Агент тьмы
Я тяжело вздохнула:
– Откуда ты узнал, где меня найти?
– Я не знал. Два дня назад позвонила Скарлетт и сказала, что с тобой что-то неладное. Что ты говорила, как пьяная. И, хоть она и не психолог, ей показалось, что ты… не в себе.
– Она заявила, что я лишилась гребаного разума.
– В общем, да, так и есть. Она спросила, могу ли я тебя отыскать, и последние два дня я только этим и занимался. – Габриэль изогнул бровь. – Пользуйся ты кредиткой, это облегчило бы задачу.
– Сила привычки после жизни в бегах.
– В итоге я нашел тебя по полицейским сводкам. Несколько сообщений о пьяной буйной женщине с розовыми волосами на Кэннон-стрит и в районе Уолбрука. Взлом магазина спорттоваров на Кэннон-стрит, на стекле кровь. Похоже, кто-то хотел добраться до Лондонского Камня. Подумать только… И серия странных звонков в диспетчерскую по поводу непонятного мигания зеркал. И почти все это – в радиусе меньше мили отсюда. Поэтому в поисках женщины с розовыми волосами я проверил все отели в округе; мой жетон детектива очень пригодился. Такая внешность, как у тебя, не подходит для человека в бегах.
Я кивнула и тут же пожалела об этом.
– Верно подмечено.
Он отхлебнул кофе.
– Когда мы виделись в последний раз, у тебя на плече сидел этот хамоватый ворон, и ты сказала, что возвращаешься в Америку. Что случилось?
– Кажется, О`дин теперь в приюте для животных.
Габриэль приподнял бровь. Его явно интересовал не ворон.
– Я думала, Роану нужна помощь. – Я проигнорировала хмурый взгляд детектива. – Я ему обещала. Но я опоздала, и это его уже не интересовало. И я вернулась.
– Ну ладно… – Габриэль откинулся на спинку стула и кивнул на разбитые зеркала и бардак в комнате. – А вот это всё? Почему ты целую неделю была в запое и била стекла?
Я испустила долгий вздох.
– Я искала маму. Я про биологическую мать. У меня была магическая штуковина, которая привела к Лондонскому Камню, а потом я почувствовала, как он притягивает меня. Он наполнен магией, Габриэль. И ужасом. Когда я до него дотронулась, то услышала крики, и они… – И они приводили меня в восторг. – Как только я прикасалась к Камню, эти крики вытесняли мысли. А когда я уходила, они отдавались эхом в голове. Габриэль, я вряд ли сумею объяснить. Это как оказаться в комнате, где тысяча людей плачут от боли. Только эта комната – твой мозг, и крики заглушают мысли. И ты не можешь уйти, не можешь заткнуть уши. Я не могла заснуть. Думаю, Камень – это пиявка страха, как и я. Он и впитывает страх, и отдает его.
– А когда ты пила?
– Мне нужно было как-то заглушить крики – тут-то и пригодился виски. И я постоянно возвращалась к Камню. – Я стиснула кулаки. – Но это еще не всё. Я услышала голос, который заглушал все остальные. Я не могу объяснить почему, но думаю, что это моя мать. Я про женщину, которая меня родила. Я просто почувствовала. Мне нужно понять ее связь с Камнем.
– Не понимаю. Она жива?
Я покачала головой:
– Нет, не думаю. Наверное, это воспоминание о ней. Или часть ее сущности, ее ужаса, заключенного в Камне.
– Думаю, тебе лучше бросить это.
– Нет. Мне нужно знать, кем была моя мать. – Мой голос дрогнул.
Габриэль промолчал.
– Считаешь, я спятила?
Он пожал плечами:
– С тех пор как мы познакомились, ты наговорила кучу бреда, но все оказалось правдой. Ты умеешь проходить в другие измерения через зеркала – почему же камень с духами внутри не может оказаться реальным? Но у меня вопрос получше. Какое это имеет значение? Ты говорила, что неважно, кто тебя родил. Происхождение не имеет значения – важно только то, что тебя растили в любви. Природа против воспитания, и так далее.
