Pro-Am: одержимые Танцем

Глава 1. МОСКОВСКИЕ КАНИКУЛЫ

29.03.2023

Днем стартовать в Москву. Сумка собрана, платье еще не готово. Как рассказывала Марина, это – нормальная практика, нужно принять, как часть процесса.

Еду в клуб. С утра мы с Пашей успеваем провести последний урок перед турниром. У меня такой адреналин, что я забываю фигуры каждой вариации.

Минут через пятнадцать после начала занятия – звонит швея. Она наконец-то привезла платье. Мы с Пашей делаем перерыв, иду на финальную примерку.

Елена расстегивает чехол – на меня потоком света и сияния обрушивается шифоновое чудо. Черное с серебром, как я и хотела! Сбрасываю тренировочное платье, с трепетом надеваю турнирное. Камни плотно прилегают по спине, легчайшие вставки шифона на юбке разлетаются при каждом движении. Крепим рукава на браслеты к плечам, фиксирующие петельки – на пальцы. Я поднимаю руки – шифон и пух парят в воздухе, колышутся от каждого дуновения. Чувствую себя большой птицей, готовой взлететь в любой миг над паркетом.

– Елена, оно потрясающее! Насколько прошлое было романтичное, настолько же это – элегантное!

– Попробуете в нем потанцевать?

– Конечно, прямо сейчас!

– Тогда я поехала, вам с Пашей – удачного выступления на турнире!

– Благодарю!

Захожу в пустой зал. Мой партнер и учитель идет навстречу от пульта, одобрительно улыбается.

– Шикарно выглядишь!

– Спасибо! Тебе нравится?

– Покружись. Вижу восемь метров шифона.

– Смотри, как они парят над паркетом!

– И сзади столько камней – очень красиво! Попробуем вальс?

Мы танцуем нашу вариацию. Я привыкаю к новым ощущениям. Из тренерской выходит Александр – один из ведущих аргентинского танго. Смотрит, не скрывая восторга:

– Сколько сегодня красоты на паркете!

От такого неподдельного восхищения внутренне расцветаю.

Мы прогоняем все вариации. Я радуюсь тому, как в отражении зеркал сверкают камни, наши фигуры в черном создают слитные движения, как пышные рукава и юбка плывут по паркету в каждой фигуре. Адреналин отпускает. Иду переодеться, впереди еще час урока.

Зал пустой, музыку включаем на каждый танец, я чувствую с Пашей контакт. Он словно двигается навстречу, видя, как меня потряхивает от предтурнирного волнения. Ощущаю его включенность, поддержку, это меня постепенно успокаивает.

Договариваемся, что подхвачу его в 16.00 по дороге в аэропорт. Чувствую, что он наблюдает за моими реакциями. Словно опасается приступов истерики. Ну, нет уж, истерика была раньше. Сейчас мой партнер со мной, платье готово, и я вхожу в состояние Пути.

Еду домой. У меня еще два занятия в онлайне. Провожу их, не помня себя.

Марк скинул погоду в Москве. Отправляю скрин Паше. Спашиваю, готов ли выезжать – не отвечает. Жду 10 минут. Снова пишу – не читает сообщения. Пишу Марине, что он не отвечает – чтобы потормошила, если спит или отпустила уже, если они там «прощаются».

Наконец, ответил, что готов.

Вызываю такси, выезжаю.

День солнечный, мыслей нет, есть только густой и плотный заряд внутри – идти по выбранному пути.

Стоим у Пашиного дома. Отправляю сообщение, что такси стоит на углу. Выходит с портпледом. Одет, как уралмашевская гопота. Такой у него уличный стиль, ничего не попишешь. Кладет портплед в багажник, садится ко мне на заднее сиденье. На переднем едет мой портплед с платьем.

Выдвигаемся в аэропорт. Времени достаточно, погода радует. Болтаем в такси о поездках, о турнирах, не углубляясь в стратегию завтрашних соревнований. Просто легкомысленно треплемся. Конечно, Марина у него через каждое слово. Я спокойна, я совершенно спокойна – мне тоже было двадцать три года, и я скучала сразу после того, как разлучалась, уезжая по делам.

