Инга возвращает любимого

Так как я была в купальнике, то всё моё нежное девичье тело быстро покрылось ссадинами и ранами, потому что меня бросало и на твёрдые камни, и на колючий кустарник, и на различные кочки. Я уже посчитала, что таким образом жестокий полководец решил быстро расправиться со мной, и воины будут тащить меня волоком с большой скоростью до тех пор, пока я не потеряю сознания от боли и многочисленных ушибов, и не умру. Но, слава Богу, я всё-таки ошиблась. Когда всадники отъехали от войска метров на сто, они сразу остановились у небольшого лесочка.

Через некоторое время, как я и предполагала, сюда явился всё ещё разъярённый предводитель отряда со своими телохранителями. Мне удалось увидеть у командующего подлинную бумагу с каким-то написанным на ней важным приказом, что сначала меня очень удивило. Но ведь письмо от моего любимого Марка было тоже написано на своеобразной, не похожей на нашу, старинной бумаге.

Моё удивление объяснялось тем, что я знала из древней истории, что изобретателем бумаги считается китайский учёный Цай Лунь, который продемонстрировал своё изобретение только в сто пятом году нашей эры. Но ведь я попала примерно в середину второго века до нашей эры. Откуда же здесь взялась бумага? И здесь я вспомнила, что археологические исследования моего времени убедительно доказали, что бумагу в Китае умели делать задолго до Цай Луня, уже в третьем веке до нашей эры, то есть тогда, когда появилось единое китайское государство – империя Цинь. Цай Лунь же просто создал новую более эффективную технологию получения бумаги.

В этот момент грозный военачальник попросил телохранителей и тех воинов, которые меня сюда приволокли, отдалиться на определённое расстояние, и те сразу выполнили приказ, отъехав от нас метров на пятьдесят.

«Этот мерзавец хочет поговорить со мной наедине, но чего он этим хочет добиться?» Честно говоря, мне была совершенно непонятна его затея.

Мы остались вдвоём с этим так называемым командиром, и этот самый, как я поняла, трусливый командир, опять долго не мог собраться с мыслями, чтобы начать внятный разговор со мной.

«Ну, и тупой же ты, как я погляжу», – такая вот смешная и, одновременно, грустная мысль залетела в мою измученную голову. Чувствовала я себя, после своеобразного «путешествия» на аркане, очень даже скверно. Мне хотелось спать и, особенно, есть. Голод, буквально терзал меня, не давая покоя. Кроме того, я справедливо считала, что мне обязаны оказать хотя бы элементарную медицинскую помощь, потому что некоторые мои раны сильно кровоточили.

Наконец до моих ушей начали доходить словесные потуги военачальника, в которых я сначала ничего понять не могла, но постепенно, хоть и с трудом, всё-таки смогла разобраться.

«Ты думаешь, что сможешь в чём-то убедить меня, или даже запугать своим криком и угрозами? Ошибаешься, дорогая. Всё предельно просто. Мои люди уже давно следили за тобой, о тебе мне всё известно. Да, да, можешь не сомневаться в том, что мне прекрасно известно, откуда ты взялась и какое задание выполняешь».

Если бы не моя привычка сдерживать эмоции, которую я тренировала с детства, посещая многочисленные кружки и спортивные секции, мои глаза сразу бы полезли на лоб от удивления. Но я быстро догадалась, что, в сущности, этот наглый человек, который воображает из себя великого стратега, элементарно хочет просто запугать и запутать меня, как говорится «взять на мушку». Хотя, в сущности, знать ни он, ни его люди обо мне ничего не могут, потому что я появилась здесь совсем недавно, прилетев из далёкого будущего. Поэтому я с нескрываемым ехидством, в недоумении надув губы (это был мой психологический приём), спросила этого человека:

«Ну и что же такое интересное твои люди могли выследить, наблюдая за мной? Я просто горю желанием узнать, чем же всё-таки я занималась последнее время? Я ведь совершенно не подозревала о том, что за мной ведётся тщательно разработанная тайная слежка китайских разведчиков, которые вместо того, чтобы воевать с врагами свой Родины – враждебными Хунну, оказывается, бросают все свои силы для тайного наблюдения за невинной девушкой. Ну, так расскажи мне, поделись секретом».

Здесь командующий отрядом, уже гораздо спокойнее проговорил:

«Ты сама не заметила, как выдала себя. Откуда тебе известно, что наш отряд направлен против Хунну, ведь это является военной тайной, о которой знают только высшие начальники. Даже большинство воинов моего отряда не знают, против кого мы направляемся. А какая-то пигалица-куртизанка, оказывается, прекрасно осведомлена об истинных причинах нашего похода, как это вообще может быть?»

