– Уже думали, – мрачно отвечал Пепис. – Есть Йорктаун в Виргинии.
– А может, «Нью-Йорк»? – предложил Даниель.
– Умно… однако слишком очевидное производное от «Новый Амстердам», – заметил Черчилль.
– Если мы назовём его Нью-Йорк, то получится, что в честь города Йорка, а нам надо в честь герцога Йоркского, – ехидно возразил Пепис.
Даниель сказал:
– Вы, разумеется, правы…
– Да полно вам! – Уилкинс хлопнул ладонью по столу, разбрызгивая пиво и фосфор во все стороны. – Не педантствуйте, мистер Пепис. Все поймут, что это означает.
– По крайней мере, все, кто достаточно умён, чтобы иметь хоть какой-нибудь вес, – вставил Рен.
– Э… ясно… вы предлагаете более тонкий подход, – пробормотал сэр Уинстон Черчилль.
– Давайте занесём его в список, – предложил Уилкинс. – Чем больше мы придумаем названий с «Джеймс» и «Йорк», тем лучше.
Сэр Уинстон Черчилль одобрительно хмыкнул – а может, он просто прочищал горло или подзывал служанку.
– Как вам будет угодно… моё дело маленькое, – сказал Даниель. – Я так понимаю, что демонстрация господина Роота была принята благосклонно?
По какой-то причине все разом покосились на графа Апнорского.
– Она шла успешно, – отвечал Пепис, придвигаясь к Даниелю, – пока мистер Роот не пригрозил отшлёпать графа. Не смотрите на него, не смотрите на него.
Продолжая спокойно говорить, Пепис взял Даниеля под руку и развернул от Апнора. Очень некстати, потому что Даниель только что различил слова «Исаак Ньютон» и намеревался подслушать.
Пепис провёл Даниеля мимо Уилкинса, который в этот момент добродушно шлёпал по задику служанку. Трактирщик позвонил в колокольчик, и все задули свет; теперь в таверне светился лишь обретший новую силу фосфор. Все сказали: «Ух ты!», и Пепис вытащил Даниеля на улицу.
– Вы знаете, что господин Роот получает фосфор из мочи?
– Ходят такие слухи, – отвечал Даниель. – Мистер Ньютон разбирается в алхимии лучше меня; он сказал, что Енох Красный пытался по старинному рецепту получить из урины философскую ртуть и случайно наткнулся на фосфор.
– Да, и рассказывает целую историю о том, как нашёл рецепт в Вавилонии. – Пепис закатил глаза. – Придворные слушали как зачарованные. Так или иначе, для сегодняшней демонстрации он собрал мочу из Уайтхолла и выпаривал её бесконечно на барже посреди Темзы. Не стану мучить вас подробностями, довольно сказать, что, когда он закончил и зрители перестали хлопать, все придворные как один начали сравнивать лучезарность короля с лучезарностью фосфора…
– Полагаю, это было обязательно…
Уилкинс, грохнув дверью, вышел из таверны, по-видимому, с единственной целью: посмотреть, как Даниелю будут пересказывать эту историю.
– Граф Апнорский высказался в том духе, что причиной всему некая особая субстанция – королевский гумор, пронизывающая тело монарха и выделяемая с мочой. Когда все придворные согласились и отвосхищались философскими познаниями графа, Енох Красный сказал: «По правде говоря, бо́льшая часть мочи принадлежала королевским гвардейцам и лошадям».
– Тут граф вскочил! Рука его потянулась к шпаге, – разумеется, чтобы защитить честь короля, – вставил Уилкинс.
– А что его величество? – спросил Даниель.
Уилкинс изобразил руками весы и покачал ими вверх-вниз.
– И тут мистер Пепис перевесил чашу весов. Он рассказал историю времён Реставрации. В тысяча шестьсот шестидесятом году он был на корабле с королём и некоторыми приближёнными, включая графа Апнорского, тогда двенадцати лет. Ещё на борту был любимый старый пёс короля. Пёс нагадил на палубу. Молодой граф пнул пса и хотел выбросить за борт, но король остановил его, сказав со смехом: «По крайней мере в некоторых смыслах короли ничем не отличаются от простых смертных!»
