Наша весна. Проза. Том 1. Издание группы авторов под редакцией Сергея Ходосевича

https://vk.com/id142515018

Жду тебя, всегда

Ты любишь подарки? Я очень люблю.

Вот этот день тоже приготовил подарок и тебе, и мне.

Открой окно. Ветер ласковый, теплый, уютный – чувствуешь? Он обнимает тебя нежным прикосновением и зовёт в хоровод солнечных зайчиков, что прыгают по подоконнику, отражаясь в оконных стеклах, украшая блёстками рамы, переходя на крыши домов, дорожки, тропинки, лестницы… Приветствует и, словно маня за собой, говорит: «добро пожаловать в новый день…»

И ты летишь навстречу светлому дню, обнятая ветром, благословлённая им на новые чудеса. Счастливого дня…

– Жду тебя, всегда твое – чудо…

Нужно что человеку для счастья?

Солнца луч после летней грозы. Утру искренне улыбаться, День пришедший достойно прожить.

Что ещё не хватает для счастья?

https://vk.com/public176697462

Гадюки

Я ещё дошкольница

Ласковый летний день. Солнышко пригревает умытую дождиком землю. Мы с папой идём в ельник за грибами. Хорошо у дедушки в деревне – перешёл через шоссе, пересёк луг и вот он бор!

В лесу таинственно-мрачно, а непросохший луг под солнечными лучами играет разноцветными искрами. Отец привлекает моё внимание к тому, что я приняла за коровью «лепёшку». Оказывается это две гадюки свернулись рядышком в кольцо. Одна из них серая, а другая коричневая. Они тоже мокрые после дождя, и их шкурки отливают металлом. Как это красиво! Полюбовавшись на неподвижно лежащую парочку отправляемся дальше.

***

Я уже семиклассница.

Всей семьёй выехали в лес за грибами. Ориентироваться на местности, увы, совершенно не умею. Поэтому волочусь за отцом.

Он подзывает меня к себе, прутиком раздвигает траву, показывая какого-то невероятного зверя. Я большой любитель всего живого, но такого не видела даже в «Юном натуралисте». Длиннющее тоненькое тело заканчивается довольно толстой попкой и раскоряченными коротким лапками. Поддев чудо-юдо хворостиной, отец вытягивает его из травы целиком. И теперь я вижу, что это небольшая гадючка схватила лягушку и не смогла заглотить из-за достаточно большого её размера. Видимо, под воздействием яда, тело лягушки раздулось и покраснело. Змея стала совершенно беспомощной и «пятясь» пыталась скрыться в траве, когда её заметил папа. Посмеявшись над незадачливой охотницей, оставляем её переваривать добычу.

***

Я взрослая и живу в деревне.

Любимое развлечение моих коз, заметив, что хозяйка забыла об их существовании, рвануть в деревню. Очередной раз бегу по тропинке, не глядя под ноги и высматривая этих вредителей. Слышу позади свитящий звук и шорох. Оборачиваюсь: там, где я только пробежала, виден хвост уползающей с тёплой тропинки гадюки. Как это не наступила на неё?!

Через какое-то время козы опять сваливают в неизвестном направлении, и я снова бегу их искать, вытягивая шею и глядя поверх бурьянов. По той же самой тропинке. И в том же самом месте слышу уже знакомые звуки и, обернувшись, вижу знакомый же хвост.

Когда отправляюсь на поиски третий раз, уже иду осторожно, а то ведь можно и наступить на животное. Но тропинка пуста. Бедная змея, видимо, решила убраться от греха подальше в более спокойное место.

***

Конец лета. Иду босиком в сад: там под Канвилем много опадышей, надо собрать. Под яблоней лежит гадюка. Неподвижно. Может неживая? Надо проверить. Поднимаю ногу, чтобы потыкать в неё большим пальцем ноги. Мозг вкрадчиво спрашивает:" А может, не надо?» Немножко подумав, соглашаюсь с ним. Нахожу веточку, которой и тыркаю в пресмыкающееся. Зубы змеи моментально смыкаются на ветке. Приподнимаю ветку повыше. Гадюка болтается на ней, не собираясь отпускать. Мозг ехидно комментирует:" Надо всё-таки было ногой проверить.»

