Из боевого донесения: "Противник силой до одного пехотного батальона обороняет район Царёво, Тарыжино, Заплатино. 240-му стрелковому полку, к утру 15 марта 1942 года, сосредоточиться в деревнях Заходь-Гряда, Вантеево, Юринки".
Полк имеет задачу сосредоточиться на исходном рубеже для атаки. Батальоны вышли на позиции с вечера 14 марта. Мороз достигал 30 градусов. Дорог не было. Бойцы двигались по сугробам, не изучив предварительно местность. Противник, заметив движение, обстреливал нас из пушек и миномётов. Не вступая в бой, полк потерял за эту ночь: убитыми – 12, ранеными – 19 и без вести пропавшими – 12 человек.
Полк сосредоточился в лесу, около деревни Заходь-Гряда. Весь день шла подготовка к наступлению, проводилась агитационная работа. Командиры провели рекогносцировку, делая всё, чтобы бой оказался успешным. Но полку не хватало главного: не было пушек и снарядов. Артиллерия не могла подъехать на огневые позиции из-за больших снежных сугробов и отсутствия дорог. Только у нашего миномётного батальона имелась 1000 мин для 82-х миллиметровых миномётов и 1500 мин для 50-ти миллиметровых, привезённые на санках и принесённые на себе. Несмотря на отсутствие артиллерии, командование торопит скорее, скорее. И люди торопились.
16 марта 1942 года. Началась "артподготовка". Но артиллерийского огня недостаточно. Только миномёты выпустили 500 мин. Обещанной "катюши" тоже не было.
Кроме нашего полка на деревню Царёво наступал 820-й стрелковый полк. Два полка против одного немецкого батальона. Исходные позиции полк занял на опушке леса против деревни Тарыжино. Впереди расстилалось открытое поле. Вдоль фронта – замёрзшая река Кунья, с крутыми берегами, а за рекой – три небольшие деревни – Заплатино, Царёво и Тарыжино, за ними виднелся густой лес и замёрзшие болота. Ещё дальше – река Ловать, за которой шла дорога на город Холм и Демьянск. Батальон противника оборонял упомянутые три деревни. Укрепления немцев были сооружены наспех: снежные окопы, два или три дзота, блиндажи и укреплённые дома. Разведка донесла, что имеются вкопанные танки.
Наступали густыми цепями по глубокому снегу. Наши батальоны располагались в линию, вдоль опушки леса. И только батальонные 82 мм миномёты находились в глубине леса и вели огонь через головы своих войск. Ротные 50 мм миномёты находились вместе с ротными цепями. Противник миномётным и пулемётным огнём из амбразур домов и дзотов не допустил наступающие цепи даже до реки (полкилометра от исходных позиций). В течении ночи, несколько раз, командиры, оставшиеся в живых, пытались организовать атаку. К 2 часам ночи 16 марта на сугробах лежали трупы наших солдат и командиров, одни в белых халатах, другие без них. В один из моментов боя, около 23-00, оборвалась связь между наблюдателями и огневыми позициями миномётов. Пришлось ещё ползти более полкилометра под фашистским огнём и восстанавливать связь. На переднем крае царила неразбериха. Подразделения перемешались. Управление боем отсутствовало. Были отдельные попытки командиров взводов что-нибудь предпринять, договориться между собой. На наши редкие выстрелы немцы отвечали непрерывным пулемётным и миномётным огнём, по пристрелянной ими опушке леса. И только высокие сугробы снега, нанесённые ветром на опушки леса, спасали от большого поражения. Но зато мороз доделывал то, чего не мог добиться враг. Люди уже двое суток находились на 30 градусном морозе и замерзали. К 3 часам 16 марта на позициях осталось очень мало людей. Остались одни телефонисты да миномётчики, остальные ушли греться в тыл, в деревню Заходь-Гарь, где ещё уцелело с десяток домов. А те, кто обморозился, ушли в санчасть.
