Регулирование экономики и бюрократия
Но и этого будет недостаточно. Идеальная рыночная цена предполагает соответствие между спросом и предложением. Однако, поскольку в силу властных предписаний устанавливается более низкая цена продажи, при сохранении прежнего предложения начинает расти спрос. Имеющихся запасов оказывается недостаточно для полного удовлетворения всех потребителей, которые готовы платить за товары по спущенным сверху ценам. Часть спроса останется неудовлетворенной. Рыночный механизм, который в противном случае устанавливает равновесие между спросом и предложением за счет цены, больше не работает. В результате потребители, которые были готовы покупать свои товары по предписанной властями цене, будут вынуждены покинуть рынок с пустыми руками. Те из них, кто раньше других оказался на рынке или сумел использовать какие-то личные связи с продавцами, уже раскупили все запасы; остальные остались ни с чем. Если власти хотят избежать таких последствий своего вмешательства, которые в общем-то противоречат их целям, они должны будут дополнить фиксированные цены и принудительную продажу нормированием потребления имеющихся товаров. То есть на основе властного распоряжения будет определено, сколько товаров может быть отпущено каждому желающему по предписанной цене.
Несравнимо более сложная проблема возникает в том случае, если в момент провозглашения властями соответствующих ограничительных мер имевшиеся в наличии товарные запасы уже закончились. Поскольку производство товаров для продажи по предписанным ценам нерентабельно, оно будет ограничено или полностью прекращено. Если власти захотят, чтобы производство товаров продолжалось, они будут вынуждены обязать к этому производителей; они должны будут в этих целях установить цены на сырье, полуфабрикаты, а также фиксированную заработную плату. Такого рода распоряжения не могут быть ограничены только одной или несколькими отраслями производства, которые власти хотели бы поставить под контроль, поскольку рассматривают производимые в них продукты в числе наиболее важных. Регулирование должно охватить все отрасли производства, цены всех товаров и все ставки заработной платы, а также экономическое поведение всех предпринимателей, капиталистов, землевладельцев и рабочих. Если хотя бы несколько отраслей останутся свободными, в них немедленно начнется приток капитала и рабочей силы, что не позволит добиться тех целей, которые власти ставили перед собой, изначально планируя меры вмешательства. Ведь, вводя регулирование, правительство стремилось обеспечить изобилие предложения именно той отрасли производства, продукции которой они придают особую важность. Ухудшение условий ее производства – именно вследствие мер вмешательства – целиком и полностью противоречит их намерениям[11].
Таким образом, наш анализ со всей очевидностью показывает, что в рамках экономического строя, основанного на частной собственности на средства производства, изолированное вмешательство властей в механизм образования цен не позволяет достичь цели, поставленной инициаторами акта вмешательства. Это вмешательство не только бесцельно, но и вредно, поскольку еще больше усугубляет то «зло», на устранение которого оно направлено. До установления твердых цен товар, по мнению властей, был слишком дорог; теперь он исчез с рынка. Но это ведь не входило в намерение властей, которые хотели бы сделать его в ценовом отношении более доступным для потребителя. Напротив, с точки зрения властей, нехватка товара, невозможность приобрести его должны быть несравнимо большим злом. В этом смысле об изолированном вмешательстве можно сказать, что оно бессмысленно и бесцельно, а обо всей системе экономической политики, которая намерена использовать подобные меры вмешательства, – что она неосуществима и немыслима, что она противоречит экономической логике.
Если власти не пожелают вернуть ход событий в нормальное русло, отказавшись от изолированных мер вмешательства и отменив твердые цены, то тогда они будут вынуждены предпринять дальнейшие меры: приказ, запрещающий требовать цену выше предписанной, должен быть дополнен не только приказом о продаже товарных запасов и о рационировании товаров, но и об установлении фиксированных цен на товары более высоких порядков и о регулировании заработной платы, а также в конечном счете о трудовой повинности для предпринимателей и наемных работников. При этом подобные предписания не могут быть ограничены одной или несколькими отраслями производства, они должны будут охватить все производственные сферы без исключения. Не существует другого выбора, кроме как либо отказаться от изолированных мер вмешательства в пользу игры рынка, либо передать все управление производством и распределением в руки властей. Или капитализм, или социализм; компромиссного решения не существует.
