Любовь, комсомол и Танцы под Звёздами

Но 1 Мая нежданно-негаданно выпал мокрый снежок, хотя накануне стояла солнечная тёплая погода. Ноги мои насквозь промокли – видите ли, «стиляга-модница» о резиновых сапогах для такого праздника даже и не помышляла. Демонстрация ещё не началась, а настроение уже слегка подпорчено.

Предприятия готовились к построению, одно за другим в сплошную линию. Из динамиков парка орала патриотическая музыка. Комсомольский актив раздал красные флажки и надутые воздушные шарики. Мимо нас на построение в «хвост» прошли две самые большие группы с левого берега: молокозавод и ателье «Тюльпан». Алексей и Виктор (муж тихони Люси) несли длиннющий транспарант молокозавода. Алексей кинул оценивающий взгляд на «головку» демонстрации и что-то с усмешкой сказал Виктору, и тот кивнул в ответ. Видимо, обсуждали важность «барыни» в мероприятии. Надя безрезультатно высматривала своего Толика в колоннах Левобережья. Он работал в СМУ, но в немногочисленных рядах этого предприятия его не было.

Со стороны парка из громкоговорителей наконец-то громыхнул бодрый марш. Народ оживился. Построение закончилось. И в 9:00 комбинат открыл демонстрацию. Несмотря на испортившуюся погоду и долгое ожидание, люди счастливо улыбались, махали флажками, воодушевлённо кричали «ура!» и выпускали в небо разноцветные шарики.

Днём в парке намечалась праздничная программа. Вода хлюпала в моих лаковых туфельках, и я решила не оставаться на ярмарку и концерт. Утянула в общежитие и Надю. Вручила ей свежий польский журнал «Ванда», а сама сразу же ушла под горячий душ согреться.

– Лин, ну что, мы идём за Волгу? – Надя шелестела страницами журнала в поисках ярких картинок. – Денёк-то распогодился!

– Вот честно, Надя, если ты про клуб, то у меня никакого желания нет. Извини! Ты должна понимать, я могу наткнуться там на «Главного Героя». А если он ещё и под градусом, то вообще будет «Г… в кубе». Ты же его знаешь! – я поменяла полотенце на сухое и обернула им голову.

– Ну а как я одна? Мне надо встретиться с Толиком.

– А как же я одна всю осень добиралась на левый берег? Точно так и ты вернёшься. Теплоходом! Это не пешком по льду через Волгу идти – провожатые не требуются.

– А в клубе, как я одна, если его там не будет? А если будет и вдруг не один? Сестра, ты правда не понимаешь, как мне это важно? – Надя откинула журнал, чтобы не мешал брать меня измором.

– Ты же в его дом вхожая, Надя! На фиг тебе этот клуб сдался? Сходи домой и всё узнай! Может быть, он больной лежит, если на демонстрации не был.

– Вот ты какая?! Мне поддержка нужна, даже если в дом идти. Без приглашения я ещё ни разу не ходила, – Надя соскочила со стула, подошла к окну и обиженно отвернулась от меня.

– Ну вы даёте! Вы же пожениться собираетесь.

– Вы тоже собирались, – тут же парировала она. – И что из этого вышло?

– Аха, брошенки мы с тобой, сестрица! Две брошенки! – засмеялась я, подошла к ней и обняла. – Ладно, куда деваться? Поведу тебя в дом к Толику.

Я надела новый костюм из плотного атласного шёлка. Изумрудный жакет, элегантный и в то же время романтичный. Под жакетом – нежнейшая гипюровая блузка пастельного тона. А салатовые фалды юбки-солнца волнами опускались чуть ниже колена. Оборочки и фалды меня не полнили, наоборот, на контрасте подчёркивали тонкую талию и придавали некоторый объём бёдрам, а стекающие книзу вертикали юбки зрительно удлиняли ножки. Ну, разве такой наряд купишь в Романовске Приволжском? Да и в областном центре не купишь! Я сама придумала фасон и сшила костюм за несколько вечеров.

