Дома ее ждали уроки музыки и недовольные окрики матери. И девочка училась, училась пению, игре на фортепьяно, заучивала наизусть сложные произведения, пела под патефонную пластинку арии из опер.
В девять лет ей удалось выступить в школьном концерте. Ее сверстницы пели детские песенки, а Мария спела арию Кармен. Учителя и ученики, родители и приглашенные на концерт гости были поражены голосом этой крохи, ее безупречным исполнением и знанием всех нюансов арии. Ей устроили овацию – впервые в ее еще такой короткой жизни. А когда стали расспрашивать, откуда у девочки такие познания, были удивлены еще больше – арию она выучила, что называется, в «прямом эфире», прослушав оперу по… радио.
К слову – у Каллас была феноменальная память. Потом эта способность поможет ей сделать карьеру и поспособствует ее популярности.
Как много сошлось в этом «гадком утенке». Сама Мария считала себя очень некрасивой всю жизнь и всю жизнь страдала от жесточайшего комплекса неполноценности – благодаря «заботам» матушки, разумеется. Воистину, Всевышний иногда бывает необыкновенно щедр…
А училась она средне – без видимых провалов и взлетов. Учителя особенно к ней не приставали. Взрослые прекрасно видели, кем будет эта стеснительная девочка.
13. Метрополитен-опера
Первое знакомство с великим театром, который станет для Каллас самым желанным и едва ли ни судьбоносным состоялось, благодаря радио. Услышав в девять лет радиотрансляцию оперы из зала нью-йоркского «Метрополитен-опера», девочка затем не пропускала ни одного концерта, которые в те времена передавали еженедельно. Это было не просто наслаждение, это была настоящая музыкальная практика. Мария попросила отца купить ей нотные сборники самых известных опер и слушала музыку с книжкой в руках.
Эффект не заставил себя ждать. Однажды отец заглянул в нотную книгу и был поражен. Ноты были испещрены рукой дочери.
– Что это, Мария? – изумился отец.
– Это места, где певцы наврали, – ответила девочка. – Они часто ошибаются, папа.
Георгес не поверил своим глазам. И во время очередной трансляции из «Метрополитен-опера» попросил дочь указать места, в которых исполнители поют по мнению дочери неверно. И тут же убедился – у его Марии абсолютный слух и острое чутье на фальшь.
А потом был первый поход на настоящую оперу в «Метрополитен-опера». Мария впервые увидела роскошную сцену, зрительный зал, ложи для почетных гостей. Услышала волнующие звуки голоса примы. И это волшебное действо, которое захватывает целиком и полностью уводит в другой, ирреальный мир…
Театр стал главной любовью и мечтой девочки. Отныне она видела себя только оперной певицей.
14. «Кармен»
И снова – то памятное выступление в школьном концерте с арией из оперы «Кармен»…
Много лет спустя школьный товарищ Марии сказал, что дети были потрясены ее исполнением. Совсем еще ребенок с неустоявшимся меняющимся голосом. Но исполнение было таким точным, таким чистым, а голос девочки был столь сильным, что некоторые слушатели прослезились.
Так бывает, когда в обыденной серой толпе прохожих взгляд выхватывает необыкновенно красивое женское лицо. И ты останавливаешься, словно пораженный громом. И не можешь оправиться после этого внезапного шокового впечатления. То же и с голосом. Неожиданно красивый глубокий голос способен тронуть человека до глубины души. И на глаза в эти моменты наворачиваются слезы. Словно душа напрямую обращается к богу…
После первого школьного успеха матушка Марии поняла – эту золотую жилу нужно срочно разрабатывать. Первое, что она сделала, стала убеждать дочь, что та поет из рук вон плохо. Палку не перегибала – чтобы не отбить охоту петь. Но убеждала, что Марии надо заниматься и заниматься – ежедневно, почти круглосуточно и ни в коем случае не жалея себя.
Затем она записала голос дочери в частной студии и отправила пластинку на радио в шоу «Большие звуки любительского часа». Это был не конкурс, а сборный концерт музыкантов-любителей. Чаще всего здесь звучали незатейливые песенки, которые люди поют за столом или у костра. На фоне этого непритязательного и часто фальшивого музицирования голос Марии выделялся, как бриллиант в куче навоза.
15. Уродливая толстушка
В 1936 году мать и дочь отправились в Чикаго – чтобы принять участие в конкурсе на местном телевидении. Мария заняла второе место. Первое досталось девочке, исполнившей незамысловатую детскую песенку, какой-то рождественский псалом. Члены жюри просто не поверили, что Марии всего тринадцать лет. Она выглядела намного старше и пела вполне «взрослым голосом». Закрыв глаза, можно было подумать, что перед вами оперная прима, а не юная самоучка…
Она пела прекрасно. И сама была прекрасна – как прекрасны все девочки в тринадцать-четырнадцать лет. Но сама Мария так не считала. Тщательно взращиваемый матерью Евангелией комплекс неполноценности разросся пышными кустами. Девочка была искренне убеждена в том, что она полная уродина.
Чем юный человек компенсирует переживания по поводу собственного несовершенства? Ясно чем – едой. В доме был забитый под завязку холодильник, в котором всегда было полно простой, но сытной еды. И Мария ела, ела, ела. В четырнадцать лет при росте в 168 сантиметров она весила около 80 килограммов. Дальше – больше. Она уже не просто чувствовала себя толстухой, она ею стала.
Зачем это нужно было матери? Чтобы окончательно утвердить свою власть над дочерью. Бог забрал у нее любимого сына? Так она возьмет реванш, сделав младшую дочь верным и постоянным источником дохода.
Как ни удивительно, но ее план удался.