– Я помню.
– Возможно, Лондонский Камень – могущественная реликвия. Одно прикосновение к нему отправило тебя в недельный запой, ты могла захлебнуться рвотой… Видок хуже некуда, а я видел тебя в самых паршивых состояниях.
– Умеешь ты сделать девушке комплимент…
– Ты прилетела сюда найти убийцу. И нашла. Теперь пора двигаться дальше. Твоя биологическая мать умерла, и с этим ничего не поделать.
В горле у меня встал ком.
– У меня не осталось семьи. Люди, которые меня вырастили, погибли. Я убила биологического отца. Да, я помню, что говорила: происхождение не имеет значения… – Я глубоко вздохнула. – Но теперь в это не так легко верить. Не сейчас, когда я чувствую, что питаюсь ужасом других людей. И дело не только в этом. Я ощутила, что Камень… живой, или у него есть разум. А если сознание моей мамы все еще заперто в нем? – Я потерла пульсирующую жилку на виске. – Не знаю. Не представляю, как это работает.
– Дай-ка угадаю: теперь тебе нужно погрузиться в королевство фейри, даже если происходящее тебя убивает. И явно разрушает твою жизнь. Откуда такая уверенность, что это голос матери? Ты никогда не слышала ее голос. Ты сказала, у тебя не осталось семьи. Я знаю, это больно, но… не выдаешь ли ты желаемое за действительное? Ты же психолог. Как бы ты отреагировала, если б кто-то сказал, что слышал голос своей матери в Камне?
– Ты не понимаешь! – От досады я скрипнула зубами. – Я почувствовала, что мы как-то связаны. Я не могу объяснить. Просто почувствовала.
Едва эти слова слетели с губ, я возненавидела себя. Я никогда не полагалась на интуицию. Я всегда все обдумывала, а сейчас цепляюсь за какое-то чувство.
– Разреши предложить другое объяснение – самое простое: ты не спала несколько дней, напилась и тоскуешь по семье. И я не виню тебя, Кассандра, правда, не виню. Быть потерянной и одинокой – не самое приятное чувство. Как долго ты с этим борешься?
– Мои родители умерли, когда мне было четырнадцать. С тех пор я одна. Но теперь мне кажется, что… всё по-другому. – Пустота разъедала грудь, и я уставилась в пол. – Я знаю, что почувствовала связь. Я знаю, что это была она.
– Послушай, Кассандра, – смягчился Габриэль. – Ты узнала шокирующие вещи о себе, о своем происхождении. Я не знаю точно, что именно ты испытываешь. Но мне кажется, что прямо сейчас ты отчаянно нуждаешься в какой-то цели, легком способе почувствовать себя лучше. Поэтому и бросилась на помощь Роану, да? Чего проще избежать собственных проблем, как с разбега нырнуть в проблемы фейри? Ты буквально пытаешься сбежать в другой мир.
На меня волной накатила усталость:
– Ладно. Ты уже высказал свое мнение. Я его учту. Ты хочешь, чтобы я оставила все как есть. По-моему, ты не прав. Мне не нужна твоя помощь. – У меня пульсировало в голове. – Мне нужно выяснить, что случилось с мамой. У меня больше никого нет.
– У тебя есть Скарлетт. И я. И прямо сейчас ты выглядишь так, будто тебе нужна моя помощь. – Словно подчеркивая свою правоту, Габриэль выразительно посмотрел на брошенную на полу винную бутылку – ту самую, на этикетке которой я нацарапала «фантастика».
– Не надо меня поучать. – Я сама удивилась своему ледяному тону. – Если не поможешь узнать про Камень, будешь только мешаться. И давай начистоту: ты почти ничего не знаешь о фейри.
Детектив медленно поднялся.
