Месть – блюдо горячее
– Вы бы еще по копейке притащили, живоглоты!
– Нету других, Евграф Батькович, бери что дают.
– А ты кто такой? – вдруг встревожился служивый. – Что-то я тебя не помню.
– А кто у тебя на Рождество покупал? Фока это.
– А-а… Держи.
Городовой взял протянутую бутылку и сделал вид, что ушел с нею. Через пять минут они с Лыковым подкрались к входной двери. Алексей Николаевич бесшумно снял ее с петель, своротив при этом засов, и приставил в стене.
– Пошли.
Полицейские ворвались в комнату и застали интересную картину. Денщик в мундире и домашних тапочках разливал из бака ковшом через воронку ядреную жидкость. Бак стоял на полу, а вокруг красовалась посуда на любой вкус: косушки, четушки, штофы с полуштофами, осьмухи и даже одна четверть[19].
– Так-так, – зловещим голосом произнес Лыков. – Да тут притон! Городовой, взять его!
Денщик заорал. На шум из соседней комнаты прибежал молодой поручик с огромными усами, каким позавидовал бы даже будущий премьер Горемыкин.
– Кто вы? Что происходит?
– Поручик Гиждец? – Питерец предъявил офицеру свой полицейский билет. – Статский советник Лыков, Департамент полиции.
– Департамент? Который в столице? – растерялся тот.
– Да, на Фонтанке, шестнадцать. Я дознаю дело по личному распоряжению министра внутренних дел. Поэтому поменяемся ролями. Это я вас спрошу: что тут происходит? Тайная торговля алкоголем в обход закона. И вы видите ее в первый раз, хотя и квартируете здесь? Готовы подтвердить в суде под присягой?
Поручик стал покрываться пятнами. Лыков нажал еще:
– У нас есть вопросы к вашему денщику. Я могу задать их ему сейчас, в вашем присутствии, и уйти. А вы, надеюсь, после этого прекратите промысел Обозенко раз и навсегда. Если вам, конечно, дороги погоны… Или мы можем продолжить разговор в присутствии вашего командира полка. Вызовем его сюда, покажем картину и побеседуем. Что выбираете?
Гиждец вытер рукавом сразу вспотевший лоб и посмотрел на сыщика:
– Извините, плохо соображаю… Это так неожиданно. А что вас интересует?
– Кому ваш денщик продал вчера водку. Это связано с убийством.
– С убийством? – Поручик так и сел.
– Не волнуйтесь, Обозенко если и причастен к этому, то лишь как свидетель.
– Понял… И я могу присутствовать?
– Я в этом даже заинтересован.
Лыков смягчил тон, он предлагал поручику разобраться без начальства, и тот наконец это понял:
– Тогда спрашивайте, пожалуйста, господин статский советник.
Командированный повернулся к денщику. Тот стоял ни жив ни мертв: слова про Департамент полиции словно прибили его к полу.
– Ну, отвечай быстро и честно, а не то в муку изотру. Продавал ты вчера эту дрянь Василию Полудкину?
– Ваське? Так точно, продавал.
– Когда и сколько? Как происходила покупка?
– Васька взял что-то много… Обычным днем ему хватало сороковки, а тут вдруг приперся сюда и потребовал сразу штоф. Я спрашиваю: а у тебя деньги-то на штоф есть? Покажи сначала. Он вынимает из кармана серенькую[20] и гордо ею машет: во! Еле-еле я ему сдачи нашел.
– Дальше что было? – Сыщик понял, что сейчас узнает нечто важное. – Один был Васька или с компанией?
– Компания его под окнами стояла. Зашел он один.
– Откуда знаешь про компанию?
Евграф всплеснул руками:
– Там голоса слышались, а потом Васька открыл форточку и крикнул туда: Князь, штофа хватит?
– Князь… – повторил статский советник. – Полагаешь, кличка?
– Навроде того.
– Ты сам компанию видел?
– Светло было, их благородие со службы еще не пришел. Я и разглядел, в спину, когда они со штофом уходили. Четверо было, не считая Полудкина. Один высокий, в косматой папахе.
– Раньше эти люди тебе попадались?
– Никак нет.
– Еще что имеешь сказать?
– Тот, высокий, Ваське выговаривал: пошто-де кричал, имена называл?
– Все?
– Все.
Лыков повернулся к поручику:
– Слышали?
– Да, но ничего не понял.
