Честь пацана

– Ништяк обслуживание в номерах! Разуваться надо, нет?

– Присаживайся, будь как дома. – Я разлил по стаканам вино.

– Ну давай, Андрюха, с приехалом… – Чокнулись. Уйгур махнул свою дозу, его передернуло, сказал «брр», стал усердно занюхивать половинкой луковицы. Чувствовалось отсутствие практических занятий. Я же считал, что в крайности бросаться нельзя, миром движет золотая середина. – Ну давай, повествуй. – Ренат громко чавкал. – Как живешь, чем по жизни заниматься собираешься?

Мы курили, наслаждались теплым вечером, изредка подливали в стаканы вино. Местный портвейн за прошедшие годы стал еще суровее, отдавал сивухой, и пить его следовало очень осторожно. Я рассказывал о себе, как турнули из вуза, как тянул солдатскую лямку – и не сказать, что выбросил из жизни эти годы. По мозгам армейка хорошо дает. Пропадает желание легкомысленно проводить время, все чаще посещают мысли, что пора остепениться.

– Так это пройдет, – ухмыльнулся Уйгур. – Тоже так думал: вот дембельнусь – и ша, женюсь, детишек заведу, вся такая хрень… Не, Андрюха, в другой раз.

– Даже не работаешь? – удивился я.

– Как это не работаю? – Уйгур даже обиделся. – У меня вон Васька на шее висит, мать больная. Раньше маманя нас с сестрой тянула, теперь моя очередь пришла. Автомастером работаю. За училищем в Прибрежном переулке мастерскую открыли – тачки чиним, сейчас вроде можно этим делом заниматься. Мамай потер, с кем нужно, бумаги справили, мы теперь типа кооператив по бытовому обслуживанию населения. Работать надо, статью за тунеядство никто не отменял. – Уйгур ухмыльнулся, а мне вдруг подумалось, что работа у него – не бей лежачего, а также существуют альтернативные источники дохода. – Автовзвод был в нашей караульной роте, в нем я и служил, наблатыкался там. А куда еще прикажешь – не в институт же идти?

Мы дружно посмеялись. Институт и Ренат Шамсутдинов – понятия диаметрально противоположные. И не потому, что тупой, а потому, что не его тема. Тупым Ренат не был. В школе учился на тройки, мог получать отметки и выше, но не хотел. Жизнь и так короткая.

– Привози, кстати, свою ласточку, – кивнул Уйгур на отцовскую машину. – Посмотрим, пошаманим. Тачка новая, ремонт в копеечку не влетит. Будешь рассекать по городу как белый человек.

– А вот за это спасибо, – обрадовался я. – Обязательно привезу.

– Можно, кстати, нормальную арбу купить, – задумчиво изрек Уйгур, – Иностранную, имею в виду. Кооператоры начали завозить – правда, мало их еще, да и качество хромает. В основном битые везут да утопленные. Но можно, например, старенький «Фордец» взять, довести до кондиции… Но это так, на будущее. Мамая, кстати, помнишь? – начал подъезжать к основной теме Уйгур. – Витька Мамаев, ему сейчас двадцать пять. Мы в школе учились, а он уже на районе в люди выбился. Родаки померли, брат сидит – причем основательно сидит, в ближайшие пару пятилеток точно не выйдет. Но Мамай не такой, как его брательник. Он мужик нормальный, с головой. Формально сторожем числится, чтобы не привлекли за тунеядство, на работе даже не появляется…

– То есть Мамай у вас главный на районе, – предположил я.

– Ага, старшак, – кивнул Уйгур. – Ты его помнишь, мы в шестом классе учились – история была. Девчонок из восьмого класса детдомовские обидели – основательно так обидели, гм… Мамай четверых положил в качестве вендетты, один потом в кому впал. Менты в школу как на работу ходили. Чуть не посадили пацана, но заступился кто-то… – Уйгур посмотрел зачем-то по сторонам, подался вперед. – Слушки тогда разные ходили, один из них такой: товарищи из КГБ посоветовали ментам не усердствовать…

– Красивая легенда, – засмеялся я. – Так рассудить – из всех контор уши КГБ растут. А оно им надо? Как-то мудрено это.

– Может, и так, – допустил Уйгур. – Нам эти сплетни самим поперек горла, их наши враги распространяют… Что делать собираешься?

