Я – это Я. «Я-концепция»: мотивационные, теоретические, компенсаторные, факторные, социальные, профессиональные контексты. Книга 1

Уже обучаясь в мединституте понял, что сильные неосуществленные желания, которые не осознавались, способны порождать именно комплексы. Причем, такой процесс может складываться даже во взрослой жизни. Помню свой трепет и страх перед отцом, перед необходимостью проявить самостоятельность, настоять на своем. Во мне закрепилось молчаливо-соглашательская линия поведения не только в семье, а и вообще. Я боялся конфликтов, мне невдомек было вставать поперек чужой воли, выдерживать чей-то взгляд, враждебный или просто неодобрительный, чей-то напор. Мне невдомек было поступать по-своему, естественно, при этом остерегаясь того, чтобы невзначай кого-то задеть, разочаровывать, обидеть. Как себя помню, мне всегда было неловко, неудобно, акцентировать внимание, возражать чему-то или кому-то, требовать что-либо, у кого-либо, терпя неудобства и лишения, только бы не противостоять. С возрастом я приспособился самым необычным образом, представ уже настоящим конформистом. Хотя, мое «в принципе я согласен» – означало, что я отнюдь не намерен этого сделать или допустить.

Вот-так складывался мой конформизм вынужденного типа. Одно меня утешало, что, если речь идет о непринципиальном, не столь значимом, я проявлял снисходительность и занимал соглашательскую позицию, однако, когда речь заходило о принципиальном, важном, причем, не только для меня лично, то я все-таки преодолевал «тормоз» внутри себя, становясь более смелым, активным, настырным, но совсем-совсем не на долго. Такую линию поведения и поступка преподал мне отец, для которого было важным в жизни быть снисходительным в малом, но сохранить во чтобы-то ни стало свою честь и достоинство в большом.

Ж.-П. Сартр (1905—1980) категоричен в оценке комплекса неполноценности, утверждая, что любое чувство неполноценности, против которого человек борется, является с самого начала его выбором. «Человек признает себя неполноценным, выбрав из массы возможностей именно эту и тем самым он определяет свое будущее, поскольку он как бы ставит себе цель – быть таким. Точнее, не просто быть, а становиться таким», – пишет автор [Сартр Ж.-П. Бытие и Ничто, 1943]. Получается, что комплекс неполноценности человека является ничем иным, как проектируемым планом будущего, изначально предполагающий жизненные неудачи. Между тем, это и есть предвосхищение своего места в мире.

Разумеется, когда осознал эту истину, лично я был глубоко расстроен вот таким вот своим выбором. Разумеется, комплекс неполноценности воспринимается как негативный тренд. Считая себя слабым, нерешительным, обделенным, тем самым я оказывается выбрал не только характер отношения ко мне окружающих, но и свое отношение к самому себе. Отец часто упрекал меня в прямолинейности, что у меня нет логики, как он говорил, «скашивать» углы, чтобы быстрее и короче добираться до своих целей в жизни. «Ты пойми! По прямой летают только вороны! – увещевал мне отец. Психологи утверждают, что человек, обрезающий себе будущее, не видящий перспектив и не ставящий себе целей для дальнейшего развития, замыкается в узком мирке настоящего, ограничивает себя в своих желаниях и стремлениях.

Продолжая свои рассуждения о причинах формирования моего комплекса неполноценности, хотелось бы отметить и следующее. Жизнь в нашей семье была несколько напряженной в виду излишней строгости отца. Почти всегда сдержанный, более того суровый, он, почему-то вселял нам тревожность и беспокойство. Попадая в дома своих сверстников, я больше всего поражался благой атмосфере, покою, спокойствию, доброжелательности. Уехав из дома на учебу в столицу, я увез такое настроение с собой, на много лет, да и сейчас часто возвращаюсь к тому, детскому своему ощущению настороженности, тревожности, боязни. Хотя с детства твердил самому себе, что надо быть более спокойным, самостоятельным, независимым, а потому не раз пытался соблюдать, некогда услышанный мною же девиз: «Никого не бойся, ничему не верь! Ничего не бойся, никому не верь!». Не раз пытался, наперекор обстоятельствам, мнению окружающих, жить, как считал правильным, заниматься тем, что считал нужным. Однако…. Однако, жизнь оказалась куда сложной и непредсказуемой, как мне думалось, ибо, многое, что думалось и мечталось, в жизни не удалось, не случилось.