– Василий Полудкин вчера ночью был убит у себя в доме. Ему раскроили голову топором.
Поручик ахнул и перекрестился.
– …Я веду дознание. Нужно, чтобы завтра ваш виночерпий явился в сыскное отделение и под протокол рассказал то, что он сейчас сообщил мне.
– Будет, обещаю. – Гиждец смотрел настороженно, будто ждал подвоха.
Сыщик под локоть отвел его к окну.
– Жанно-Кристофор Янович. Вы ходите по краю ямы. Не верю, что проделки денщика для вас новость.
Офицер смутился.
– Мой вам совет: замените его. Верните обратно в роту, а взамен выберите кого-нибудь из крестьянского сословия, они не такие испорченные.
– М-м…
– Полковой командир ничего не узнает, – тихо проговорил командированный.
– Благодарю!!
– Честь имею.
Сыщики ушли. Фока уважительно пробурчал:
– Ловко вы их, ваше высокородие. Эти вояки такие гордые – на хромой козе не подъедешь. Тут признались без бою. А неужто в самом деле в полк не сообщите?
– Зачем же портить человеку аттестацию? Он напуган, денщика сменит, притона тут не будет. Ты заметил – главный был в папахе. Это они!
– Они, не ходи к гадалке. Четверо. Вот, значит, как ребята сторожа заполучили… Сам их в дом привел. На погибель.
Глава 6
Минус один
Питерец вернулся в номера и несколько часов поспал. К пяти утра он явился в управление полиции посмотреть на ночную добычу. Вдруг взяли четверых подозрительных? А один из них высокого роста, в папахе, и за поясом у него нашли измазанный кровью топор…
На Семинарской усталые надзиратели разбирали последних задержанных. Баулин увидел питерца и молча отрицательно покачал головой.
– Доложите.
– Так что, Алексей Николаич, хлопнули по пустому месту. Набрали полсотни всякого мусора, а наших нет.
– Так уж и мусор?
– Один только знатный попался, Вовка Сморчок. Сбежал осенью из арестантских рот и все это время спокойно жил в казарме возле мельницы.
– Давайте по порядку, с подробностями, – потребовал командированный.
Сергей Филиппович начал рассказывать.
Троицкая, иначе Ново-Александровская, слобода, сообщил он, штука своеобразная. Населения в ней больше, чем в ином уездном городе, – пятнадцать тысяч человек. Из них подавляющая часть – мещане. А по закону правят всем крестьяне, которых меньшинство. В административном отношении слобода представляет собой два отдельных сельских общества и управляется их соединенным сходом. Мещане, купцы, торговцы – по боку, они не имеют права голоса. В результате здесь нет ни водопровода, ни электричества, ни мощения улиц; отсутствует даже собственная пожарная команда. Весной и осенью на улицах Троицкой слободы топкое болото, в котором вязнут и пеший, и конный. И всякому сброду живется здесь вполне вольготно. Домовладельцы обратились в управу, просили подключить слободу к электросети и пообещали установить у себя до двухсот лампочек. Но сход не поддержал ходатайства, и дело затормозилось.
Согласно задумке полицмейстера вчера ночью шестьдесят четыре конных стражника окружили слободу со стороны полей и создали «карусель», а по-военному – подвижную завесу. То есть они парными пикетами ездили взад-вперед, отлавливая тех, кто пытался убежать от облавы в поля. Часть всадников патрулировала полотно Уральско-Рязанской железной дороги; они тоже поймали несколько нищебродов. А отряды городовых прочесывали улицы. Самое сложное было обыскать Михайловку – кварталы по ту сторону железки, вокруг Троицкого кладбища. Местность неустроенная, дикая, правят там мукомолы и босяки.
В целом облава дала очень скромный результат, подытожил Баулин. Попались люди с просроченными видами или вообще без документов. Этих после удостоверения личности пошлют к месту жительства этапным порядком. Двое были полиции известны – воры, отбывшие тюрьму, с запрещением проживать в губернском городе. Да еще вот Вовка Сморчок.
Задержанную шушеру уже собирались гнать для временного содержания в работный дом. Лыков остановил этап, приказал всем выстроиться в ряд и прошелся вдоль него, внимательно рассматривая задержанных. Потом взял одного парня за ворот и вытолкал из строя:
– Этого на допрос.
Губернский секретарь спросил шепотом:
– Почему его?
– Он чем-то напуган.
– Так молодой, не обвык еще.
