На краю вечности

Глава 4

Леонард сидел в темноте своей комнаты, слушая, как капли дождя монотонно барабанят по окну. Несмотря на успешно пройденный курс физиотерапии, его тело, словно старый механизм, продолжало давать сбои. Он был не тем, что прежде, до аварии, и из-за этого чувствовал себя заточенным в собственных недостатках, как птица в клетке. Внутренний монолог о потерянных возможностях разрывал его на части. Он вспоминал, как когда-то отлично играл в теннис, легко бегал по утрам и ходил в тренажерный зал. Теперь всё это казалось далёкой мечтой, недостижимой и жестокой. Все, на что он был способен после жуткой автокатастрофы – неспешный шаг, приправленный хромотой.

"Неужели, это всё, что меня ждёт впереди? – мысленно спрашивал он, глядя на отражение в зеркале. – Неужели я никогда больше не смогу быть прежним?". Борьба с депрессией оказалась куда труднее, чем работа над над физической формой, и каждый новый день приносил отбирал часть надежды на светлое будущее.

Поддавшись отчаянию, Леонард принял решение, загоревшееся лампочкой в его сознании, обратиться к одной из лабораторий собственной компании. Он понимал, что риски велики, но не мог позволить себе оставаться «тем хромым и несчастным парнем» до конца своих дней. Он не хотел мириться с мыслью о том, что его амбиции и желания будут навсегда похоронены под тяжестью физического состояния, которое как никогда прежде было далеко от идеала.

Леонард стоял в просторном кабинете доктора Ричарда Кроуфорда, главного хирурга лаборатории. Это был человек с седыми висками и проницательным взглядом, который повидал многое и не принимал поспешных решений.

– Доктор Кроуфорд, – начал Леонард уверенным голосом, но скрытая напряженность отражалась в каждом слове. – Вы знаете, что эта лаборатория – любимое детище моего отца, и я могу просить о любом эксперименте, о любой процедуре, которую сочту необходимой.

Доктор Кроуфорд, скрестив руки на груди, посмотрел на Леонарда с лёгким подозрением.

– Мистер Грейвс, мы находимся лишь на стадии разработки этой технологии. Такая операция ещё никогда не проводилась на человеке. Вы должны понимать все риски.

Леонард, сохраняя хладнокровный вид, подошёл ближе.

– Я знаю обо всех вероятных исходах, доктор. Но не зря вас пытался переманить Джозеф Кинг. Вы лучший в своём деле. К кому ещё я могу обратиться, если вы единственный во всем мире способны помочь мне?

Кроуфорд вздохнул, понимая, что спорить бессмысленно. Он видел решимость в глазах Леонарда, упёртость, граничащую с отчаянием.

– Вы должны быть уверены, что это то, что вам действительно нужно, – сказал он тихо.

Леонард почувствовал, как его напористость дрогнула, и в голосе засквозили оттенки отчаянья.

– Доктор, я умоляю вас. Это мой единственный шанс на нормальную жизнь. Я беру на себя всю ответственность, если что-то пойдет не так. Вы можете не беспокоиться о рисках. Попытка будет удачной, она должна быть удачной.

Ричард Кроуфорд долго смотрел на Леонарда, взвешивая все за и против. Наконец, он кивнул.

– Хорошо, мистер Грейвс. Мы сделаем всё возможное. Но прежде мне нужно осмотреть вас.

Доктор пригласил Леонарда сесть на кушетку, освещенную ярким светом. Тот, скрывая волнение, осторожно сдвинул брюки до колена, обнажая блестящий протез, заменявший потерянную в катастрофе ногу. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь монотонным звучанием вентиляции.

Доктор подошёл ближе, и сосредоточился на креплении. Взгляд Кроуфорда был внимателен и сконцентрирован. Коснувшись края протеза, он ощутил гладкую поверхность металла. Аккуратно проведя пальцем вдоль стыка, где искусственная нога соединялась с бедром, он пристально изучил детали конструкции и поврежденную конечность. Закончив осмотр, доктор выпрямился и поднял взгляд на Леонарда. Голос Кроуфорда оставался спокойным, но в нём послышалась нотка тревоги.

– Вы действительно уверены, что хотите пройти через это? – спросил он. – Мы говорим о процедуре, которая не имеет прецедентов.

Голос Леонарда был ровным и решительным.