– Он правда это сказал?! – вскричал Даниель и тут же почувствовал себя полным болваном.
– Разумеется, нет, – отвечал Пепис. – Я просто пересказал историю таким образом, поскольку это казалось мне полезным.
– И помогло?
– Король рассмеялся, – сказал наконец Пепис.
– И Енох Красный спросил, не пришлось ли отшлёпать графа, чтобы научить его почтению к старшим.
– К старшим?
– Пёс был старше графа… слушайте внимательнее! – сурово нахмурился Пепис.
– Мне кажется, это были опрометчивые слова, – пробормотал Даниель.
– Король ответил: «Нет, нет, Апнор всегда был учтивым малым» – или что-то в таком роде, и дуэли не произошло.
– Однако Апнор злопамятен…
– Енох отправлял в ад людей получше Апнора, за него не тревожьтесь. Займитесь собственными недостатками, молодой человек, – излишней серьёзностью, например…
– Склонностью к беспокойству, – вставил Пепис.
– Недолжной трезвенностью… Идёмте назад в таверну!
Он проснулся когда-то на следующий день в наёмном экипаже по пути в Кембридж – в замкнутом пространстве вместе с Исааком Ньютоном и его разнообразными приобретениями: шестью томами «Theatrum Chemicum»*[33], многочисленными ящичками, набитыми соломой, из которой торчали горлышки реторт и пахло чем-то незнакомым. Исаак говорил:
– Если будешь ещё блевать, то, пожалуйста, в эту миску: я собираю желчь.
Эту просьбу Даниель удовлетворил сразу.
– Думаешь преуспеть в том, что не удалось Еноху Красному?
– О чём ты?
– Хочешь получить философскую ртуть?
– А чем ещё можно заниматься?
– Королевское общество в восторге от твоего телескопа, – сказал Даниель. – Ольденбург просит тебя о нём написать.
– М-м-м… – рассеянно проговорил Исаак, сравнивая отрывки из трёх книг сразу. – Не подержишь минуточку?
Так Даниель стал живой подставкой для книг; впрочем, сейчас он ни на что лучшее и не годился. Следующий час у него на коленях лежал фолиант в четыре дюйма толщиной, оправленный в золото и серебро и явно изготовленный за столетия до Гуттенберга. Даниель едва не ляпнул: «Он небось обошёлся тебе в чёртову уйму денег», но при ближайшем рассмотрении обнаружил вклеенный экслибрис с гербом Апнора и дарственной надписью:
Мистер Ньютон!
Пусть этот том будет так же драгоценен для Вас, как для меня – воспоминания о нашей нечаянной встрече.
АПНОР
На «Минерве», залив Кейп-Код, Массачусетс
ноябрь 1713
Как только они выходят из Плимутской бухты в залив Кейп-Код, ван Крюйк вновь становится капитаном и возвращается в свою каюту. Он несколько расстроен, застав её в беспорядке. Наверное, Даниель и впрямь горький старый атеист с мозгами набекрень, поскольку при взгляде на перекошенное лицо капитана с трудом сдерживает смех. «Минерва» – собрание досточек, удерживаемое вместе гвоздями, нагелями, найтовами и паклей и не тянущее даже на соринку в глазу мира, скорее на крохотный зародыш из тех, что Гук обнаружил под микроскопом. Она удерживается на плаву лишь потому, что матросы день-деньской качают помпы, не переворачивается лишь потому, что очень умные люди постоянно наблюдают за небом и за морем вокруг. Каждый парус и трос тает с заметной скоростью, словно снег под солнцем, и матросы должны постоянно тренцевать, клетневать, смолить и сплеснивать бесконечную паутину пеньковых снастей, чтобы «Минерва» не рассыпалась посреди океана, как воображает Даниель, с внезапностью взрыва. Подобно змее, меняющей кожу, она сбрасывает истёртое и сломанное, заменяя новым из внутренних резервов, – эволюционирует. Единственный способ поддержать эту постоянную и насущную эволюцию – пополнять припасы в трюме, убывающие столь же неумолимо, как сочится в щели вода. Для этого необходимо доставлять товары из порта в порт, зарабатывая немного денег в каждом рейсе бесконечного плавания. Каждый день сталкивает их с ураганами и пиратами. Выйти в море и увидеть «Минерву» – все равно что в пустыне обнаружить пирамиду Хеопса, стоящую вверх тормашками. Она – дитя в корзине, книга в огне. И притом ван Крюйку хватило духу оснастить свою каюту, словно барскую гостиную, хрупкими барометрами, часами и оптическими приборами, приличной библиотекой, инкрустированным кабинетом с фарфоровой посудой, запасом портвейна и бренди. У него тут зеркала, скажите на милость! Мало того, войдя в каюту и обнаружив немного битого стекла на полу и ударные кратеры в переборках, он приходит в такую ярость, что Даниель и без слов Даппы понимает: капитана лучше на время оставить одного.
