Москве не хватает любви

В «Причале» было, как и всегда по пятницам, шумно и многолюдно. Народ отмечал долгожданное завершение рабочей недели, заливаясь пивом, болтая и лопая хорошенько обжаренную во фритюре картошку. Других закусок здесь не подавали. «Причал» – место простое, дешевое и совершенно не пафосное. Даже возможность забронировать столик отсутствует.

Но для меня местный управляющий Вова всегда делал исключение из этого правила. А все потому, что мы с ним знаем друг друга с трех лет, или что-то около того. Вова, сын лучшего друга моего отца, был моим ровесником, но выглядел лет на десять моложе – наверное, еще в юности продал душу кому следует. Тощий, бледный, с прической в стиле Курта Кобейна и весь забитый татуировками, он больше всего смахивал на гея-наркомана, хотя на самом деле растил двух дочерей и даже никогда в жизни не курил. Пивом, правда, не брезговал – иначе, скорее всего, и не стал бы управляющим бара,

– Привет! – я крепко пожал его костлявую ладонь и улыбнулся. Вова – один из тех немногих людей, с которыми я всегда рад увидеться. Хотя друзьями мы друг друга вроде как не считаем и редко даже разговариваем о чем-то по-настоящему серьезном.

– Здорово! Вам как всегда?

– Ага.

Вова сам налил нам два стакана лагера, даже бармена не стал звать, и мы с Ирой отправились к столику в углу, на котором лежал закрытый ноутбук, а рядом стоял наполовину пустой стакан с какой-то мутной жижей. В ноутбуке этом даже экрана на самом деле не было, один корпус остался. Вова кладет его на столик просто чтобы за него не уселся никто чужой. Что было в стакане я не знал, да и узнавать этого мне совершенно не хотелось. Наверняка ничего хорошего.

– А Кирилл совсем не пьет, что ли? – спросила Ира, когда мы наконец-то отхлебнули по глотку живительной жидкости, – Даже в день рождения?

– Говорит, что не пьет, а как уж там в реальности дела обстоят, мне неведомо. Может быть, надирается каждую пятницу водкой под одеялом, чтоб никто не видел, а потом головой о батарею бьется полночи. Кто ж его знает…

Ира рассмеялась. Она всегда смеется, когда я говорю всякую ерунду, а я, в свою очередь, только ерунду и говорю. Умные мысли вообще редко посещают мою голову, но, если такое вдруг и случается, я предпочитаю ни с кем ими не делится. А то мало ли чего еще подумают.

– Ленка-то вчера так нажралась с мужем, что сегодня выходной взяла. Говорит, совсем никак не встать с утра было.

Кто такая Ленка, я не помнил. То ли та толстая тетка из отдела кадров, то ли бухгалтерша с жиденькими волосами мышиного цвета… В общем, одна из представительниц прекрасной половины нашего дружного коллектива.

– Да муж ей небось просто фонарь под глаз поставил по синей теме, вот и стыдно теперь коллегам показаться, – предположил я.

Ира снова рассмеялась. Она приходила сюда, чтобы пить пиво и смеяться. А я – чтобы пить пиво и смешить Иру. Такое вот нехитрое распределение ролей. Несколько раз в месяц, чаще всего – по пятницам, мы приходим в «Причал», беремся за стаканы и приступаем к исполнению своих обязанностей. Люди вокруг занимаются примерно тем же – пьют и смеются. Вова, правда, рассказывал, что после полуночи некоторые начинают еще и ругаться, или даже бить друг друга по лицу на улице возле входа, но мы с Ирой до этих весёлых моментов никогда не досиживаем. Ей надо домой, к сыну, а мне надо провожать ее до метро. Это – тоже часть моих обязанностей.

Потом я еду домой на тринадцатом трамвае и думаю о том, что Ира – жутко скучная тетка. Все ее разговоры унылы и банальны, шутки – немногим лучше Кирилловых, разве что не настолько похабные, а уж когда она начинает рассказывать истории про школу, в которую ходит ее сын Митя, мне вообще хочется встать и уйти. Причем желательно – из жизни. И все-таки я никогда не отказываюсь сходить с Ирой в «Причал». Потому что люблю ее.

– Да, чувак, когда тебе без малого сорок, влюбиться в кого-то – это именно то, что нужно, – говорю я сам себе, глядя на проползающие мимо трамвайного окна столбы, – Прям-таки, лучшая идея, которую только можно придумать.