– Да, ты сама отлично со всем справляешься, Кассандра.
Я промолчала. Габриэль пересек номер и вышел, неслышно прикрыв за собой дверь.
Глава 6
Не прошло и пяти минут, как я, торопливо натянув джинсы и футболку, уже мчалась вниз по лестнице вслед за Габриэлем. Я бежала изо всех сил – насколько позволяли дрожащие мышцы, – и распахнула входную дверь хостела, отчаянно высматривая его фигуру на узкой улочке сквозь яркий солнечный свет. С каких это пор в Лондоне стало чертовски много солнца?
Не обнаружив Габриэля, я поспешила по Картер-лейн [15], предположив, что он направился к собору Святого Павла.
Как только Габриэль ушел, я пожалела, что прогнала его. Наверное, он прав: я не совсем одна. Какая разница, кровные родственники или нет? Твоя семья – это люди, которые заботятся о тебе, о которых заботишься ты. Семья – тот, кто готов прийти в твой дерьмовый номер в хостеле, чтобы помочь справиться с жестоким похмельем. Кто знает, какой была моя биологическая мать? Я знаю, какой Габриэль. С тех пор как мы встретились, он всегда рядом.
Добежав до собора Святого Павла, построенного в эпоху Реставрации на территории кладбища, я огляделась в поисках Габриэля, но увидела только уставшую женщину с младенцем в коляске и пару мужчин, держащихся за руки. Габриэля не было.
Я поспешила к ближайшему офисному зданию напротив собора и уставилась в окно в поисках отражения Габриэля. Стекло замерцало, и появился Габриэль с плотно сжатыми губами. Я чуть не прыгнула в отражение, но чувствовала себя слишком слабой и побоялась застрять. Вместо этого внимательно посмотрела вокруг детектива, чтобы понять, где он. Он уже шагал по Чипсайд [16] в сторону метро.
Я перешла на бег; каждый шаг отдавался в пульсирующем черепе острой болью. И поделом. Я не сбавила темп, игнорируя тошноту и головокружение. Время от времени останавливалась, заглядывая в витрины магазинов или боковые зеркала машин, – убедиться, что не потеряла Габриэля. Этот город, такой чужой еще несколько недель назад, теперь казался близким другом. Я начала постигать его изгибы и повороты.
Детектив мелькнул в окне кофейни и свернул на Олд-Джюри [17] – узкую улочку в центре города. Значит, он всего в минуте от меня и идет не к метро. Я прибавила скорость, подавляя бунт своего тела. К горлу подступила тошнота, я свернула в переулок и побежала дальше, каменные стены словно смыкались надо мной.
Я прокручивала в уме прошедшую неделю. Как агент, не вернувшийся после расследования, я, видимо, больше не работаю в Бюро. Я разозлила Роана, Габриэля и Скарлетт. Нарушила обещание, данное Роану, заявила Габриэлю, что он ничего не знает, и что он мне не нужен, и… Я точно не помнила, что наговорила Скарлетт, но почти наверняка какие-то гадости. Я осталась одна не потому, что мои родные умерли. А потому, что оттолкнула всех, прячась в вонючей дыре среди бутылок виски и грязного белья.
Отдышавшись, я перешла на шаг, а потом совсем остановилась, упираясь руками в колени. Живот скрутило. Не знаю, в похмелье ли было дело, но по щеке скатилась слезинка. Надо вернуться в хостел, а Габриэлю позвонить как-нибудь попозже. Нужно опохмелиться, чтобы пережить этот проклятый день.
Пока я переводила дух, воздух пронзил ужасный визг, и я взглянула в небо. Там, медленно снижаясь, кружили три больших серебристых журавля. Я смотрела на них, и по моей спине бежали мурашки. Они были слишком велики для обычных птиц; их присутствие прогоняло людей с улицы, как будто прохожие почувствовали потустороннюю угрозу.