– Итак, занавес над представлением опустился. Понимаю, человек в вашем положении может чувствовать себя ненужной ракушкой, приросшей к корабельному днищу, помехой морякам, однако на «Минерве» всем найдётся работа, – говорит Даппа, ведя его на батарейную палубу.
Даниель не слушает, захваченный зрелищем. Все преграды, загромождавшие палубу, убраны или выброшены за борт в угоду пушкам. Они были принайтовлены параллельно корпусу, сейчас развёрнуты на девяносто градусов и нацелены в орудийные порты. Поскольку корабль идёт заливом Кейп-Код, в милях от ближайшего неприятеля, порты закрыты. Однако матросы, словно рабочие за кулисами, суетятся с разными замысловатыми орудиями: фитильными пальниками, подъёмными клиньями, прави́лами и такелажными лопатками. Один держит что-то похожее на большую лупу, только без стекла: пустое железное кольцо на рукоятке; он сидит верхом на ящике с ядрами и пропускает их в кольцо, сортируя по размеру. Другие выстругивают деревянные кругляшки, называемые поддонами, и привязывают их к ядрам. Однако люди со стальными инструментом возле пороховых бочонков не приветствуются – от стали бывают искры.
Матрос-ирландец разговаривает с плимутским пиратом, захваченным сегодня утром. Их разделяет пушка, а когда людей разделяет пушка, то и говорят обычно о ней.
– Это Вострушка Венди, или цаца, как мы иногда для краткости кличем её в разгар боя, хотя можно называть её «милка» или «зазноба», но ни в коем случае не Вертихвостка и не Ветреница Венди, как вот они, – суровый взгляд в сторону расчёта другой пушки, Мистера Фута, – пытаются её обозвать.
– А что, и впрямь ветрена?
– Как всякую барышню, её надо узнать поближе, и тогда в её непостоянстве становится видна последовательность – своего рода верность. Первое, что ты должен запомнить про нашу девоньку, что она обычно бьёт выше и левее центра. И ещё она очень неподатлива, наша целочка Венди, поэтому ядра надо брать поменьше и вставлять их понежнее…
Кто-то из расчёта Манильского Сюрприза на мгновение приоткрывает орудийный порт, и в него бьёт солнце. Однако Манильский Сюрприз на левом борту корабля.
– Мы плывём на юг?! – восклицает Даниель.
– Лучший курс при северном ветре, – отвечает Даппа.
– Но там всего в нескольких милях – мыс Кейп-Код! Как же мы выберемся?
– Как вы правильно поняли, чтобы обогнуть полуостров, нам некоторое время придётся идти в бейдевинд, – соглашается Даппа. – Тут-то флотилия Тича на нас и нападёт. Однако у его кораблей косое парусное вооружение, и они смогут держать круче к ветру, чем наша дорогая «Минерва» с её прямыми парусами. Преимущество на стороне Тича.
– Так не следует ли нам направиться к северу, покуда не поздно?
– Он настигнет нас через несколько минут – весь его флот разом. Мы предпочли бы сражаться с каждым из его кораблей по отдельности. Посему пока на юг. На фордачок под всеми парусами мы идём быстрее. Тич знает, что может упустить нас, преследуя к югу. Однако знает он и другое: рано или поздно мы должны повернуть к северу, потому расставит корабли в цепь и будет нас дожидаться.
– Однако разве Тич не будет думать о том же самом и держать свою флотилию вместе?
– В дисциплинированном флоте, рвущемся к победе, так бы оно и было. Мы же имеем дело с пиратским флотом, рвущимся к добыче, а по пиратским законам львиная доля достанется кораблю, взявшему приз.