А что делалось в это время в штабах? На бумаге довольно хорошо были изображены схемы предстоящего боя, аккуратно начерчено наше и противника расположение. Командиры батальонов перенесли методы условных игр мирного времени на военные действия. В батальонах командовали лейтенанты, которые, хотя и были на войне, но всё время только отступали. Поэтому, зная превратности войны, довольно легкомысленно подошли к своему назначению и роли. Расположившись на значительном удалении от переднего края, они руководили боем по телефону. Когда стало ясно, что успеха не получилось, уснули у телефонов. К утру, проснувшись, они обнаружили, "своё войско" около себя, греющееся в уцелевших домах. Командиры начали принимать "меры", гнать людей на передний край. В это же время, рота автоматчиков полка под командованием отчаянного командира лейтенанта Панюшкина, на лыжах, в белых маскхалатах, без единого выстрела подошли к деревне Тарыжино и очистили её от двух-трёх десятков немцев, которые прикрывали свой правый фланг. Основные силы противника отошли к деревне Заплатино.
За первый день боя полк потерял: убитыми 25 человек, 68 ранеными, обмороженными – 52 и без вести пропавшими – 4. А всего потеряно – 149 человек.
Второй и третий дни шла борьба за деревню Заплатино. Она стояла на возвышенности и господствовала над окружающей местностью. Теперь деревня была полуокружена двумя нашими полками. Немцы сопротивлялись упорно. Транспортные самолёты немцев сбрасывали им грузы на парашютах: продовольствие, боеприпасы, но неудачно, часть попала к нам. Так парашюты с минами попали в наше расположение, что было, кстати, так как наши мины были на исходе. Немецкие мины 81,5 мм подходили к нашим 82 мм миномётам, только нужен был дополнительный заряд. Часть груза упала на нейтральную зону, между расположением наших подразделений и деревней, где засели немцы. Обе стороны ревниво следили друг за другом и не подпускали никого к упавшим грузам. В 10-00 19 немцев на 8 подводах пытались вырваться из полукольца по единственной дорожке, идущей в лес и связывающей обороняющийся батальон противника с рекой Ловатью, где располагались более значительные силы, но которые не могли прийти на помощь, так как сами оборонялись от наседавших наших частей. Метким огнём миномётов обоз был разбит и захвачен, в котором оказались продовольствие и спирт.
Наконец, деревня Заплатино, а за ней и Царёво были заняты, за исключением нескольких отдельных домов у леса. Немцы ушли туда. Проголодавшиеся бойцы бросились на трофеи. Недалеко от домов, занятых немцами, лежала убитая корова. Наши бойцы попытались утащить её, но немецкий снайпер, засевший на дереве, не давал ходу. Одиннадцать смельчаков поплатились за это жизнью. И только когда догадались привязать корову за ногу и тащить её на длинной верёвке, трагедия голодных людей закончилась. Замёрзшие люди, не обращая внимания на огонь противника, расположились по домам и в тепле уснули. Немцы воспользовались этим и подожгли несколько домов, в одном из которых находились раненые. Тридцать человек сгорели.
19 марта 1942 года. Фашистов окончательно выбили из всех домов и прогнали в лес на мороз. Теперь мы были в тепле, а немцы на холоде. На следующий день фрицы, силою до 300 человек попытались вернуть деревню Заплатино, но были остановлены нашим огнём. Мы тоже предприняли несколько попыток проникнуть с фланга в лес на отметку 74,2, где расположились немцы, но безуспешно. Наша артиллерия до конца боя так и не подъехала. Всего в нашем полку погибло 88 человек, ранено – 166, обморожено – 55, захвачено в плен – 2, а всего потеряно 308 человек.
21 марта 1942 года. Противник усиленно закрепляется на отметке 74,2 – это западнее Тарыжино, в лесу, прокладывает дорогу от села Ветно, что стоит на западном берегу реки Ловать. На прокладке дороги у немцев работают местные жители.
Задача, поставленная дивизии – прорваться к реке Ловать и отрезать пути подвоза к окружённой немецкой группировке Холм – Демянск, так и не была выполнена. Дивизия перешла к обороне и дала возможность укрепиться противнику вдоль реки Ловати. Командира дивизии полковника Сафронова сняли и вместо него назначили подполковника Коберидзе. Так проходил наш первый бой.
