Блеск дождя
– Сиди спокойно. Я почти закончила, – сосредоточенно произнесла она, обмахивая мое лицо кисточкой. – Полностью при твоем тоне лица закрасить не получится, но должно сработать.
Когда сестра отошла, я беспокойно подергал лицом. Осторожно поднял руку к месту под глазом, где, по ощущениям, была целая тона макияжа. Но Нора стукнула мне по рукам.
– Не трогай. Иначе по неосторожности все смажешь.
Я тут же отдернул руку.
– Ну пошли тогда в дом. – Я обнял сестру за плечи, притянул к себе и чмокнул ее в макушку. – Спасибо, малявка!
– Пожалуйста, дылда.
Мы пошагали к дому, завернув по дороге к мусорным контейнерам.
В прихожей мы угодили в руки мамы, появившейся из кухни с миской салата.
– Симон! Как хорошо, что ты приехал! – Она свободной рукой погладила меня по спине. Синяк, кажется не заметила. Когда она отвернулась, я подмигнул Норе. Сестра улыбнулась торжествующей улыбкой, и мы пошли за мамой в гостиную. Папа с бабушкой уже сидели за столом друг напротив друга.
– Ну, мой мальчик! Как жизнь? – поздоровался отец, и его улыбка утонула в густой бороде.
– Здравствуй, Симон! – Бабушка приветливо подмигнула.
– Привет, пап. Привет, бабушка. – Я по очереди обнял их. Папу покрепче, бабушку подольше и еще поцеловал ее в щеку.
– А я как же? – Это сказала мама. Она поставила салатник рядом с рыбной тарелкой в центр стола и раскрыла мне навстречу объятия.
– Лучшее оставляем на десерт, – пошутил я и подошел ближе. Кончики ее каре защекотали мне шею, когда она прижала меня к себе.
– Слышали? – сияя, сказала она. – Я – лучше всех.
– Не забывай, в кого ты такая, – прокомментировала бабушка.
– И почему я на тебе женился, – ввернул папа.
– И откуда у тебя такие клевые дети, – добавил я.
Все засмеялись.
– Из кухни надо чего принести? – спросил я, выискивая глазами приборы и бокалы.
– Напитки. И мамуля хотела бы ту штуковину, которую ты приготовил для нее в прошлый раз. Ничего другого она пить не будет. – В мамином голосе слышалось напряжение. Как будто бабушка напевала ей про это весь день, что вполне могло оказаться правдой. После больницы она переехала к нам и заняла мою комнату. – Это ведь безалкогольный коктейль? – с сомнением спросила мама.
– Тсс, – прошептал я, – она не знает, что он безалкогольный.
Мать улыбнулась одними уголками рта.
– Да-да! – прокричала бабушка со своего места. – Я целый день мечтаю выпить, Симон. Мои старые рецепторы уже вовсю радуются.
Мне смешно, что бабушка говорит «выпить», она не в курсе, что тонизирующим действием напиток обязан черному чаю. Чай вместо алкоголя.
– Бабушка, лучше сказать «попить», – смеясь поправила ее сестра и села слева от нее. Место справа приготовлено для меня. Сколько я себя помню, всегда было так. Бабушкин стул стоит между моим и Нориным.
– А я как сказала? – Окруженные сеткой морщин зеленые глазки, которые всегда заставляют бабушкино лицо сиять, вопросительно оглядели сидящих за столом.
Папа кивнул и с улыбкой добавил:
– Именно так ты и сказала. Симон, сделай-ка мне тоже выпить!
– Сию минуту! – Я встал и пошел на кухню, услышав краем уха, как засопела мама. Ее белое вино уже открыто и стоит в ведерке со льдом. Заварив черный чай, я взял себе пиво, а для Норы достал из холодильника колу-лайт. Когда чай настоится, я добавляю туда клубничный сироп, сок лайма и апельсина. Вот и весь нехитрый, но довольно вкусный теплый коктейль на основе чая.