– ПрЫнцесса»! Нет, Королевишна! – засмотревшись, Надя жестом просила ещё раз перед ней покрутиться. – Вот умеешь ты преподнести себя!

Погода одумалась и ласкала солнечными лучами. Пассажиры набились в теплоход, как селёдки в бочку: первый день навигации после ремонта судна, и люди соскучились по противоположным берегам. Мужчины в весёлом алкогольном опьянении разной степени громко разговаривали, ругались матом. Но мат уже не резал ухо так, как это было в первые месяцы моей жизни в этом городке. К сожалению или к счастью, но человек привыкает ко всему. Удивительно, но в моём личном окружении мужчины не употребляли нецензурной брани: или она действительно отсутствовала в их речи, или они контролировали себя.

– Ну ладно, давай заглянем в клуб. Ненадолго! Вдруг Толик там. Да и с музыкантами хочется пообщаться, – обрадовала я Надю, когда мы поднялись на набережную по крутой деревянной лестнице.

Зал клуба увешан красными флажками и воздушными шариками. Озираясь по сторонам, мы прошли в свой левый угол. Музыканты увидели нас и заулыбались. Когда они закончили «медляк» и поставили на проигрыватель пластинку, первым со сцены спрыгнул ударник Андрей. Он приподнял меня и закружил.

– Линка, как же мы тебя ждали! Почти два месяца не появлялась, – он опустил меня и повернулся к Наде. – Привет, Надюха! С праздником вас, девчонки!

Следующими с объятиями подошли Николай и Анна. Оба сияли. Новые незнакомые мне гитаристы Алик и Гриша (прежние готовились к весеннему призыву в армию и отошли от дел), лет по семнадцать – восемнадцать, немного робели с бурными приветствиями – я подмигнула и улыбнулась им.

– Танцевать-то будем? – спросил Андрей и утянул меня в центр зала.

Гриша пригласил Надю. Николай танцевал с Анной. Ура! По-моему, они пара.

– Ты свободна, Лина? – склонился ко мне Андрей, обнимая одной рукой за талию.

– В смысле? Я всегда свободна. Я же не птица в клетке и не рыбка в аквариуме, – посмотрела я в его карие глаза и улыбнулась.

Слушая рассказ Андрея о работе их группы, я рассматривала посетителей. Много подвыпивших, незнакомых мне ребят. Они разговаривали на повышенных тонах, глазели и сально скользили взглядами по телам девчонок. Ни Толика, ни Алексея, ни Валерия, ни студента Анатолия.

– Смена контингента? – поинтересовалась я, когда Андрей замолчал.

– Да, деревенские ребята решили покутить на полную катушку. Ну и перебрали малость. Но не дрейфь, ты под нашей защитой.

– Дык… а чего мне дрейфить? Я же не льдина, – засмеялась я. – Что-то я давно студента Анатолия не видела. Вот прямо со дня свадьбы Люси и Виктора, после нашей с ним румбы ни разу и не попался на глаза.

– Ты что, не знаешь? – Андрей напрягся и крепко сжал мою ладонь.

– Чего не знаю? Я, вообще-то, почти два месяца на Левобережье не была.

– Ох, тогда я в затруднении как сказать…

Моё сердце гулко ухнуло.

– Андрей, что случилось?

– Ну, давай отойдём, присядем, – он повёл меня в левый угол, и мы сели на стулья.

– Утонул Анатолий. Около полутора месяцев назад, когда лёд затрещал…

– Что?!

– Лин, ну неужели у вас на правом берегу об этом ничего не говорили?

Внезапно заложило уши и застучало в висках. Не было сил произнести хоть что-то, и я уже не слышала, какие подробности всё ещё рассказывал Андрей.

Он потряс меня за плечо:

– Лина, ты как? Лина, смотри на меня!

Я обмякла и повалилась на его плечо.

