Метаморфоза не из легких: еще вчера Валюха была просто одноклассницей, у которой можно было списать домашку по алгебре, узнать последние сплетни, кто в кого влюбился, кто с кем в кино сходил, а сегодня это – дипломированный специалист. Разумеется, между первой позицией и второй имелся солидный промежуток лет в шесть. Стас за это время успел окончить «физвос», тренировал молодежь вовсю, сам выступал на областных соревнованиях.
Потом случайно встретил ее в толчее гастронома. Понял, что уже не отпустит, что все эти годы ждал только ее. Как бы между прочим поинтересовался, не хочет ли она стать Валентиной Корнейчук… Когда получил положительный ответ, крышу снесло напрочь, и как-то не думалось о том, что будущая жена оканчивает медицинский вуз по очень специфической профессии. Когда столкнулся с реалиями, было поздно что-то менять.
Ситуация напоминала анекдот: Стас ориентировался в женских делах, как ни один из его знакомых. Чем поздний токсикоз, например, отличается от раннего или что такое эндометрий, тазовое предлежание и много еще чего.
От воспоминаний его отвлекло оживление в прихожей – пожаловали Игнатенки – Жанна с Лёвиком. Профессорские очки последнего в тепле, естественно, запотели, и, пока он их протирал платочком, близоруко щурясь и даже не пытаясь кого-либо рассмотреть в полумраке гостиной, его супруга – полноватая хохотушка Жанна – успела снять шапку, раскинув на песцовый воротник пальто свои огненно-рыжие волосы, и в таком виде подойти к зеркалу. Оставшись довольной своей прической, жена Лёвика неторопливо сняла пальто и переобулась в туфли-лодочки.
Для Лёвика Игнатенко важным было отнюдь не то, как он выглядит, а не замерзла ли за время дороги его гордость – фотоаппарат «Зоркий М». Поэтому следующее, что он сделал, водрузив наконец на свой греческий нос очки, – расстегнул молнию на сумке внушительных размеров и начал перебирать ее содержимое.
Зафиксировать для потомков историческую встречу с одноклассниками на новый, 1984 год – это было главной целью фотографа. В кои-то веки удалось собрать четыре семейные пары! И когда – под Новый год!
Оставив малолетних чад на своих не старых еще родителей, оперившиеся уже тридцатилетние «школьники» наконец-то нашли в себе силы сказать: «Хватит пьянствовать по своим норам-квартиркам, пора наконец сбиться в стаю, как случалось не раз в приснопамятные, милые сердцу школьные времена!»
Следовало оговориться, что чада были не у всех. У Макса и Леночки Седых детей не было. На многочисленные упреки одноклассников супруги либо отшучивались, дескать, какие наши годы, еще успеется, либо с глубокомысленным видом признавались в том, что не доросли еще до родительского самосознания. Особенно красноречив был Макс: «Рано мне еще пеленки стирать да сопливые носы утирать! Не дорос еще до такой ответственной миссии».
Но это так, детали…
Историческая «Встреча на Эльбе», как ее окрестил журналист, обещала стать незабываемой вехой в летописи бывшего 10-го «Б». Не запечатлеть ее на пленку Лёвик считал ниже своего достоинства, поэтому взял с собой не только аппаратуру для съемки, но и фотоувеличитель, бачок для проявки пленки и все причитавшиеся для такого случая химреактивы. Новогодние фотографии должны были появиться к утру первого января.
Как фотограф, Лёвик сотрудничал со многими изданиями города. Его фамилию можно было увидеть под снимками на первых полосах газет. На некоторых тематических фотовыставках его работы также появлялись, правда, не так часто, как в газетах.
Когда он во всеоружии – а именно с фотоаппаратом и вспышкой на впалой груди – вошел наконец в гостиную, все зааплодировали, поскольку давно уже сидели за столом и терпеливо ждали его появления.
Надо заметить, Лёвик и в школе слыл эдаким увальнем, на уроках физкультуры обычно плелся в хвосте – будь то лыжная лесная гонка или кросс по тропинкам парка. Все делал обстоятельно, не спеша. Выбиться в круглые отличники ему помешала тройка по биологии, но он не отчаялся. Без особого напряга поступил на мехмат Политеха, после окончания которого получил направление на завод горно-шахтного машиностроения.
