Гений столичного сыска

На допросе подозреваемый держался (или старался держаться) на удивление невозмутимо, на все вопросы Воловцова отвечал охотно и обстоятельно. Это означало, что он либо невиновен, либо хорошо подготовился. На вопрос о происхождении денег Жилин пояснил, что недавно получил по почте обещанный расчет из Тулы, где он служил конторщиком.

– А еще городской управою мне было заплачено сорок восемь рублей за участие в общественных работах, – добавил Жилин и честно посмотрел в глаза Ивана Федоровича.

Оставалось выяснить правдивость сказанного. Если его слова подтвердятся, скорее всего, он не является убивцем молодой женщины и ее детей. А вот если Жилин соврал, то напрашивался однозначный вывод: убил именно он. Ну а дальше следует принудить Жилина дать признательные показания, что будет делом техники, каковой судебный следователь Иван Федорович Воловцов обладал в полной мере…

Пока Воловцов ожидал ответа из почтового ведомства, он посетил городскую управу и выяснил, что Василий Жилин действительно получал причитающиеся ему деньги за участие в общественных работах. Однако сумма, которую он назвал – сорок восемь рублей, – существенно разнилась с суммой, подлинно ему выплаченной, – двенадцать рублей восемьдесят четыре копейки. Это означало, что один раз он уже солгал, и вера его словам крепко пошатнулась. Ежели он солжет еще и про сумму, присланную ему по почте, Воловцов, а он уже так решил, прикажет взять Василия под стражу и станет допрашивать его уже в качестве обвиняемого.

Наконец почтовое ведомство ответило следующее: никаких денег из Тулы или вообще откуда бы то ни было тульский мещанин Василий Дементьевич Жилин не получал. И вот как только следователь Воловцов решил, что настала пора взять Жилина под стражу и помесить его в следственное отделение Таганской тюрьмы, вдруг объявился некто Алексей Игнатьевич Рогожский, который заявил, что Анфису Петрову и ее детей убил он…

А произошло это следующим образом…

Рогожский подкараулил Воловцова, когда тот выходил из здания Судебной палаты и Окружного суда. От стены отделился мужчина лет сорока в драповой крылатке и фуражке и заступил Ивану Федоровичу дорогу:

– Это ведь вы ведете дело по убийству мещанки Анфисы Петровой и ее детей в Третьем Лаврском проезде?

– Откуда вам это известно? – недовольно спросил Воловцов, оглядывая незнакомого мужчину.

– Москва – это большая деревня, – туманно изрек незнакомец и улыбнулся. – Позвольте представиться: губернский секретарь Рогожский Алексей Игнатьевич. Вы можете не называться, я вас знаю, – добавил он с улыбкой.

– Простите, но я тороплюсь, – буркнул Иван Федорович и даже успел сделать несколько шагов, после чего услышал от Рогожского насмешливое:

– Торопитесь арестовать этого юношу Васю Жилина и предъявить ему обвинение?

– Кто вы такой? И что вам угодно? – обернулся Воловцов и остро посмотрел на мужчину в крылатке.

– Кто я такой, вы уже знаете, я же представился, – произнес Рогожский тоном, каким добрые учителя разговаривают с нерадивыми учениками. – Что же касается вашего второго вопроса «что мне угодно», я отвечу так: мне угодно сделать вам признание. – Иван Федорович ничего не сказал, он продолжал неотрывно смотреть на Рогожского. – Это я совершил все убийства в Третьем Лаврском проезде. И теперь нет мне прощения. – Мужчина в драповом пальто шумно сглотнул и повесил голову, выражая всем своим видом сожаление и покорность. – Совесть меня заела!

Несколько мгновений Воловцов решительно не знал, что делать. Потом, осмыслив наконец услышанное, цепко взял мужчину под локоток и повел его обратно в бывшее здание Сената. Доведя молчавшего Рогожского до своего кабинета и по-прежнему не отпуская его локоть, Воловцов открыл ключом дверь и втолкнул мужчину в кабинет.

– Садитесь, – отпустил он наконец локоть Рогожского. Вызывать секретаря из канцелярии Иван Федорович не стал, решив лично записать показания Рогожского.

– Итак, ваше имя и сословная принадлежность?

– Я же вам уже представился, – несколько удивленно протянул Рогожский.

– Так положено, протокольная форма.

– Ну, конечно, если так, мне приходится впервые делать подобное признание. Опыта, как говорится, никакого… Извольте! Рогожский Алексей Игнатьевич. Дворянин.

Воловцов быстро записал.

– Где служите? Должность? Чин?

– Более не служу… Устал, знаете ли… Имею чин губернского секретаря как бывший действительный студент университета.

– На какие средства проживаете? – Воловцов поднял взгляд от бумаги.

– Отец оставил мне некоторый капитал в облигациях и процентных бумагах, достаточный для вполне сносного существования. Так что не тужу!