– Ко-ля, во-ды! Лин-ка от-клю-чи-ла-сь! – как во сне услышала я глухой, уплывающий голос Андрея.

Ну вот такая я вдруг стала припадочная! Хорошо, что хоть не эпилептик!

Когда я очнулась, вся молодёжь стояла толпой и глазела на меня.

Мокрое лицо. Мокрые пятна на жакете.

– Господи, как ты напугала нас! – обняла меня Надя.

Андрей вытирал моё лицо носовым платком.

– Вот какой я дурак! Дёрнул чёрт за язык! Я же знал, какая ты чувствительная…

Ко мне наконец-то вернулась способность говорить:

– Надя, нам надо уйти. Ну не срывать же вечеринку моей выходкой. Извини, но про дом Толика придётся забыть.

– Отсидись немного, Лина, – робко предложил Николай.

– Нет, нет, я нормально! Всё прошло! – успокоила его я. – Идите, играйте! Вечер должен продолжаться!

Я посмотрела на опустившего глаза Андрея.

– Не кори себя! Ты вообще ни при чём. Со мной такое случается. Это уже не в первый раз.

Когда Николай поднялся на сцену и поставил очередную пластинку, в зал вошли Алексей и его Пышечка. Алексея невозможно было не увидеть – голова возвышалась над публикой. Скопление народа в левом углу зала привлекло его внимание. Он подошёл. Я опустила глаза. Алексей присел передо мной на корточки, больно вцепился своими длинными пальцами в колено.

– Что случилось, Лина? На тебе лица нет! Тебя кто-то обидел? – голос звучал взволнованно.

И я не удержала слезу, всё ещё не глядя ему в лицо.

– Узнала про Анатолия, – пояснил Николай.

– А-а-а, понятно! – Алексей поднялся с корточек. – Странно, что до сих пор не знала. Разве он не к тебе шёл в тот вечер, Лина?

Что за ересь?! Его вопрос повис в воздухе.

– Какое же ты «Говно в кубе», Лёшка! – не сдержалась Надя, – Лина со дня Люсиной свадьбы Анатолия не видела.

Но он промолчал и быстрым шагом направился к выходу. Пышечка суетливо последовала за ним.

8 Марта, а теперь и 1 Мая – ещё один день в мою копилку чёрных праздников.

25 мая мне исполнилось двадцать два. Ну что такое возраст в двадцать два года? Ути-ути! Начало жизненного пути! Конечно, прекрасно, когда под ногами уже есть фундамент, а на нём сформирована база, но и для начинаний этот возраст не преграда. Я была полна сил и энергии, и главное, у меня получалось всё задуманное.

На календаре был вторник. С утра от администрации и комсомольского актива меня поздравили директор и Надя. Большой букет красных роз в романтично оформленной корзинке красовался на моём столе и распространял запах мёда и фруктов.

Но самый близкий коллега, физрук Владимир, в тот день отсутствовал. 9 мая стартовал футбольный турнир района, и Владимир уделял внимание не только команде комбината, но и являлся одним из организаторов всего турнира. Почти каждый посёлок имел свою, пусть невысокого уровня, но всё же играющую команду. Владимир хотя бы раз в неделю посещал тренировки каждой из команд. Таким активистом был не он один. На левом берегу местные команды курировал Алексей. Из них к концу апреля он собрал сборную Левобережья и тренировал ребят на спортплощадке школы. Условия для тренировок на левом берегу были на порядок ниже: на правом имелись и футбольное поле со скамейками для зрителей, и крытый спортзал.

Но вернёмся к моему дню рождения. Я не собиралась отмечать его широко и шумно: посидим за чаем и тортиком с соседками по квартире, а Надя с Толиком присоединятся чуть позже.

Вечером мы с девчонками хлопотали на кухне с салатиками и лёгкими закусками к бутылке розового вина. В дверь постучали. Таня пошла открывать и вернулась с букетом из девяти белых роз на длинных ножках. Элегантные розы в ажурной серебристой обёртке перехвачены большим белым атласным бантом. К банту прикреплена поздравительная открытка с коротким текстом: «С днём рождения, Ангел Лина!».