– Возможно, он из нашей четверки, – не понижая голоса, ответил статский советник. И у парня дрогнула щека…
– Видели? На допрос, немедля.
Задержанного повели наверх. Алексей Николаевич придержал начальника отделения и сообщил свои открытия. Услышав кличку атамана, сообщенную денщиком, Баулин разволновался:
– Точно Князь?
– Точно. И в папахе.
– Князь… Но который?
– У вас их много, что ли? – съязвил статский советник.
– Двое. Один липовый, второй другого фасону.
– Объяснитесь.
– Алексей Николаич, это надо с бумагами в руках. Давайте сейчас этого допросим, вдруг он с перепугу сознается. А после пойдем в картотеку, я вам про наших князей расскажу.
Парень, чернявый, с оспинами на щеках, стоял под лампой и щурился. Было видно, что он сильно нервничает. Статский советник с порога заорал:
– Где Князь?
– К-какой князь, ваше благородие?
– А ты не знаешь?
– Нет. Я плотник, на заработки пришел…
– А паспорт где?
– В ночлежке украли.
– Как зовут?
– Михайла Якимов, крестьянин деревни Нашатыркиной Рязанского уезда. Да вы волость запросите, там подтвердят. Мой тятя старостой был два срока, фамилия известная.
– Неужели? – грозно выпучил глаза питерец. – А тебя видели с атаманом. Всех четверых видели, в ту ночь, когда вы сторожа убивали. Сначала денщик, что вам спирт продал, а потом и прохожие на Новой Стройке. Учти, за убийство полагается каторга. Устроим тебе очную ставку, люди опознают, и тогда все – кандалы. А если добровольно сознаешься до опознания, получишь облегчение участи. Думай прямо сейчас, потом поздно будет. Судьбу свою решаешь… Ну, звать денщика?
– Не надо, – после длинной паузы сказал чернявый. – Я сознаюсь. А снисхождение какое будет?
– Суд решит. Но или каторга по низшему пределу, или вообще арестантские роты.
– Только, ваше благородие, меня в разные тюрьмы с ним посадите, иначе зарежет он, аспид.
Лыков приосанился:
– Будешь себя по-умному вести, много пользы от нас получишь. Ну, давай, рассказывай, как дело было. Про шайку вашу тоже сообщи: как остальных зовут, и где их искать. Ты в самом деле Михаил Якимов?
– Истинный крест! А где их искать, не знаю. Бросили они меня пьяного в биллиардной на Вокзальной улице и ушли. И деньги из кармана выгребли, сволочи!
– Зачем же ты их тогда покрывал?
– Со страху, ваше благородие…
– Зови меня ваше высокородие господин статский советник. А это их благородие господин Баулин, начальник сыскного отделения.
– Слушаюсь.
– Начни с состава банды. Кто остальные трое, и как вы собрались вместе.
– Ага. Стало быть, двое, как я, рядовые, это Федос Молявкин и Гервасий Самодуров. Атамана же нашего кличут…
– …Егор Князев, – перебил допрашиваемого губернский секретарь.
– Точно так, ваше благородие. Вы уж знаете?
Баулин продолжил:
– Крестьянин деревни Быково Скопинского уезда?
– Он.
Назвав главаря, пленник как-то успокоился и стал подробно рассказывать, сбиваясь на незначительные мелочи. Сыщики его не торопили и не одергивали. Пусть сообщит все, что знает, – потом разберемся…
Егор Князев по кличке Князь собрал свою банду в декабре прошлого года. Молявкин и Самодуров были воры, причем Гервасий – земляк атамана, из одной с ним деревни Быково. Мишка Якимов прибился к ним позже всех. Он поссорился с отцом, избил его по пьяному делу и ушел из дома куда глаза глядят. Причина ссоры оказалась пустяковая – не поделили крытый сукном полушубок. Но дело давно шло к скандалу. Мишка, сын исправного, достаточного мужика, бывшего старосты, оказался ленив и беспутен.
– Воровал? – коротко спросил его на этом месте Лыков.
– С детства, – признался тот. – Тятя стыдил, а что толку? Украду, продам и выпью, вот и вся радость. Выпить я любил…
– Ты один в шайке любил или все были друг другу под стать?
– Выпивохи – один другого стоил…
– Какие-то вы разбойники получаетесь не настоящие. Красть это одно, а топором голову рубить – другое.