– Все в сборе, друзья, больше никого не ждем. – Постучав вилкой по наполненному бокалу, Антон Снегирев поднялся, подождал, пока Лёвик наконец усядется на свое место, и не спеша начал говорить: – Как я ждал этого момента, дорогие мои, думал, учеба в школе закончилась, и что? Неужто с ней закончилась наша дружба? Мне это казалось несправедливостью, каким-то обидным недоразумением. Да, нас разбросала судьба: Лена учит малолеток, Валентина лечит женщин, Макс пишет статьи, Стас тренирует подрастающее поколение, Лев фотографирует… Но мы остались прежними, с этим вы согласны? И всегда придем друг другу на помощь, стоит только позвать… Пусть до наступления нового, 1984 года еще куча времени, но я так рад, что мы все здесь собрались… Давайте поднимем бокалы, выпьем за нас, за наш непотопляемый «Б», с наступающим Новым годом, друзья!
От услышанного у многих женщин выступили слезы на глазах. Со всех сторон посыпались восклицания:
– Спасибо, Антоша!
– Ай, молодца! Не подкачал, как всегда!
– Снегирев, ты прелесть!
– Да уж, шеф, порадовал!
Форель по-французски
Лёвик привычно защелкал фотоаппаратом, выхватывая вспышкой улыбающиеся лица… Стасу бросилось в глаза, как Макс что-то шептал на ухо жене, отчего та смущенно улыбалась. Его губы практически касались ее уха, волосы, подобно занавесу, скрывали лица.
Жанна загадочно смотрела куда-то вдаль, накручивая на пальчик рыжий локон.
– Честно признаюсь, скучала по школе поначалу, – призналась Валентина, выпив наполовину свой бокал. – Что-то сродни сиротству чувствовалось. Нет учителей, с кем можно посоветоваться, никто не подскажет, как на уроке…
– Чего греха таить, – продолжила ее мысль Лена, сбросив прядь со лба и чуть отстранившись от Макса. – Я и сейчас порой шпаргалки пишу, готовясь к уроку. Правда, никогда с собой не беру, дома оставляю.
– Быть училкой – это у Ленки наследственное, – прокомментировал Макс, отрезая себе кусок буженины. – Ее мама, моя теща, стало быть, до операции была учительницей, теперь дочура продолжает семейное дело.
– Кстати, как матушка? – поинтересовалась Валентина. – После операции, я имею в виду. Нормально, реабилитацию прошла?
– Да, спасибо, все хорошо, – смущенно закивала Лена, – у нее огромный педагогический стаж, более сорока лет. Кажется, может ответить на любой вопрос.
– Таким людям памятники при жизни надо ставить, – закивал Макс, потом, словно вспомнив что-то, легонько ткнул жену локтем в бок и произнес с подозрительностью: – Кстати, ты о шпаргалках только что говорила. Что-то я их еще ни разу не находил. Прячешь, что ли?
Захохотать над шуткой никто не успел, поскольку Мила Снегирева решила представить новогоднее меню:
– Ребята, на ваш суд предлагаются холодные закуски: сельдь под шубой, заливной язычок, студень с кусочками курицы, традиционный оливье, крабовый салат, салями в нарезке, буженинка, фрукты, бутерброды с икоркой и так, по мелочи…
– А на горячее? – не удержался Стас, едва не подавившись слюной.
– Форель по-французски.
Гости зааплодировали, отчего хозяйка послала всем сидящим за столом воздушный поцелуй.
– Самый последний райкомовский анекдот, друзья, – поднял обе руки Антон. – Повеселю вас. Представьте, что ООН объявила Год слона. Разные страны издают книги на слоновью тему. Американцы издали иллюстрированную брошюру «Всё о слонах». Англичане – увесистую монографию «Кое-что о слонах». Французы – томик «Любовные игры слонов». Немцы – «Введение в слоноведение» в десяти томах. Евреи – «Слоны и еврейский вопрос». В Советском Союзе издали трехтомник: «Классики марксизма-ленинизма о слонах», «СССР – родина всех слонов» и «Слоны в свете решений XXVI съезда КПСС».
– Как ты умудрился запомнить всё это? – удивился Лёвик на фоне всеобщего хохота, привычно протирая очки платочком. – Столько названий без запинки перечислил.
– Когда слышишь эту брандахлыстину по сто раз на дню, невольно запомнишь, – пояснил бородатый. – И уже смеяться над этим просто не в силах.
Когда хохот потихоньку стих, Макс потянулся к ближайшим бутылкам.
– Так-так, пора познакомиться с картой вин, предлагаемой нам сегодня. «Киндзмараули», «Саперави», «Хванчкара». Истинно грузинские мотивы, сразу вспоминается сочно-гортанное: «Ларису Ивановну хочу», – начал он не совсем удачно копировать героя «Мимино», – или: «Спасибо, я пешком постою», или: «Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся».