– Лучше пусть еще немного остынет, – сказал я, вернувшись к столу и протянув бабушке стакан.
– Да ладно, – отмахнулась она, взяла стакан и поднесла ко рту. – Выпью и так.
Мы с сестрой весело переглянулись. Папа тоже развеселился, мама тем временем раскладывала по тарелкам еду – сначала отцу, потом бабушке. Мы с Норой положили себе сами. К рыбе сегодня картошка, белый соус, фасоль и салат.
– Господи, ты с прошлого воскресенья, что ли, не ел? – прокомментировала сестра мою порцию, которая оказалась вдвое больше, чем у нее.
– Я выгляжу, как голодающий? – И согнул руку в локте, сжал кулак и посильнее напряг бицепс.
Она со стоном закатила глаза.
– Блин, Симон, ты такой позер.
– У позеров все фальшивое. У меня – настоящее.
– Ну тогда самовлюбленный душнила! – парировала Нора, подначивая и изображая на лице соответствующую гримасу, только высунутого языка не хватало, как у двенадцатилетних подростков. Отвернувшись, она вынула телефон и принялась фотографировать еду. Наверное, для своих соцсетей.
Покачав головой, я оставил сестру в уверенности, что этот раунд остался за ней. В конце концов, из нас двоих я не только старше, но и умнее.
– А не хочешь ли воспользоваться своими мышцами, чтобы подготовить сад к зиме? Затащить мебель в гараж, подстричь зеленую изгородь? – спросила мама, сидевшая напротив меня рядом с отцом, который, услышав это, почему-то скривил лицо.
– Конечно, – ответил я и отправил в рот кусок рыбы.
– Ну зачем, дорогая? Я же сказал, что все сделаю сам.
– Как весной, когда при расстановке мебели у тебя прострелило спину? – Мать подняла бровь. – У тебя две межпозвоночные грыжи.
– Будь разумным, послушайся жену. – Бабушка поучительно подняла кривоватый указательный палец.
Папа закатил глаза, но в результате просто кивнул.
– А давай вместе подготовим сад к зиме, – предложил я.
От меня не укрылся Норин смешок. Я раздраженно посмотрел в ее сторону, но увидел, что причиной веселья было сообщение в телефоне. Даже за столом она без него не может.
– Вдвоем быстро закончим, – добавил я и собрал вилкой соус и картошку, предварительно размяв ее.
Мама посмотрела с благодарностью и ласково потрепала папину руку.
– По мне, так отличный план.
Папа пробормотал что-то вроде согласия в свою поседевшую бороду. Я мог бы поклясться, что мама выдохнула с облегчением.
– Почему бы вам не заняться этим завтра прямо с утра? У тебя же отпуск на этой неделе, Грегор, а до трех по прогнозу будет сухо. Ты можешь у нас переночевать, Симон. Сэкономишь время на дорогу.
– Не могу. У меня завтра встреча. – Прозвучало так, будто речь шла о свидании…
– О-о-о! И как ее зовут? Твою встречу? – Это сестренка мгновенно встряла в разговор. Свое любопытство она точно унаследовала от мамы, потому что у той на лице тоже читался вопрос. А также беспокойство. После истории с Кики или, лучше сказать, с тем, что она отмочила, я довольно долго не мог прийти в себя, поэтому теперь всякий раз, когда я лишь произношу женское имя, у всех ушки на макушке. А моя мать, дай ей волю, любую женщину рассматривала бы под микроскопом, прежде чем подпустить ко мне.
– Мою встречу зовут INKnovation. Иду делать новую татуировку. – Поскольку домашние ничего не знают об уродстве у меня на груди, я умалчиваю о том, что это кавер-ап. От Алисы. Перед которой я завтра опозорюсь на все сто.
– Симон, как удачно. Возьми меня с собой, – попросила бабушка. – Я тоже хочу себе татуировку.