Придя домой, я достал из холодильника бутылку «Хамовников», открыл и даже не стал выливать содержимое в стакан. Шестое пиво за вечер можно пить как угодно, вкуса все равно не почувствуешь. Опустошив бутылку до дна, я вышел на балкон и закурил. Во дворе было уже совсем темно и тихо, но на соседней улице еще позвякивали последние трамваи. Скоро и они угомонятся, а я все еще буду сидеть на балконе, пить пиво и грызть чипсы. Чтобы завтра с утра в голове было мутно, а во рту – насрано кошками.

И действительно, с утра в голове было мутно, а во рту – насрано кошками. Как знал, как знал! Чтобы поскорее избавиться от этих не самых приятных ощущений, я съел таблетку аспирина, запил ее банкой прохладной колы, а потом хорошенько прорыгался. Ну вот, теперь можно и делами заняться! Дел у меня на субботу было запланировано не так чтобы уж очень много. Позавтракать, погулять, послушать новую пластинку группы «Blur», пообедать, поплавать в бассейне, поужинать, по… Нет, на этом вроде все.

Ничего похожего на еду ни в холодильнике, ни в буфете мне обнаружить не удалось, поэтому за завтраком пришлось идти в ближайшую пиццерию. Там дела с продуктами обстояли куда лучше, и уже через двадцать минут я был сыт и даже немного доволен жизнью. Сделал пару кругов по району, поплевал немножко в голубей, клевавших мусор возле помойки, а потом пошел дождь. Мокнуть мне совсем не хотелось, и я спрятался от него в продуктовом магазине. А раз уж я там оказался, то решил заодно купить чего-нибудь съестного. Например, пива. Ведь прошедшей ночью я уничтожил все и без того скудные запасы этого продукта первой необходимости, которые имелись в холодильнике. Еще захватил пару упаковок вареников с картошкой, несколько пачек спагетти, две трубочки со сгущенкой и побольше сыра. Вот только вяленых томатов в этом магазине, как всегда, не нашлось, за ними придется ехать в гипермаркет.

Новый альбом группы «Blur» оказался таким же скучным и унылым, как и предыдущий. Но он все равно очень мне понравился. Я даже послушал его два раза подряд. Хотя, возможно, это просто потому, что мне было лень вставать с дивана и выключать музыку, которая играла на повторе. Встал я только когда курить захотелось совсем уж невыносимо. Дождь прекратился, но издалека, со стороны парка, уже ползла новая туча, еще более темная и густая, чем та, что висела над Метрогородком с утра. И я решил, что надо бы успеть добраться до бассейна, пока снова не полило. Но тут мне позвонил Боря.

– Вадос, здорово! Как твое ничего?

– Да потихоньку, – ответил я и хотел было добавить что-то еще, но не успел.

– Я тут в Москву вернулся, повидаться не хочешь?

– Вернулся? Насовсем, что ли?

– Похоже, что насовсем.

– С семьей?

– Нет, – коротко ответил Боря и рассмеялся, – Я теперь снова свободный человек.

Ах, вот оно что! Я изобразил какой-то звук удивления, хотя на самом деле если и удивился, то разве только тому, что Боря продержался так долго. Аж целых десять лет! Уверен впрочем, что его заслуги в этом почти никакой не было.

– Ну, давай повидаемся, раз уж такие дела.

Я знал, что отказываться бессмысленно, Боря все равно меня достанет. Не сейчас – так чуть позже. По некой совершенно неведомой мне причине этот товарищ очень любит со мной общаться. Есть, конечно, и другие люди, которым приятно мое общество, но с ними-то все понятно – они любят слушать мою болтовню и хихикать, а вот Боря… Боря меня никогда не слушает, он всегда говорит сам. Говорит много, долго и исключительно о себе. Причем я даже никогда не пытался делать вид, что мне его речи хоть сколько-нибудь интересны. Просто сидел и угощался всякими напитками, которые Боря усердно подливал мне в стакан, курил и слушал. Но большего от меня, видимо, и не требовалось.

– Приезжай сегодня ко мне, а?

Я на несколько секунд задумался, а потом согласился. В конце концов, чем быстрее приеду, тем быстрее уеду. К тому же, почти все намеченные на сегодня дела я уже сделал, а в бассейн можно будет и завтра сходить. Поужинать вот только не успел… Ну, заодно и поужинаю! И наверняка не какими-нибудь там макаронами с сыром – Боря и сам вкусно пожрать любит и друзей угостить ему никогда не жалко.