– Кто принёс? – спросила я, разглядывая открытку.

– Комендантша, – тряхнула белокурыми кудряшками Таня.

Конечно, по формулировке я поняла, от кого букет. Ну и зачем Алексей продолжает вспоминать прошлое? Он же в новых отношениях! И пока он не способен отпустить меня полностью, я тоже не в состоянии освободиться от этой невидимой тонюсенькой ниточки, всё ещё привязывавшей меня к нему, хотя и непрочно.

Открытку незаметненько убрала в карман фартука, а букет вложила в руки растерянной подруги:

– Тань, разверни упаковку и поставь цветы в вашей комнате!

Сама же отвернулась от букета нарезать ровными кругляшами редиску – с глаз долой, из сердца вон!

Наконец-то подошли Надя и Толик с тортом и бутылкой шампанского. Мы посидели все вместе за общим столом: девчонки пели застольные, Толик разбавлял хор анекдотами. Затем втроём ушли в мою спальню.

В тот злополучный первомайский день Толик действительно оставался дома из-за гриппозного состояния. Развития в отношениях Нади и Толика не наблюдалось, они оставались всё в том же подвешенном режиме. Разговоры о свадьбе стали запретной темой, хотя прошло уже больше пяти месяцев после возвращения парня с флота. А Надя рассчитывала на скорую свадьбу. Так что наша тихоня Люсенька всех обскакала!

Выпив шампанского и вина, я растревожила свою «пагубную» разговорчивость и начала резать правду-матку в глаза: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

– Толик, в конце концов, ты собираешься жениться на моей сестре? Я дружкой ни разу не была, а так хочется! Ну сколько можно мотаться за Волгу туда-сюда? Вам уже по двадцать четыре года! Пора бы и определиться! – не дождавшись ответа, я перевела взгляд на Надю. – Надя, а ты чего молчишь? Не хочешь разве замуж? – мои мысли скакали, не успевая одна за другой. – Кстати, Надюха, тебе срочно надо выписаться из квартиры Капы и прописаться здесь в общежитии. Можешь ко мне в комнату подселиться. Скоро новый дом сдавать будут, и есть шансы получить квартиру.

– Нам пока и без штампа в паспорте хорошо, – наконец-то заговорил Толик, поймав за хвост паузу в моей тираде, – правда, Надюха? У нас ещё конфетно-букетный период. Сейчас пошла тенденция жениться по залёту. Так что как только, так сразу! А вот с пропиской в общаге – отличная идея. Надя, держи нос по ветру! Линка дело говорит: своего жилья у тебя нет, живёшь у тётушки. Не откажут тебе! Тем более, ты специалист.

Но Надя отмалчивалась, хотя её давно уже напрягала нерешительность Толика распрощаться с холостяцкой жизнью. Поэтому я и начала разговор.

– Эгоист ты, Толик! Пользуешься девчонкой по полной программе, а женитьбу хочешь только по залёту. Даже гуляка Алексей, и тот был готов жениться немедленно, вопреки своенравной мамАн.

– Ну, я – не Лёха, а Надя – не ты. У нас ситуации разные. Вы страстью горели и ею наломали дров. А у нас всё идёт своим чередом чинно, ровно, благородно, – он повернул голову за поддержкой в сторону Нади, – да, Надюх?

Надя всё ещё молчала. Разговор неприятен ей, но она понимала, что он давно назрел. И, скорее всего, в душе была благодарна мне за инициативу. Она поднялась со стула, распахнула штору на окне и выпалила:

– Лин, Алёшка под окном. Лёгок на помине!

Я вспыхнула:

– Тебя не видел?

– Нет, стоит спиной и смотрит на рощу за оврагом.

– Зашторь скорее! – моё сердце колотилось.