***

Встречи с ужами и гадюками происходят довольно часто. Я очень благодарна отцу за то, что он сумел привить мне любовь ко всему живому. Благодаря ему, я не впадаю в панику при виде змей и даже могу по достоинству оценить их красоту и грацию.

Соседи

Уррааа!!!

Мы въехали в новую квартиру! В новой пятиэтажке!

Теперь у меня есть своя собственная комната, и я её обживаю.

В кухне вскрикивает мама – с потолка в углу капает вода. Мама отправляется к соседям выше этажом выяснить, что случилось. Через какое-то время возвращается с девочкой чуть моложе меня и намного мельче. Это наша соседка и моя будущая подруга. Оказывается, мы с ней тёзки, что не удивительно при таком «редком» имени. Ленка совершенно не смущаясь незнакомых людей рассказывает о своей семье. Их, как и нас, пятеро. Причём у неё младшие брат и сестра двойняшки. Здорово как! Я, «дикая» и теряющаяся в обществе незнакомых людей, восхищаюсь непосредственностью новой знакомой и забавляюсь её чуть неправильной речью.

Городок у нас маленький, поэтому с некоторыми соседями были знакомы раньше, а с другими быстро перезнакомились.

Замечательные люди жили в нашем доме!

Был сосед по фамилии Баев. К сожалению, забыла его имя. До войны он работал в цирке и показывал нам, мелюзге, нехитрые фокусы, приводящие нас в дикий восторг.

Дядя Гриша работал на мебельной фабрике и играл на трубе в городском оркестре. Мой брат под его руководством некоторое время» дудел» на этом инструменте. А мне так и не удалось выдавить из него ни единой нотки. До сих пор удивляюсь, как у людей это получается!

На одной площадке с нами жили учителя – основатели местного краеведческого музея.

А рядом с нашей квартирой жила семья моей будущей учительницы математики. Спасибо Надежде Осиповне, за то что она привила мне любовь к этому предмету! Знала я математику на ооочень крепкую пятёрку. А если я начинала «бить лынды», соседка заглядывала к нам, чтобы нажаловаться. После этого я сразу прекращала валять дурака.

Было в нашем доме и ещё много замечательных людей.

А сколько тогда в каждом подъезде было детей! Какой визг и топот стояли на лестницах, когда мы заходили за друзьями, а потом неслись по своим крайне важным делам!

А как весело отмечались праздники! В квартирах ставились длинные столы. От соседей перетаскивались стулья, табуретки, посуда, столовые приборы. Ленкин отец приходил с баяном, на котором виртуозно играл. Если в квартире становилось тесно, можно было спуститься во двор и продолжить веселье там. Или вылезти в окно на карниз над магазином, располагавшимся на первом этаже дома.

Время шло. Мы, дети, подрастали и разъезжались на учёбу. Кто-то вернулся, кто-то нет. Старели наши родители. Продавали квартиры и переезжали в другое жильё знакомые.

Теперь я тоже живу в другом месте и почти никого не знаю из жильцов дома. Но каждый раз, заходя в такой родной подъезд, я улыбаюсь, вспоминая своих соседей. Ведь благодаря и им тоже, мои воспоминания пронизаны теплом их сердец и светом тех дней.

Только не я!

– Лен, электрики сняли со столба скворечник, потом повесили, а птенцы на земле остались! – У подружки-тёзки в глазах стоят слёзы, губы трясутся.

Выхожу из дачного домика следом за подругой. Действительно, в траве беспомощно копошатся три голеньких птенца. До чего же они противные!

– Давай, лезь наверх. – Командует Ленка. – А я тебе их подам.

– Не полезу! Я же высоты боюсь! И в руки я такое не возьму! Давай кого-нибудь поищем.

Как назло в дачном посёлке поблизости ни одной живой души. В скворечник по очереди залетают встревоженные родители, крича, ищут детей.