– Ты все там же живешь, на Сиреневом?

– Нет, ты что! Ту квартиру родители давно продали. Я пока снял однушку в Медведково, а дальше думать буду. Может быть…

– Ладно, давай при встрече расскажешь. Адрес говори. Только я не очень скоро буду, часам к семи, не раньше.

– Да не вопрос. У меня тут диван на кухне есть, так что сможешь и на ночь если что остаться.

Боря сказал мне адрес, я его записал, и мы ненадолго попрощались.

Ехать на метро мне совершенно не хотелось, и, покопавшись немного в своих знаниях о маршрутах наземного транспорта Москвы, я вспомнил, что в Медведково от ВДНХ идет семнадцатый трамвай. Значит, дело оставалось за малым – добраться до ВДНХ. А уж этот путь мне прекрасно знаком. Два года подряд я не реже раза в неделю катался в Останкино, где жила Лена – девушка с прической как у Земфиры, которая почему-то пребывала в абсолютной уверенности, что я в нее без памяти влюблен, и потому готова была даже пить со мной дешевое пиво на скамейке возле автобусной остановки, а потом трахаться у нее дома на икеевском диване, если мама работала в вечернюю смену. Вот только ездить ко мне в Метрогородок она почему-то все равно была не готова, потому мне и пришлось наизусть выучить маршрут до ВДНХ. Седьмой трамвай, а потом одиннадцатый. Ехать плюс-минус полтора часа.

К Боре я приехал насквозь мокрым. Десяти минут пешком от остановки хватило, чтобы дождь пробрался через два капюшона аж до самой лысины, а в кроссовках начало хлюпать, как на сельской дороге по весне.

– Ого-о-о! – протянул Боря, увидев меня, – Так и заболеть недолго. Но ничего, сейчас мы тебя продезинфицируем!

И Боря заговорщицки мне подмигнул. Впрочем, я и без того догадывался, что пить мы сегодня будем не чай, не в Бориных это правилах – гостей чаями потчевать.

– Водка, виски, ром? – спросил он, когда я еще даже не успел стянуть с себя насквозь мокрые кроссовки.

– Водка.

– О, это правильно! – одобрил мой выбор товарищ и зазвенел рюмками откуда-то из глубин кухни. – Ты сразу в комнату проходи, там сидеть будем.

В комнате уже стоял накрытый видавшей виды скатертью стол, а рядом с ним – два потертых венских стула. Вообще, весь интерьер с первого взгляда давал понять, что квартира эта съемная. Сервант с хрусталем, огромная нелепая люстра, скрипящий под ногами паркет… И только белый «Макинтош» на рабочем столике в углу выглядел чем-то не имевшим отношения к Советскому Союзу. Да, этот чертов понторез всегда был неравнодушен к продукции фирмы «Apple».

Мы выпили по первой, а потом сразу же и по второй. За те пять лет, что я не видел Борю, он стал еще больше. И брюхо у него стало больше, и борода, и даже шея, как мне показалось, увеличилась в диаметре.

В школе его, разумеется, дразнили «боровом». Но тогда это было не очень-то и актуально – какой там боров! Так, подсвинок чуть крупнее среднего. Зато теперь Боря оправдывал свою кликуху на все сто. Все сто с лишним килограммов.

– Ты, Вадос, совсем не изменился, – сказал он после третьей рюмки и как-то даже по-отечески положил руку мне на плечо. Пахло от Бори отличным парфюмом, и я подумал, что надо бы подарить Кириллу на следующий день рождения такой же. Вдруг у него все-таки получится перебить запах кислого пота, и Леве не придется каждый раз зажимать нос, проходя мимо моего напарника?

– А ты стал похож на попа. Надеюсь, не будешь пытаться меня воцерковить?

Боря гулко расхохотался, а потом налил еще по одной. Пить с ним всегда было тяжело. К тому моменту, когда Боря только начинал хмелеть, я уже балансировал где-то на грани между «нажрался» и «нажрался в говно». А мама ведь говорила, что надо больше каши по утрам кушать.

– Слушай, а как там Денис поживает?