– А… то есть каждый капитан постарается вырваться вперёд и напасть независимо.
– Именно так, доктор Уотерхауз.
– Но не безрассудно ли маленькому шлюпу атаковать такой корабль?
Даниель обводит рукой батарейную палубу: шумную ярмарку, по которой стремительно циркулируют ядра, поддоны, пороховые бочонки, враки, остроты и обещания.
– Отнюдь нет, если на корабле недостаёт команды, а капитан – выживший из ума трус. Теперь если вы соблаговолите спуститься со мной в трюм… не беспокойтесь, я зажгу фонарь, как только мы будем достаточно далеко от пороха… вот. Чистый корабль, вы согласны?
– Простите? Чистый? Да, думаю, для корабля… – говорит доктор Уотерхауз. Он не поспевает за быстрыми, как ртуть, мыслями Даппы.
– Благодарю вас, сэр. Однако это изъян, когда в бою дело доходит до мушкетонов. Мушкетоны, как вам, возможно, известно, хороши тем, что из них можно палить любыми гвоздями, камешками, щепками и другим подручным мусором. Однако мы на «Минерве» взяли в привычку выметать весь сор за борт несколько раз на дню. В такие дни, как сегодняшний, мы сожалеем о своей чистоплотности.
– Я знаю о мушкетонах больше, нежели вы можете вообразить. Чего вы от меня хотите?
– Чуть позже один из наших людей научит вас делать зажигательные снаряды, но пока мы к этому не готовы, потому я попрошу вас спуститься в трюм, и…
Тому, что Даппа говорит дальше, доктор Уотерхауз не верит, пока не оказывается в трюме. Он прежде там не бывал и думал увидеть полную неразбериху, как в хранилище Королевского общества. Но нет: бочки и тюки расставлены аккуратно и тщательно принайтовлены; на переборке у трапа висит схема с точными указаниями, что когда и куда помещено. В самом низу, под словом «льяло», рукой ван Крюйка приписка: «Устаревший фаянс – держать под рукой».
Даппа оторвал двух матросов от дела, которому те предавались последние полчаса: учёной беседе о приближающемся пиратском шлюпе. Матросы считали это достойным времяпрепровождением, Даппа – нет. Минуту они сверяются со схемой, и Даниель с умеренным изумлением осознает, что оба умеют читать и понимают цифры. Матросы сходятся на том, что старый фаянс должен быть в носовой части трюма. Это самая красивая часть корабля: многочисленные шпангоуты отходят от изогнутого вверх киля, образуя перевёрнутый свод. Чувствуешь себя мухой, исследующей купол собора. Матросы отодвигают несколько ящиков, не умолкая ни на минуту – пытаются перещеголять друг друга леденящими кровь байками о жестокости знаменитых морских разбойников. Потом поднимают люк, ведущий в нижний отсек трюма, и в мгновение ока вытаскивают два ящика безобразнейшей фаянсовой посуды. Сами ящики – из отличного виргинского можжевельника, который не гниёт в сырости. Посуда ничем не переложена, так что часть работы за Даниеля уже сделана. Он благодарит матросов, те смотрят на него удивлённо и уходят наверх. Даниель расстилает на палубе старый гамак – два ярда парусины, – высыпает на него содержимое ящика и принимается орудовать молотком.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Здесь и далее перев. академика А. Н. Крылова.
2
См. список действующих лиц в конце книги. (Здесь и далее примечания переводчика помечены арабскими цифрами, примечания автора – звёздочками.)
3
Живая сила (лат.), она же кинетическая энергия.
4
Здесь и далее перев. А. Гутермана.
5
Старинное название виски (от ирландского uisce beathadh, которое в свою очередь представляет собой производное от латинского aqua vitae, то есть «живая вода»).
6
Здесь и далее перев. Арк. Штейнберга.
7
Сын Восславь-Господа Уотерхауза, сына Релея У., сына Дрейка – и, таким образом, внучатый племянник Даниеля.
8
Здесь и далее перев. Т. Поповой.
9
Для Англии это была Гражданская война, приведшая к власти Кромвеля, для Континента – Тридцатилетняя война.