– И чего стоит как истукан? Караулит, кто выйдет? Или не решается войти? Лёшка и вдруг такая робость! – Надя отошла от окна и взглянула на Толика – он направлялся к двери.

– Девчонки, я не прощаюсь! Выйду покурить с Лёхой, – Толик хлопнул дверью.

– Наверное, дружинники и вахтёр не впустили. После того дебоша попросила занести его в чёрный список. Но букет роз передал. – Я нервничала. Зачем-то надкусила ноготь и с досадой посмотрела на него.

– Это те девять белых роз в зале?

– Они самые.

– А я же флористику изучала. Цвет и количество роз имеют определённый смысл. Девять белых роз – это искренние муки совести из-за проступка.

– О как?! Но за время наших отношений я столько раз наслушалась про муки совести! И давно поняла – никогда его выходки не закончатся, темперамент у него такой, – я встала, подошла к окну, чуть-чуть раздвинула штору и посмотрела в щёлочку на одинокую длинную фигуру, застывшую, как фонарный столб на мосту Александра III в Париже. – А эта его патологическая ревность?! Это же порок! Ему нужен психолог, иначе не будет счастлив в семейной жизни. Если, конечно, не женится на клуше, заглядывающей в рот. Но и тогда, ну о каком счастье можно говорить? Разве его устроит такая клуша? Он же совсем непрост! В отношениях тянется к высоким материям, копается в чувствах, философствует. «Поматросит и бросит», как говорил Анатолий.

– Ну вот поэтому он до сих пор и болен тобой. Равноценно-то заменить некем. И ты… Ты же тоже не освободилась!

– Ну, нет! Я выбор сделала: вместе нам не быть! Я его давно отпустила. Пусть женится и живёт своей жизнью без воспоминаний обо мне, – я взглянула на ноготь, поискала маникюрные ножнички в тумбочке… Всё на фиг обрежу под корень!

– Лина, ну, легко сказать «живи и не вспоминай!» А как не вспоминать, если постоянно натыкаетесь друг на друга? Память не сотрёшь ластиком…

Наш разговор прервал вернувшийся Толик.

– Ну что, Надя, по домам? Надо успеть на теплоход. Проводим до Капы вместе с Лёхой.

Он развернулся ко мне:

– Можно пошептаться с тобой?

– Если про Алексея, то не надо. Я не нуждаюсь в дипломатах.

– И всё-таки пару слов. Обещал, что передам их тебе.

– Ну, пойдём на кухню, если пара слов, – я прихватила пустую бутылку, а Толику указала глазами на стаканы. – Заодно и порядок наведём.

Мы сели за стол.

– Он просит встретиться, обещает не приставать с чувствами. Хочет выяснить один важный принципиальный для него вопрос. Без ответа на него не успокоится.

– Хорошо! Если хочет успокоиться, я согласна. Пойду с вами и останусь на ночь у Капы.

Мы вышли из подъезда. Алексей замер передо мной. Без зимней верхней одежды, в тонкой синей рубашке, в свете луны он выглядел бледным и похудевшим. Высоченный мальчишка с виноватыми глазами! Куда испарился из него тот герой-любовник, мартовский кот?

– Здравствуй, Лина! С днём рождения! – его голос, обычно шумный, звучал непривычно тихо и вкрадчиво, как будто слова слетали с губ, без участия голосовых связок, словно шорох осенних листьев под ногами…

Ох и хитрец! Даже голос и тот пустил в обольщение! Конечно, он же знает, что я темброзависимая! Я кивнула. Мы медленно пошли следом за Надей и Толиком.

– Я слушаю, Алексей!

– Мы ни разу не поговорили с того злополучного восьмого марта.

– В тот день я сказала тебе всё, что хотела сказать. И с тех пор ничего не изменилось.

– Изменилось. Я стал другим. И ты стала другой.

– И? В целом это ничего не меняет. Я жду принципиальный вопрос.