– Доктор, я повторюсь. Я знаю о рисках и буду благодарен за простую попытку. К тому же, это операция поможет в ваших исследованиях, не так ли?

Задумавшись, будто эта мысль раньше не приходила ему в голову, доктор Кроуфорд кивнул.

– Последние эксперименты прошли весьма успешно. Я думал, что готов, мистер Грейвс. Это вмешательство – первое из своего рода, но я сделаю всё, чтобы справиться.

Лицо Леонарда озарила улыбка.

– Я благодарен вам, доктор. В данный момент вы – мой единственный шанс… а я – ваш.

Ричард Кроуфорд положил руку на плечо Леонарда:

– Давайте их используем.

Леонард пришел в себя с ощущением, будто только что родился заново. Воздух источал запах антисептика и стерильности, голова ещё кружилась, но сознание стремительно возвращалось. Он попытался пошевелить пальцами правой ноги, и лёгкое покалывание постепенно переросло в приятное тепло. Пальцы послушно откликнулись, отчего глаза Леонарда округлились от изумления и восторга.

Он осторожно провел рукой по гладкой коже, не обнаружив ни единого шрама, ни следа операции. Нога выглядела и ощущалась как настоящая, органичная составляющая его тела, в которой не осталось и тени напоминаний о потере. Леонард медленно сел, и поставив обе ноги на холодный пол, поднялся. Новая конечность поддавалась каждому движению, словно всегда была его неотъемлимой частью.

– Мистер Грейвс, вы должны быть осторожны, – сказал доктор Кроуфорд с большого экрана, висевшего напротив кровати. Его голос звучал сдержанно, но в глазах мерцал огонь интереса и не скрываемой радости. – Реабилитация займет какое-то время, прежде чем вы привыкнете пользоваться новой ногой. Не спешите.

Леонард поспешно кивнул, но его внимание было полностью поглощено удивительными ощущениями. В груди разгорался огонь эйфории. Каждое движение, каждый шаг – всё это было новым опытом, но одновременно казалось таким привычным. Он делал движения осторожно, словно ребенок, только что начавший ходить, и чувствовал, как новая нога, живая и сильная, поддается его воле.

– Доктор, это чудо! – голос Леонарда дрожал от льющихся через край эмоций. – Я не верил, что это возможно, но теперь…

Он замолчал, не в силах выразить словами захлестнувшую его бурю чувств. В этот момент весь мир сузился, оставив в центре непередаваемые яркие ощущения от предвкушения безграничной свободы. Кровь била в висках, сердце бешенно стучало, а глаза сияли, отражая внутреннее солнце. Все, что было прежде, казалось далеким и неважным. Теперь у него появилась новая нога, а с ней – новая жизнь, полная возможностей.

Когда Леонард вернулся к повседневной жизни, она словно засияла новыми красками. Даже воздух будто бы наполнился свежестью, а реальность восстала из мрака и стала источать чистую, несмолкаемую музыку. Каждый день стал похож на пиршество ощущений, в котором любое движение вызывало всплеск эндорфинов и желание использовать возможности своего тела по максимуму. Леонард хотел вновь почувствовать вкус свободной и беспечной жизни, но больше всего на свете его сердце стремилось вернуться на теннисный корт, по которому он скучал все то время, пока хромота и протез удерживали его вдали от любимого спорта.

Одним из его давних партнеров по теннису был Карлос, худощавый и выносливый мужчина с неукротимым азартом в глазах. Он был великолепным и достойным противником, чья стойкость и мастерство неизменно подогревали дух соперничества. Именно Карлос стал первым свидетелем возвращения Леонарда на корт, когда тот вновь решил взять в руки ракетку.

– Нога перестала болеть, – говорил Лео, улыбаясь и уклончиво избегая истинных объяснений. В его глазах блестел лукавый огонек, который не давал партнеру по теннису углубляться в расспросы.

Наконец-то Леонард вернулся, и Карлос не в силах был скрыть охватывающую его радость. Все остальные игроки на корте казались ему детьми по сравнению с Грейвсом, не способными даже и близко приблизиться к тому уровню игры и страсти, который был тому присущ.

Лео вновь взял ракетку в руки, чувствуя лёгкость и уверенность в каждом движении. Он и Карлос обменялись красноречивыми взглядами.

– Ты готов? – спросил Карлос, подбрасывая мяч в воздух. Его вопрос прозвучал как вызов.