У меня глаза чуть на лоб не вылезли, я так и застыл с вилкой, не донеся ее до рта. На родителей напал приступ кашля, а Нора, отхлебнув колы, выплюнула ее обратно в стакан.
– Ты… хочешь тату? – не веря своим ушам, спросил я.
– Да. Хочу увековечить фото Франца. – Она нащупала на груди медальон с фотографией деда в морской парадной форме. – Чтобы он был со мной, когда я однажды уйду.
Я проглотил ком в горле.
– Мамочка, но для этого тебе не нужно тату. У тебя куча фотографий и воспоминания в сердце, – подхватила мама. – Татуировки делает себе молодежь возраста Симона.
– Не согласна, – запротестовала Нора. Она уже в пятнадцать хотела набить тату, но ей не разрешили. И вот теперь она считает дни до своего совершеннолетия.
– И я не согласен. Если бабушка хочет, пусть сделает, – встал я на сторону сестры, что вообще-то случалось редко.
– Тут я поддержу детей, дорогая. Пусть бабушка сама распоряжается своей кожей, – таков был папин аргумент, за что мама наградила его гневным взглядом, сопроводив язвительным упреком.
– Ну спасибо тебе, Грегор. Вот ты с ней и пойдешь и будешь держать за ручку. – Надувшись, она взяла свой бокал и сделала большой глоток.
– Ну ладно тебе. Романтика же. Если ты вдруг решишь когда-нибудь увековечить таким образом мой портрет, я согласен, – усмехнувшись, сказал отец и взял ее за руку. – Все равно где. Я каждый день буду целовать это место.
– Грегор… Не дури. – Мамино лицо запылало. На губах заиграла смущенная улыбка.
Я засмеялся, а Нора театрально схватила себя за горло:
– О господи! Может, сообщишь ей все это наедине? От такого плохо становится.
– Странно, что тебе не становится плохо от того количества сентиментальной фигни, от которой у тебя в комнате полки ломятся.
Нора открыла было рот, чтобы ответить, но мама ее опередила.
– А это безопасно? Не хочу, чтобы ты переоценила свои силы, мамочка, – вернулась она к теме и с беспокойством взглянула на бабушку.
– Поэтому я и хочу пойти вместе с Симоном проконсультироваться. Как считаешь? – Бабушка посмотрела на меня, изобразив классический щенячий взгляд.
Забудь, бабушка! Этим ты меня не разжалобишь.
– К сожалению, мне по времени не подходит. Но я могу про тебя узнать. Что именно тебя интересует?
Когда бабушка объяснила мне после обеда, какого размера татуировку она хочет и на какой части предплечья, мама, надеюсь, поняла, что это не просто идея-фикс. Кажется, бабушку давно занимает эта мысль.
– Не хочу все время открывать медальон или листать альбом, чтобы увидеть Франца. Хочу всегда и везде ему улыбаться, и пусть он будет рядом, когда меня похоронят. Вот чего я хочу. – Ее голос при этих словах стал каким-то ломким, и у меня в горле опять защекотало. На этот раз было тяжелее. Потому что я вспомнил дедушку. Его безумные, невероятные истории о службе матросом, которые он рассказывал мне на ночь. И пока у меня в голове звучал его глубокий грубый голос, все вокруг притихли. Мама часто заморгала, у Норы глаза увлажнились. Я взглянул на папу, который утешал жену, гладя ее руку.
– В таком случае ты знаешь, что мы подарим тебе на Рождество, – проговорил я, чтобы разрядить обстановку, и погладил бабушку по худенькому плечу.
– Да, – хрипло сказала мама и примирительно улыбнулась. – Это чудесная идея, Симон.
5
Алиса
Господи, что я делаю?