Отмечаю про себя, что Паша выглядит каким-то маленьким и очень уставшим. Ну, значит, будем спать в аэропорту и в самолете, хотя у меня построены большие планы на эту поездку и заготовлено немало тем, которые нужно обсудить.

Подъезжаем. Начинает ухаживать – забрал мой чехол с платьем, у дверей пропустил вперед. Проходим досмотр на входе. На портпледы все, конечно, реагируют – и служба аэропорта, и просто пассажиры.

Идем смотреть расписание рейсов. Нас задерживают на 30 минут. Значит, придется два часа сидеть в ожидании вылета. На стойке регистрации берем бумажные посадочные. Проходим итоговый досмотр. Мне даже не пришлось разуваться, хотя в этих ботинках постоянно что-то звенит.

Идем в конец зала ожидания – к нашим гейтам, садимся где-то под лестницей, не преставая болтать. Чувствую, что сонастраивается, уже не пишет поминутно Марине. Пора поведать ему первую историю.

– Паша, я говорила, как начала заниматься танцами?

– Нет, расскажи.

– Я была на втором курсе в университете. А подружка у меня училась в сельхозакадемии. Там у них был клуб ЛетсДенс.

– А, знаю, он один из самых старых в городе.

– Ну да, от него многие танцевальные клубы потом пошли. И вот она сказала, что можно приходить бесплатно, называть группу, как будто там учишься, и заниматься. И был мальчик, очень в меня влюбленный. Я уже и не помню, как его звали. Дима, кажется. И он согласился со мной ходить на эти занятия. Т.е. если ты с партнером приходишь, то ему платить не нужно, даже если он из другого ВУЗа. Такая вот несправедливость в Танце – еще с сотворения времен.

– Кажется, я там был. У них еще ремонт сделали недавно.

– В целом, и до ремонта было очень прилично. А занятия вела пара, не помню уже тоже их имена. И вот мужчина очень любил именно меня вызывать и со мной упражнения показывать. Отчего мой партнер ужасно нервничал и бесился. А я думала только о танцах. И хочу тебе сказать, что старая школа очень отличается от нынешней.

– И чем же?

– Мы учили фигуры. Танец по квадрату, по треугольнику. Контакт только в бедрах.

– Ну, я тебе скажу, что танец вообще постоянно меняется. Вот помнишь Костю, который аргентинским танго занимается? Он говорит, что каждый год что-то новое. Они с другим парнем, Альбертом, даже в Аргентину ездили, чтобы побольше узнать и привезти на паркет. Ну, так что дальше было?

– Ах, да. Все оборвалось в один день. Я стояла в своей библиотеке с читательским билетом в руках, ждала стопку книг к курсовой по психологии. И тут у меня над ухом голос – до сих пор его помню: «Ты что, здесь учишься?» Поворачиваюсь – а наша преподавательница стоит рядом и смотрит на меня взглядом таким, что от меня дырка в пространстве должна была остаться. И все, я больше не пришла, потому что оплачивать занятия денег не было, а после такого вернуться в зал, как ни в чем не бывало – исключено.

– А что молодой человек?

– Мы сразу расстались.

– Т.е. ты была с ним только из-за танца?

– Ну да.

Смеемся оба.

– Потом еще был шанс – я работала в одной гимназии, там была «Жемчужина Урала». Не знаешь их?

– Нет.

– В общем, можно было ходить, заниматься. Но у меня на ту пору уже завелся муж, и был он в плане танца совсем деревянный. А искать партнера я не рискнула, потому что мой брак этого бы не пережил.

Диалог, которого не было:

– Теперь ты понимаешь, как долго и трудно я шла к нашему Танцу?

– Двадцать с лишним лет?

– Почти четверть века. Когда тебя родители запустили в проект, я именно в это время отказалась от Танца, приняла предложение выйти замуж. Сам понимаешь, насколько изменилась моя жизнь, в какое русло потекла. Да и Pro-Am тогда как движение не существовало. Т.е. я отчетливо понимала, что у меня в фокусе внимания будут муж, дети, заботы другого порядка, очень приземленного. И беременность, роды меняют тело, так что это означало полностью забыть о Танце, оставить все надежды на то, чтобы когда-нибудь вернуться.

– Долго тебе пришлось идти к исполнению своей мечты.