Леонард кивнул, чувствую, как его мышцы напряглись в ожидании первого удара. Сердце колотилось, словно барабан, а в груди поднялась волна адреналина. Игра началась.

Когда в сторону Леонарда полетел мяч, ракетка встретила его с приятным сопротивлением, и тот стремительно вернулся на противоположный конец корта. Лео ощущал каждое движение своего тела, как будто был на пике физической формы. Он ловко отбивал, бросался из стороны в сторону, будто никогда не знал ни боли, ни ограничений. Игра превратилась в танец, в которой каждый удар и рывок Леонарда символизировал вновь обретенную свободу.

После партии в теннис, уже за рулем своего порше Леонард вспомнил те времена, когда его шаги были скованны болью, а под безупречным покроем брюк скрывался протез. Как же все-таки ловко ему удалось провести всех, оправдывая медлительность и хромоту последствиями аварии. Никто, кроме преданного управляющего по хозяйству, не знал действительного положения дел.

Уинстон Смит всегда был рядом, как верный щит и опора, помогая скрывать тайну Леонарда. Его безупречное чутье на неожиданных гостей и отменная выдержка являлись неотъемлемой частью этой постановки. Множество раз он задерживал нежданных гостей, даря Леонарду драгоценные минуты, чтобы подготовиться, надеть протез и принять достойный вид.

– Мистер Грейвс, у нас гость, – однажды устром сказал он, когда деловой партнёр Леонарда явился без предупреждения. Голос управляющего был спокоен, но в нем чувствовалась небольшая тревога.

– Я задержу его в библиотеке, пока вы не подготовитесь, – добавил он, и в этих словах была непоколебимая верность, вселявшая спокойствие.

Леонард понимал, что без Уинстона, его преданного помощника, было бы гораздо труднее скрывать тайну. Сейчас же он не был пленником физических ограничений, а стал полноправным хозяином своей судьбы, которого впереди ждала настоящая жизнь.

Глава 5

Чтобы продемонстрировать всем возвращение к полноценной жизни, Леонард закатил грандиозную вечеринку в семейном особняке. Его дом наполнился смехом, музыкой и перезвоном бокалов – всей необходимой атрибутикой, символизирующей успех тусовки. У него не было близких друзей, поэтому ассорти гостей состояло из бывших однокашников, влиятельных бизнесменов, молодых наследников и любитей светской жизни.

– Леонард, рад видеть тебя снова, – сказал Майкл, вернувшийся из Гарварда на каникулы, и протянул руку в дружеском жесте.

– Взаимно, Майкл, – ответил Леонард, скрепив рукопожатие. – Я всегда возвращаюсь.

Вечеринка была средством показать всем, что слухи о его инвалидности и депрессии, которые вихрем разнеслись после серии фотографий, на которых он сидит в инвалидном кресле на похоронах родителей – смесь искаженного прошлого и домыслов.

На этой бурной тусовке, бродя среди гостей, Леонард неожиданно наткнулся взглядом на Джейн Хопкинс. Она в раздумьях стояла в углу комнаты с бокалом шампанского, словно призрак давно минувших дней, и её взгляд, устремленный на Леонарда, был мягким и тёплым. Она подошла к нему, когда поняла, что на неё смотрят, и Лео почувствовал, как в груди разлилось старое чувство обиды.

– Лео, я так рада видеть тебя, – сказала она, и ее голос дрогнул, заметив его недовольство. – Поздравляю с выздоровлением.

Леонард почувствовал, как в нём поднимается лёгкое раздражение. Несмотря на искренность её слов, воспоминания о том, что она проигнорировала его в один из самых трудных моментов его жизни, ещё саднили горечью.

– Лео, – девушка немного замялась. – Мне действительно очень жаль…

– Да, конечно, Джейн, – перебил Леонард, стараясь удержать нейтральное выражение лица. – Жизнь продолжается.

Его внутренний голос с досадой усмехнулся. "Жизнь продолжается", – повторял он про себя, как мантру. Но разве это так?

Джейн что-то начала ему рассказывать и, стараясь удержать внимание Леонарда, оживленно жестикулировала, но его глаза перестали следить за ходом ее мыслей. Он кивал, машинально поддакивая, но его сознание было далеко от понимания значения слов. Неожиданно, комната, наполненная приглушенным светом и запахами вечерних духов, ожила, вернув Леонарда к реальности. Это произошло само собой, будто выключился чёрно-белый фильтр, и всё неожиданно обрело резкость.