– Лен, не злись! Не могу я их в руки взять – они мерзкие! Мне их жалко! Но не могу! – Оправдываюсь я, понимая, что кроме меня вернуть птенцов в гнездо некому. Подружка моя маленького роста и до скворечника не дотянется, даже если полезет с птенцами.

В конце концов, лезу на лестницу. Ноги трясутся, лестница дрожит вместе с ними. Достигнув верха, принимаю у подруги голые тельца, перекладываю их в гнездо. Всё! Я свободна!

Душа ликует от осознания того, что мы всё-таки спасли малышей! А ещё больше от победы над своими страхами!

https://vk.com/id483422584

Почему я не могу не писать?

Почему я не могу не писать? Так сразу и не расскажешь…

Сначала я писал ещё в школе заметки в стенную газету. Мне нравилось сочинять и фантазировать, благо в голове всегда вертелись замысловатые фразы и слова, которые я вычитывал из книг. Потом я стал писать что-то от себя, тем самым радуясь такому порыву. Дальше- больше. Мне доверяли выпускать поздравительные открытки по случаю праздников и особых дат. Я старался эти «художества» красиво оформить. Шло время. Мой почерк, очень ровный и грамотно написанный, стал востребован и в СА. Я стал редактором полковой газеты и боевых листков. Командованию нравилось моё умение излагать правдиво всё про воинскую действительность. За что и получил внеочередное звание и отпуск на Родину.

Вот и сейчас я не сижу без дела. Пишу эту заметку, втайне надеясь, что мои способности- нести живое слово, кому-то помогут обрести уверенность в этом непростом деле.

https://vk.com/id229084479

История одной любви

Эта любовная история в свое время наделала много шума и уже стала, извините за тавтологию, достоянием истории. Нет уже в живых главных ее участников – русского солдата Ивана Бывших и немецкой девушки Элизабет Вальдхельм. Но история их невероятной любви не может оставить равнодушным никого и сегодня.

Ушедший на войну из Красноярска, разведчик и переводчик с немецкого Иван Николаевич Бывших, довоевался до Победы, и в июне 1945 года в звании старшины и в возрасте 21 год неожиданно для себя был назначен комендантом сразу трех расположенных рядом немецких поселений в Тюрингии, в том числе – крохотного городка Хейероде.

Вот здесь-то он и увидел впервые девушку своей мечты. Получив сообщение о том, что вернувшийся из русского плена немецкий солдат Гюнтер Вальдхельм не спешит вставать на учет, комендант в сопровождении автоматчиков отправился по указанному адресу.

Вот как Иван Бывших описывает сам свои чувства тогда: «Я пошёл проверять, поднялся на второй этаж, там в комнате сидели три девушки, одна из них – Лиза. И я сразу в неё влюбился – сразу! Слово не мог вымолвить, начал заикаться. Кое-как сказал, чтобы Гюнтер пришёл в комендатуру, и бросился на улицу».

Гюнтер оказался братом Лизхен – так звали поразившую Ивана девушку, – с ним все было в порядке, он освободился из плена по болезни, и комендант оставил его в покое. Но не его сестру. Поскольку бравый молодой старшина и сам глянулся немецкой красавице, они стали встречаться.

Иван Бывших был не одинок в своих романтических устремлениях: только что закончилась самая кровопролитная в истории человечества война, уцелевшие воины были опьянены счастьем сохраненной им судьбой жизни, большинство из них были молоды, еще не познавшие или уже долго не получавших женской ласки, а вокруг было столько соблазнов… В общем, отцы-командиры первое время сквозь пальцы смотрели на интрижки своих подчиненных, если это не мешало службе и не было сопряжено с насилием или грядущей женитьбой.

А Иван, тем более, в некотором роде сам себе был командиром, и мог позволить выделить из своего плотного распорядка время, как и где найти место для свиданий с пленившей его сердце немочкой, и нередко это было в самой комендатуре, а то и под крышей отчего дома Лизхен – родня им не мешала.