От этого вопроса мне сразу стало немного не по себе. Разумеется, в том, что я не знал, как там поживает Денис, не было ничего зазорного, но все-таки… Все-таки, я мог бы это и знать. Может быть, я даже должен был это знать.

– Надеюсь, что еще хоть как-нибудь да поживает, – ответил я как можно более уклончиво, – Тысячу лет его не видел.

Боря понял, что я имею в виду, и печально покачал головой.

– Нет, ну он еще жив, это точно, я с его отцом недавно разговаривал. Но дела, конечно, плохи…

Разговаривал с отцом Дениса? Зачем тогда меня спрашивать? Наверняка уж Виктор Александрович ничего от Бори не утаил насчет своего непутевого сыночка.

– Когда я видел Дэна в последний раз, он сидел возле магазина и клянчил деньги у прохожих. Было это в начале весны. Больше мне нечего о нем тебе рассказать.

Боря снова покачал головой.

– Надо бы с ним как-нибудь повидаться…

– Ну, если ты давно не общался с бомжом, и хочешь это исправить, то вперед!

– Да он же не бомж, ты чего! Просто алкаш.

– Не бомж он только потому, что квартира не на него записана. Иначе бы уже давно ее пропил.

– Может быть…

– Не «может быть», а «так оно и есть».

Боря наконец смекнул, что мне не слишком-то хочется говорить про Дениса, и перевел разговор на другую тему. Рассказал, какой стервой оказалась его жена, как он хотел бы забрать у нее сына, как ему не позволят это сделать насквозь мужененавистнические органы опеки…

Я даже смог вспомнить, как выглядит Борина жена, которую видел только раз, лет десять назад, да и то мельком. Но одного взгляда на эту девицу с выправкой прусского офицера и таким выражением лица, будто она случайно проглотила свою ведьминскую метлу, мне хватило, чтобы понять уровень ее стервозности. А вот Боре для этого понадобилось немного больше времени.

Когда первая бутылка водки оказалась пуста, а вторая – пуста наполовину, я понял, что пора ехать домой. Мы обнялись на прощание, и Боря все-таки еще раз вспомнил про Дениса.

– Давай съездим к нему, Вад! Пожалуйста…

– Может быть, как-нибудь, – ответил я и закрыл за собой дверь.

И чего это ему вдруг так захотелось увидеть Дэна? Они и друзьями-то толком не были никогда, общались просто потому, что я их вместе собирал на попойки. Хотя кого я пытаюсь обмануть? Все же ясно как божий день! Виктор Александрович очень хочет, чтобы какой-нибудь друг или хотя бы приятель его сыночка попробовал вытащить того из жопы.

Вот только жопа, в которой сидел Денис, была очень, очень глубока… Так глубока, что даже самый опытный проктолог все пальцы поломает, пока доберется до скорчившегося в ее недрах тщедушного человечка с немытыми и нечесаными волосами цвета прошлогодней соломы. А уж Боря-то даже булки раздвинуть не сумеет, каким бы боевым хряком он ни казался на вид.

Когда я сказал, что видел Дэна сидящим у магазина и клянчащим мелочь, я немного соврал. А точнее – приукрасил действительность. Ничего он там не клянчил, просто не мог уже. Валялся на тротуаре возле входа и источал все ароматы Франции одновременно. Разумеется, его папаше такое поведение сына нравиться не могло, вот он и решил попросить Борю попробовать как-нибудь повлиять на отпрыска. Почему Борю? Да потому что я не имею привычки разговаривать с мудаками. А Боря Виктору Александровичу многим обязан, и его привычки в расчет можно не принимать.

Такси медленно ползло по Енисейской улице от одного светофора до другого, а я, развалившись на заднем сиденье, болтался от одной пьяной мысли к другой, будучи не в состоянии на чем-то нормально сосредоточиться. Боря, Денис, Виктор Александрович… Все эти персонажи были хоть и реальны, но как-то недостаточно реальны. И даже тот факт, что полчаса назад я пил с Борей водку возле огромного белого «Макинтоша», уверенности в его существовании мне это не особенно добавляло. Сейчас я приеду домой, хорошенько просплюсь, и все они снова исчезнут там, где им самое место – в прошлом.