Один за другим журавли опустились на тротуар вокруг меня – двое впереди, один сзади. В их черных как уголь глазах сверкнуло что-то смертоносное. Воздух стал ледяным, меня пробил озноб.
Самый большой из них повернул голову и превратился в высокий силуэт, окутанный туманом. Когда дымка немного рассеялась, передо мной стояла костлявая женщина в багровом плаще. Спутанные серебристые волосы рассыпались по плечам, она излучала зеленовато-серое сияние. Огромные черные глаза пронзили меня, и я почти не обращала внимание, в кого превратились другие журавли. От них исходили волны холодного воздуха, и мои зубы стучали.
– Бедное дитя. – Женщина провела костлявым пальцем по моей щеке, ее прикосновение было чистым льдом, по телу пробежал холодок. Ее голос звучал эхом откуда-то из глубины сознания. – Такая одинокая… Это не твоя вина.
Мое сердце колотилось о ребра.
– Ты была совсем малюткой. Твоя мать бросила тебя. Ты не могла не вырасти монстром.
Я попятилась, завороженная ее взглядом, но желая убраться подальше от запаха смерти.
– А теперь совсем одна… Люди отворачиваются от тебя. Фейри обращаются с тобой как с полукровкой. Бедное дитя… Столько страданий. – Она широко развела костлявые руки. – Пора отдохнуть. Иди ко мне. Позволь забрать твою боль.
Туман сгустился, и я почувствовала, что меня тянет к этой женщине, но усилием подавила странный порыв. Краем глаза я заметила, как из тумана появилась еще одна фигура – на этот раз мужская, – но не сводила глаз с ведьмы. Нельзя позволить ей снова прикоснуться ко мне, иначе поддамся ее чарам. Когда она снова потянулась ко мне, я была готова и ударила ее по руке – хруст костей эхом отразился от зданий. Мне сейчас не до фокусов фейри.
– Отвали, – ледяным тоном ответила я и бросила взгляд на отражение в зеркале.
И тут увидела еще одну широкоплечую фигуру: сквозь туман к нам приближался Габриэль. Он приставил пистолет – тот самый, который дала ему я – к груди старухи.
– Отойди от нее, демон.
Ведьма медленно повернулась к нему:
– Габриэль… Как давно я тебя не видела.
На секунду в его глазах мелькнуло удивление.
– Это называется пистолет, демон. Он стреляет пулями. Железными пулями.
Старуха грустно улыбнулась ему:
– Насилие? И это ответ человека, который столько потерял из-за насилия… Тебе ли не знать. Разве ты не помнишь меня, Габриэль? Разве ты не слышал мой крик перед смертью твоей жены?
Его рука задрожала. Я никогда не видела его таким растерянным, у меня затряслись колени.
– У насилия есть свои плюсы.
– Бедная твоя жена… Погибла так внезапно… Знаешь, что ее убило?
– Демон.
– Нет. – Старуха схватилась за грудь. – Это был призрачный ужас, дух страха без плоти. Тот, кто может овладевать людьми, брать их под контроль. Призрачный фейри проник в тело человека, ничтожного одиночки. Обернувшись в человеческую плоть, призрак вонзил нож в сердце твоей жены, а потом напитывался твоим ужасом, пока ты держал ее умирающее тело. Я наблюдала за вами. Я знала, что это случится, и появилась там ради острых ощущений. Мы питаемся печалью. Предвещаем отчаяние. А потом кричим. – Она протянула руку, поглаживая пистолет, и Габриэль словно оцепенел. – Когда слышишь крик банши [18], за ним всегда следует смерть.
Габриэль выстрелил, но тело банши превратилось в туман, и пуля пролетела насквозь, разбив стекло позади нее. Уже через мгновение ее тело снова материализовалось, и звук, который она издала, будет преследовать меня до конца дней. Она запрокинула голову к небу; ее вопль был подобен тысяче измученных душ, пронзая до мозга костей. Остальные банши завыли вместе с ней. Их крики оглушали, и я заткнула уши.