– Задаю вам следующий вопрос… Это вы убили мещанку Анфису Петрову и ее троих детей? – Воловцов буквально впился в лицо задержанного строгим взглядом.

– Да, – уверенно произнес Рогожский. – Это я убивец.

– Расскажите, почему вы это сделали.

– Объяснение простое… Так случается… Мы были давними любовниками с Анфисой. А потом она вдруг дала мне от ворот поворот, заявив, что больше не желает обманывать мужа. Понимаете? – он посмотрел прямо в глаза Воловцову. – До этого мужа обманывать она хотела, а вот теперь перестала хотеть. Ну и как это прикажете понимать?

– И вы считаете это веской причиной для убийства?

– Я был очень зол! – произнес он, негодуя.

– Значит, вы в запале чувств убили свою любовницу, а заодно и ее детей?

– Именно так.

– Надо полагать, спонтанно…

– Вам ответить правду?

– Разумеется. Разве вы сюда не для этого пришли?

– Отнюдь не спонтанно… Я весьма основательно готовился и терпеливо выжидал подходящий момент. Дождавшись наконец, когда в квартире Петровой не будет постояльцев, я через черный ход, от которого у меня был ключ, проник на кухню, где и встретил Анфису.

– Та-ак, продолжайте. Что же она вам ответила?

– Она была удивлена: «Я же тебя просила, чтобы ты больше ко мне не приходил. У меня есть муж, и я боюсь его потерять». А я ей отвечаю: «Я пришел к тебе не для того, чтобы прелюбодействовать». Мне даже показалась, что она выглядела немного удивленной: «Тогда для чего?» – «А вот для чего», – ответил я и, выхватив стилет, ударил ее в самое сердце. Стилет был длинным и очень острым и легко прошел меж ребер, пронзив сердце и легкое. Она умерла, даже не пикнув. – Рогожский с виноватой улыбкой опять посмотрел на Воловцова: – Вы даже не представляете, как я страдаю!

– Простите, – немного опешил от услышанного Иван Федорович. – Согласно экспертному медицинскому заключению, Анфиса Петрова умерла вследствие проломов и раздробления черепа, полученного от ударов топором…

– Вы меня не дослушали… Я же потом еще несколько раз ударил ее по голове топором, – как-то излишне бодро проговорил Рогожский, что тотчас же насторожило Воловцова.

– Зачем же вам нужны были все эти зверства, позвольте полюбопытствовать? – Иван Федорович не отрывал взгляда от капельки пота, медленно ползущей по виску собеседника.

– Потому что… я был очень зол на нее, – не сразу нашелся что ответить Рогожский.

– А сколько раз вы ее ударили топором? – вкрадчиво поинтересовался судебный следователь, в голову которого стало закрадываться необъяснимое пока подозрение.

– Три, – ответил Рогожский и, похоже, увидев что-то на лице Ивана Федоровича, быстро поправился: – Нет, шесть раз… Хотя точно не могу сказать. Вы думаете, я колошматил ее по голове и считал удары, полагая, что все это мне понадобится во время следствия?

«Ударов было девять», – хотел было сказать Иван Воловцов, но промолчал. Необъяснимое подозрение стало быстро перерастать в твердую уверенность, что его собеседник просто «вколачивает ему баки»[5], как принято выражаться среди уркаганов[6]. Вот только зачем ему это нужно?

– Хорошо, – внешне спокойно и даже доброжелательно промолвил Иван Федорович. – А сколько раз вы еще использовали свой стилет?

– Еще два раза, – без запинки ответил Рогожский.

– Когда именно? – спросил Воловцов.

– Когда убивал обеих дочерей Анфисы, – последовал ответ.

– Как их звали, кстати? – быстро глянул на собеседника Иван Федорович.

– Тамара и Клавдия, – ответил Рогожский. – Вы даже не представляете, как я любил этих девочек! Они мне были словно дочери. Боже, что я натворил! А как смотрела на меня младшая, когда я… – Рогожский горестно умолк и отвернулся.

На последние вопросы он ответил правильно и весьма убедительно, но чувство, что ему врут, не оставляло судебного следователя. Это ощущение усилилось, когда на вопрос Ивана Федоровича, где же стилет находится сейчас, Рогожский ответил, что выбросил его в Москву-реку с Москворецкого моста. И тут же с готовностью добавил, что может показать место, с которого он бросил стилет.

Воловцов решил привести Рогожского на место преступления, в квартиру Анфисы Петровой, где собирался провести следственный эксперимент, проверить полученные вследствие допроса Рогожского сведения путем воспроизведения обстановки и действий в процессе совершенного (или не совершенного) им противузаконного деяния, и стал подробно расспрашивать, где стоял он сам, где в это время находились жертвы. Каким образом подозреваемый совершал свои злодеяния…

Примечания