Макс перебирал бутылки, вспоминая фразы из фильма, словно читая их на этикетках. Едва он замолчал, Лёвик тотчас подхватил тему:
– Или: «Что она хочет? Ничего не хочет. Танцует». Или: «Это Валико! Валико, который Мимино…»
Журналист принялся открывать понравившуюся бутылку, продолжая предаваться воспоминаниям:
– А уж когда по телефону этот Валико попал вместо Телави в Тель-Авив и они вдвоем с незнакомцем начали петь грузинскую песню, у меня просто крышу снесло. Непередаваемо! Очень трогательно и точно схвачено!
Мила в этот момент внесла из кухни на подносе салаты и с ходу включилась в разговор:
– Кикабидзе не просто актер, он еще и певец. Что касается его песни «Мои года – мое богатство», или, как это сейчас называется, песня тех, у кого ничего не скопилось к этим самым годам, так вот, ему сейчас слегка за сорок. По-моему, в это время рано петь про года, как вы считаете?
– У каждого свое ощущение возраста, поэтому сравнивать двух одинаковых по возрасту людей не совсем корректно, – возразила Валентина, вращая на свету хрустальный бокал и любуясь им. – Кто-то в сорок чувствует себя развалиной, а кто-то и в пятьдесят на лестничных пролетах заглядывает девушкам под юбки. Каждому свое.
Антон, почесывая бороду, как бы невзначай заметил:
– Добавлю, что многие из представительниц прекрасного пола пользуются этим. Специально надевают короткие юбочки, колготочки, белье, не спеша идут по самому краю лестницы, эдак зазывно виляя попочкой. Попробуй тут удержись, отведи глаз. Это немыслимо! Какие силы надо иметь!
– Правильно, – вставил Макс. – Надо показывать товар лицом. Я считаю, если тебя природа наградила красивым телом, то зачем его скрывать?!
– Мужчины, вам не противно? – брезгливо скривив губы, заметила Мила. – Особенно при своих половинках такое рассказывать. Ладно бы в бане, в парилке, курилке, среди таких же…
– Мы делимся своим опытом, – резюмировал Снегирев, загадочно улыбнувшись. – Чтобы обогатить ваш.
– Какой же это опыт? – незамедлительно отреагировала его супруга. – Это пошлость чистой воды!
Стас не участвовал в перепалке, сидел с задумчивым видом, думая о том, что Антон сейчас может высказывать любой абсурд, ему всё простится. Но стоит о том же самом заикнуться еще кому-то, на него тут же все накинутся. Грань подобострастия и раболепства настолько незаметна и иллюзорна, что порой не знаешь, когда и где ты ее перешагнешь. Не успеешь оглянуться – и ты уже по ту сторону. Поддакиваешь, как все, прогибаешься, панибратствуешь, подтруниваешь… Вроде всем весело, а на душе противно, словно нечаянно в дерьмо ступил. Нет, он никогда эту черту не перешагнет.
Когда-то за лидерство в классе боролись несколько человек, Антошка не принадлежал к их числу. Не сказать, что над ним все насмехались, но и всерьез никто особенно не воспринимал. Так, твердый середняк. А теперь…
Неожиданно Макс переключил внимание на себя:
– Ой, что я вам расскажу. Начинал я в многотиражке, где однажды к празднику Великого Октября была запланирована большая статья на вторую полосу про одного ветерана.
– Ты разве в многотиражке начинал? – перебил его Антон. – Я думал, сразу после армии в областной пашешь.
– Был такой период в моей жизни, хотя сейчас я с трудом в это верю. Так вот, называлась, как сейчас помню, статья «50 лет пребывания в партии». Корректор вычитал, главред посмотрел, внес незначительные правки, сверстали, напечатали, выпустили.
– И что особенного? Обычная рутина, по-моему, – разочарованно протянула Лена. – Таких партийных статей знаешь сколько.
– Знаю, но только в этой статье, я прошу прощения у хозяев, – Макс поднялся, подошел к телефонной книге, лежащей на журнальном столике, вырвал оттуда пустой лист в клеточку, начеркал ручкой название статьи, показал всем. – А теперь представьте, что получится, если у буквы «р» взять и убрать палочку. Вместо «р» оказалась «о».
Сюрприз в черном конверте
Все долго всматривались в написанное. Первым в своей причмокивающей манере захохотал Лёвик, потом смех подхватили все остальные.