В обороне
26 апреля 1942 года. Весна в полном разгаре. Обе стороны в обороне. За это время у противника на отметке 74,2 выросли блиндажи, доты, проведена дорога к самому боевому охранению, по ней, ни смотря ни на что, проходят машины. Вокруг отметки болото. А у нас еле-еле вырыты окопы, ни одного солидного узла сопротивления. По дорогам с нашей стороны ни пройти, ни проехать из-за грязи. А между тем, целый сапёрный батальон бездействует или работает в половину силы. В результате весенней распутицы, большак, связывающий полки с тылом, настолько запущен, что никакого подвоза продуктов нет. Отчего вот уж как неделю не ели хлеба. А между тем русский воин невзыскателен. Ему бы 800 граммов хлеба и картошки, и он был бы воин первой степени. Надеясь на выносливость наших бойцов, телега российского интендантства не торопится со снабжением. Инертность, косность, обломовщина мешает победе и лежит тяжёлым историческим грузом на наших плечах. Война возродила всё отрицательное, что было загнано советским строем в угол. Я утверждаю: безразличие к людям – самая страшная черта прошлого ещё живёт среди нас. Вот уже больше месяца как кончился бой за 3 населённых пункта около Ловати. Давно бы пора убрать убитых. Но там и тут по лесу, в весенних лужах лежат убитые. Сотни людей проходят мимо безразлично. Сотни людей проходят мимо безразлично. Вот валяется молодой лейтенант Жемчужников 1922 года рождения. Он уже начинает разлагаться, но его никто не хочет зарыть, а в списках полка он числится без вести пропавшим. В другом месте до десяти трупов, но никто не проявит инициативу их убрать. Они лежат в таком месте, где приходится ложится рядом, чтобы вести наблюдение за противником. Не наше дело, говорят некоторые. В прочем, в армии трудно найти людей, кто бы этим занимался. А между тем, у немцев, у японцев выработался определённый порядок – трупы, особенно командиров, уносить с собой, как бы это ни было трудно. Безразличие к себе дорого обходится на войне. Вот картина: по опушке леса идёт толпа на командный пункт полка. Немец методически ведёт огонь по этому месту, но это никого не останавливает. День и ночь снуют люди. Вот идёт командир, за ним связной. Противник ведёт пулемётный огонь. Там и тут рвутся мины. Одна из них особенно близко разорвалась от связного. Командир довольно равнодушно посмотрел на разорвавшуюся мину и, убедившись, что она упала не на его голову, махнул рукой и пошёл дальше. Но через несколько сот метров была другая дорога, более безопасная и скрытая, но никто не хотел ходить по ней. Лучше смерть или ранение, но меньше усилий. Напротив, очень много усилий потребовалось для того, чтобы добиться прекращения хождений по этой тропе.
Или вот другая картина. Боевое охранение. Противник в 150-200 метрах сидит в хороших укреплениях. Надо бы и нам укрепляться. Но безразличие к себе приводит к тому, что наши построили шалаши из веток, так как, видите ли, здесь болото, в блиндажах будет вода. В результате – лишние жертвы. Часто слышишь: "Нет охоты рыть, авось ничего не будет. Авось да небось". Попытка добиться, чтобы вырыли укрепления, расценивается, как трусость. А немец за два дня успевал зарыться так, что за два дня не вышибить его с этого места. До чего доводит беспечность, свидетельствует этот эпизод. Во время смены одного батальона другим не было принято мер предосторожностей. Этим воспользовались немцы. Одиннадцать немецких разведчиков навели панику на два батальона. А случилось это так. Старая смена стала уходить, а новая, ещё не привыкшая к обстановке, не торопилась занять места. И все, прельстившись прошлогодними ягодами – клюквой, стали собирать её, разойдясь по лесу. В это время немецкая разведка открыла огонь из автоматов. Все разбежались, оставив свои сумки. Немцы брали сумки, рылись в них, но ничего не находя, бросали со смехом, одновременно продолжая стрелять в сторону убегающих. И только благодаря миномётчикам, бдительно стоявших на своих позициях, удалось восстановить положение. Услышав выстрелы, они открыли огонь по лесу, а часть бросилась на помощь стрелкам. Это спасло положение. Но восемь человек наших всё-таки было убито. Беспечность дорого обходится нам.
30 апреля 1942 года. В течение нескольких дней на нашем участке было тихо. Новые части немцев присматривались, вели разведку, а теперь ведут артиллерийский и пулемётный огонь по нашему правому флангу. Во что выльются действия противника будет видно. Наш батальон тоже ведёт разведку и наблюдение. Завтра 1 мая, поэтому нынешние лозунги: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь на борьбу с гитлеровским режимом!" и "Угнетённые славяне, объединяйтесь против режима Гитлера!"