– Я рада, что дождалась, и боженька, заметив свой недосмотр, решил, что и двадцать с лишним лет разницы между мной и партнером – не беда, надо просто организовать что-то под такую пустяшную несуразицу, чтобы сгладить упущение свое.

– Например, Pro-Am движение?

– Например.

– Вот Марина тоже такая – считает, что весь мир вертится вокруг нее.

– Почему бы и нет?

Два часа пролетают в разговорах. Мы едим прихваченные с собой мандарины. Я смотрю на Пашу, размышляя о темах, которые планирую обсудить за время поездки. Он многим делился за время, когда мы начали заниматься. Я же не рассказывала о себе почти ничего. Очевидно, что есть дисбаланс и какое-то недопонимание из-за этого. Буду выравнивать, попробую в чем-то личном открыться.

Объявляют посадку. Мы идем к нашему гейту – он в самом конце, соединен со зданием стеклянным коридором. Я никогда отсюда не вылетала. Заходим в самолет. Места у нас рядом. Паша укладывает портпледы на багажную полку. Когда другие пассажиры пытаются туда же затолкнуть свои чемоданы, я тихо прошу боженьку перенаправить их подальше от наших костюмов.

Пишу Марку, что взлетаем. Отвечает, что уже очень ждет. Добавляет, что прийти завтра на весь турнир не получится – работа, но вечером обязательно встретимся. Отправляю ему смайлик с поцелуем, перевожу телефон в авиарежим.

Взлетаем. Я, как обычно, обещаю Городу, что скоро вернусь. И что буду скучать.

Паша рассказывает о своем опыте в турнирах Pro-Am, о том, как организуются соревнования, их отличиях от спортивных мероприятий. Называет мне организации – МАСКТ, Айпадо, ФТСАРР. Говорит, что везде – свои рейтинги и требования. Для меня это пока это просто набор новых слов. Вижу, что мой партнер и наставник воодушевлен, вводя меня в курс событий – от глобальных до таких, что граничат с напаркетными интригами и сплетнями из жизни пар и танцоров. Размышляю, что для него Танец в различных его вариациях – от своих тренировок до наших занятий и выступлений на чемпионатах – это вся сознательная жизнь.

– Паша, а как Марина относится к тому, что ты выезжаешь с кем-то на соревнования?

– Она – профессионал и понимает, что это – моя работа.

– Ей девятнадцать. Я помню, что в этом возрасте чувства опережают мысли.

– Мы учимся доверять друг другу. Потому что ситуации бывают разные. Вот ты обо всем договариваешься. А с другой партнершей была ситуация, что мы приехали, селимся в гостиницу, а она забронировала только один номер. Мне пришлось на месте искать, где переночевать, чтобы не травмировать Марину.

– Я знаю, что разговаривать необходимо. То, что для одного человека – норма, может быть шокирующим для другого.

– Для тебя было что-то шокирующим на наших занятиях?

– Было. И немало. Ты же помнишь, что мы только в феврале стали более-менее в контакте танцевать?

– Да, я помню и этот разговор, и саму ситуацию.

– Мне понадобилось полгода, чтобы привыкнуть. И это при том, что ты был открыт и постоянно чем-то делился, общался, инициировал сближение.

Паша берет журнал и кармана впереди стоящего кресла, листает, комментирует каждую фотографию. На станице с парфюмом говорит, что у него недавно закончился. Я оживляюсь – тема с запахами у меня горячо любимая. Выясняю, какие он предпочитает. Дает попробовать свой нынешний, что еще остался на одежде. Я наклоняю лицо к его плечу – ощущается что-то телесно-теплое. Боженька, спасибо, что без шипра и елок. Это странно, конечно, но на паркете у меня фокус внимания на другом и я впервые фокусируюсь на его запахе.

– Попробуй мой.

– Приятный, а что это?

– Забыла марку. На днях коллега зашла в офис, говорит: «Сразу настроение поднимается, когда Катиной туалеткой пахнет». Спросила, какой фирмы парфюм. А я помню только, что зелененькие, квадратный флакон.

Мы рассматриваем красивые картинки, говорим про путешествия и разные места, где приходилось бывать.

– Марина очень любит летать. А мне больше нравятся поезда.

– Я тоже люблю поезда. Перестук колес, виды за окном.