Все три ведьмы ринулись вперед, удлинив ногти и оскалив острые зубы. Самая огромная бросилась на Габриэля, полоснув его длинными острыми ногтями. Я схватила ее за капюшон и изо всех сил дернула назад. Она обернулась, и я впечаталась лбом ей в нос, сломав кость. Боль вспыхнула в черепе, который до сих пор пульсировал от похмелья. Банши вскрикнула, сломанный нос хрустнул. Оглушенная, с пляшущими перед глазами разноцветными пятнами, я замахнулась для нового удара и угодила ей в висок.
Все трое сбросили чары, приняв первоначальный облик. Пальцы превратились в когти, сквозь кожу проросли серебристые перья.
Самая высокая ведьма полоснула меня когтями, вонзилась в плоть, и щеку обожгла боль. Я снова ударила, ее голова откинулась назад. И не успела я нанести новый удар, как другая банши с безумной улыбкой врезалась в меня и сбила с ног. Она замахнулась, но я вцепилась в ее коготь, выкручивая его; он рассек мне кожу, по руке заструилась кровь. И всё-таки коготь хрустнул, и от ведьминых воплей меня охватил мрачный восторг. Банши скатилась с меня, я вскочила на ноги. И увидела, что стало с Габриэлем.
И мир вокруг перевернулся.
Габриэль распростерся на спине, вокруг него растекалась сверкающая кровавая лужа. Одна из банши вгрызлась в его шею, и мое сердце замерло. Столько крови на тротуаре… Горе ударило в грудь с такой силой, словно в меня врезался товарняк. Я не могла дышать.
– Нет! – заорала я. В голове эхом отдавались мучительные вопли. Я ринулась к фейри и пнула ее в голову. Она оторвалась от Габриэля, но я не могла заставить себя взглянуть на него.
Бесконечные крики агонии топили меня в реке печали. Я позволила им заглушить мою собственную боль; мое горе утонуло в чужих страданиях.
Время замедлилось, едва ползло, и кровавые капли падали с зубов фейри, как в замедленной съемке, повисая в воздухе. Над нами неподвижно застыло серебристое перо.
В тумане вокруг шевелились щупальца страха. Страха фейри. Следуя неведомому инстинкту, я точно знала, что нужно делать. Я выгнула спину, позволяя страху банши заполнить меня, напитываясь им. А потом с нечеловеческим рычанием швырнула этот страх обратно, прямо в них.
Время возобновило бег, банши вытаращили глаза, их челюсти отвисли, руки застыли. Одна из ведьм дернулась и попятилась, отчаянно пытаясь сбежать.
В глубине сознания я чувствовала, как их вопли сливаются с ужасающими криками тысяч измученных душ, наполняя меня силой.
Фейри с визгом вскочили на ноги, стараясь увернуться и убежать, но я не собиралась их отпускать. Они убили моего друга, и я жаждала, чтобы они страдали.
Я позволила своему ужасу перетекать в их тела, парализуя их. Одна за другой ведьмы рухнули на тротуар. Во мне бушевала темная ярость, и я подошла к первой – той, которая пировала над Габриэлем. Сила распирала меня до самых костей. Банши взглянула на меня, вся дрожа. Ее ужас лишь подстегнул меня.
Защищаясь, она подняла руки:
– Прошу, не надо!
Я нагнулась и сломала ей шею, хруст эхом отразился от стен. Ее тело рухнуло на землю.
С яростью, отравляющей кровь, я подошла к следующей ведьме, которая скулила, уставившись жуткими черными глазами, парализованная собственным страхом. Я подобрала большой осколок оконного стекла, разбитого пулей, не обращая внимания, что он режет пальцы.