3 мая 1942 года. Прошёл праздник 1 Мая. Он был рабочим днём для трудящихся страны. "Рабочим днём" он стал и для наших соседей справа, не даром немцы вели разведку на стыке нашего полка и нашего соседа – 5 стрелкового полка. Нам же выпал "выходной", так как воевать не пришлось. Обед дали улучшенный: 800 граммов хлеба, сала, мяса по 140 грамм и 100 грамм водки. "Славяне" подвыпили, спели песни, а фрицы проводили воздушную разведку. 2 мая немецкие самолёты в количестве 14 штук бомбили деревню Сомово, где был расположен штаб дивизии и ДОП (продовольственные склады). Сегодня выяснились подробности бомбёжки. В честь 1 Мая штаб тыла дивизии устроил там гулянье. Кроме гуляющих, на ДОП собралось много подвод, приехавших из разных частей за продовольствием. Кроме того, здесь же находился дивизионный лазарет, в котором было много раненых. В результате бомбёжки – большие жертвы среди раненых и приехавших за продуктами. Ранило нашего батальонного возчика, двух лошадей убило. Начальник продовольственного и фуражного снабжения полка Бутылкин получил тяжёлое ранение. Жертвы были не столько от разрывов бомб, сколько от пулемётного обстрела, который вели снижающиеся самолёты. Получилось что-то вроде учебной бомбёжки для молодых фрицев, которая прошла безнаказанно и без помехи для них. Наши зенитные средства молчали. Да были ли они? А где же наши самолёты? Да есть ли они у нас?
Вот уже два месяца как воюем, а я ни разу не видел наших самолётов, кроме "короля воздуха" ночного У-2. А дяди со шпалами и ромбами, как будто нарочно согнали тылы в одну кучу, чтобы немцы обучали своих лётчиков бомбометанию.
Артиллерия противника ведёт методический огонь по нашим окопам, вырытых на месте деревень Царёво и Заплатино, от которых остались одни только названия. Дома разобрали на постройку блиндажей. Каждый день немцы выпускают по 100-150 снарядов, а наша артиллерия по 5-10 снарядов. Пехота кое-как закрылась, и только наш миномётный батальон кое-что делает. У командира первой роты лейтенанта Марусова, на берегу реки Куньи хорошо вырыты блиндажи (в самом берегу). Остальные две роты миномётчиков находятся вместе со стрелковыми батальонами.
4 мая 1942 года. Всю ночь и день противник ведёт огонь по нашим позициям. Утром противник бомбил расположение нашего батальона, но мы большого ущерба не понесли. К 16-00 в разных местах немцы проводят разведку боем. Наши миномёты вели огонь, почти не видя цели, так как впереди лес и болото, через которые фрицы пытались подойти к нам, а мы – в чистом поле. Вчера старшина 2-й роты захотел добыть рыбы из реки Куньи, взял противотанковую гранату и бросил в речку. Но затея кончилась тем, что ему самому оторвало руку, вырвало челюсть и выбило глаз. Едва ли выживет. Всё просит пристрелить его.
7 мая 1942 года. Ночью противник вёл огонь по расположению нашего батальона. Выпустил 200 снарядов. Попаданий не было.
Я ходил в расположение 7-й стрелковой роты, где также находятся наши миномётчики. Осмотрел огневые позиции. Ребята укрылись хорошо. На наблюдательном пункте смотрел в стереотрубу на позиции противника, окопавшегося в лесу на отметке 74,2. Кроме блиндажей и дыма, шедшего из труб укрытий, ничего не видно. Движения никакого. Дали несколько выстрелов по фрицам. Через пару минут, из глубины леса, получили ответ – также несколько артиллерийских снарядов. В тылу никаких повреждений. Противник не хочет раскрывать свою огневую систему. На обратном пути наткнулся на 5 немецких трупов, не зарытых ещё с зимы. Разлагаются. Записал себе: "приказать закопать".
8 мая 1942 года. Приехала делегация из Иваново, привезли подарки для бойцов полка и всей дивизии. Собрали прилично. Одна посылка приходится, примерно, на четверых. В посылках печенье, сыр, колбаса и водка.
К полудню разыгралась перестрелка между разведкой противника и нашей, которые встретились на нейтральной полосе. Миномётчики вели усиленный огонь, поддерживая разведчиков, которые захватили одного пленного – немецкого унтер-офицера Карла, 25 лет. Он на фронте один месяц. Пока его несли, ранило наших двоих, да двоих убило. Народу смотреть на пленного собралось много, ведь мы захватили за два месяца "сидения" только второго, сами потеряв пленными до 80 человек, а перебежчиками – до 10.