16. Вундер-девочка
Способности Марии были, и в самом деле, феноменальны. Уже прозвучало лестное определение – «маленький гений». Многообещающее, еще мало чем подтвержденное, но… абсолютно истинное! Явление Марии было подобно явлению великого Карузо. Угасающий на фоне джазовой и эстрадной волн интерес к классической музыке, с ее стремлением к совершенству, к виртуозности исполнения, к чистой и глубокой музыкальности, получил мощный толчок. На сцену выходила звезда мировой величины – Мария Каллас… Но до поры об этом никто не догадывался.
Она была слишком юна, чтобы состояться в образе оперной певицы. А вокруг была Америка. У Моцарта в Америке было бы ничтожное количество шансов. Эта страна признает, прежде всего, прикладную сторону искусства. Оценить нюансы вокала по силам только людям, отвлеченным от проблем выживания. Для этого нужна определенная степень внутренней свободы. И определенное воспитание…
Это очень хорошо понимала матушка Евангелия. Марию она представляла не как исполнительницу сложнейших оперных арий, а как чудо-девочку. Мол, посмотрите, как она поет в тринадцать лет. В тринадцать! Это же чудо чудное.
И это было чудом. Все, кто слышал голос совсем еще молоденькой Марии, сохранили это впечатление на всю жизнь. Голос, вообще, многое в жизни Каллас упрощал и объяснял. Ее вокалом восхищались даже враги и люди, которые оставили в жизни певицы черный след. Восхищалась ее голосом и мать. Но – с жестокой усмешкой. Мол, надо же, уродина, а как поет…
17. Детство, которого не было
Детские годы Каллас вспоминала с неизменной горечью. Она говорила, что отрочества у нее не было вовсе. И что только в то время, когда она пела, Мария чувствовала себя полноценным человеком.
Но восхищение слушателей и аплодисменты для ребенка – утешение ничтожное. Растущей девочке нужна, прежде всего, любовь – матери, отца, родных людей. А отец, уже окончательно отдалившийся от жены, гладил по голове младшенькую дочь украдкой от матери. Иногда вступался дед, но всегда пасовал под натиском матери. Позже Леонидас скажет, что был поражен жестокостью дочери по отношению к младшей внучке. Но понимал мотивы, движущие этой властной и расчетливой женщиной. Сам же вмешиваться опасался – чтобы попросту не выгнали из дома. Он был так стар и в одиночестве бы ни за что не выжил…
У Марии не было ни игрушек, ни близких друзей. Время, когда завязывается главная в жизни дружба – школьная, детская, Мария провела за пианино. Ее не выпускали погулять и поиграть во дворе. Каждая свободная минута была посвящена совершенствованию вокала и постижению музыкальной грамоты. Мать муштровала дочь, как туповатый исполнительный капрал муштрует новобранца.
Вполне здоровая и необычайно одаренная девочка ощущала себя инвалидом – с тем лишь отличием, что инвалида жалеют и никогда над ним не насмехаются. И кто – собственная мать. Человек, от которого Мария всю жизнь ждала только одного – материнской ласки. И… не дождалась…
18. Великая депрессия
А в США тем временем бушевала Великая депрессия.
Аптека отца пришла в полный упадок. Совсем еще недавно роскошное здание вблизи деловых кварталов Манхэттена, привлекавшее многочисленных покупателей и желающих недорого перекусить прохожих (Георгес устроил аптеку на американский лад, в ней можно было купить аспирин и выпить чашку кофе, выбрать лекарство и съесть котлету), опустело. На полках пылились склянки с просроченными лекарствами. Плита на кухне не включалась неделями. Георгес был вынужден уволить повариху – ее стряпню некому было есть.
Наконец, он был вынужден признать очевидное. Георгес разорился. Аптека была продана за копейки. Семья снова переехала на другую, самую дешевую квартиру.
Это был очень тяжелый период в его жизни. Никогда не унывающий, предприимчивый, веселый Георгес стал молчалив и печален. Упреки жены он старался не замечать. Каждый день куда-то уходил, как потом выяснилось, на биржу труда. Но поиски работы были безрезультатны. Бывший предприниматель превратился в нищего безработного. Выхода он не видел.
Вырученные от продажи аптеки и запасов товара деньги разошлись очень быстро. Надо было искать источник дохода. Иначе семье Калогеропулосов пришлось бы голодать…
Он видел множество таких же неудачников, слоняющихся по улицам Нью-Йорка. Лишившиеся работы, дома, семьи они жили воспоминаниями о прошлом. Но и в прошлом у Георгеса не было ни легких денег, ни любви. Эта женщина, Евангелия, его попросту добивала.
19. Несостоявшееся самоубийство
Переживала и сама Евангелия. Еще как переживала. В Америку она поехала вовсе не для того, чтобы закончить свои дни в нищете. И ведь поверила, поверила этому пустому и никчемному человеку… Разве это мужчина? Разве был в ее жизни хоть один достойный мужчина? Только сын, которого она так рано потеряла…
Настроение, апатия, душевная депрессия. Однажды Мария не смогла разбудить мать. Женщина спала и спала – более суток. Рядом с ее кроватью валялся пустой пузырек снотворного, который Евангелия украла у мужа.
Мария испугалась. Побежала к отцу, который жил уже отдельно от семьи, снимая угол у приятеля. Георгес поспешил домой, нашел жену в бессознательном состоянии. Всю ночь он отпаивал ее чудовищным количество кофе, тормошил, накладывал на ее голову холодные компрессы.
Евангелия очнулась только на следующий день. Открыла глаза и ненавидящим свистящим шепотом произнесла:
– Снова ты… Даже умереть мне не дал.
– Что ты говоришь, Евангелия! – закричал Георгес. – А как же дети?
– Будьте вы все… – огрызнулась женщина и повернулась на другой бок.