Но пока я не добрался до мягкой подушки, купленной полгода назад в каком-то занюханном промтоварном магазинчике возле дома, отделаться от мыслей о Денисе все равно не получится. Все-таки, мы были друзьями. Близкими друзьями. Пожалуй, это был единственный человек, которого я мог назвать своим лучшим другом. Но теперь я вот развалился тут, на заднем сиденье «Kia K5», и смотрю, как мимо проносятся северо-восточные окраины Москвы, а Денис… Денис, скорее всего, развалился где-нибудь под лавкой в Измайлово и ни на что не смотрит. Глаза его давно затянула такая глубокая синяя пелена, что смотреть они уже вообще толком не могут. Хреново все вышло, но по-другому получиться, наверное, и не могло. Если ты каждый день пьешь водку, то рано или поздно обязательно сопьешься. И никто тут не поможет – ни папаша с ремнем, ни друзья с душными разговорами.

Такси остановилось возле моего подъезда, и я кое-как вылез на свет божий. А точнее – на божью тьму, времени-то было уже далеко за полночь. Доковылял, хлюпая так и не просохшими кроссовками, до квартиры, выпил банку колы, разделся и залез под одеяло. Перед тем, как провалиться в мутный пьяный сон, я вспомнил, что сказал мне Дэн, когда я в последний раз видел его способным разговаривать:

– Если батя будет тебе звонить – не бери трубку. Пошел он!

Трубку брать я в любом случае не стал бы, да и Виктор Александрович сам никогда бы мне не позвонил, но я все равно сделал серьезный вид и ответил:

– Хорошо, не буду.

Наутро мне было паршиво. Причем по-настоящему паршиво. Да, водку с Борей пить – это тебе не пивко в Ириной компании потягивать. Тут последствия куда серьезнее, таблеткой и банкой колы не отделаешься. Я кое-как доковылял до кухни, выпил залпом два стакана воды из-под крана и подумал, что сейчас очень кстати было бы проблеваться. Но сделать этого, конечно же, не получится – мой организм слишком привычен к алкоголю, и даже тот факт, что водку я пил в первый раз за последние пару лет, дела особо не менял.

Я вернулся в комнату и включил сборник лучших песен Эллиотта Смита. Этот печальный американский струнобой знает толк в похмелье! Хотя бы просто потому, что провел большую часть своей не самой долгой жизни именно в этом состоянии. Почувствовав, что воздух в комнате стал немного прохладнее, я натянул одеяло почти до самых глаз. Все ясно – это мой домашний призрак Гоша, тоже большой любитель творчества Смита, вылез из своего убежища за сервантом, чтобы послушать любимую музыку. И хотя размерами Гоша совсем невелик – точнее, настолько мал, что я так ни разу и не смог его увидеть, все-таки он – самый настоящий призрак. А потому и замогильный холод, которым от него веет – тоже самый что ни на есть настоящий.

Где-то на шестой или седьмой песне я уснул, а когда проснулся, музыка уже кончилась, и Гоша спрятался обратно за сервант, так что накрываться одеялом с головой больше нужды не было. Я еще немного повалялся на диване, потом встал и пошел наконец-то завтракать. Купленные вчера трубочки со сгущенкой пришлись очень кстати – вместе с крепким черным кофе они быстро вернули меня к нормальной жизни. Вот, теперь можно и в бассейн сходить.

Конечно, то место, куда я ходил плавать, не было настоящим бассейном. Просто фитнес-клуб с мелким двадцатипятиметровым корытом, в котором вечно плескаются огромные китообразные тетки, делающие вид, что они занимаются аквааэробикой. Я каждый раз боюсь, что кто-нибудь из них примет меня за съедобный планктон и проглотит. Но ничего не поделаешь, другого бассейна в округе не имеется.

Плавать я люблю с самого детства. Это вообще единственное связанное со спортом занятие, которое мне по душе. В стоимость абонемента входит еще и посещение спортзала, но все это болтание на турниках, тягание гантелей и раскорячивание на тренажерах ничего, кроме недоумения, у меня никогда не вызывало. И зря качки напяливают на себя майки с надписью «Горилла», ни одна уважающая себя обезьяна подобной херней заниматься не станет.

Народу в бассейне оказалось совсем немного, и я с удовольствием проплавал почти целый час. На животе, потом на спине, потом – снова на животе. А потом – в сауну. Сауна в этом фитнес-клубе, правда, очень сомнительная… То есть, сама по себе сауна-то нормальная, сомнителен уровень интеллекта ее посетителей. Эти товарищи почему-то думают, что если наплескать на камни побольше воды, то сауна станет русской баней. Но русской баней она от этого, понятное дело, не становится. А становится каким-то дерьмом. И вместо приятно-горячего сухого воздуха ты сидишь в испарениях едва теплой лужи. Хорошо хоть сраным эвкалиптом в этот раз не воняет.