– Сначала прими мои извинения, – он широко шагнул двухметровыми ногами, развернулся лицом ко мне, преградил путь и попытался поймать мой взгляд, – я, идиот, был неправ. Впрочем, как всегда! Идиотом был в те последние минуты в клубе и ещё бо́льшим идиотом на следующее утро.

– Проехали, Алексей! – я обошла его стороной. – То, что ты идиот, я давно поняла. Но те последние минуты седьмого марта, в конце концов, привели тебя к новым отношениям. И я, правда, рада за тебя – клин клином вышибают!

– Не сравнивай, Лина! Это совсем другое… – он поравнялся со мной и робко коснулся моего плеча.

Я встряхнула его руку.

– Мне, правда, не интересно знать, насколько это у тебя другое. Твоя жизнь, и меня в ней больше нет. Наши дорожки разошлись. Я всё ещё жду принципиальный вопрос. Давай, помогу! Ты хотел спросить про Анатолия? С Анатолием у меня никогда не было никаких отношений, и в тот вечер он шёл не ко мне. Это тебя успокоит? Или принципиальный вопрос – «мой секс в общежитии»? Я тебя, моего первого и единственного мужчину, тебя, любимого, ни разу к себе не пригласила. Как же ты мог подумать, что я пустила в свою постель кого-то другого? Разве я такая доступная и распущенная? Или по себе судишь? Для тебя же флирт и вытекающие из него последствия – дело привычное.

– Лина, малышка… – он остановился и попытался обнять меня.

– Нет, нет, убери руки! Ты обещал, никаких слов о чувствах. Лучше слушай и не перебивай! Я сегодня опять разговорчивая и позволю себе многое сказать. И забудь про «малышку»! Даже на твоём фоне я давно уже не малышка. Я уже переросла тебя, Алексей, а ты всё тот же инфантильный мальчик. Лёша, пойми, мы пошли по жизни разными тропами. И лучше было бы, чтобы они нигде не пересекались, – я пнула подвернувшийся под ногу камень и чуть не вскрикнула от боли в пальце.

Да, мне было больно… и не только в пальце.

– Лина, ты меня презираешь? Неужели я настолько подлец? Я вообще хотел поговорить не об этом. Даже и не знаю, как начать.

– Начни уж как-нибудь! Ты же такой красноречивый у нас!

– Красноречивым я был только с тобой. Никто больше не вызывает желания облачать слова в красивую форму. Но ты выпила меня всего до дна, а потом своей ножкой выпнула из своей жизни, как пустую бутылку… Пустой я сейчас, Лина… О-пус-то-шён-ный…

– О-ля-ля! Как банально! Алексей, прекрати! Меня уже не купишь такими речами! Я уже не та девочка, которая попадала под подобные чары. Честное слово, сейчас эти твои выражения кажутся надуманными, нелепыми и даже смешными. Всему своё время, Алексей! Было, было да прошло! – я, наконец-то, подняла глаза и смело посмотрела ему в лицо, и ничего у меня нигде не дрогнуло и не наполнилось слезами. – Так о чём ты хотел поговорить?

– О родителях. О моём отце и твоей матери. – Он задумался. Пауза затянулась. Кашлянул в кулак и продолжил. – Они были любовниками, когда матушка была слегка беременна мной.

– Я в курсе. И даже в курсе, что чисто теоретически, как сказала Капа, ты и я могли бы быть братом и сестрой по отцу. У нас разница в возрасте всего три месяца. По срокам сходится.

– Ты это знала?! – он схватил меня за плечи и резко развернул к себе.

– Аккуратнее на поворотах, Лёша! – я демонстративно скинула его руки. – Про связь родителей сначала просто догадывалась, а ты разве нет? Ты не видел, как твои родители пожирали меня взглядами за столом? И как отец спросил про номер дома? И как твоя мать возмущалась, когда я назвала адрес? Ну а потом Капа подтвердила мои догадки. Про брата и сестру, Лёша, я никогда в голову не брала. Не переживай, мы не родственники! Я родилась семимесячной. Можно сказать – жертва неудачного аборта. Моя мать после расставания с твоим отцом почти сразу вышла замуж. Неужели ты мог подумать, что я твоя сестра? Ты что, слепой, Лёша? Мы же совершенно разные!