10
То есть фальшивые, изготовленные из неблагородных металлов, таких как медь и свинец.
11
Восславь-Господа Уотерхауз, старший сын Релея и, таким образом, первый внук Дрейка, незадолго до описанных событий на семнадцатом году жизни отплыл в Бостон, чтобы поступить в Гарвард, стать частью Америки и, по возможности, когда-нибудь со славой возвратиться в Англию, истребить семя архиепископа Лода и реформировать англиканскую церковь раз и навсегда.
12
То есть король Карл I.
13
** Обычно это слово обозначает Римского Папу, но в данном случае речь о французском короле Людовике XIV.
14
Лучшие врачи Королевского общества пришли к единогласному мнению, что чуму вызывает не дурной воздух, а скученность большого количества людей, особенно иностранцев (первой жертвой лондонской чумы стал француз, который сошёл с корабля и умер на постоялом дворе примерно в пятистах ярдах от дома Дрейка); впрочем, все всё равно дышали через платок.
15
Которая не имела никакого отношения к евреям. Название произошло от слободы, в которой евреи жили, пока в 1290 году Эдуард I не выставил их из Англии. В католической или англиканской стране евреи не могли обитать в принципе, поскольку вся она делилась на приходы, и всякий живущий в приходе по определению был прихожанином местной церкви, которая собирала десятину, делала записи о рождении или смерти, а также следила, чтобы все регулярно ходили к обедне. Такая система звалась установленной или государственной церковью и не оставляла диссидентам, вроде Дрейка, иного выхода, кроме как бороться за церковь-общину, которая объединяла бы единомышленников вне зависимости от того, где они проживают. Разрешив церковь-общину, Кромвель таким образом вернул евреев в Англию.
16
Стеклянный сосуд в форме перевёрнутого конуса, который наполняли водой или (предпочтительнее) снегом и с вечера выставляли на улицу. За ночь роса конденсировалась на поверхности конуса и стекала в поддон.
17
Предшественница Королевского общества.
18
Концентрированная серная кислота. Название происходит от старого способа получения – прокаливанием железного купороса или так называемого купоросного камня, а также от консистенции, напоминающей растительное масло.
19
Травяная соль (лат.).
20
Не он первый.
21
То есть везде был уже 1665-й, за исключением Англии, где новый год по-прежнему наступал 25 марта.
22
Хотя поля застроили, так что к настоящему времени она была скорее церковью Святого Мартина на краю поля и неуклонно превращалась в церковь Святого Мартина, от которой видно очень дорогое поле или два.
23
То есть человек при шпаге.
24
** Пяти человек, которых Карл II избрал, чтобы управлять Англией. Это были: Джон Комсток, граф Эпсомский, лорд-канцлер, Томас Мор Англси, герцог Ганфлитский, канцлер Казначейства, Нотт Болструд, которого вытащили из Голландии, чтобы назначить государственным секретарём, сэр Ричард Апторп, банкир, основатель Английской Ост-Индской компании, и генерал Хью Льюис, герцог Твидский.
25
Нотт Болструд, гавкер и старый приятель Дрейка, ярый протестант и франкофоб; король назначил его государственным секретарём, поскольку никто в здравом рассудке не заподозрил бы Болструда в тайной приверженности католичеству.
26
** Vereenigde Oostindische Compagnie, то есть Голландская Ост-Индская компания.
27
Его сестре (фр.).
28
То есть Нотта Болструда. По причинам протокольного характера король, при назначении государственным секретарём, возвел его в сан пэра. Король выбрал дня него титул графа Пенистонского, чтобы Болструд, ультрапуританин, не мог поставить свою подпись, не написав слово «пенис».
29
Пансофизм – движение континентальных учёных, заметной фигурой которого был упомянутый Коменский; оно оказало влияние на Уилкинса, Ольденбурга и других создателей Экспериментального философского клуба, а затем и Королевского общества.
30
Новая физическая гипотеза (лат.).
31
Филипп, герцог Орлеанский, был младшим братом французского короля Людовика XIV.
32
* Король пожаловал Томасу Хаму титул виконта Уолбрукского.
33
* Огромный, мутный, невразумительный компендиум алхимических знаний.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книгиВсего 10 форматов