В противоположном конце комнаты стояла эффектная блондинка. Она не сводила пристальный, но не назойливый взгляд с Леонарда. Когда он встретился с ней глазами, этот миг повис в воздухе, словно тонкая натянутая струна. Во взгляде незнакомки было нечто такое, что пробудило в нём давно забытые чувства. Это был вызов, игра, приглашение. Светловолосая девушка улыбнулась, и эта улыбка таила невысказанные желания, захватывающие дух. Леонард почувствовал, как внутри него поднялась буря, волнующая и неуправляемая.

Незнакомка, словно почувствовав его интерес, медленно, виляя бёдрами подошла ближе. Джейн, заметив этот молчаливый диалог и слегка покраснев, старалась сохранить достоинство и продолжила монолог, но её голос сбавил уверенность и напор. Она поняла, что внимание Леонарда ускользнуло и теперь принадлежало её подруге.

– Лео, это Клара, моя подруга, – представила девушку Джейн, заставляя себя вымученно улыбнуться. Голос её дрожал, но она не могла позволить себе проиграть в молчаливом сражении.

Клара сделала шаг вперед навстречу Леонарду. Её движения были грациозными, словно у хищницы, готовой к прыжку. Она изящно протянула руку, и Лео, с лёгким поклоном, почтительно коснулся ее нежных пальцев. Это прикосновение, словно электрический разряд, мгновенно заставило его сердце ускорить ритм. В этот момент Леонард понял, что он бессилен перед этим взрывом эмоций.

Клара воплощала в себе всё то, что ему было сейчас нужно – отвлечение, страсть, нечто новое и яркое. Её глаза искрились живостью, а каждый жест излучал энергию.

– Рад знакомству, Клара, – произнёс Леонард мягким и низким голосом.

– Взаимно, Леонард, – ответила она, игриво и кокетливо улыбнулась.

Их взгляды снова встретились, и в воздухе вспыхнули невидимые искры, разжигающие пламя, обещавшее стать неистовым. Леонард чувствовал, как его пульс ускоряется, а дыхание становится прерывистым. Клара, казалось, ощущала то же самое. Её глаза блестели, как звёзды, отражающие пожар.

– Я рада, что у тебя всё снова в порядке, – тихо в завершении разговора сказала Джейн. Её слова терялись в напряжении, витающем между Леонардом и Кларой.

– Спасибо, – ответил Лео, не отрывая глаз от новой знакомой. – Я со всем справился.

Вечеринка продолжалась, но Леонард и Клара, казалось, уже давно покинули её шумные пределы. Они стояли рядом, притянутые друг к другу невидимой силой. Поверхностные разговоры служили лишь тонкой ширмой, скрывавшей истинные желания.

Когда Джейн отошла, оставив их наедине, влечение между ними достигло апогея. Леонард сделал шаг, став невероятно близко к Кларе.

– Ты удивительно красива, – его голос низким бархатом струился в воздухе, окутывая девушку.

– Спасибо, Леонард, – сладкий голос Клары вмиг из игривого превратился в томный, словно подталкивая к безрассудству.

Слова стали лишними, когда их сердца заговорили на языке взглядов и нежных прикосновений. Леонард взял ее руку в свою, и это мгновение запустило лавину ощущений, захлестнувшую их обоих.

В тот вечер среди шума и суеты между ними вспыхнула страсть, не нуждавшаяся в объяснениях и оправданиях. Они были как два магнита, безудержно притягивающиеся друг к другу. Его рука, словно раскаленный уголек, скользнула по спине девушки, оставляла за собой следы жара. Леонард притянул Клару ближе, и каждая клеточка её тела затрепетала в ожидании его новых прикосновений и большей близости.

Леонард знал, что этот роман будет ярким, как вспышка кометы, мимолётным и запоминающимся. Но в это время его мысли были далеки от будущего. Он искал утешения, искал способ почувствовать себя вновь живым, и Клара с её чарующей улыбкой и волнующим горячим телом стала именно тем, что ему было так остро необходимо.

Их отношения развивались стремительно, как буря в разгар шторма. Когда гости начали расходиться, Леонард и Клара не могли больше скрывать притяжения, возникшее между ними. Их губы встретились в пылком поцелуе, который уносил их ещё дальше от реальности, в мир, где существовали только они, их страсть и желание.