– Редактора на следующий день уволили, – пояснил Макс, когда смех начал понемногу стихать. – Корректору выговор, наборщику – строгач с занесением. Вот вам и обычная рутина. Казусы поджидают буквально за каждым углом. Бдительность прежде всего!
– А что сам ветеран? – вытирая слезы, уточнила Жанна. – Жалобу, небось, накатал? Я бы накатала. И еще какую!
– Не помню уже, это не так важно, отступило на второй план.
– Легко отделались, я считаю, – невозмутимо прокомментировал Снегирев. – Скажем, случись такое где-то в тридцать восьмом, уверен, черный воронок непременно подъехал бы ночью.
– Что еще за воронок? – удивленно спросила Лена.
– Вот видите, как плохо вы знаете свою историю, – осуждающе покачал Снегирев головой. – Были времена, когда этого воронка боялись пуще смерти. Черный воронок – машина НКВД, разъезжавшая обычно по ночам и забиравшая всех неугодных, на кого поступили доносы.
– Не может быть, – округлила глаза Жанна.
– Да, лишнее не вякни, – горячо продолжал Снегирев, словно учитель на уроке, рассказывающий новую тему. – Лучше всего было держать язык за зубами. Быть как все, шагать в ногу с другими. А уж за тот случай, про который Макс рассказал, могли запросто на десять лет за решетку упрятать.
– И это чистая правда, – буркнул Лёвик, взводя рычаг затвора фотоаппарата. – Я читал, подтверждаю.
После сказанного возникла на пару минут тишина, которую нарушила Жанна.
– А мне под Новый год всегда хотелось оказаться в глухом лесу, – мечтательно заявила она, подперев ладошкой пухлую щечку. – Да, да, еще с детства. Я думала, раз Дед Мороз со Снегурочкой к нам добираются по лесной чаще, то я должна была их встретить первой. Это была моя голубая мечта.
– Да уж, в глухом лесу… – ковыряясь вилкой в салате, раздумчиво заметил Макс. – Особенно на севере области, это, скажу я вам, не фунт изюму. Побывал я там пару раз… Надеюсь, Жанка, эта мечта так и осталась мечтой. Поверь, в лесу ночью, хоть в обычную, хоть в новогоднюю, ничего интересного нет.
– Нет, мечта пока не осуществилась, – со вздохом ответила Жанна. – Но я не теряю надежды. Кстати… Совсем забыла! – С этими словами она приложила палец к губам и, вскочив со своего места, заговорщицки произнесла: – А Лёвик сюрприз приготовил!
– Какой такой сюрприз?! – послышались с разных сторон возгласы.
Ее муж в этот момент как раз наводил резкость в своем фотоаппарате, чтобы сделать очередной неповторимый кадр, и не сразу расслышал слова жены. Лишь когда все замолчали и повернулись к нему, до него дошел смысл сказанного. Нахмурившись, он направился в прихожую:
– Ну вот, опять не удержалась, раньше времени раскрыла карты. И кто за язык дернул! Я планировал чуть позже.
– Меня так и распирает, – хохотнула Жанна.
– Кстати, Жанет, сама-то ты умеешь с фотоаппаратом обращаться? – поинтересовался хозяин дачи. – Лёвик наверняка научил? Это несложно.
– Что ты, – махнула рукой жена фотографа. – Для меня фотодело – темный лес, я даже не знаю, на какую кнопочку нажимать. Еще и уронить фотоаппарат могу.
Сколько Стас помнил, Жанна всегда была симпатичной круглолицей пышечкой. После школы ходили слухи, что девушка истязала себя различными диетами, но эффект был настолько мизерным, что в конце концов она бросила это дело и пустила все на самотек.
Возможно, из-за экспериментов над собой вскоре у бедняжки был обнаружен сахарный диабет, приходилось делать несколько раз в день уколы инсулина. Подобную информацию ему под большим секретом сообщила супруга. Помнится, он иронично пожурил ее за это: «Ты в курсе, что нарушаешь сейчас клятву Гиппократа?» На что Валентина ответила: «В курсе, но меня утешает тот факт, что ты умеешь держать язык за зубами».
Теперь же Валентина шепнула ему на ухо:
– Приготовься, наш аттракцион следующий. После этого… Перевоплощайся потихоньку в Деда Мороза.
Сюрприз Игнатенок оказался большим черным конвертом с фотографиями, который Лёвик, усевшись на свое место, положил на колени. После чего, выждав небольшую паузу, принялся торжественно доставать из него по одному снимку, пуская по кругу.
