Они могут и тебя шлепнуть. – Усмехнулся молодой человек и внимательно огляделся по сторонам.
– За что? Денег у меня нет, и я в бандитские игры не играю.
– Твой друг тоже не играл, а видишь, как получилось. Как говориться, от тюрьмы и сумы… Мы тут заметили одного чмыря. Толик за ним пошел, а я с тобой остался. Доведу тебя до дому, а там уж сам хоронись. И вот тебе номерок Сергея Павловича. Понадобится помощь, звони днем и ночью.