Здесь снова сильный гнев проник в мою душу, и я опять не смогла сдержать свой пыл, в очередной раз повысила голос почти до крика:

«Не смей обзывать меня куртизанкой! Какое право ты имеешь судить обо мне, когда тебе ничего неизвестно?! А твоё утверждение о какой-то там слежке за мной, это чистейшей воды фантазия с целью запугать меня!»

Здесь военачальник, наконец, сосредоточился и заговорил гораздо серьёзнее, потому что понял, что напал далеко не на дурочку, а на девушку, прекрасно знающую себе цену. Теперь он начал говорить спокойно:

«Хорошо. Мои люди не следили за тобой. Я даже готов поверить тебе и согласиться, что ты не куртизанка. Но то, что ты не куртизанка вовсе не доказывает того, что ты не могла действовать под видом куртизанки. К большому сожалению, некоторые солдаты-мужчины слишком любвеобильны и часто поддаются на очарование таких хитрых особ как ты».

«Что ты хочешь этим сказать? – В недоумении спросила я, – в твоих словах кроется явное противоречие. С одной стороны ты соглашаешься, что я не куртизанка, а с другой стороны уверенно утверждаешь, что я действовала именно как куртизанка, соблазняя слабовольных мужчин. Так в чём здесь отличие, я не могу уловить его, поэтому объясни».

Командующий ненадолго задумался, хотел подозвать к себе одного из телохранителей, но затем раздумал и неторопливым чётким голосом произнёс, глядя прямо в мои красивые глаза:

«Хорошо, я раскрою все карты, тем более что очень скоро мы тебя казним. Ты обыкновенная шпионка Хунну, которая действовала под видом куртизанки. Я не знаю, сколько именно мужчин, которые являются злейшими врагами Хунну, ты успела соблазнить, чтобы выведывать у них военные секреты, но это теперь абсолютно не важно».

«Значит, по-твоему, я коварная шпионка, – с возмущением проговорила я, – и специально вышла в таком «наряде» перед твоими великими воинами, чтобы соблазнить своим видом некоторых из них и постепенно выяснить основную цель рейда вашего отряда, его численность, вооружение и всё такое прочее. Правильно я тебя поняла, великий китайский военачальник?» Слова «великий китайский военачальник» я произнесла не только с глубокой иронией, но и с большим сарказмом, то есть с язвительной насмешкой.

Военный руководитель прекрасно уловил мой тон. Но в этот раз он, видимо, уже привыкнув к стилю моего разговора, продолжал говорить совершенно спокойно, не повышая и не понижая голоса:

«Теперь это уже не имеет никакого значения. Мы в любом случае тебя жестоко казним, потому что ты наблюдала передвижение нашего секретного отряда. Я, конечно, не знаю, сколько именно дней и ночей ты внимательно следила за моим отрядом. Я даже не исключаю, что проклятые Хунну послали на разведку несколько подобных тебе девиц. Но, если даже это так, то постепенно мы переловим всех, и они просто не успеют ничего сообщить своим начальникам».

В этот момент китайский предводитель снова начал нервничать. Это ярко проявилось в выражении его лица, на котором опять выступили багровые пятна. Кроме того я заметила, как затряслись его полные и мягкие руки. Но, тем не менее, он нашёл в себе силы завершить нашу «дружелюбную беседу». Военачальник, видимо беря пример с меня, попытался иронизировать:

«Но тебе, дорогая, повезло больше всех остальных вражеских лазутчиков и ЛАЗУТЧИЦ (он выделил именно второе наименование). Благодаря своей наглости ты действовала слишком открыто и слишком грубо. Ты довольно самоуверенная девица значительно преувеличила свои мизерные возможности. Ты рассчитывала на соблазн. Но соблазн – это, конечно, страшное дело, но не всегда и не для всех. Запомни это пигалица, тем более что жить тебе осталось совсем немногого».

В этот момент военачальник, у которого, скорее всего, окончательно сдали нервы, пронзительно закричал, почти завопил, возмущённый моим равнодушием и бесстрашием:

«Запомни, проклятая пигалица всё, что я тебе сказал перед своей смертью, которая, это я тебе обещаю, последует очень даже скоро».

Честно говоря, я так и не поняла, что именно я должна запомнить, неужели только то, что я соблазнительная шпионка народа Хунну? Кроме того, он без конца пугал меня близкой казнью, но это же обычный приём всех неуверенных в себе начальников.