Мотая головой, я стояла перед зеркалом шкафа и оценивала свой пятый лук. Как будто перед свиданием. А ведь Симон – самый что ни на есть обычный клиент, пусть и красавчик. И все равно это не повод, чтобы устраивать ристалище из тряпок, в результате которого моя комната выглядит так, будто взорвался шкаф с одеждой.
Сама не знаю почему, но я казалась себе глупой. В выходные я совершенно не думала о сегодняшней встрече с Симоном. И уж точно не представляла, что надену. Но с утра вдруг разнервничалась. Чтобы доказать этому парню, что я действительно профессионал?
Вот только не могу решить, который из нарядов лучше всего продемонстрирует мой профессионализм. Остановиться на прозрачном верхе, из-под которого выглядывают мои собственные тату и черный топ, или скомбинировать джинсы-бойфренды с чем-нибудь незатейливым, непрозрачным? Сопя, смотрю на свою кровать, где сложены четыре других варианта. Среди прочего пуловер оверсайз, который я всегда ношу с черными колготками и ботинками. Или… Нет. Я не буду переодеваться в шестой раз. Хотя бы из принципа. Баста. И пока не передумала, быстро запихиваю все шмотки обратно в шкаф, хватаю с пола сумку и выхожу из комнаты.
Мне навстречу из ванной выходит Лео, тоже готовая к выходу, на ней джинсы и свитер, в отличие от меня она идет в универ. Красные волосы забраны в небрежный пучок. Взглянув на меня, она остановилась как вкопанная, собрав губы в трубочку, чтобы одобрительно свистнуть.
– Оба-на… секси! Этот топ я еще не видела. Свидание после работы?
– Ну приехали, – пробормотала я и растерянно посмотрела на себя сверху вниз. Мне совсем не хотелось выглядеть так, будто я специально прихорашивалась. А если Лео так подумала – что при ближайшем рассмотрении в принципе понятно, – то и Симон подумает то же самое.
– Что такое? – Лео посмотрела вопросительно.
– Ничего… все хорошо. Пойду-ка переоденусь.
– Да зачем? – Наморщив лоб, она оглядела меня, начиная с черных кроссовок и до пробора на волосах. – Ты очень сексапильная, Лиса.
– Спасибо. В этом-то и проблема.
– Понимаю. Ты сознательно не хочешь выглядеть секси?
Я кивнула, мысленно покачав головой. Веду себя как ребенок. Не все ли равно, что подумает Симон? Нет, не все равно, и это бесит. Еще и потому, что о нас, женщинах, чаще, чем о мужчинах, судят по внешности. Вот бы научиться одеваться без оглядки на возможную неверную интерпретацию.
– Надень то, в чем тебе удобно, Лиса. Но этот топ я как-нибудь попрошу у тебя поносить.
– Ты знаешь, где мой шкаф, – кивнула я и вернулась к себе в комнату.
Около половины девятого я, не сложив зонт, распахнула дверь INKnovation. Басти уже пришел, но на дверях по-прежнему висела табличка «закрыто», потому что девяти еще не было.
– Привет, Алиса!
– Приветик, Басти!
Я сунула зонт в подставку и поплелась в своих мокрых ботинках к стойке, где Басти попивал эспрессо, изучая график на сегодня. Мы обнялись, затем я сняла свое черное плюшевое пальто.
– Это и есть скорая-кавер-ап-помощь? Тип с придурочной татухой? – Басти показал на экран iMac. Точнее, на запись на девять часов.
Скорая помощь? Придурочная тату? Что-то новенькое, но поскольку у меня всего один клиент с кавер-апом, думаю, именно его шеф и имел в виду.
– Да. – Я произнесла это ровным голосом, при этом сердце колотилось как сумасшедшее. Ненавижу так нервничать. Во всяком случае, когда для этого нет настоящей причины.
– Следующие сеансы вы еще не запланировали? – спросил Басти, пролистывая расписание до декабря.
– Нет. Это пока что консультация.
– Я на всякий случай зарезервирую два.