Банши попыталась выговорить какое-то слово, но издала лишь бессвязные звуки. Я откинула назад ее спутанные серебристые волосы, обнажив ледяное горло, и вонзила осколок в яремную вену. Кровь брызнула в воздух.
Неподалеку последняя банши издала сдавленный звук. Вся в крови фейри, я подошла к ней, сжимая осколок.
Она лежала, прижавшись к стене и уставившись на меня с разинутым ртом. Я приставила стекло к ее горлу и прорычала:
– Почему я? Зачем вы пришли за мной?
Она что-то неразборчиво пробормотала. Я вдавила кончик осколка в ее шею и взревела:
– Почему я?
– Повелительница… Ужаса… – Она запнулась. – Должна… умереть…
Повелительница Ужаса. Мой разум словно покрылся ледяной коркой.
– Почему?
– Он… приказал.
– Кто «он»? – Она задрожала, и я поднесла осколок к ее черному глазу, угрожая вырезать его. – Кто, черт побери? Кто тебя послал?
– Он… король…
Воздух прорезал вой полицейских сирен.
– Верховный Король фейри? Это он послал убить меня? Почему?
Ее челюсть отвисла и снова захлопнулась, и я прижала осколок к коже прямо под ее глазом.
– Я… не знаю! – взвизгнула банши.
И я поверила. Но в следующую секунду она судорожно вцепилась мне в шею, отчаянно пытаясь спасти свою жизнь. Холодные когти сдавили горло.
Я отвела руку назад и вонзила осколок ей в шею, рассекая артерии. Перепачканная ее кровью, поднялась, вся дрожа.
Повелительница Ужаса…
Полицейские сирены слышались уже совсем рядом, и я бросилась к Габриэлю, впервые рассмотрев его как следует. И едва смогла дышать. Его шея была разорвана, прекрасные карие глаза уставились в небо. Горе грозило задушить меня, утопить. Кровь Габриэля растекалась по улице широкой лужей.
– Габриэль, – прошептала я. Значит, банши кричали по нему…
Он мертв, его уже не спасти. Тяжелое горе выбило из меня дух.
Глава 7
Я проскользнула в свой номер через одно из зеркал. Грудь сдавило от тоски, по щекам текли слезы, одежда пропиталась кровью – кровью банши, моей собственной, кровью Габриэля, – и от ее металлического запаха сводило желудок. Я быстро стянула промокшие насквозь джинсы и взглянула вниз, на ноги: кровь просочилась сквозь ткань, оставив на коже странный, тошнотворный красный узор. Столько крови… Я не могла дышать.
Я рухнула на кровать, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Габриэль погиб, пытаясь помочь мне. Он был настоящим другом – лучше, чем я заслуживала.
Я уставилась на пол, по-прежнему усыпанный осколками. Из горла у меня вырвался всхлип, потом еще один. Я пыталась сдержаться, убедить себя двигаться дальше – фейри хотят меня убить, и нужно действовать. Но меня охватила скорбь.
Я вспомнила, как в первый раз встретила Габриэля на месте преступления на Митр-сквер, впервые заглянула в его карие глаза. Как мне приснился кошмар, я с криком проснулась у него дома, и он пришел меня успокоить. Сколько раз я просила его о помощи, и он никогда не раздумывал. Как он заботился обо мне; как, напевая себе под нос, жарил яичницу…
Нельзя допустить, чтобы эти воспоминания навсегда омрачились другим: как он лежит навзничь в переулке с пустыми глазами, разорванным горлом и гримасой боли на лице. Смогу ли я когда-нибудь думать о нем, не вспоминая этот кошмар? Не гадая, как бы сложилась его жизнь, не встреть он меня?
Я вцепилась в край грязной простыни. Хоть бы Габриэль никогда не приходил сюда навестить меня… Слезы застилали глаза, струились по лицу.