Возьмем еще один пример – минимальную заработную плату, фиксированную оплату труда. При этом не имеет значения, устанавливают ли власти фиксированную оплату труда сами или они терпимо относятся к действиям профсоюзов, которые под угрозой физического принуждения или с помощью прямого физического насилия лишают предпринимателей возможности нанимать рабочих, готовых трудиться за более низкую зарплату[12]. Рост заработной платы неизбежно сопровождается увеличением производственных издержек, а также ростом цен. Если бы в качестве потребителей (покупателей конечных продуктов) выступали только наемные работники, то повышение реальной заработной платы было бы невозможным. Выигрыш в заработной плате оборачивается для рабочих как получателей заработной платы проигрышем их в качестве потребителей. Однако наряду с потребителями – получателями заработной платы существуют также граждане, чьи доходы формируются за счет собственности или предпринимательской деятельности. Увеличение заработной платы не влияет на размер их дохода: они не могут платить более высокие цены и должны ограничить собственное потребление. Сокращение сбыта ведет к увольнениям наемных работников. Если бы не сила принуждения профсоюзов, давление безработных на рыночную ситуацию неизбежно вызвало бы уменьшение искусственно завышенной заработной платы до естественного, соответствующего условиям рынка уровня. Но такое решение проблемы уже невозможно. Безработица – в нерегулируемом капиталистическом обществе не более чем преходящее явление – в условиях интервенционизма превращается в постоянно действующий институт.
Власти, которые отнюдь не желали возникновения такого положения, вновь будут вынуждены вмешаться. Они должны будут принудить предпринимателей либо вновь нанять уволенных работников, выплачивая им предписанную заработную плату, либо делать отчисления, за счет которых безработным будут выплачиваться денежные пособия. Такая финансовая нагрузка сведет на нет или значительно уменьшит доходы собственников и предпринимателей. Более того, вполне можно допустить, что это обременение, накладываемое на собственников и предпринимателей, придется профинансировать не из их доходов, а за счет основных фондов. Но даже в том случае, если мы будем исходить из того, что это обременение ограничится только доходами, полученными не за счет заработной платы, и не затронет основного капитала его владельцев, мы должны будем согласиться с тем, что его проедания не может не произойти: капиталисты и предприниматели, как и все, хотят жить и потреблять, даже если они не получили дохода. В этом случае они начнут проедать основной капитал. Поэтому в рамках приведенных выше рассуждений лишение предпринимателей, капиталистов и землевладельцев дохода при сохранении за ними права распоряжаться средствами производства лишено всякого смысла и противоречит изначально поставленной цели. Совершенно ясно, что проедание основного капитала необходимым образом вновь повлечет за собой снижение заработной платы. Отказ принять рыночные условия определения величины заработной платы потребует ликвидировать всю систему частной собственности; установление фиксированной заработной платы способно лишь на время поднять ее уровень и только за счет ее сокращения в будущем.
Сегодня проблема фиксированной заработной платы имеет столь важное значение, что мы полагаем необходимым проиллюстрировать ее еще одним примером, в котором учтены отношения международной торговли. Пусть две страны, Атлантида и Фула, обмениваются товарами. Атлантида поставляет промышленные изделия, Фула – овощи и фрукты. В какой-то момент, под влиянием Фридриха Листа, власти Фулы, в которой почитают хитрость, решают с помощью таможенных барьеров создать в стране собственную промышленность. В результате индустриализации Фулы (искусственно проведенной с помощью таможенных пошлин) из Атлантиды вывозится меньшее количество промышленных товаров и одновременно сокращается экспорт в Атлантиду продукции сельского хозяйства. Таким образом, теперь обе страны удовлетворяют собственные потребности в значительной мере непосредственно за счет внутреннего производства, хотя при этом их общественный продукт уменьшился (производство продукции отныне осуществляется в менее благоприятных условиях).
Полученный конечный результат объясняется следующим образом: ответом атлантидской промышленности на повышение ввозных таможенных пошлин на ее продукцию в Фуле станет уменьшение заработной платы. Но полная компенсация таможенного обременения за счет заработной платы не представляется возможной, поскольку в тот момент, когда заработная плата начинает уменьшаться, становится рентабельным расширение производства сырья. С другой стороны, сокращение сбыта фулеанской сельскохозяйственной продукции в Атлантиду вызовет понижение ставок заработной платы в соответствующих отраслях производства в Фуле, что создаст возможность для промышленности этой страны с помощью более дешевой рабочей силы составить конкуренцию для промышленности Атлантиды. При этом совершенно очевидно, что наряду со снижением доходности капитала, инвестированного в промышленность Атлантиды, и земельной ренты в Фуле в обеих странах должен также понизиться уровень заработной платы. Сокращение общественного продукта сопровождается соответствующим уменьшением доходов.