Но старшина Бывших был человеком военным, подневольным, и вскоре их полк перевели в другую зону оккупации, в Саксонию. Так влюбленные вынуждены были расстаться, храня все же надежду на новые встречи, и они случились, эти встречи, еще целых четыре раза.

А в 1946 году Ивана демобилизовали и отправили домой, в Россию. Забрать Лизхен с собой он не мог – советским солдатам категорически было запрещено жениться на немках, и она, вся в слезах, провожала своего Ваниляйна (так ласково Лизхен звала любимого на немецкий манер, что звучало бы как Ванечка) вплоть до его посадки в вагон. И напоследок сунула ему в карман записку, наказав прочитать ее только тогда, когда поезд будет уже в дороге. Так Иван узнал, что милая Лизхен уже носит под сердцем его ребенка, которого ей, впрочем, сохранить не удалось.

А затем был долгий эпистолярный роман, влюбленные, не в силах как-то по-другому повлиять на ход своих отношений, часто обменивались письмами. Пока Ивана в 1956 году не вызвали в соответствующие органы в Свердловске – он несколько лет жил и работал там, – и настоятельно не порекомендовали ему бросить эту переписку, иначе…

Иван вынужден был подчиниться. Чтобы не «рубить хвост» по частям, он написал Лизхен, что встретил другую и женился. И правда женился, но этот первый его брак (как, кстати, потом и второй), не подкрепленный истинными чувствами, продержался недолго. Ивана с нелюбимыми женами не могли удержать даже дети – а их у него появилось на свет в общей сложности трое.

Конечно, Ивана Николаевича легче всего осудить за такое непостоянство, но никто же не знал, что у него творилось в душе все эти годы? А его, между прочим, с годами стали понимать и собственные дети, проведавшие о несчастной любви отца и не только не мешавшие, но и помогавшие затем его воссоединению с любимой женщиной.

Смирившаяся с утратой, Лизхен к тому времени тоже вышла замуж и переехала жить в Люксембург. Жила в тихом, спокойном, нельзя сказать, что в счастливом, но в таком… умиротворяющем браке. В общем, жила как все, работала акушеркой. И пыталась забыть о русском сердешном друге Ваниляйне, хотя это у нее не получалось.

Позже она признавалась, что дня, часа не было, чтобы она не думала о нем. К сожалению, у нее не было детей, чтобы отвлечь все свои нерастраченные чувства на них.

Иван между тем пытался восстановить контакты с Лизхен, которая не уходила из его сердца все эти годы, но письма его по старому адресу, где они познакомились и любились, оставались без ответа – по той простой причине, что там, в Хейероде, ему уже просто некому было ответить.

К счастью, Иван Петрович был не из той породы русских мужиков, которые, оставаясь в одиночестве, «завивают горе веревочкой», то есть пускаются во все тяжкие. Оставаясь холостяком, он развил в Красноярске активную общественную деятельность как ветеран войны, писал много воспоминаний и публиковался, и его печатное слово находило своего читателя не только через газеты, но и книги. Так на свет появилась книга о его первой и единственной любви «Ваниляйн и Лизхен» (а всего Иван Бывших за свою послевоенную жизнь написал и издал два десятка книг).

Эта документальная повесть была тепло встречена читателями, а несколько работающих с Иваном Бывших в Красноярском историко-родословном обществе и сочувствующих ему женщин решили попытаться разыскать Лизхен. И ведь это им удалось! Подключив все имевшиеся у них связи и возможности, они выяснили, Лизхен живет в Люксембурге, дозвонились до нее и спросили, помнит ли она Ивана Бывших, рассказали о нем.

И этот установленный контакт имел решающее значение. Иван и Лизхен вновь, пока заочно, обрели друг друга, и тлевшие в них все эти года чувства вспыхнули с новой силой. Они часами могли говорить друг с другом по телефону и, в конце концов, договорились, что Лизхен едет в Сибирь, к своему Ваниляйну! Она прилетела в Красноярск весной 2005 года. Каждому из них было уже больше 80 лет, но более счастливых людей в тот исторический день в порту Красноярска не было. Они снова были вместе, и счастье переполняло их сердца.