Снова опрокинули (вернее, я, Уйгур вдруг начал тормозить) – и я затянул старую надоевшую песню: хочу продолжить обучение в вузе, то есть учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал великий Ленин…

– Не так, – заржал Уйгур. – Любовнице сказал, что к жене, жене – что к любовнице, а сам на чердак – и учиться, учиться и еще раз учиться…

– Можно и так, – согласился я. – Уйгур, ну чего ты меня пытаешь? Не знаю я. Учиться точно надо, потому как неученье – тьма. Работать пойду. Семья-то большая, да только отец уже отработал, а мать не потянет весь этот воз. Пока деньги есть – в НИИ хорошо заплатили, на пару месяцев хватит, а там надо думать. А лучше уже сейчас думать…

– С Мамаем про тебя потрещали, – перебил Уйгур. – Он помнит тебя – смутно, но помнит. Я тебя, блин, ему как самый качественный товар подал, расписал так, что сам захотел тобой стать. В общем… пойдешь в нашу контору? Пришьем без вопросов, без всяких проверок.

– Уйгур, извиняй, не моя это тема. Правда, другие планы на жизнь – вообще громадье планов…

– А что наши планы? – Приятель пожал плечами. – У меня у самого планов гора. Одно другому не мешает. Мы не агрессивная контора, защищаем свой асфальт, держим район. Без этого, приятель, сейчас не прожить, оглянуться не успеешь – сожрут…

– Уйгур, вопрос решенный, без обид. Давайте без меня. Наказывать будете – так ничего, стерплю.

– Да брось, – смутился Ренат, – ты свой, Шериф, кто тебя наказывать будет? Каждый за себя решает. В чушпаны не запишем – это точно. Можешь жить и ничего не бояться, тебя не тронут.

– Уйгур, а я похож на человека, который боится?

Ренат смутился, несколько минут молча жевал помидор, и у меня возникло опасение, что человек обиделся. Действительно, так разрекламировал, а чувак в отказ. Даже показалось, что он сейчас уйдет.

– Расскажи, что в городе и на районе творится, знать хочу.

Уйгур встрепенулся, начал рассказывать. У него неплохо был подвешен язык, а то, что маты через слово, – так это раствор между кирпичами, иначе держаться не будет. Казань переживала не лучшие времена. За что моему городу такое наказание? Остальные – города как города, Калинин, Владивосток, Новосибирск, да любой! Везде плохо! Но чтобы так плохо, как в столице бывшего Казанского ханства… Грешили на что угодно – на КГБ, на ЦРУ, на нехватку социальных и культурных объектов, на плохую воспитательную работу с подрастающим поколением… С последними двумя пунктами, кстати, вполне объективно. Про работу с населением лучше молчать. Провели для галочки профилактическую беседу – и отлично. Чем отвлечь молодежь от уличного бандитизма? Кинотеатров – мало. Стадионов, оборудованных спортивных площадок – критически мало. Библиотек, театров, спортивных и прочих секций – катастрофически мало! Да и кому в наше время интересно выпиливать лобзиком? Подростки сбивались в стаи, делили город на квадраты, вели жестокие войны за сферы влияния – и доставалось порой не только враждующим сторонам, но и всему населению. Пацану из района попасть в другой район – просто табу. А как же родственники, девчонка, место работы или учебы? Власть не справлялась. Пару лет назад, когда в милиции появились роты специального назначения, городские войны вроде приутихли, а вот теперь опять развязались. Группировкам не было числа – аракчинские, «московские», «Калуга», «Жилка», «Перваки», «Тяп-Ляп», пресловутый «Хади Такташ», нагнавший страха на Казань больше других. Десятки тысяч пацанов стерегли свои районы, месили чужаков, занимались мелкой преступной деятельностью. Периодически ходили стенка на стенку в так называемых махачах с пацанами соседних районов, когда кровь лилась рекой, трещали черепа, а порой доходило и до убийства. Милиция и прокуратура открывали уголовные дела, но это не впечатляло. Пацаны Мамая называли себя «крутогоровскими» – по названию улицы Крутая Горка. В подчинении у Мамая было пацанов семьдесят – не такое уж великое войско, если учесть, что половина из них – мальчишки лет двенадцати – тринадцати, их называли «шелухой» – просто мелкая поросль на подхвате, которую никто не использовал в серьезных действиях. Район был небольшой, прижат к Волге и фактически на окраине. Четыре жилые девятиэтажки, между ними средняя школа, к югу – небольшой частный сектор. Вот и все владения. Но имелись фишки. К северу от высоток – старое футбольное поле, где в летнее время пацаны проводили тренировки. Поле располагалось на самом краю «зоны ответственности». Южнее – выходящий на дорогу старый клуб, а за ним уютный сквер Героев Революции, спускающийся к реке. Жители района любили этот север, отдыхали там семьями, мамаши выгуливали младенцев в колясках. Берег за микрорайоном был так себе, не оборудован для отдыха, кусты, свалки. Однако пара уютных местечек все же имелась. Между высотками и частными домами находился техникум легкой промышленности (легкого поведения, как шутили пацаны), там же общежитие упомянутого заведения и конечная остановка общественного транспорта, с которой (при достатке терпения) можно попасть в любую часть Казани. Там же – ПТУ механического завода, расположенного южнее, пара мелких мастерских, включая ту, где трудился Уйгур. Все «удовольствия», включая жилую зону, занимали площадь не более двух квадратных километров. Владения Мамая можно было пройти за десять минут. Южная граница – мелкая речушка Малка, впадающая в водохранилище. За ней – опять частный сектор, пара пятиэтажек, лодочная станция – район улицы Танкистов. Сектор контролировал некто Ильдар Мирзоев по кличке Каратист и его пацаны – называвшиеся соответственно улице «танкисты».