Однако Атлантида является «социальным» государством. Профсоюзы препятствуют снижению уровня заработной платы. По этой причине производственные издержки атлантидской промышленности остаются такими же высокими, какими они были в Фуле до введения заградительных таможенных пошлин. А поскольку сбыт в Фуле сокращается, в промышленности Атлантиды должны начаться увольнения работников. Оттоку уволенной рабочей силы в сельское хозяйство будет противодействовать система пособий по безработице. В результате безработица примет устойчивый характер[13].
Представим, что сократились зарубежные продажи английского угля. Так как высвободившаяся часть шахтеров не может уехать на заработки в другие страны, которые не желают их принимать, шахтеров будет необходимо трудоустроить в тех отраслях производства, которые расширяют свою деятельность, чтобы компенсировать потери импорта вследствие сокращения экспорта. Причина возникновения такой ситуации – падение заработной платы в угледобыче. Усилия профсоюзов по поддержанию уровня заработной платы и поддержка безработных хотя и способны сдержать неизбежное развитие событий по этому сценарию на несколько лет, но все равно лишь временно. В конечном счете данное изменение в международном разделении труда с необходимостью должно привести к снижению уровня жизни масс. И чем больший объем капитала будет растрачен за время действия мер «социального» вмешательства, тем значительнее будет это снижение.
Промышленность Австрии страдает от того, что в странах, куда она сбывает свои изделия, постоянно повышаются таможенные пошлины и вводятся иные заградительные меры (например, в рамках валютного контроля), мешающие ввозу товаров. На повышение ввозных платежей – если оно не будет компенсировано налоговыми льготами – Австрия может ответить только снижением уровня заработной платы. Все другие производственные факторы не способны дать быстрый эффект. Сырье и полуфабрикаты необходимо закупать на мировом рынке, размеры предпринимательского дохода и процента на капитал (в Австрии иностранный капитал присутствует в большей степени, чем австрийский за рубежом) должны соответствовать нормам международного рынка. Только заработная плата обусловлена национальными особенностями, поскольку значительная эмиграция рабочей силы – ввиду «социальной» политики других стран – невозможна. Сокращению поддается только заработная плата. Политика, направленная на искусственное поддержание завышенного уровня заработной платы, и наличие пособий по безработице могут создать только безработицу.
Не имеет смысла делать вывод о необходимости повышения европейской заработной платы на том основании, что ее уровень в США выше, чем в Европе. В отсутствие в США, Австралии и т. д. иммиграционных ограничений европейские рабочие имели бы возможность приехать в эти страны, что постепенно запустило бы процессы международного выравнивания уровня оплаты труда.
Безработица сотен тысяч и миллионов людей как постоянное явление, с одной стороны, и растрата капитала, с другой стороны, суть последствия интервенционизма – искусственного завышения уровня оплаты труда действиями профсоюзов и мерами поддержки безработных.
V. Разрушение как результат политики интервенционизма
Историю последних десятилетий можно понять, только вскрыв суть воздействия изложенных выше мер вмешательства в экономические процессы в обществе, основанном на частной собственности на средства производства, поскольку после устранения либерализма эти меры вмешательства являются альфой и омегой политики, проводимой во всех государствах Европы и в Америке.
Наблюдатель, не знакомый с экономической наукой, видит только то, что «заинтересованные лица» всегда находят пути, чтобы обойти предписания закона. Плохое функционирование системы он приписывает исключительно тому обстоятельству, что существующие законы не совершенны и их последовательному применению мешает коррупция. Сам провал политики интервенционизма укрепляет его во мнении, что частную собственность следует контролировать с помощью строгих законов. Коррупция наделенных контрольными полномочиями государственных органов не может поколебать его слепую веру в непогрешимость и безошибочность государства; она лишь еще больше наполняет его моральным отвращением к предпринимателям и капиталистам.
Нарушение законов, однако, проистекает не из трудно преодолимого, коренящегося в человеческой слабости недостатка, изжив который можно построить рай на земле, как это наивно проповедуют этатисты. Если бы законы интервенционизма соблюдались на самом деле, то они уже в кратчайшее время довели ситуацию ad absurdum[14]. Функционирование всех общественных механизмов прекратилось бы, поскольку властная рука государства оказалась бы слишком близко к рычагам их управления.