Лизхен погостила в городе на Енисее девять дней. Иван Николаевич показал своей возлюбленной самые примечательные места Красноярска, и Лизхен уже любила этот красивый город на могучей реке только потому, что здесь жил ее Ваниляйн. И собиралась жить она – влюбленные решили вернуть себе свой же долг и сочетаться браком!

Но для этого Лизхен надо было развестись с законным, но нелюбимым мужем, который не очень этого хотел. Ей пришлос ь добиваться этого целых два года, которые она провела между Красноярском и Люксембургом.

Наконец, все формальности были завершены, и Лизхен вновь вылетела в Сибирь, на этот раз уже окончательно. В 2007 году «молодые» (хотя зачем я поставил кавычки – они же в душе действительно оставались молодыми!) узаконили свои отношения в одном из красноярских ЗАГСов и, наконец, стали мужем и женой.

Об этой необычной свадьбе тогда писали все красноярские, и не только, средства массовой информации, ей были посвящены телевизионные и радио-передачи. Бывший тогда губернатором Красноярского края Александр Хлопонин выделил молодым двухкомнатную квартиру (жилище бывшего холостяка Ивана было бы тесноватым для вновь образованной семейной пары), кстати, в том же микрорайоне, где сейчас живет и автор этих строк.

И стали молодые жить да поживать, друг к другу вновь привыкать. Лизхен научилась варить борщ и не любила, когда Иван Николаевич по утрам покидал ее для своих регулярных длительных прогулок: ей казалось, что однажды он возьмет и не вернется. Она же не настолько себя хорошо чувствовала, чтобы совершать часовые походы по городу натощак, да еще в любую погоду.

Им было хорошо вдвоем. Они ходили по театрам, музеям, принимали дома гостей (чаще всего их навещали любопытные журналисты), сами навещали кого-нибудь. Лизхен понемногу осваивала русский язык, и они продолжали любить друг друга, наверное, даже еще с большей – если не пылкостью, то нежностью, – наверстывая упущенное за многие годы.

Мне бы очень хотелось закончить этот свой небольшой рассказ традиционными для такого случая словами: и жили они долго и счастливо. Но увы, как вы сами понимаете, жить Иван и Лизхен долго не могли. Сначала в конце 2009 заболела Лизхен – что-то не так было с пальцем ноги. Красноярские врачи после обследования предложили ей операцию – ампутацию ноги до колена. Но какая женщина на это согласится, тем более только что обретшая свое счастье?

И Лизхен приняла решение продолжить лечение в Германии. Немецкие врачи вроде бы все сделали правильно, и Лизхен, с которой Иван часто созванивался, была бодра и даже шутила. Но потом вдруг перестала отвечать на звонки…

Иван Николаевич не смог (или не захотел?) побывать на могиле своей любимой в городке Хейероде, где у них все и начиналось. За него это сделал его сын, побывавший здесь проездом. После него на месте последнего успокоения Лизхен остался красивый венок с надписью: «Mit Liebe dein Ehemann Wanja»…

Их счастье длилось недолго – всего два с половиной года, но в них вместилось столько, сколько иному человеку не прочувствовать и испытать за целую жизнь. Спустя недолгое время и сам Иван Николаевич, на 89 году жизни, последовал за своей любимой. И кто знает, может, их счастье продолжается там, на небесах?..

Полкаш

Ольга Петровна Громыхайло вела мужа домой с вечеринки. Вернее будет сказать, подгоняла его пинками. Потому как Егор Иванович настолько нажрался, что не мог держаться на ногах, а полз на четвереньках.

Конечно, будь он поменьше, его можно было бы унести на плечах. Но в Егоре Ивановиче веса было не меньше восьмидесяти килограммов. А с учетом выпитого и съеденного – и весь центнер.

Другой вариант – можно было увезти его на такси. Но идти-то до дома было всего ничего – квартал. Если бы Громыхайло шли по тротуару, были бы дома минут через двадцать. Так обычно и бывало. Но нынче Егор Иванович как встал на четыре кости, так и не хотел менять положения. Постарел, видать, раз ноги его перестали держать.