– Райончик так себе, и дела у Каратиста идут неважно, – повествовал Уйгур. – Бригада небольшая, человек тридцать. За Малкой в основном пенсионеры живут. Ничего особенного. Главный лакомый кусочек – берег. Ровный, красивый, пляжная зона, которую некому использовать. Те края – сплошная живопись. Туда бы кооператоров – они бы такое Майами построили… А Ильдар жмется, не хочет никого пускать. Человек старых понятий, чего тут скажешь. Попасть на Танкистов можно только по мостику через Малку – там и автобус ходит. А если по-другому, то далеко объезжать. Мы с ними особо не собачимся, так, фыркаем друг на дружку с разных берегов.

– А почему Каратист? Весь такой Брюс Ли?

– Да прям, – фыркнул Уйгур. – Ну пытался чего-то изображать, тренера нанял, детишек в секцию отправил, да толку-то? – Уйгур заржал. – Помнишь? «С криком „кия“ и ударом ноги папины яйца стекли в сапоги».

– А как же, – рассмеялся я. – Нетленка. Сейчас этих секций как грязи – дорвались. Не припомню, чтобы кто-то махался, как Брюс Ли.

– Ну да, – согласился Ренат, – голимые понты. Против лома все равно нет приема. Да пусть их, чем бы дитя ни тешилось. Мы с ними все равно почти не машемся. Ильдар понимает, что раздавим. Не соперники нам эти «танкисты».

Дальше – хуже. К северу от футбольного поля, за тальниковыми дебрями, также на берегу Волги, находилась территория детдома № 4.

– Вот эти, скажу тебе, Шериф, полные беспредельщики. Отмороженная банда, по-другому и не скажешь. А тронешь – так столько вони из соответствующих органов – они же, блин, ранимые, несчастные сиротки… Признаюсь честно, Шериф, более отмороженных я в жизни не встречал. Зверье малолетнее, шакалята, объяснить им что-то невозможно, действуют исподтишка, налетают, рвут с мясом… Милиция к ним вообще не ходит. Порядки в детдоме хуже, чем на зоне, своих мочат, и никто пикнуть не может. А внешне – образцовое детское заведение. Ну бывает, кто-то шалит, это же дети… Некто Шалтанов у них за главного – погремуха Шалтай. С ним говорить вообще невозможно. Да и не все там дети. Их могут до 18 лет держать в детдоме, закон разрешает… в целях профилактики беспризорности или как-то так. А эти и пользуются, а что? Государство содержит, кормит, одевает, работать не надо, беспредельничать не мешает. Думаешь, они режим соблюдают? Чушпаны – да, а эти… наше счастье, что их немного, орудуют мелкими группами. А если чуют опасность, то быстро сматываются. Неделю назад двух наших пацанов за футбольным полем подкараулили, налетели вчетвером. Наши держались, но куда там? Макар в больнице, селезенку удалили; Тяпа дома загорает со сломанной ногой. Мы в милицию, понятно, не обращались, западло это – жаловаться ментам. Да и сами виноваты, не хрен малыми силами гулять. Так менты ведь даже не приехали, представляешь? В том месяце девчонку из шараги подкараулили, в кусты затащили и изнасиловали всем неслабым коллективом. Рож пять их было. Понятий вообще никаких, что хотят, то творят, мрази-сиротинушки. Вот я, Андрюха, ни разу не фашист, но этих тварей бы к стенке ставил. Девчонка некрасивая была, но тоже ведь человек. Ладно, не убили, отпустили. Она и лиц не запомнила, только по репликам поняла, что из детдома…