– Соседи с дошираком.

– Бывает, что и с водкой. Как-то ехала из города-героя Ноябрьска, это приполярье.

– Что ты там делала?

– У университета был там филиал. И вот, отработав неделю, по семь пар в день, я загрузилась в поезд, чтобы ехать домой. А там – вахтовики. Уже пьяные в хлам. Хорошо, что у меня место было на верхней полке. Это был каждый раз шоу-номер, как я спускалась и забиралась на свое место. Они же всю ночь ходили из купе в купе, пили беспробудно. Пытались мне предлагать, но я уверенно соврала, что беременна, и они отстали.

– В самолетах такого не бывает.

Нам приносят перекус. Я съедаю из сендвича только начинку, пью чай.

– Ты помнишь, что было на вечеринке в честь дня рождения клуба?

– Кажется, да. Но лучше, чтобы ты уточнила, что имеешь ввиду.

– Мы тогда разговаривали, строили планы, и ты предложил участвовать в турнире.

– Конечно, я это помню.

– И я сказала, что вряд ли смогу из-за.. эмм.. внушительных габаритов.

– И я ответил, что ты можешь танцевать в своем весе.

– И это сработало волшебным образом, Паша. Я стала стройнеть.

– Это все заметили.

– Ты удивительным образом меняешь мою жизнь. Понимаешь, прошло полгода от начала занятий – у меня минус десять килограмм, плюс два чудесных платья и выездные соревнования.

– А еще новогодний бал и турнир в клубе.

– Ну, эту вечеринку все еще трудно вспоминать.

– Мы же все выяснили?

– Да, поэтому сейчас летим на Московские каникулы, а не дуемся друг на друга, танцуя врозь, как другие пары, которые даже не пытаются разговаривать о своих трудностях.

Приземляемся. Паша берет портпледы с костюмами, я дорожную сумку. Нас на автобусах подвозят до входа в аэропорт. Идем по огромному Домодедово, вслух фантазируя, что здесь можно жить, не выходя на улицу, как в одном фильме было показано. Покупаем билеты на аэроэкспресс. Находим выход на перрон. Ждем посадку.

Приходит поезд с двухэтажными вагонами. Садимся, едем. Обсуждаем по дороге, что нужно купить Паше лак для волос, чтобы сделать прическу. И успеть поужинать.

– Какие у тебя ожидания от завтрашнего турнира, от нашего выступления?

– Это твой первый выезд. Я хочу, чтобы тебе понравилось.

– Я иду в этот опыт без каких-то установок. Новогоднюю вечеринку стерла-стерла, она – не образец. Буду записывать все происходящее на чистый жесткий диск.

Выходим на Павелецкой. Паша по навигатору смотрит, где, на каком этаже, прячется супермаркет, в котором мы купим лак для волос. Заходим в Павелецкую Плаза. Охранник подбегает спросить, что у нас за сумки. Объясняем, что это портпледы с костюмами, я даже расстегиваю немного свой, чтобы продемонстрировать. Спускаемся на лифте на минус третий этаж. Бродим между витрин, ищем Паше лак. Вспоминаю, что у него закончился парфюм. Спрашиваю, какой он сейчас хочет запах. Отвечает неопределенно, что-то из того, что на нем сейчас. У меня включается режим дегустации. Очень близко, почти прикасаясь к его лицу, слушаю аромат. Опять ощущаю что-то сладко-теплое, телесное.

Идем к стойкам с ароматами, я объясняю девушке-консультанту, какое звучание нас интересует. Она предлагает несколько марок. Я прошу Пашу нанести прямо на запястья, комментирую, как звучит и раскрывается на нем каждый тестируемый вариант.

Вижу свой аромат, он со свежей холодноватой нотой, близкий к унисекс, тоже наношу себе, даю ему попробовать. Выглядим мы странно – с огромными портпледами, разновозрастные, но явно не мама и сын, стоим, бесцеремонно нюхаем запястья друг друга, оживлено обсуждая свои впечатления.

Говорю Паше, что надо оставить на себе, походить какое-то время, чтобы понять, какой шлейф и средняя нота. Продавщицы в шоке и настороженности от нашей пары. Я мило улыбаюсь, чтобы они выдохнули. Конец рабочего дня, все-таки, зачем людям лишние потрясения?