– Это мы на картошке под дождем, все промокли тогда…
– Тут наш физик чем-то Бельмондо напоминает, вам не кажется?
– Забыла, как звали нашу биологичку… Ей с распущенными волосами не идет, Мила, согласись…
– Лёвик, а ты, вижу, времени зря не терял! – Макс полушутя погрозил пальцем бывшему однокласснику. – Если б я знал, что ты все происходящее фиксируешь на пленку, был бы осторожнее… Сдержаннее, что ли. Ты самый настоящий… как это… парапаци.
– Папарацци, – подсказал Лёвик. – Так называются фотографы на Западе, кто стремится снять кинозвезд в домашней обстановке, с любовницами в постели и так далее.
Ты ведь не расколешься?
Реплики и комментарии сыпались с разных сторон, многие повскакивали со своих мест, чтобы разглядеть фото в руках у соседа.
– Это мой двоюродный брат, – показал Лёвик одну из фотографий, на которой был изображен солдат с автоматом Калашникова, свесивший ногу из вертолета и щурившийся на солнце. – В Афгане воюет, кстати.
– Он на тебя нисколько не похож, – заключила Лена Седых.
– Так не родной ведь, двоюродный. Пишет, что у многих крыша едет, жуть, короче… Например, свежий случай, из-под танка вылез один, и хохочет, и хохочет, остановиться не может.
– Кстати, знаете, как избежать Афгана? – как бы между прочим заметила Валентина, рассматривая фотографию с братом Лёвика.
– Поступить в институт с военной кафедрой, – ответил Макс.
– Если поступишь, то флаг тебе в руки, особенно – в медицинский вуз, оттуда точно не призовут, – кивнула доктор, возвращая фотографию. – Но есть способ попроще.
– Например, какой? – заинтересовался Лёвик. – Изобразить какую-нибудь болезнь? Навроде моей близорукости?
– Ты на верном пути, Лёвушка, но симуляцию близорукости очень быстро медики могут изобличить. И подтасовка раскроется, тебя же еще и накажут. Есть болезнь, которую лучше тебя самого никто не подтвердит. Например, энурез.
– Кажется, это ночное недержание, пардон, мочи, – морщась, как от зубной боли, сообщила Мила Снегирева. – У нас у младшего сына такая напасть…
– У-у-у, – протянул Максим, – тут ведь доказательства нужны.
– Ты что, – лукаво улыбнулась Валентина, глядя журналисту в глаза, – не можешь утром, простите, пописать в постель? Не в туалет идти, а прямо в постель пописать.
Под общий хохот Макс залился краской:
– Не пробовал никогда.
– Так попробуй, только не в новогоднюю ночь, разумеется. И никто не сможет доказать, что ты это делаешь специально. Если ты сам не проговоришься, кстати. Но ты ведь не расколешься?
Услышав уже знакомый мелодичный звон, все смолкли как по мановению волшебной палочки. Бородатый хозяин дачи стоял с полной рюмкой и требовал внимания.
– Друзья, про энурез, оно, конечно, интересно, но… я предлагаю выпить за наших педагогов. Они вложили в нас всё, что смогли, и даже больше. Чего греха таить, мы были несмышленышами и далеко не всегда ценили их труд. А теперь нам хочется попросить прощения за свои поступки, но… некоторых из них уже нет сейчас с нами. Пусть земля им будет пухом. И отрадно отметить, – тут хозяин дачи сделал многозначительную паузу, словно ища взглядом кого-то среди сидящих за праздничным столом, – что у нас есть последовательница их святого дела – Леночка Седых! Лена, этот тост частично посвящается тебе. Успехов тебе в этом нелегком и таком благородном деле! Итак, за учителей!
Стас увидел, как жена Макса после произнесенных слов залилась краской, словно оратор сказал про нее что-то непристойное. К счастью, румянец на щеках был к тому времени у многих, и практически никто не заметил ее конфуза. Хотя – не факт!
– Кто смотрел «Чучело»? – неожиданно «выстрелила» вопросом Жанна после того, как все выпили и закусили. – Его, кажется, Ролан Быков поставил, ну, с этой… дочкой Пугачевой в главной роли.
– Кристиной Орбакайте, – уточнил Антон. – Ну, я смотрел, и что? Мне лично понравилось. Актуально, искрометно. Там еще Юрий Никулин дедушку играет.