– Настоящий среди нас был один Князь. И то…
– Что «и то»? – насторожился статский советник. – Он ведь убивал, не ты?
– Он. Головы рубил самолично: и сторожа с сургучного завода, и старика-крестьянина за Клепиками. И еще других, коими Егор Савватеевич даже бахвалился. Только и сам он был… как сказать-то?.. с гнильцой. Злой, спору нет. Убивец. Куражился, уважения к себе требовал. И боялись мы его, конечно. Однако…
Арестованный задумался:
– Фанаберии в нем было много. Но фанаберия его была как бы не по чину.
– Не понял, – остановил его Алексей Николаевич. – Поясни как следует.
– Ну… – Мишка мучительно искал слова. – Хотелось ему казаться злодеем большим, чем он был на самом деле. Мелкий злец, вот его естество. А Егор Савватеич пыжился. Требовал, чтобы его называли Князем.
– Так у него фамилия Князев, потому и кличка.
– Пусть фамилия, – настаивал разбойник. – Не всякому Князеву такая кличка пойдет. Надо иметь…
– Масштаб, – догадался Лыков.
– Что?
– Кажется, я тебя понял. – Алексей Николаевич даже обрадовался. – Ты хочешь сказать, что твой атаман был личностью ничтожной, а пытался казаться в глазах окружающих крупной фигурой. Так?
– Да-да, – закивал Якимов. – Именно, что так. Надувался на ровном месте, требовал, чтобы мы шапку снимали, когда с ним разговаривали. Имя-отчество, кличка с барским титулом, привычки к гонору… А сам тьфу и растереть, если бы нарваться ему на настоящего фартового. Единственно, что крови не боялся в отличие от нас. Тут Князь бывал по-настоящему страшен.
В допросной установилась тишина. Мишка напомнил про главное: каким бы опереточным злодеем ни был Егор Князев внутри, он убийца. И пока ходит на свободе.
– Хорошо, поехали дальше, – вернул разговор в нужное русло Баулин. – Где нам искать твоего капризного начальника?
– А вот этого не знаю, – разочаровал сыщиков арестованный.
– В каких притонах вы прятались?
– Э-э… Сперва в чайной Короткова на Краснорядской, в задних комнатах…
– Известный негодяй, – констатировал Сергей Филиппович. – Ну, покажу я ему теперь! Еще где?
– На постоялом дворе Отрезова в Бутырках, возле Артиллерийского плаца.
– Что-то новенькое. – Баулин заскрипел пером. – С документами селились или как?
– Там пущали без документов, только плати.
– Ух держитесь! Еще кого можешь назвать?
Разбойник – хотя какой он разбойник, так, мелкая дрянь – задумался:
– Вещи с убитого сторожа мы продали на Толкучем базаре какому-то Геркулану. Есть такое имя – Геркулан?
– Есть, – кивнул губернский секретарь. – Так зовут барыгу с Нового базара, фамилия ему Садомов. Седой, а борода черная, крашеная – он?
– Так точно.
– Вот, значит, у кого валенки с тулупом Василия Полудкина.
– И два оловянных стакана, – дополнил Мишка. – Барыга всего рупь дал за оба.
Больше ничего важного выудить из него не удалось. Якимов подписал признание, и губернский секретарь сразу же поехал к полицмейстеру – доложить о первой удаче. Теперь состав банды убийц был известен. Дело оставалось за малым – поймать остальных. Поэтому Лыков увязался за Баулиным. В кабинете полицмейстера все трое стали намечать свои дальнейшие действия.
Алексей Николаевич предложил сделать негласный обход всех номеров, постоялых дворов и съемных квартир:
– У них на руках паспорт и увольнительный билет Полудкина. Вдруг кто-то прописался под его именем?
– Тогда надо начинать с адресного стола, – возразил надворный советник.
– Надо, но там, скорее всего, пусто. Многие квартиросдатчики как делают? Показал паспорт – и живи. Через два дня на третий хозяин продлевает временную прописку в домовой книге. А в участок не идет, потому как лень.
– Разумно, – согласился Кузнецов и черкнул себе на заметку. Губернский секретарь сделал то же самое. Оба уставились на питерца в ожидании новых идей.
Лыков уже привык к такому. Он действительно был опытнее даже бывалых полицейских и много переловил всякой нечисти.