– Хорошая идея, спасибо, Басти. – Я прошла в комнату отдыха, повесила пальто и с сумкой на плече и чашкой кофе в руке вернулась на ресепшен, застав Басти за поеданием булочки.
– Приятного.
Он благодарно кивнул, а я отпила кофе. Господи, как же хорошо. Все-таки кофеин – отличная штука.
– Мне сейчас надо на часок отойти. Возьми телефон с собой на сеанс.
– Ладно, возьму, – ответила я, не отнимая губ от чашки.
– Можешь прикинуть, сколько продлится ваша консультация?
Я пожала плечами.
– Нет, не могу. – Некоторые приходят и сразу знают, чего хотят. Другие понятия не имеют, но с благодарностью принимают предложения. А еще есть нерешительные. Не знаю, к какой категории принадлежит Симон.
Симон уже ждал под дверью.
Во всяком случае, я узнала его кудряшки, остальное мне было не видно. Это должно навести меня на мысли? Или у меня просто чертовски хорошая память на прически?
– О… думаю, он уже здесь, – сказала я, отметив участившееся сердцебиение. Наверняка от кофеина. Во всяком случае, я попыталась себя в этом убедить.
– Который на девять часов?
Я не была до конца уверена, поэтому, поставив чашку, пошла к двери. Когда парень повернул голову и мне через стекло стал виден его профиль, сомнений не осталось.
– Да, он здесь. – Я посмотрела на большие часы над дверью. Симон пришел на тринадцать минут раньше, это хорошо. Люблю пунктуальных, потому что сама всегда прихожу заранее, и время ожидания сокращается, если мой визави тоже появляется раньше назначенного. – Впустить его? – Я вопросительно посмотрела через плечо на Басти.
– Ты готова? Тогда впускай.
Поскольку все мои принадлежности – блокнот и простой карандаш – были у меня в сумке, держать клиента на улице не имело смысла. К тому же дождь все еще моросил. Даже если входная дверь под крышей, а Симон, видимо, из морозостойких. Потому что он опять пришел без куртки, но на этот раз надел лонгслив.
Я остановилась перед дверью и постучала в стекло. Симон обернулся и, увидев меня, улыбнулся. Я сразу обратила внимание на синяк у него на щеке. Но этот парень был красив даже с кровоподтеком. Интересно, он налетел на дверь или подрался? Последнее как-то не соответствовало впечатлению, которое у меня создалось. Хотя какое-то время я думала, что он идиот.
– Привет. Я немного рано. – Он изобразил на лице извинение, когда я открыла ему дверь.
– Лучше раньше, чем позже. Просто начнем поскорее.
В комнате, которую мы используем для консультаций, я предложила Симону стул возле письменного стола. Там еще стоит диванчик, но за столом мне было комфортнее.
– Я тебе предлагаю для начала показать тату, которую ты хочешь закрыть, – начала я, водрузив свой шоппер на темную деревянную столешницу. Пока я рылась в его глубинах в поисках блокнота, Симон уже снял лонгслив. Я увидела это, когда, вытащив блокнот, подняла взгляд. Однако он закрывал грудь тканью, словно защитной броней. Эта стеснительность меня развеселила. И умилила. Но я не выказала ни того, ни другого – я просто выжидала, подняв бровь.
– У тебя в глазах случайно не рентгеновские лучи? – спросил он, состроив гримасу.
Я помотала головой.
– Иначе я не просила бы тебя раздеться. – Я указала на его кулак, которым он прижимал к груди темную ткань, словно от этого зависела его жизнь. – Рентген или не рентген – разница небольшая, а?
Он почесал свободной рукой затылок.
– Блин… Должен признать, в этом есть смысл. – Его губы тронула усмешка.
– На счет три? – спросила я, пряча улыбку.
– Окей. Раз… – начал он.
– Два…
– Два с четвертью?.. – продолжил он, и мы оба захохотали.