Боевое охранение 7 роты находится в болоте. Кругом вода. Можно бы отойти метров на 200 на опушку соснового бора, но командование придерживается принципа "ни шагу назад". Поэтому боевое охранение располагается в палатках из сосновых веток и небольшого земляного вала, выстроенного поверх воды. Впереди мелкий кустарник, а за ним, метрах в 400-500 немцы, укрепившиеся в сосновом лесу. Временами они делают вылазки. И сегодня они, поддержанные сильным артиллерийским огнём, разогнали боевое охранение 7-й роты, состоящее из двух отделений. В этой суматохе пропал рядовой Кудряшов. Пока командир 7 роты навёл порядок и вызвал огонь нашей артиллерии, было убито и ранено несколько человек. Но всё осталось по-прежнему. Охранение сменили другие отделения, но "укреплённый район" из хвойных палаток так и остался. Надо было бы болото заминировать, а людей отвести на сухое место. Нельзя. Без приказа не отходить.
К вечеру противник вёл огонь по Заходь-Гари, состоящей из 17 домов и расположенной метрах в 400 позади нашего батальона. Там находится наш большой хозяин – командир полка. К нему приехал бригадный комиссар. В честь его приезда противник и открыл огонь.
Немцы пристрелялись к Заходь-Гари и точно бьёт по деревне. Пристрелялся и к нам. Мы расположились в смешанном лесу, на узкой песчаной гряде. У нас несколько блиндажей, покрытых брёвнами в два наката. Внутри низко и темно. Свет падает только со стороны двери, вдоль стен сделаны земляные нары для отдыха. Впереди нас располагается рота связи. Метрах в 300 от нас – река Кунья. На её западном берегу расположены две наши миномётные роты. Ещё впереди, на открытом поле, на месте трёх деревень Царёво, Малиновка и Заплатино расположены стрелковые роты 3-го батальона, им придана часть наших миномётов. Два остальных батальона растянулись полукругом вокруг отметки 74,2 против боевого охранения противника. Эту отметку прикрывает болото. Немцы минировали болото, наставили различных заграждений, и кроме того, путь, который ведёт от боевого охранения немцев к своим частям, расположенным по реке Ловать, охраняется двумя-тремя танками, которые сопровождают каждый раз кухню и смену боевого охранения.
Вчера весь день самолёт противника фотографировал наши позиции, и никто не мешал ему. К вечеру, часам к 18-00, противник начал свой обычный обстрел. Во время обстрела я проходил по мостикам, проложенным через болото. Около меня, метрах в пятидесяти, упал снаряд в воду, но на моё счастье, не разорвался. Я только искупался в болотной грязи. Мои товарищи видели всю эту картину из блиндажей и, когда я подошёл к ним весь измазанный, в тине и грязи, они встретили меня громовым хохотом.
14 мая 1942 года. Сегодня ночью и утром было тихо. Мы шутили: "Господин фон обер-лейтенант, – как нам сказал пленный – командир артиллерийского дивизиона, обстреливавшего наши позиции, – уехал на своей машине в Ригу, на бал, а оставшиеся за него фельдфебель и ефрейтор, не хотят стрелять без него".
Уже май. Весенний вечер, тёплый и тихий. Распускаются деревья. В лесу пахнет берёзой, молодые клейкие листочки блестят на солнце. Тишина. На нашем участке фронта, протяжении десятков километров, не слышно выстрелов. Под влиянием этой тишины и весеннего вечера, мы с командиром батальона лейтенантом Сорокиным, также настроились лирически и решили отужинать не в блиндаже, а в домике, расположенном на окраине деревни Заходь-Гарь, где был наш взвод снабжения и кухня, который мы называли ДКА (Дом Красной Армии).
В приятном расположении духа мы сели за крестьянский стол, покрытый скатертью. Наш батальонный повар Иван Александрович Ершов подал нам сразу суп, жареную картошку с мясом, и мы приступили к обеду. Но не успели съесть и двух ложек супа, как около нашего окна разорвался снаряд, другой, третий. Дым и пыль окутали весь дом, полетели стёкла из окон. И когда мы, оправившись от испуга, осмотрелись кругом, то оказалось, что все в доме остались живы, всё обошлось благополучно, только повозочного, спавшего на печи, ранило небольшим осколком. В наших тарелках плавали щепки и мусор, в жареной картошке блестели стёкла. Ужин был сорван. Есть больше не хотелось. Время – 20-00. Аккуратный немец запоздал с обстрелом. "Господин фон Бок вернулся с бала!".