– Но это же не класс, – с горячностью продолжила Жанна. – Это банка с пауками. Я сравниваю наш класс и их. Какие мы всё-таки дружные были, разве не так, девчонки?! Всё всегда вместе. Друг от дружки ничего не скрывали, а тут показан… Не хотела бы я свою дочь в такой класс отдавать.
– Не было бы таких классов, – философски заметил Снегирев, почесывая бороду, – и таких фильмов не было бы. Должен быть конфликт и его преодоление. Иначе не интересно.
– Не понимаю, а как же… социалистический реализм? – с иронией заметил журналист. – Ты со мной не согласен?
– Задача – показать не среднестатистический класс, а целое явление, которое, как короста, поражает нашу школу. Вот и собрали всё зло в одном месте. Сфокусировались на этом.
– А мне лично нравится трилогия фильмов о полковнике Зорине, – решил продолжить тему кинематографа Лёвик. – Особенно первый – «Возвращение “Святого Луки”». Там неподражаемый Дворжецкий, неплохо играют Басилашвили, Рыжаков, Рычагова… И вообще, там много чего можно почерпнуть. Диалоги просто потрясающие, я считаю.
– Обожаю Дворжецкого, – призналась Леночка Седых. – Особенно в фильмах «Возврата нет» и «Земля Санникова».
Выпив и закусив, друзья продолжили просмотр фотографий, которые Лёвик вынимал, как фокусник из шляпы, из своего черного конверта.
Взяв очередной снимок, Валентина воскликнула:
– Это мы празднуем День медицинского работника! Стоим с коллегами на крыльце больнички нашей… Спасибо, Лёвик! Кажется, лет пять… вернее, пять с половиной прошло, я только-только самостоятельный прием вести начала в консультации. Ты, наверное, помнишь… ну, еще…
В этот момент Стас почувствовал, как его жена споткнулась на полуслове, словно кто-то ее пнул под столом. Возникла неприятная пауза, во время которой было слышно, как вздохнула Леночка Седых:
– Ну и духота у вас, даже голова разболелась.
Жанна протянула мужу пустую тарелку:
– Лёвик, мне бы салатику крабового.
Фотограф в этот момент рассматривал с Максом очередную фотографию из черного конверта, и ему было крайне неудобно выполнить просьбу жены. Соображая, как бы повежливее отказать, он потерял драгоценные секунды, а паузой эффектно воспользовался бородач. Антон подхватил тарелку Жанны, и вскоре на ней была гора крабового салата.
Стасу вдруг до боли в икроножных мышцах захотелось выйти на воздух. Шепнув на ухо жене, что ненадолго отлучится, он поднялся и направился к выходу. Уходя, услышал, как Лёвик бросил кому-то: «Странно, он ведь не курит!»
Оказавшись на крыльце, Стас подставил снежинкам разгоряченное лицо и зажмурился на несколько секунд. Да, он не курит, потому что спортсмен. И это мнение о нем сложилось у одноклассников не вчера. Когда-то Стас быстрее всех в классе бегал, выше всех прыгал, дальше всех бросал гранату. И всегда ему казалось, что за глаза одноклассники нашептывают о нем что-то типа «Сила есть, ума не надо». И ничего с этим он не мог поделать.
Андропов и «Тайна черных дроздов»
Размышления его были прерваны скрипом двери наверху. Кто-то вышел на балкончик, оказавшийся как раз над ним. Услышав голос жены, Стас задержал дыхание.
– Совсем не обязательно меня было пинать под столом, – горячо выговаривала Валентина кому-то, – столько лет прошло, быльем поросло… А ты всё еще… Сколько можно?!
Оппонент возразить не успел, так как позади Стаса скрипнула дверь, и рядом с ним оказался Макс. Вынув из нагрудного кармана пачку «BT» и зажигалку, журналист закурил и, выпустив струю синеватого дыма, поинтересовался:
– Не замерзнешь? Без курева-то?
Услышав, как говорившие наверху покинули балкон, Стас ответил:
– Не успею. Я только проветриться.
Он уже собрался уходить, как Макс остановил его вопросом:
– Что думаешь об Андропове? Удастся ему навести порядок в наших нестройных рядах?
Стасу пришлось задержаться.
– Я пока вплотную столкнулся с одной его жесткой мерой. Пошли мы как-то с Валюхой посмотреть в «Кристалле» «Тайну черных дроздов».
– Знаю, – перебил его Макс, – ты любишь детективы. Неужто и Валентина тоже? Я, честно говоря, не очень. Это как наркотик.