– Ну ладно, – кивнула я, приняв на его игру. – Два с половиной…
Так и не начав обратного отсчета, Симон без предупреждения уронил лонгслив на пол, обнажив, наверное, самую идиотскую тату, которую когда-либо доводилось видеть в INKnovation. Оно и к лучшему. Иначе мне было бы чертовски трудно оторвать взгляд от его рельефной груди и кубиков на животе. Теперь я поняла, почему Басти упоминал скорую помощь и называл тату придурочным.
– Все так плохо? – Вопрос Симона заставил меня предположить, что мои мысли отражались у меня на лице.
Откашливаясь, я быстро собралась и слегка наклонила голову набок. Может быть, с другого ракурса вид не будет таким ужасным.
– М-м-м… ну-у… – Черт, врать не получалось. Эта татуировка выглядит почти как рана. К тому же Симон не пришел бы к нам набивать кавер-ап, если бы сам не понимал этого. То есть я могла сказать правду. – Честно говоря – да. Неудавшийся единорог? – Я еще больше склонила голову. – По имени Кики, или что там наколото в сердечке сверху?
Господи. Я подавила возглас ужаса, когда до меня дошло, что это, собственно, такое. Это любовное тату, а Кики, вероятно, его бывшая девушка. Не то чтобы я была против любовных татуировок. Но вот это – просто надругательство. И над искусством тату, и над женщиной, имя которой Симон увековечил у себя на груди.
– Что? Нет. – Он энергично затряс головой и посмотрел на свою грудь, ткнув пальцем в единорога. – Это не единорог. Это… э-э-э… памятник. Да. Памятник типу, который, будучи в изрядном подпитии на одной вечеринке, согласился, пожалуй, на самый тупой спор в его жизни. – Он ухмыльнулся, а лицо залила краска стыда.
– М-м-м… ну ясно. – Качая головой, я наткнулась на его сконфуженный взгляд. И до меня дошло, почему в пятницу он так себя вел: мужчине ему легче было бы открыться. Что ж, где-то я могу это понять. – Ага, и теперь я должна снести этот исторический памятник единорогости?
– Да уж, пожалуйста, – тихо смеясь, ответил Симон, и я кивнула. – Хотя я бы его лучше не сносил, а перестроил.
– Понимаю. – Я достала из-за уха карандаш, придвинула стул на колесиках и подняла сиденье так, чтобы быть с Симоном на одном уровне. Или примерно на одном. Он действительно высокий. – И какие у тебя есть идеи насчет изображения? – спросила я.
Он не успел ничего сказать, потому что в кармане его штанов зазвучала акустическая версия трека «Fix you» от Coldplay.
Симон тихонько застонал.
– Сорри, это мама. Я отвечу, – и вытащил телефон. Это означало лишь, что мелодию одной из самых красивых из известных мне песен он привязал к номеру матери. Я эту вещь знаю наизусть. Слушала ее несколько лет подряд на повторе, мечтая, чтобы кто-нибудь был в этот момент рядом. Кто-то, кто просто меня обнимает. Будет держать возле себя крепко и долго, пока все разбитое во мне снова не станет целым. Со временем я поняла, что со всем должна справиться сама, хотя и не представляла как. И смогу ли я вообще когда-нибудь почувствовать себя целой. Возможно, все раны и шрамы, оставленные жизнью, нужно принять и сделать частью себя.
– Привет, мам, что такое? – ответил Симон, из трубки до меня донесся голос его мамы. Поскольку подслушивать мне не хотелось, я отвернулась, раскрыла блокнот и стала набрасывать рисунок, прокручивая варианты покрытия старой татуировки.
– Нет, мы это больше не обсуждали. Я тогда завтра пойду в университет, помогу папе. – Потом снова говорила мама, а он слушал. – Нет, я не прогуливаю. Последняя лекция до трех.