Из дома получил письмо, в котором сообщалось, что одиноких женщин и девушек приписывают в зенитчицы, прожектористки, связистки.
Вечером в наше расположение прибыли разведчики полка, решили обосноваться, немец их выжил из деревни. Один из них рассказывает: "Идёт фриц по одному берегу реки Ловать, по другой Иван. Фриц кричит: "Рус не стреляй, 15 мая кончим войну!" Иван смолчал, оба разошлись без выстрела". В этом же духе я слышал и утром, когда был в 1 и 3 ротах. Спрашивают, почему немец не стреляет, и что слышно насчёт окончания войны. Дескать, вроде бы немец отходит с дороги за Ловать. Будто бы Риббентроп приезжал в Москву и т.д.
Пришлось объяснять, что война может и кончится в 1942 году, но только после полного разгрома немцев, что все эти слухи – плод немецкой пропаганды. Надо полагать, что 15 мая противник собирается переходить в наступление, а наша задача разбить фашистов. Нужно готовиться к наступлению.
– Так-то так, да уж очень немец далеко зашёл к нам. За полгода не выгонишь. Видишь ли, сидит, сукин сын, перед нашим носом на пятачке в болоте, и ничего не сделаешь, – задумчиво сказал пожилой боец, закуривая цигарку.
18 мая 1942 года. Газеты сообщают: "На Керченском полуострове немцы перешли в наступление и теснят наши части. В свою очередь, наши войска перешли в наступление на Харьковском направлении". А у нас тишина. Вот уже пятый день фрицы не стреляют, и мы молчим. Вчера комбат Сорокин, командир арт.батареи, поддерживающей нас, начальник штаба первого батальона Гурыгин и я отправились в командирскую разведку в район деревни Заноги, близко стоящей к реке Ловать. Здесь левый фланг нашего полка, на стыке с 275-м стрелковым полком. Путь лежал через тёмный лес, который близко подходил к самой реке. Нас сопровождал взвод разведчиков. Боевое охранение 1-го батальона, которое находилось от позиций своей части в двух километрах и отделялось густым лесом, было предупреждено о нашем визите. Сюда часто просачивалась немецкая разведка и устраивала засады на дороге. До боевого охранения мы добрались благополучно. Отсюда удалось близко подойти к окраине деревни Заноги. Разведчики остались на лесной опушке, а мы вчетвером подползли к разрушенному дому и стали наблюдать, что же делают немцы. Они разгуливали по деревне свободно, кто без рубашек, кто в одних трусах. Недалеко от нас, около сарая, здоровый детина лежал с женщиной.
Нас удивила эта беспечность врага. Верно, это был наш самый тихий участок обороны, но то что враг так свободно может себя чувствовать, мы не предполагали. Не видно никаких укрытий, кроме двух-трёх блиндажей и окопов около домов. Наблюдение мы вели в течение 15 минут, а потом опять отползли к опушке. Двигаясь обратно, чуть не налетели на минное поле.
Ночью наша разведка подкралась к крайним домам деревни и забросала их гранатами, не захватив пленных. Отход разведчиков прикрывала 2-я рота миномётная рота. Разведчики потом ругались на слабую огневую поддержку, но мин было мало, мы не могли дать больше.
25 мая 1942 года. Роты занимаются военным обучением, стреляют из винтовок, изучают противогазы, идет подготовка к какому-то делу. Сегодня ночью пролетело 30 вражеских бомбардировщиков в наш тыл. Куда-то летели бомбить.
7 июня 1942 года. Идёт двенадцатый месяц войны. Сегодня газеты сообщают, что немцы взяли Керчь. Наши войска под Харьковом разбили 36 немецких дивизий, уничтожили 90 тысяч немцев, потеряв 75 тысяч советских солдат и офицеров. В результате было сорвано наступление гитлеровцев на Ростов.
На нашем фронте идут бои под Холмом. Немцы попытались прорвать кольцо вокруг города, и это им удалось. Около 1000 фашистов сумели прорваться к гарнизону Холма. Чтобы облегчить положение наших войск под Холмом, командование дивизии организовало охват деревни Заноги. Было организовано 3 штурмовых отряда.