В глазах наших современников дело выглядит примерно следующим образом: сельхозпроизводители и торговцы молочными продуктами сговорились поднять цены на молоко. Здесь на сцену в роли благодетеля выступает государство, разыгрывая карту общественного интереса против группового, народнохозяйственные соображения против частнокапиталистических. Государство ликвидирует «молочный картель», устанавливает фиксированные цены на молоко и в судебном порядке преследует нарушителей действующих предписаний. То, что молоко при этом отнюдь не становится более доступным, как этого желали бы потребители, объясняется недостаточной строгостью законов и непоследовательностью в их проведении в жизнь, поскольку бороться против стремления к наживе заинтересованных лиц, наносящей вред общественному интересу, дело не из легких. Отсюда делается вывод о необходимости еще большего ужесточения законов, о решительном и беспощадном преследовании провинившихся.
В действительности же дело обстоит совершенно иначе. Если бы все указания по фиксированию цен выполнялись на практике, производство молочной продукции и поставки молока в города прекратились бы. Предложение молочных продуктов не только бы не увеличилось, а уменьшилось бы вплоть до их полного отсутствия на прилавках. И только потому, что существует возможность обойти действующие предписания, молоко продолжает доходить до потребителя. Если бы на самом деле имело место стремление противопоставить народнохозяйственные и частные интересы, что само по себе совершенно недопустимо и идет вразрез с правильно понимаемым общегосударственным интересом, то тогда надо было бы заявить: молочник, действующий вопреки закону, служит общественному благу, чиновник, устанавливающий фиксированные цены, наносит ему ущерб.
Разумеется, предпринимателями, которые нарушают законы и предписания властей, чтобы, несмотря на созданные государством препятствия, все-таки продолжать производство, руководит не желание служить общественному благу, о котором непрерывно говорят поборники интервенционизма, а намерение получить прибыль или как минимум стремление избежать убытков, которые могут возникнуть вследствие исполнения действующих предписаний. Общественное мнение, возмущенное низостью помыслов и недостойностью поведения этих людей, не в состоянии понять, что без систематического игнорирования властных заповедей и запретов неосуществимость интервенционистской политики в самом скором времени должна была бы привести к катастрофическим последствиям. Общественное мнение ожидает, что проблемы будут безболезненно решены при строгом следовании распоряжениям, изданным государством в целях «защиты слабых», при этом оно порицает власти лишь за то, что они недостаточно сильны для принятия всех требуемых законов, а также за то, что реализация законодательных установлений поручается не самым способным и неподкупным лицам. Принципиальные проблемы интервенционизма не обсуждаются в обществе. Тот, кто предпримет хотя бы робкую попытку поставить под сомнение ограничение права капиталистов и предпринимателей распоряжаться средствами производства, будет подвергнут остракизму как наемник на службе вредоносных корыстных интересов или в лучшем случае станет объектом всеобщего молчаливого презрения. Даже при обсуждении вопросов о механизме функционирования интервенционизма необходимо проявлять максимальную осторожность, чтобы не повредить собственным авторитету и карьере. Слишком легко можно оказаться в кругу подозреваемых в том, что они состоят на службе у «капитала»; тот, кто в дискуссиях использует аргументы экономической науки, не может избежать этой участи.
Когда в государстве, следующем принципам интервенционистской политики, общественное мнение повсеместно чувствует присутствие коррупции, оно совершенно право. Ведь продажность политиков, депутатов и чиновников составляет тот единственный фундамент, который в состоянии поддерживать всю систему. Без этого она должна была бы рухнуть и быть замененной либо капитализмом, либо социализмом. Для либерализма наилучшими представлялись те законы, которые максимально ограничивают свободу действий органов, уполномоченных на их проведение в жизнь, чтобы тем самым максимально исключить произвол и злоупотребления. Современное государство ищет пути для укрепления произвольной власти своих органов. Все должно быть отдано на полное усмотрение чиновников.
Мы не будем здесь рассматривать вопрос об обратном воздействии коррупции на общественную мораль. Разумеется, ни берущие взятку, ни дающие ее не подозревают, что их действия служат сохранению той системы, которая в глазах всего общественного мнения и в их собственных глазах является наиболее правильным общественным устройством. Они нарушают законы, полностью отдавая себе отчет в том, что тем самым они наносят вред общественному благу. И именно потому, что нарушение законов и моральных заповедей постепенно входит у них в привычку, они в конечном счете полностью утрачивают способность отличать право от беззакония, добро от зла. Когда практически все товары могут быть произведены или реализованы только с нарушением каких-либо предписаний, то в конце концов к преступлениям против закона и морали начинают относиться как к досадному явлению, сопровождающему «текущую жизнь», подвергая осмеянию как «теоретиков» тех людей, которые хотят жить другой жизнью. Торговец, который начал с нарушения валютных предписаний, запретов на ввоз и вывоз товаров и т. д., в скором времени не устоит перед тем, чтобы обмануть партнера по бизнесу. Упадок деловой морали, который называют «следствием инфляции», представляет собой неизбежного спутника предписаний, изданных во время инфляции и регулирующих деловые отношения.