Когда я вышел из клуба, солнце уже почти уползло за многоэтажки, и на улице стало слегка прохладно. Как всегда после плавания, мне очень захотелось есть. Причем есть не что попало, а именно картошку фри с сырным соусом. Я перебрался на другую сторону Щелковского шоссе и зашел в «МакДак», который, хотя и не был больше «МакДаком», картошку фри, к счастью, все еще готовил. Я взял большую порцию и два соуса.

Вечер воскресенья – мое любимое время на неделе. Особенно если погода стоит хорошая, и можно прогуляться пару часов перед сном. Я неспеша брел через промзону на Монтажной улице и ни о чем не думал. Вообще. Просто разглядывал железобетонные заборы вдоль дороги и всякие непонятного назначения постройки за ними. Постройки эти были огромными и твердыми, какими и полагается быть промышленным постройкам, а настроение мое – маленьким и хрупким, каким и полагается быть настроению воскресным вечером. В общем, все было именно таким, каким быть и должно. Я аккуратно перешагнул через рельсы старой железнодорожной ветки, пересекавшей улицу возле теплоэлектроцентрали номер двадцать три, поглазел на разбросанный вокруг мусор, и пошел дальше.

– Мне не нужен какой-то другой кот, – раздраженно сказал Лёва и отхлебнул чай из маленькой глиняной чашечки, – Мне нужен этот конкретный кот. Мой кот!

Мы уже закончили играть и теперь сидели, развалившись на мягких пуфиках и пили чай с сахарным печеньем. Народа в чайной кроме нас почти не было. Только тощая девчонка с разноцветными косичками на голове болтала о чем-то с бариста, время от времени оглашая помещение неприятным скрипучим смехом. Одета она была так, будто по накурке ограбила дешевый секонд-хенд, а всю добычу решила унести на себе. Футболка, джинсы, платье, куртка… Всех цветов радуги сразу и обязательно не по размеру. Образ дополняли холщовая нищенка с абстрактным принтом и классические черно-белые «конвера».

– Надо же, хиппи все еще существуют, – сказал я самому себе, а потом ответил на Лёвину тираду: – Ну, тогда я не знаю, что делать.

И Лёва прекрасно знал, что я не знаю, что ему делать. Эту неприятность с котом мы обсуждали уже не первый раз и даже, наверное, не двадцать первый. Если Лёва не говорит об Израиле или об игре в го, он говорит о коте. Кота зовут Тимоша, ему три года от роду, последний из которых он провел в плену у злобной старухи Варвары, разлучившей несчастное животное с заботливым и любящим хозяином. То есть, с Лёвой. Во всяком случае, именно так эту ситуацию описывал сам заботливый и любящий хозяин.

– Эта сука его даже не кормит нормально, я уверен! Насыплет какого-нибудь дерьма – и жри чего дали. А от дешевого корма у мейн-кунов почки отказать могут.

Да, потребность в здоровой пище Лёва считает совершенно обязательной не только для людей, но и для братьев наших меньших. По крайней мере, для одного брата уж точно.

– А ты ей денег не пробовал предлагать?

– Пробовал! Ни в какую!

– Может быть, мало предложил? – ехидно поинтересовался я, зная, что Лёва хоть и не настолько жаден, как стереотипные евреи из анекдотов, но деньги считать любит и умеет.

– Предложил пятьдесят тысяч. По-моему, это неплохая сумма за кота.

Я не знал, какая сумма за кота может считаться неплохой, а какая – не может, поэтому говорить ничего больше не стал. Да и вообще, вся эта эпопея с Тимошей мне уже порядком надоела. Никаких других идей, кроме как выкупить кота или украсть его, мне в голову не приходит. Но продавать Тимоху не хочет Варя, а красть его не хочет Лёва. Да и правильно делает – это кошелек с деньгами или телевизор можно утащить так, чтобы хозяин не догадался, кто это сделал, а с котом такое не прокатит. Кот нужен только Лёве – значит, и украсть его может прийти в голову только ему. А кража есть кража – посадить за нее на первый раз, может быть, и не посадят, но проблем все равно не оберешься.