– Уф! Ты меня успокоила… – он всё-таки набрался наглости, обхватил меня, приподнял, покружил и бережно поставил. – Я чуть не чокнулся, когда матушка рассказала.

– Господи, Лёшка, ну что же ты такой наивный?! Я тобой поражаюсь! Твоя матушка подкинула палку в огонь, чтобы лишний раз убедить, что мы не пара. Но сейчас я понимаю, как тяжело ей было видеть меня в своём доме, если я так разительно похожа на мать. Так что, обиды на Нину Васильевну у меня нет. Лёша, всё, что делается в жизни, делается к лучшему: мы расстались… Примут и полюбят твои родители эту Пышечку. И нарожаете вы деток. Тебе же от жизни большего и не надо! И будете вы все счастливы!

– Как же ты изменилась! «Жертва неудачного аборта» – непреклонная сильная малышка… – он громко набрал воздух, наверное, чтобы заглотить ком в горле.

Знакомое состояние. В чувствах и переживаниях мы совпадали.

– Да, Лёша! Я изменилась. Я уже не та! Поэтому успокойся! Ты любил совершенно другую девочку: наивную, трепетную, доверчивую, слушающую тебя с открытым ртом. Но её больше нет! Ничего этого во мне уже не осталось. Не мучь себя воспоминаниями! В одну воду дважды не войдёшь, – я старалась сдержать слезу, напрашивающуюся выкатиться на свободу. – Отпусти меня с миром, как я отпустила тебя. И мы же не враги, Лёша! Ты мне многое дал эмоционально. Я повзрослела с тобой. След в моей жизни ты уже оставил. Наследил, одним словом! Да и я, всё, что могла отдать тебе за это короткое время, я отдала сполна.

Слезу я сдержала, сложнее было с комом в горле – он постепенно нарастал. Комом я пока ещё не научилась управлять, но набралась сил продолжить:

– Про то, что я выпила тебя всего… извини, Лёша! Но это большой вопрос, кто кого выпил! Я была невинной девочкой, а ты был уже опытным мужчиной… Это я отдавала себя, а ты, Лёша, брал. Больше я ничего дать тебе не могу, как и ты мне. Отношения исчерпали себя, – наконец-то мне удалось сглотнуть тяжёлый ком, и стало легче, и я взбодрилась. – Даже если бы мы решили снова быть вместе, я не могу представить, на какой почве мы строили бы отношения и совместную жизнь. Что конкретно связывало бы нас? Лёша, даже просто другом стать не получится: я не хочу близкого и частого общения с тобой. Мне ведь тоже подошла пора строить личную жизнь, а ты был бы помехой, как бельмо на глазу.

Он шёл. Молчал. Слушал. Слушал, понурив голову.

Моё сердце болезненно ныло от сочувствия, жалости и спрятанной куда-то глубоко в закрома души нежности…

Ну что за дисбаланс в моём организме?! Голова моя понимала, что никакой совместной счастливой жизни нам построить не удастся! И на это сто причин! А душа и сердце не хотели слушать мою разумную голову… Глупая ветреная душа хотела вылететь и обняться с Лёшкиной… Обняться и закружить… Закружить и улететь…

– Всегда знал с самой первой минуты, что ты особенная, – он скрестил пальцы обеих ладоней и звонко щёлкнул ими, я вздрогнула. – Но не мог даже представить, что окажусь в такой зависимости от девушки и стану для неё бельмом на глазу. Какой же болван я был! За пять минут разрушил всё, что связывало нас, – он пнул пустую бутылку, валявшуюся на дороге, и повторил, – болван!