Подчас можно услышать утверждение о том, что система интервенционизма благодаря небрежному исполнению ее предписаний стала вполне терпимой. Даже вмешательство власти в ценообразование более не воспринимается народным хозяйством как чрезмерная помеха, если предпринимателям с помощью денег и собственного красноречия удается как-то «выстраивать» свой бизнес с ее учетом. Бесспорно, без этого вмешательства было бы лучше, однако вместе с тем нельзя не прислушиваться к общественному мнению. Интервенционизм является-де той жертвой, которую якобы необходимо принести на алтарь демократии, чтобы сохранить систему капитализма в жизнеспособном состоянии.
Такая аргументация вполне понятна, если разделять точку зрения предпринимателя и капиталиста, придерживающегося марксистско-социалистических или государственно-социалистических убеждений. Для него частная собственность на средства производства выступает как установление, наносящее вред всему обществу, обслуживая интересы землевладельцев, капиталистов и предпринимателей. Сохранение частной собственности целиком и полностью отвечает, по этой логике, групповым интересам имущих классов. Если теперь эти классы сумеют путем некоторых не слишком обременительных для них уступок спасти институт частной собственности, который якобы полезен только им и вреден всему обществу и всем другим классам, то тогда с их стороны было бы глупо не идти на такие уступки, ставя под угрозу дальнейшее существование общественного строя, который выгоден исключительно им самим.
Разумеется, тот, кто не разделяет эту точку зрения относительно «буржуазных» интересов, не может согласиться с такой аргументацией в ее защиту. Невозможно понять, по какой причине следует сокращать производительность общественного труда, принимая для этого какие-то ошибочные меры. Если рассматривать частную собственность на средства производства как институт, полезный для одной части общества и вредный для другой, то тогда его следует просто отменить. Но если признать, что он выгоден всему обществу и что человеческое общество, основанное на принципах разделения труда, просто не может быть организовано иначе, то тогда этот институт необходимо сохранить, создавая условия для максимально эффективного выполнения им своих функций. Мы не говорим здесь о той путанице всех моральных установлений, которая неизбежно возникает, когда закон и моральный кодекс обходят стороной те понятия (или по крайней мере допускают их некорректное толкование), которые должны быть сохранены в качестве основы общественной жизни. Какой смысл имеет введение запрета на что-либо в ожидании, что в большинстве случаев этот запрет тем не менее можно будет обойти?
Тот, кто защищает интервенционизм с помощью подобных аргументов, помимо всего прочего впадает в серьезное заблуждение относительно масштабов сокращения производительности вследствие вмешательства государства. Безусловно, гибкость капиталистической экономики ослабила многие препятствия, воздвигаемые на пути предпринимателя. Ежедневно мы становимся свидетелями того, как предприниматели, невзирая на все трудности, которые создают для них закон и исполнительная власть, улучшают обеспеченность рынка товарами и услугами в необходимом количестве и нужного качества. Однако мы не в состоянии подсчитать, насколько лучше была бы эта обеспеченность, при этом без затрат дополнительного труда, если бы не непоследовательность государства, которое в конечном счете, не желая того, приводит к ухудшению снабжения населения товарами и услугами. Вспомним хотя бы о последствиях любых мер политического вмешательства в торговлю, относительно отрицательного воздействия которых на производительность вряд ли существует расхождение во мнениях. Вспомним о том, как борьба против картелей и трестов помешала проведению глубокой рационализации системы управления производством. Или о последствиях мер государственного вмешательства в процесс образования цен. Можно вспомнить, как, с одной стороны, искусственное завышение заработной платы, навязанное в ходе коллективных переговоров, и отказ от защиты интересов рабочих, готовых работать по старым тарифам, и, с другой стороны, система пособий по безработице, а также ликвидация права на беспрепятственное передвижение рабочей силы в рамках межгосударственной миграции превратили безработицу миллионов трудящихся в практически постоянное явление.
Глубокий кризис, охвативший мировую экономику после войны, этатисты и социалисты характеризуют как кризис капитализма. В действительности же речь идет о кризисе интервенционизма.