– И даже заявление об изнасиловании не подавали? – изумился я.

– Она и предкам не сказала. У подруги день отлежалась да домой вернулась, вроде как приболела. Ей шумиха тоже не нужна, отвернутся же все. Несколько человек только в курсе…

Дальше – еще хуже. Угроза вторжения и крупного передела нависла над Крутой Горкой. Восточные соседи – жилой массив «Кулебово» или «Электроцентраль», вытянутый вдоль озера Малые Кабаны. На территории района находилась ТЭЦ, питающая теплом и светом Приволжский район. А сам массив за последние десятки лет безбожно разросся. Район контролировала единственная группировка – злобного и бесноватого Турка…

– Шамиль Туркаев, – просвещал Уйгур. – Соответственно, Турок. И пехота его – настоящие турки… В отличие от детдомовских, хорошо организованы, имеют единое командование, постоянно тренируются в спортзалах. Их просто до хрена – жилмассив-то огромный. И это только мы такие добренькие, нам чужого не надо, лишь бы свое уберечь. А эти спят и видят, как наше футбольное поле отжать, да и клуб заодно, а можно и сквер Героев Революции. На «танкистов» они, кстати, тоже покушаются, уж больно привлекательна береговая полоса. А у Шамиля-Турка, стало быть, по слухам, тесные связи с кооператорами, так что, если споются да договорятся, Ильдару мало не покажется. Пробный заход был у них недели три назад – обогнули Ильдарку с юга и вошли на берег. Сидят на камешках, в стиры[1] режутся, девчат тамошних кошмарят. Ладно, Каратист сориентировался, лучших послал. Минут пятнадцать месились, две руки сломали, глаз кому-то проткнули, одного вообще чуть в реке не утопили. Отбились в общем, убрались турки. Так подозрение у пацанов возникло, что это разведка боем приходила…

– Да у вас тут прямо звездные войны. – Я недоверчиво помотал головой. – А милиция что?

– А кто бы ее вызвал? – Ренат пожал плечами. – Турки не будут, Ильдаркины хлопцы – тем более. Мирные, что наблюдали махач, – оно им надо? Ведь Каратист все равно верх одержал. А наша милиция – она такая, сама собой из воздуха не появляется… Это еще ладно. По зиме турки в набег на футбольное поле пошли. Вот там мы попотели… Это летом через озеро лишь по перешейку пройти можно, а зимой иди как хочешь – лед на Малых Кабанах. Это было эпически, приятель… Наших человек тридцать собралось, турок – человек сорок – и блин, такое ледовое побоище… Люди семьями гуляют, девчонки с мальчишками на коньках катаются, малышня на санках – и посреди этого две армии бьются, кровь рекой… – Ренат нервно засмеялся, видимо, было что вспомнить. – Не пустили супостата, который чуть было не пробился, но все равно отогнали. Ржали потом: ледовая, блин, дружина… Турки подлые – самопалы используют, самодельные гранаты, а это вообще западло – пальцы отрывает, убить может. Но в том махаче только монтажками[2] херачились. Если палить, то в своих попадешь… Когда менты приехали, уже не осталось никого. Только граждане в легком шоке да кровь на льду. Менты злые были, а ума палата – «уазик» на лед вывели. Лед возьми, да и тресни. Машина давай тонуть, экипаж врассыпную. Хорошо, что тачка медленно тонула, вторую машину подогнали, тросом подцепили. Пока вытаскивали, забыли, зачем приезжали. Вот только смех смехом, Андрюха, а Шамиль что-то замышляет. И когда ударит, неизвестно. Подозрительное затишье. Мы, конечно, следим за ситуацией… Так что, пойдешь к нам?

Примечания