Хотя я и старалась концентрироваться на рисунке, но не слышать не могла. Мать спросила его, что приготовить.
– Я могу себе просто бутерброд сделать, не надо ничего специально готовить и ждать меня.
Меня охватило сложное чувство – смесь боли и зависти, потому что в моей жизни таких разговоров больше нет. Уже десять лет как. Меня подмывало посоветовать Симону как можно чаще заглядывать к маме. Потому что никогда не знаешь, который раз будет последним.
– До завтра. Я тебя тоже, мам, – промолвил он чуть тише, и моя ревность усилилась, а боль стала еще острее.
Я длинно выдохнула, даже не заметив, что последние секунды сидела, задержав дыхание.
– Сорри, я снова здесь. – Симон нажал «отбой» и положил телефон в карман. – Так на чем мы остановились?
Я попыталась заставить свой рот произносить слова, но от воспоминаний о маме у меня перехватило горло. Господи, что со мной творится? И Симон, похоже, думает то же самое.
– Эй… ты в порядке, Алиса?
6
Симон
Она сидела бледная как мел. Еще две минуты назад смеялась, а сейчас стала какой-то… матовой. Задорные искорки в голубых глазах уступили место тихой печали, и у меня нет идей, откуда эта внезапная смена настроения. Посмотрев на блокнот, который она держала на коленях, я заметил, как дрожит ее рука.
– Эй… все хорошо, Алиса? – Было видно, что она силится что-то сказать, но получалось только кивнуть. Вот теперь я действительно забеспокоился. – Ты уверена? Принести тебе воды? – Я стал хаотично шарить глазами по комнате. Ничего. Ни на буфете позади меня, ни в стеклянной витрине напротив. Надо бы пойти в другую комнату, но я не хотел оставлять девушку одну.
Алиса положила карандаш на блокнот.
– Мне… просто нужно… – Голос угас, и она прошептала: – На свежий воздух.
Она встала, – видно, что на ватных ногах – и пошла к окну.
Я мгновенно вскочил со стула, чтобы распахнуть окно. А больше для того, чтобы быть рядом на случай, если у нее закружится голова. Я решил не спускать с нее глаз и следил за каждым движением. Как она, стоя на цыпочках, всем телом наклоняется вперед. Как стоит, высунув голову под моросящий дождь. Как приглаживает рукой взлохмаченные холодным ветром длинные фиолетовые волосы. У меня стала мерзнуть спина, потому что я по-прежнему стоял с оголенным торсом, но я игнорировал холод.
– Получше? – спросил я.
– Да, спасибо. – Алиса повернула ко мне голову, и я увидел подобие улыбки. Щеки снова порозовели, на лице дождинки. На лбу, на носу и на губах, которые она коротко облизнула, – тоже. Сверкнул серебряный шарик пирсинга, который я заметил еще в пятницу; я как дурак уставился на ее рот, не нашел более подходящего времени. Поэтому быстро перевел взгляд на глаза.
– Хорошо. – Я чуть не спросил, что стряслось, но вовремя прикусил язык. Ведь мы не то чтобы знакомы. Совсем не знакомы.
– Наверное, надо было утром позавтракать, – ответила она, словно подслушав мои мысли.
И все-таки пустой желудок никак не объясняет этого внезапного приступа тоски.
– У вас тут есть чем перекусить? – поинтересовался я.
– Да, но уже все в порядке… – отмахнулась она. – Давай продолжим.
– Можем и прерваться, – предложил я, но тут же дал задний ход, подумав, что у нее, наверное, после меня другой клиент. Кроме того, надо еще спросить о тату для бабушки. – Но можем еще немного постоять у окна и поболтать о моей татуировке здесь.
Ее взгляд скользнул по моему торсу.
– Тебе не холодно?
– Нет, если позволишь одеться. – Я хоть и простоял уже некоторое время перед ней в таком виде, но проклятый единорог не давал мне покоя.