Там покупаю букет из метровых роз, кидаю его на капот субарика и запиливаю сториз со словами: “Сегодня одной мелкой дерзкой девочке повезет”.
Радужку не тэгаю, чтоб не палить заранее, но не сомневаюсь, что увидит. И все поймет.
Мой субарик приметный, а розами я никогда не расчехлялся для девок, потому ажиотаж в сети тут же небывалый. Куча комментов от подписанных на меня девчонок, обиженных, вопросительных, язвительных, даже парочка из серии “Кто эта сучка?”. С удовлетворением наблюдаю за ростом просмотров и лайков, потом кладу рядом с букетом еще и коробочку с эклерами и подписываю: “Это же лучше сосиски в тесте из нашего буфета?”
И па-а-анеслась!
Расследования, домыслы, вопросы, истерики!
Ну а как же!
Я же указал направление, в котором нужно рыть!
И теперь сто процентов, что девки во всех своих бесчисленных чатиках перебирают имена кандидаток и спешно подписываются на тех, на кого еще не подписаны, ожидая где-то увидеть знакомый букет в нежных руках, эклеры и няшные подписи.
После пятнадцати минут сетевого бешенства, пишу в личку Радужке:
“Следующая сториз будет у твоего дома. Выходи по-хорошему”.
В ответ мне ледяное молчание, но опыт не пропьешь.
Когда, после небольших трудностей на охране, заруливаю к дому Радужки, она уже тусит на улице.
Ух, злая такая! Прикольно.
Губы сами собой разъезжаются в довольной улыбке.
Нравится мне ее бесить, забавная такая сразу становится, словно воробей взъерошенный, с разноцветными перьями.
На Радужке домашние шорты и длинная футболка, я с удовольствием рассматриваю тонкие гладкие ноги, длинные для ее роста, татушку сбоку на лодыжке. Тоже что-то цветное, стильное, размыто-акварельное. Рыбки, что ли? Даже в этом выделяется, никаких тупых бабочек, цветочков и прочей хуебени.
Торможу, выхожу из машины, нарочито неторопливо, вынимаю розы.
Ну что, Радужка, иди.
Я более чем уверен, что сейчас мы до всего договоримся. В конце концов, она же должна заценить прикол с бурлением в сети? Это же ржачно.
Тем более, что мне удалось соблюсти интригу, и никто ничего не пропалил. Конечно, это дело времени, но в конце концов, когда все всё узнают, будет даже лучше…
Сделаю, как планировал, отдам Вилку ключи от субарика… В этот момент что-то жалко подрагивает внутри, но я силой воли давлю слабость. Ничего. Не вещи нас делают, а мы вещи. Накосячил – отвечай.
Короче, я настроен вполне благодушно, рассматриваю подходящую ко мне злую девчонку, улыбаюсь.
– Ну что, Радужка, не дождалась меня? – сую ей букет роз и эклеры, – а зря. Только время потеряли… Погнали кататься.
– Кататься… – эхом повторяет она, сужая глаза. – Ты… Ты…
– Я, – соглашаюсь, – пост запилить с тобой в главной роли? Завтра будешь звездой универа.
– Звездой… – опять повторяет она, а я начинаю немного сомневаться в правильности выбранной стратегии. Она не хочет, что ли, чтоб про нас узнали?
Додумать эту свежую мысль я не успеваю, потому что Радужка чуть отступает назад, роняет эклеры на асфальт и, пока я удивленно наблюдаю за их полетом, размахивается и с оттягом хлещет меня цветами по роже!
Метровыми! Розами! Колючими! Прямо по губам!
Я настолько охереваю, что первые мгновения даже не понимаю произошедшего. Такое просто не укладывается в моей голове!
Она. Меня. Ударила, что ли? Реально? Опять???
Последняя мысль, словно откровение.
Я опять пришел к ней с самыми хорошими намерениями, а она опять меня отпиздила! В этот раз не ногами, для разнообразия, а цветами!
Да что это за блядство творится?
Трогаю губу, кривлюсь, ощущая боль, смотрю на кровь на пальцах…
Потом на злобную Радужку, правда, еще отступившую на шаг, сохраняя небольшие зачатки инстинкта выживания.
Но не поможет.
Не поможет, блядь!
Я ее убью!
Я ее выебу и убью!
От накатившей ярости вообще ничего не соображаю, Радужка по моим глазам понимает, что с ней сейчас будут делать, а потому пытается свалить. Но я ловлю ее за руку, резко дергаю на себя и, без гребанных прелюдий и всего прочего, грубо впиваюсь в раскрытые губы, щедро делясь своей кровью и яростью.
Она пытается брыкаться, дергает ногами, но на ней сейчас домашние тапки, они сваливаются, и голые ступни жалко пинают, пытаясь причинить вред.
Бесполезно!
Я лишь рычу от злобы, бешенства, несправедливости и обиды, сжимаю крепче, уже никак себя не контролируя, и жадно изучаю горячий рот, врываясь языком, жестко вылизывая, заставляя задыхаться и жалко трепетать от напора.
Мне все дико нравится, все приносит невероятное, особенно на контрасте со случившимся, удовольствие, я не могу остановиться, пытаюсь длить этот невозможный кайф.
Она вкусная, очень вкусная, с этой ее слабостью, неумением и нежеланием со мной целоваться, и какой-то внутренней правильной податливостью, которая нереально заводит. Ощущается, что, если усилить напор, то она позволит все.
И я усиливаю.
Глажу, трогаю, тискаю, вообще без тормозов, без памяти и соображения.
Она уже давно не сопротивляется, только попискивает мне в рот еле слышно, жалобно так, словно молит то ли отпустить, то ли быть понежнее. И я подчиняюсь. Сбавляю напор, уже не наказывая, а показывая, как это может быть, если по любви. Если по согласию. И убеждая без слов, что ей понравится. Обязательно. И нечего брыкаться. Это же смешно, в конце концов.
От поцелуя, ее податливости, беззащитности, голову сносит.
Жадно тискаю ее везде, где удается достать, тяну на себя, заставляя беспомощно болтать голыми ступнями в воздухе. Она такая маленькая, дюймовочка просто. Ощущаю себя ловким пауком, поймавшим маленькую мушку и опутавшим ее своими длинными лапами… Сожрать хочу. И сожру, обязательно. И мушка согласна. Вон, как дрожит уже завлекательно, сладко…