Находим, наконец-то лак, покупаем, поднимаемся на лифте наверх, шагаем в объятия столицы.

Вечер пятницы, но на улицах как-то пусто. Мы идем, рассуждая, где же народ. Паша высказывает предположение, что все или еще в пробках стоят, или уже по барам.

Пытаемся заселиться в гостиницу. Две чудесные женщины с охапкой детей – видимо, педагоги, привезли учеников на каникулы в столицу – подошли к стойке респшена чуть раньше нас. Шуршат свидетельствами о рождении, бурно обсуждают с администратором, кого с кем поселить. Мы с Пашей уже валимся с ног, было бы неплохо перекусить и отдыхать, набираться сил на завтра. А тут – такой тренинг терпения – шумиха, неразбериха, выяснения отношений, капризы и эмоциональные завихрения.

Наконец, боженька вдоволь натешился, играя со мной в «Посмотри, от чего ты уже избавлена, детка». Я мысленно делаю книксен – опыт работы в школе не забывается. Это, как армейская служба – концентрированная история подвигов и свершений вперемешку с рутиной и избытком вынужденного общения. У меня этого опыта – два года. А из образования я не выхожу уже третий десяток лет. Хорошо, что сейчас мне можно смотреть на все это со стороны. С кайфовой стороны, как сказала бы зебра из мультика «Мадагаскар».

Администратор берет наши паспорта, извиняется за задержку. Я смотрю на него милостиво, излучая смирение и принятие – лишь бы заселил побыстрее. Получаем электронные ключи, поднимемся на наш этаж. Забавно, двери номеров напротив друг друга. Договариваемся через пятнадцать минут встретиться и поужинать в ресторане при отеле. Идти куда-то уже нет сил.

В номере уютно. В первую очередь распаковываю платье. Моя ты красота! Нежно расправляю шифоновые рукава, степленту на юбке, убираю в шкаф. Записываю кружочек с видами номера, высылаю своим, чтобы не волновались. По нашему времени уже полночь, но они не спят, ждут сообщения, что добралась благополучно. Сразу отправляют огненный смайлик на мою запись, желают завтра всех победить.

Выхожу в коридор, стучу в дверь Пашиного номера. Он уже переоделся, выходит.

Пока спускаемся на первый этаж, обсуждаем состояние отеля. Внизу нас никто не встречает на входе в ресторан. Что ж, я девица самостоятельная, беру меню на стойке бара, идем, занимаем столик. Никого нет – ни посетителей, ни официантов, только на кухне кто-то копошится, и сонный китаец сиди в углу, у окна. Подхожу к администратору, спрашиваю, смогут ли нас обслужить в ресторане. Он куда-то звонит, подтверждает, что сейчас к нам подойдут.

Шуршим меню, выбираем, чем себя порадовать на сон грядущий. Паша берет борщ, пельмени. Растущий организм с высоким метаболизмом. Были годы, я тоже не стеснялась кушать и постоянно была с хорошим аппетитом. Сейчас, после его ноябрьского заклинания, уговариваю себя поесть хоть что-нибудь. Выбираю хрустящие баклажаны под каким-то невероятным соусом. Если есть возможность – всегда в ресторане беру баклажаны, так как дома их вообще не готовлю – мои отказываются есть этот овощ.

К нам подходит официант, Сергей. Делаем заказ. Спрашиваю его, правда ли баклажаны будут хрустящие – уверяет меня, что это очень вкусное блюдо. Прошу принести нам по бокалу красного сухого. Исчезает.

В дальнем углу сидит скорбный китаец. Стол у него заставлен едой. Уныло разговаривает по видео-связи с кем-то. Интонации упаднические настолько, что в переводе не нуждаются. Сергей приносит ему какое-то блюдо, подобострастно расшаркивается. Пробегает мимо нас. Я напоминаю ему, что вино уже можно принести, остальное – по готовности. Он кивает, опять исчезает.

– Как себя чувствуешь перед первым турниром? Волнуешься?

– Я волнуюсь, что не волнуюсь. Как будто все в порядке – спокойно долетели, удобно заселились. Сейчас вот выдрессируем Сергея.

– Да уж, он нас явно игнорирует.