В роскошной спальне Леонарда, окруженные мерцающим светом свечей, их тела слились в едином порыве, как будто эта ночь была предопределена судьбой. Каждый поцелуй был подобен взрыву, каждое прикосновение – искрой, разжигающей все более яркое пламя, которое угасло лишь к утру.

Клара была полной противоположностью Джейн – весёлая и жизнерадостная, настоящая стихия, кокетливая и вспыльчивая, не знающая границ. Выросшая в семье, где внимание родителей доставалось лишь тогда, когда она совершала что-то экстраординарное, она не знала другой жизни, кроме жизни, насыщенной яркими вспышка безумства и спонтанности. С самого детства она усвоила, что только невероятные поступки могут заставить окружающих заметить её и считаться с ней.

Клара никогда не забудет тот день, когда ей было всего восемь лет и она впервые смогла заставить родителей обратить на себя внимание. Родительский дом, величественный и холодный, всегда казался ей крепостью, в которой царила тишина и дисциплина. Её родители, занятые развитием бизнеса, редко уделяли внимание маленькой девочке, и в этот самый полдень по обыкновению были погружены в отчеты, запершись у себя в кабинетах.

Охваченная отчаянием и одиночеством, Клара вспомнила сцену из фильма, где герой, чтобы привлечь внимание, совершает безумный поступок. Ее детское сердце восприняло это как единственный выход. Схватив кисти и краски, она выбежала из дома, словно одержимая, и начала творить абстрактный хаос на белоснежных стенах особняка. Мазки складывались в причудливые, пульсирующие узоры. Казалось, каждый взмах кисти был криком о помощи, обращенным к родителям, которые, были слишком заняты, чтобы ее услышать.

Когда родители, наконец, вышли из дома, их лица выражали смесь удивления и гнева. Но Клара видела в их глазах нечто большее – растерянность и, возможно, даже долю тревоги. Они смотрели на нее так, словно видели впервые. В тот момент, когда их взгляды встретились, она почувствовала, что ее цель достигнута. Она была замечена, услышана. И хотя цена за это оказалось непомерно высока, девочка осознала, что для того, чтобы быть увиденной, иногда нужно стать ярче, чем все краски на свете.

С тех пор Клара всегда стремилась к неординарности и бездумным поступкам, понимая, что только так можно заставить людей обратить на себя внимание. Это был её способ борьбы с одиночеством и равнодушием окружающих, её щитом и оружием в этом непростом мире. Со временем спонтанные вечеринки, непредсказуемые поездки и громкие признания любви стали её визитной карточкой, как будто тишина и спокойствие были ей чужды. Жизнь Клары мерцала фейерверками, ослепляя всех вокруг и скрывая истинные чувства под маской веселья и безрассудства.

Заразительный смех этой девушки проникал в самое сердце каждого, кто его слышал, и заставлял всех вокруг невольно улыбаться. В разгар одной вечеринки, после пары бокалов шампанского, Клара, смеясь до слёз, вдруг сказала: "А ведь Египет – часть Европы, правда?". Её глаза блестели озорством, а на губах играла улыбка, словно она знала, что сказала глупость, но наслаждалась смущением слушателей. Лео, наблюдая за девушкой, лишь молча кивнул, не желая её поправлять.

Леонард часто находил себя на краю бесконечного анализа, когда речь заходила о Кларе. Почему же именно её, с таким острым языком и невыносимым упрямством, его сердце выбрало из всех других? Это было нечто большее, чем просто физическое влечение, хотя её очарование и грация были неоспоримы. Это было глубокое, необъяснимое притяжение, словно она была единственной, кто мог пробить его внешнюю оболочку и достучаться до самой его сути.

Он думал об их разговорах, полных горячих споров и искрометного остроумия. Клара всегда бросала ему вызов, заставляла его задумываться и переосмысливать многие вещи. Когда её глаза сверкали, а голос звучал твердо и уверенно, Леонард чувствовал, как в его душе загорается нечто большее, чем просто интерес. Это было восхищение её непокорной природой, её стремлению быть самой собой, несмотря на общественные нормы и ожидания.

Иногда Леонарду казалось, что именно сложный характер Клары притягивал его, как магнит. В её присутствии он чувствовал себя живым, настоящим, словно только рядом с ней он мог быть самим собой. Клара пробуждала в нем желание жить, и эта страсть и стремление получить лучшее от жизни связывали их невидимой нитью, не позволяя разорвать этот чарующий круг.