Наконец слез не осталось – только пустота под ребрами. Не знаю, сколько я просидела на кровати, уставившись в пол; может, несколько часов. Когда заныла спина, я встала и огляделась. Медовый солнечный луч просачивался сквозь жалюзи, отражаясь в осколках. Я прошла в угол комнаты, подняла с пола пакет и начала осторожно собирать в него осколки – один за другим. Я действовала внимательно и аккуратно, избегая острых углов, стараясь сосредоточиться. Это поможет двигаться дальше. Крики в голове утихли, сделавшись терпимыми. Подавив горе и ярость, я разрешила разуму застыть, пока меня не охватило ледяное спокойствие.
Пока я прибиралась в комнате, мои мысли блуждали вокруг нападения. Что со мной произошло? Каким-то образом я высосала страх из банши и бросила его обратно в них, парализовав их ужасом. Я никогда раньше не чувствовала страха фейри. Вот бы обнаружить в себе эту странную силу до того, как они разорвали Габриэлю горло…
Под льдинами разума раздался пронзительный голос: Повелительница Ужаса должна умереть.
Меня второй раз назвали Повелительницей Ужаса. Что это значит? Я уставилась на свое отражение в большом осколке, который держала в руке. Красный нос, опухшие глаза… Выглядит не особо страшно, и все же король фейри хотел моей смерти. Можно только догадываться, что это как-то связано с тем ужасом, который мне удалось вселить в банши.
Король. Король подослал ко мне банши, а они заодно убили Габриэля.
Холодная ярость заполнила тело, вытесняя первоначальный шок. В смерти Габриэля виновна не я, а Верховный Король фейри. Он отправил ко мне убийц, и мой друг заплатил за это.
Я стиснула кулаки. Король убил моего друга – и расплатится собственной жизнью. Черт побери, я Повелительница Ужаса, и он должен меня бояться.
* * *Лед. Я позволила сознанию превратиться в чистый лед и сосредоточилась на том, что делать дальше. Приняв душ, натянула последнюю чистую одежду – кожаные легинсы и черную рубашку, – собрала вещи и рассортировала их, обдумывая предстоящую задачу. Я гнала прочь мрачные мысли, копошащиеся на задворках сознания, и перебирала одежду, откладывая испачканную горчицей, вином и кровью. Худи с непонятно откуда взявшейся прожженной дырой на локте, провонявший виски лифчик – их я выбросила. Все годное укладывалось в рюкзак, где уже лежали заряженный пистолет, который я подняла возле тела Габриэля, и мой собственный пистолет, весь в грязной жиже из пруда. Сунула ноутбук в кожаный чехол и запихнула в рюкзак к остальным вещам. А компас оставила на прикроватной тумбочке: он сделал свое дело.
Положила на кровать несколько купюр – щедрые чаевые; кому-то придется убирать за мной бардак, а там, куда я направляюсь, деньги не понадобятся. Потом надела рюкзак и попыталась четко сформулировать, что именно делать и говорить дальше.
Дрожа всем телом, я направилась в общую душевую, стиснув лямки рюкзака. К счастью, там никого не было, и я без помех подошла к зеркалу. Подавив горе и гнев, уставилась на отражение, едва узнавая себя. Вся эта какофония из криков в голове исчезла. Исчезла и профайлер, которая с утра пораньше принималась за работу с горящими глазами, заправившись кофе. Я уставилась в отражение и встретила жесткий стальной взгляд. Уродливая красная царапина пересекала шею, налитые кровью глаза свидетельствовали о неделях недосыпа. Я стиснула зубы, стараясь сосредоточиться перед отправкой на следующую миссию, и позволила сознанию превратиться в ледник спокойствия.
Скинув рюкзак на пол, я достала косметичку, закрасила консилером глубокие мешки под глазами, нанесла на щеки перламутровые румяна и приняла почти нормальный вид. Закончив, снова уставилась в зеркало и нащупала отражение, позволяя сознанию соединиться с ним. Я слилась с зеркалом, пока не ощутила ту самую связь, стала искать и нашла того, кого хотела.