– Вариации мы с тобой выучили. Иду в завтрашний опыт вообще без ожиданий.

– А как же это твое «Будем побеждать»?

– Конечно, будем. Без кубка не останемся. Это такая моя традиция. Раз пришла – значит, обязательно получу свои лавры.

– Мне нравится твой настрой. Тянет на тост.

– Да, вот только Сергей решил испытать наше терпение.

– Просто он вино не может открыть.

– Думаю, он будит сонную девушку, чтобы заставить ее надавить нам свежего, прямо из винограда, своими белыми ножками.

– И сбрызнуть невинными слезами, чтобы оно соответствовало стоимости.

– А, ну вот, смотри, у него получилось.

Берем бокалы, чокаемся, делаем по глотку.

– Во сколько у тебя мейк?

– Договорилась на 10.00.

– Очень хорошо, синглы у нас начинаются в 12.15, успеем размяться, зарядиться от паркета.

Сергей приносит борщ Паше и мне баклажаны. Выглядят они странно. Совсем не как в меню – вместо кубиков – кружочки, сложенные кривоватой стопочкой, залиты чем-то оранжевым. Беру вилку, нож, отрезаю кусочек, жую. При всей моей пищевой неприхотливости – вообще не вкусно.

– Ну как, хрустят?

– Отнюдь. Мокро и противно.

– А ты уверена, что баклажаны могут хрустеть?

– Паша, я в наших грузинских ресторанах много раз пробовала – всегда хрустели.

– А в меню так и было написано – хрустящие?

– Да, можешь еще раз посмотреть. Я не капризничаю. Просто мне пообещали – хрустящие, я на это и рассчитываю. Написали бы сразу: мокрые и невкусные. Я бы взяла к ним пиво и сидела, как этот китаец.

– Да уж, видимо, у него целая цепочка пищевых разочарований – вон, весь стол заставлен.

– Думаю, он ищет что-то острое, может, жгучее. А наш доблестный Сергей приносит пресное и несоленое.

– Хрустящие баклажаны от Сергея – мокрые и противные.

– Ага, так и напишу в отзыве.

Я подзываю официанта, прошу унести блюдо и не включать в счет. Он спрашивает, что не так. Я говорю, что хрустящие баклажаны не хрустят, а волшебный соус похож на майонез с кетчупом. Он пытается меня в чем-то убедить. Я отвечаю, что попробовала только кусочек, впечатлена, и больше изысками их повара не рискну наслаждаться. Язвительно спрашиваю, могут ли мне сделать сырную тарелку. Сергей, явно раздосадованный, уносит свои чудо-баклажаны.

Через пару минут нервно ставит перед Пашей пельмени. Когда отходит к скорбному китайцу, я комментирую, что наш Сергей-затейник успел сбегать за ними в местный супермаркет, прикупил и отварил. Паша говорит, что я должна хоть что-то поесть. Беру у него из тарелки пельмень, с сомнением жую. Смотрю, как он бодро макает один за другим в сметану, вспоминаю «Вечера на хуторе близ Диканьки». Вряд ли он такое смотрел или читал. Оставляю Гоголя нетленным и неприглашенным в нашу беседу.

Сергей приносит сырную тарелку. Так как мы уже закалились в этой схватке, ее вид нас не разочаровал, скорее, подтвердил самые минимальные ожидания. Я выбираю кусочки, максимально похожие на сыр из супермаркета, остальные – с сизой плесенью неизвестной давности, какие-то белесые – игнорирую.

Мы поднимаем еще один тост – за вкус к жизни и радость от Танца. Я прошу Пашу дать попробовать остатки ароматов, которые мы испытывали в супермаркете. Он протягивает мне запястья. Один, теплый, будоражащий, отмечаю. Пытаемся вспомнить, какая это была марка. Допиваем вино. Я прошу Сергея принести счет, проверяю, что баклажаны нам в него не включили, расплачиваюсь без чаевых, разумеется. Мы поднимаемся на наш этаж, хихикая, что баклажаны от Сергея – становятся именем нарицательным. Вслух фантазируем, как он готовил феерический соус, замешивая в шейкере, как бармен, кетчуп и майонез. Желаем друг другу спокойной ночи, расходимся по номерам.