– Далее, допросить барыгу с Толкучки и тех двоих, у кого пряталась банда. Вдруг что вспомнят? Скорее всего, они разделятся. Троим сложнее прятаться, нежели каждому по одиночке. Осведомление еще раз накачать, как велосипедную шину насосом: пусть роют землю! Фамилии сообщить. Где у вас, господа, самые неблагополучные участки?
Кузнецов подошел к плану Рязани и стал показывать:
– Новую Стройку и Михайловку мы просветили. Троицкую слободу – лишь отчасти, уж очень она большая. Есть несколько мест неблагополучных, и до них мы еще не добрались. Это Кальная слобода на юге, Новопавловка, хибары близ Скорбященского кладбища. Военный городок в Дашковой деревне, вокруг казарм Болховского полка – там полицейского надзора нет. Выселки возле переправы через Оку. Починок близ Голенченской колонии душевнобольных. Бараки на Касимовке, вокруг скотобойни. Дачи на левом берегу Трубежа…
– Там зимой не спрячешься, – возразил начальник сыскного отделения.
– А ты смотрел? Есть отапливаемые дачи, есть сторожки и целый порядок незаконно возведенных домов на землях села Борок. Что еще? Две пригородные деревни, Карцева и Турлатова, там скупают краденое и дают приют ворам. Да в самом центре у нас клоака, я имею в виду окрестности Нового базара с его пивными, ренскими погребами и винницами. В каждой чайной водки нальют заместо чая! Во флигелях на той же Краснорядской всякая дрянь живет неделями. «Центральные номера» на Почтовой – старинный притон. Когда мы там шарили последний раз? Давненько. Так что, Сергей Филиппович, дай своим отдохнуть денек, и вперед. Молодец, что поймал этого Якимова…
– Не я, а Лыков, – напомнил губернский секретарь.
– Ну, вы вместе. Однако там еще трое – надо их поймать.
Баулин встал:
– Разрешите выполнять, ваше высокоблагородие?
– Иди. Алексей Николаевич, попрошу вас помочь ему.
– Конечно, сам хочу найти эту гадину!
Сыщики вышли, и Лыков сказал:
– Расскажите мне про второго князя. Я ведь вижу – вы не договариваете.
– Так заметно? Да, там есть что сообщить. Но вернемся на Екатерининскую, надо свериться с картотекой.
Глава 7
Князья
Сыщики пришли в отделение пешком – обоим хотелось проветрить голову на морозе. Там Сергей Филиппович попросил дать ему десять минут, а пока попить чаю. Он появился через полчаса, командированный уже начал скучать. В руках губернский секретарь держал синие листки:
– Вот, нашел.
Он снял очки, но тут же снова их надел.
– Первого князя, который пыжится, вы уже знаете. Егор Савватеев Князев возник в тысяча девятьсот девятом году. Я тогда был рядовым надзирателем, и в городе появилась опасная банда Куликова. Три убийства за нею числились, и никак не могли ее поймать. Начальником отделения был коллежский регистратор Сухоруков…
– Который выпивал? – уточнил Алексей Николаевич.
– Да, в ущерб службе. Ну, тяжело нам было. Отделение год как открылось. Опыта нет, картотеки нет, осведомления нет, люди с ветру… А город напуган, власти требуют прекратить. Прямо как сейчас.
Баулин замолчал, по его лицу ходили желваки. Потом он взял себя в руки и продолжил:
– Я тогда впервые понял, что такое хорошая агентура. Без нее никуда! И… завербовал проститутку с Дьяконовской улицы. Кличка ей была Махотка, потому как была она маленького роста. Обещал ей покровительство от лихих людей, а взамен чтобы сообщала. Месяц спустя преподнесла она мне Куликова в розовой бумажке! Взяли его в публичном доме, два нагана лежали на стуле рядом с портками. Допрыгнуть он до них не успел… Так вот, в этой банде есаулом у Куликова и состоял Егорка. Обзывало ему тогда было не такое знатное – Сапрыга. В банде числилось аж двенадцать человек, и трое сумели сбежать, в том числе Князев. После чего он надолго исчез из виду. Но дознание мы провели, и я изучил этого чёрта родословную. Он, как уже говорилось, из деревни Быково. А деревня эта нехорошая.
Алексей Николаевич повел плечами:
– Мне попадались нехорошие деревни. В одной из них меня чуть было не прикончили. Там душили прохожих, особенно тех, у кого были с собой деньги. А трупы сжигали в овинах. Это длилось много лет[21]. А что творили в Быково?