Ольга Петровна на этот раз серьезно устыдилась состояния мужа, и они пробирались домой дворами и подворотнями.

Егор брел в сторону дома уверенно, хотя время от времени и норовил улечься поспать. Но, получив направляющий пинок, полз, поскуливая, дальше.

На улице был уже поздний вечер, прохожих было немного, и Ольга Петровна надеялась проскочить в свой подъезд незамеченной. Но на их пути прогуливал своего мопса их сосед, пенсионер Исидор Львович Панышев.

И он обратил внимание на забредшего в это время в лужу Егора Ивановича который этой луже явно обрадовался и стал хлебать из нее мутную воду.

– Никак, Оленька, и ты песика решила завести? – сказал пенсионер, подслеповато щурясь и разглядывая утоляющего жажду Громыхайло. – Да какой здоровенный! Что за порода?

– Не видите, что ли: этот, как его, водолаз! – с досадой ответила Ольга Петровна, стараясь дотянуться концом зонта до толстого мокрого зада непутевого супруга.

– А по морде не скажешь! По морде ваш пес – вылитый боксер, – сообщил Ольге Петровне пенсионер. – Погодите, да он у вас и в костюмчике!

– Я же говорю: водолаз! В гидрокостюме. С реки возвращаемся, ныряли. Шлем вот только потеряли! Ну, ты, алкаш, где твоя кепка? Да вылезешь ты из лужи или нет, горе ты мое!

– Как его зовут? Полкаш? – переспросил не только подслеповатый, но, по всему, и глуховатый сосед.

– Ну да, Полкаш! А ну, Полкаш, пошел вперед! Мало тебе реки, так ты еще и лужу прихватил. Ну, пошел, пошел! Дома сейчас напущу ванную, можешь хоть всю ночь в ней плавать!

Ольга Петровна, наконец, изловчилась и пребольно ткнула Егора Ивановича зонтом. Тот взвизгнул и в два прыжка выскочил на сушу.

– Так он у вас еще и бесхвостый! – поразился Исидор Львович. – От рождения такой, или купировали?

– Это я ему нечаянно открутила, когда сегодня от этой су… от щуки оттаскивала. Не люблю я щук. Еле этого Полкана от нее оттащила. Хвост вот, правда, в руке у меня остался. А надо было кое-что другое оторвать! В следующий раз так и сделаю. Ну, Полкаш, вперед! Домой, кобелина!

Егор рыкнул на взвизгнувшего от ужаса мопса и пополз в подъезд, оставляя за собой длинный мокрый след.

– Ну, ладно, пошли мы, Исидор Львович, – встрепенулась Ольга Петровна. – Спокойной вам ночи!

– И вам того же! – охотно откликнулся пенсионер. И добавил с хитрой ухмылкой:

– Только ты уж, пожалуйста, Олюшка, проследи, чтобы твой Полкан Иванович не спал на спине. Уж больно храпит этот водолаз после водных процедур!..

Гвоздь

– Ну что ты за мужик? – периодически допекала Хотькина его жена Варвара. – Хоть бы гвоздь, что ли, вбил в доме.

Не выдержал Хотькин, раздобыл где-то гвоздь и здоровенный такой молоток, его ещё кувалдой называют.

– Куда? – спросил он у Варвары.

– Чего – куда?

– Куда гвоздь вбить?

– Ну, наверное, вот сюда, – неуверенно показала жена. – Я хоть портрет мамы повешу.

– Договорились, – кивнул Хотькин.

Он поплевал на ладони, одной рукой приставил гвоздище к стенке, другой размахнулся да как даст кувалдой! Только пыль пошла. А когда она рассеялась, открылась большая дыра в соседскую квартиру. Хотькин заглянул, а там разгуливает симпатичная такая особа. Соседку звали Татьяна Витальевна.

«Вот бы кому гвоздик забить!» – заботливо и нежно подумал Хотькин.

– Это вы, Юрий? – приветливо спросила Татьяна Витальевна. – Заходите, не стойте на пороге.