Мое активное стремление быть самостоятельным, начиная с шестнадцати лет, когда я поступил в мединститут, на мой взгляд, несколько отдалило меня от родителей, родных и близких, а также сородичей. Уже потом пришло ко мне понимание того, что вообще глупо гордится своей самостоятельностью, возведя ее в Абсолют. Мне очень запомнилась трагедия американского паренька, который, сам себя называл «Александром-супербродягой». Так-вот, этот молодой человек, мечтая о самостоятельной жизни, выбросил диплом об университетском образовании, перечислил все свои сбережения в детский дом, и сбежал из дома, общества. Предоставленный самому себе автостопом путешествовал по всей Америке, мечтая дойти до Аляски, где он хотел бы прожить отшельником свою оставшуюся жизнь. Никакие лишения, трудности не остановили его в своих исканиях самостоятельности, разве только трагическая его смерть в одиночестве.

Примерно такую судьбу в детском и юношеском возрасте и я носил в своих мечтаниях и грезах, зачитываясь приключениями Робинзона Крузе, Монте Кристо. Помню, мой подростковый возраст был не из гладких, несмотря на работу над собой, я продолжал оставался рассеянным, отстраненным, а в быту и жизни непрактичным, неумелым. Попади я в необитаемый остров или в ситуацию инкогнито, я, разумеется, не выдержал бы испытания жизни и ее обстоятельств. Меня утешает то, что я в жизни научился господствовать над своими страстями, владеть собой в минуты лишений, обид и дасады, не подавать виду, уходить в себя. Среди заблуждений Н. Мальбранш (1638—1715) различает следующие заблуждения: чувств, воображения, чистого мышления, понимания, наклонностей, старстей. Я всегда ненавидел тех, кто не умеет умерить именно заблуждения наконностей и страстей, демонстрируя свою природную испорченность.

Я печально осознавал, что у меня даже к позднему подростковому возрасту так и не сложилась самостоятельность, продолжая оставаться по-детски наивным и внушаемым тихоней, ведя себя отстраненно и стараясь держать дистанцию даже от своих одноклассников, дворовых ребят-ровесников. Вот-так, застенчивость, неуверенность в себя, нерешительность постепенно способствовали формированию у меня комплекса неполноценности. Возникали сменяющие друг друга увлечения – футбол, фотографирование, велосипед, но все это как-то без интереса, мимолетно, несерьезно.

Как известно, именно в подростковом возрасте резко повышается интерес к своей внешности, формируется новый образ физического «Я». Из-за его гипертрофированной значимости подросток остро переживает все изъяны своей внешности. В школьные годы внешне я был маленького роста, худой, угловатый. Помниться, в классе седьмом-восьмом решил заняться гантелями, нарастил, как мне показалось, себя мускулы, часами висел на турнике, но ростом я по прежнему оставался самым низкорослым в классе. Меня это здорово удручало и комплексовало. Ощущение безнадежности – один из самых серьезных симптомов комплекса неполноценности с исходом в депрессию. Как известно, депрессия сопровождается скрытой стратегией, позволяющей избежать разочарования. В жизни нередко бывает, что мы даже боимся питать надежду. Имея надежду, можно восторгаться будущим, строить какие-то планы на перед, пробовать что-то новое, экспериментировать, рисковать. А если цель не достигнута и время потрачена зря? Но хуже потраченного времени – разочарование и отчаяние.

А что это в эволюционном отношении? В безнадежности, когда человек как бы замирает в жизни, не находя выхода, наступает какое-то облечение, покой и, время от времени – утешение. Я часто говорю об утешении, когда я чувствую, что не только одинок, когда я остаюсь один на один со своими чувствами, потому, что никто, крове самого себя, не поймет, насколько все безнадежно в действительности.

Общеизвестно, что в юношеском возрасте происходит открытие «Я», собственного мира мыслей, чувств и переживаний. Юношеская любовь. Помню, помню, как у закомплексованного школьника екнуло в сердце, когда узнал, что одна девчонка позволила ему любить ее издали. Воспоминание об этом чистом и мимолетном чувстве до сих пор вызывает у него нежность и улыбку. Джессика Кански (2001) пишет: «Считается, что первые романтические отношения закладывают основу наших ожиданий в будущих отношениях. И если наш первый опыт будет качественным, то мы с большей вероятностью будем удовлетворены нашей дальнейшей личной жизнью». Наш кыргызский поэт Шайлообек Дуйшеев на своем творческом вечере признавался, что в школе, несмотря на свою невзрачность, угловатость и застенчивость, был влюбчивым. Он пишет: «Кого я полюбил – в этом моя грусть и печаль, а кто меня не полюбил – это их удача и счастье». Так и у меня.