– Ну, такого, чтобы душить людей, там не водилось. Однако народец в селении как на подбор паршивый – был тогда, есть и сейчас. В тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году, почитай, чуть не полвека назад, случилось близ их деревни крушение. Неподалеку мост через реку Проню. А перед мостом высокая насыпь, и путь идет под уклон. Согласно правилам, при въезде на мост нужно снижать скорость. А машинист, раззява, забыл это сделать. Включил тормоза, лишь когда увидел мост. Вагоны и ударили в паровоз, когда тот резко остановился. Сразу за локомотивом был прицеплен вагон первого класса, единственный в составе. И он полетел с насыпи под откос. Все, кто был там, убились.
– До смерти? – задал вопрос Лыков.
– Кто теперь скажет? Сперва были там живые. Девять человек всего ехали в том вагоне, богатые купцы, большей частью армяне. У тех в поясах оказалось зашито золото. Но имелись и русские… Так вот, быковские мужики как услышали, что вагоны упали, сразу бегом туда. И давай грабить несчастных. Вытаскивали их из-под обломков, но не чтобы помощь оказать, а чтобы отнять ценное. Раздели до белья, карманы вывернули, багаж сцапали, и дай бог ноги. Девять человек так и лежали в ряд, в одном исподнем. Это очевидцы рассказали потом… У одного с пальца перстень стащить не смоги, так отрубили палец и унесли вместе с перстнем. Кто еще дышал, того добили камнями, дабы, очнувшись, не пожаловался. Вот.
Баулин сделал паузу, чтобы до питерца лучше дошло сказанное им, и закончил:
– С тех пор несколько семейств быковских мужиков сильно разбогатели.
– Папаша Егорки Князева был среди них? – догадался Алексей Николаевич.
– Дед. Он тогда старостой значился. И первым прибежал к полотну грабить и добивать. А папаша малолетка был, он подсоблял. Так что родословная у Егорки знатная, потомственный душегуб. Представляете? Живут себе православные люди, в церковь ходят, лоб крестят. А потом случилась оказия, и они стали крушить головы камнями. Есть в некоторых мужиках такой, как бы сказать, взведенный затвор. И когда-нибудь в нем бабахнет. Как в пятом году такие же православные начали жечь дворянские поместья и казнить их обитателей.
Лыков видел на своем веку немало подобных «православных людей» и удивляться не стал. А рязанец продолжил:
– Правда, тех черных денег Князевым надолго не хватило, потому как они их спустили в отхожее. В смысле, вложили в производство, которое потом прогорело.
– Крестьяне подались в промышленники, что ли?
– Именно так, Алексей Николаич. У нас в губернии, в Данковском уезде, близ деревни Мураевня обнаружили единственное в России месторождение богхеда – иначе смолистого угля. Из него тогда выделяли минеральные масла для станков и машин. Дорогая вещь! И миллионер-откупщик Губонин завел там добычу. Чтобы не вкладываться слишком много, позвал акционеров. Быковские мужики и соблазнились. Они думали: раз сам Губонин влез в дело, стало быть, оно прибыльное. А вышло иначе. Для производства масел вскоре начали использовать донецкий уголь и кавказскую нефть, более дешевые. И Губонин вышел с убытками. Только для него это было одно из многих вложений и не сильно расстроило финансы. А Князевы разорились до нитки.
– Да черт с ними! Но как власти спустили мужикам беззаконие, когда они камнями по голове добивали пассажиров?
– В тот год шла реформа. Управу благочиния разогнали, а полицию еще не учредили. И мужикам сошло с рук. Ну, чертово семя передалось по наследству, и появился Сапрыга. Злой, бездушный, верящий в безнаказанность.
– Есаул в банде, – вспомнил командированный. – Значит, были у него задатки главаря. Пусть на вторых ролях, но не рядовой разбойник?
Главный рязанский сыщик нехотя согласился:
– Кое-какие были, хотя Мишка Якимов прав: мелкий злец наш искомый теперь уже атаман. Потому как недавно в Рязани появился второй Князь, на этот раз выдающийся. В смысле с настоящими чертами вождя. Фамилия ему опять же Князев, зовут Софрон. Тоже из крестьян, из села Добрые Пчелы Михайловского уезда. Это двадцать три версты от города Михайлова.
– Погодите-ка, – остановил рязанца питерец. – В Михайловском уезде есть село Маково. На большой дороге на Тулу. Так?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.