Хроника кровавого века-5. Мы старый мир разрушим.
В конце февраля 1923 года здоровье Ленина улучшилось, он приступил к работе. Спустя неделю, Надежда Константиновна поведала мужу о грубости Сталина, не назвав причину. Владимир Ленин продиктовал стенографистке письмо:
«Товарищу Сталину. Строго секретно. Лично.
Копия: тт. Каменеву и Зиновьеву.
Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать её. Хотя Вам она выразила согласие забыть сказанное, тем не менее, этот факт известен через неё же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, сделанное против жены, я считаю сделанным против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад, и извиниться, или предпочитаете порвать между нами отношения.
С уважением Ленин.
5-го марта 1923 года».
Девятого марта Иосиф Сталин попросил Феликса Дзержинского сопроводить его в квартиру Ленина. Владимир Ильич жил в Сенатском дворце Кремля. В присутствии Дзержинского, Иосиф Сталин извинился перед Надеждой Константиновной. Ленин, обрадованный примирением, предложил гостям выпить чаю. Сталин, сославшись на дела, отказался, а Дзержинский остался.
– Феликс Эдмундович давайте сядем рядком, и поговорим ладком, – Владимир Ильич указал на стол в гостиной. С подносом вошла Крупская.
– Сейчас нас Надежда Константиновна чайком угостит, – улыбнулся Ленин.
Крупская поставила на стол поднос. На нём стояли стаканы с чаем, сахарница, тарелка с яйцами, бутерброды со сливочным маслом.
– Я признаться не люблю ржаной хлеб, предпочитаю пшеничный, – Ленин кивнул на тарелку с бутербродами. – С детства обожаю, яйца с белым хлебом.
Правая рука у Ленина не действовала, Крупская очистила ему яйцо. Выпив чаю, Владимир Ильич улыбнулся:
– В эмиграции Зиновьев вздыхал, что нет в Швейцарии чёрного хлеба. Всё мечтал о кружке парного молока с краюхой ржаного хлеба.
– Я тоже в юности не понимал, как люди едят чёрный хлеб, – усмехнулся Дзержинский. Он надкусил бутерброд с маслом: – Но в Орловском централе меня быстро научили любить ржаной хлеб
Дзержинский вздохнул:
– К сожалению, не всем руководящим товарищам удалось испытать чувство голода. В этом случае иначе бы они относились к нашему народу, на долю которого выпали война и голод.
– Вы это о ком? – Ленин ел куриное яйцо.
– О Юрии Владимировиче Ломоносове. Мы треть золотого запаса страны потратили на паровозы, а получили от шведов всего сорок шесть локомотивов. В стране голод, а он заключает сомнительные сделки.
– Как сказал Козьма Прутков: «Чиновник подобен флюсу», – Ленин поставил стакан с чаем на стол. Он вздохнул: – Вы Феликс Эдмундович стали во всём видеть корысть и предательство! Забывая о том, что человек может ошибаться.
– Хотелось бы верить, но факты,– покачал головой Дзержинский.
– Я написал письмо Ломоносову. Он приедет и даст нам объяснения на все вопросы, – Ленин взял левой рукой стакан с чаем.
– Ну что ж будем ждать, – кивнул Дзержинский. Он встал: – Спасибо за угощение Владимир Ильич.
После ухода Дзержинского, позвонила Фотиева:
– Владимир Ильич, пришла почта. Мне принести вам её на квартиру?
– Не нужно Лидия Александровна, я сейчас приду в кабинет, и просмотрю корреспонденцию, – Ленин положил трубку на телефонный аппарат.
Третье письмо, пришедшее на имя председателя Совнарком Владимира Ленина, было от Юрия Ломоносова. Он писал:
« Высокоуважаемый Владимир Ильич. От души приветствую Вас.
Получил Ваше письмо. В нём чувствуется упрёк, как будто я бездействую здесь. Вы пишите, что мне нужно приехать в Россию. Мой опыт нужен в НКПС. Здесь я остаюсь при особом мнении. Вижу, что не ко двору я пришёлся в Наркомате путей сообщения. Я прекрасно осознаю, что мои знания, опыт никому не нужны в НКПС. Тащат меня туда, что бы сломать и опаскудить. Я принял решение: мою службу в НКПС считать законченной. Возвращаться в Россию я не намерен. С товарищеским приветом, искренне Вам преданный Ю. Ломоносов»
– Мерзавец! – Ленин скомкал письмо и швырнул его в мусорное ведро. У него сильно разболелась голова. Владимир Ильич провалился в темноту.
***
О том, что с Лениным случился третий приступ инсульта, партийные начальники узнали в девять часов вечера. Лев Давидович Троцкий поехал на квартиру Владимира Ильича утром десятого марта. Возле Ленина дежурил доктор Кожевников. Троцкий отозвал его в коридор:
– Алексей Михайлович как состояние товарища Ленина?– прошептал Троцкий.
– Крайне тяжёлое, больной делает попытки что-то сказать, но речь его не разборчива, – врач достал из кармана жилетки часы.
– Есть ли надежды на выздоровление?
– Как вам сказать Лев Давидович, – пожал плечами Кожевников. – Это третий приступ. Можно надеяться на чудо, но я в чудеса не верю.
После разговора с врачом, Троцкий поехал на Краснознамённую улицу.9 Там в здании бывшего Александровского военного училища располагался Наркомат по военным и морским делам.
Глядя в окно, Лев Давидович размышлял:
«Сколько протянет Ленин не важно, он уже труп. Следовательно, мне нужно готовить почву для захвата власти», – Троцкий нажал кнопку звонка на рабочем столе.
В кабинет вошёл Николай Сермукс, помощник и секретарь Троцкого.
– Разыщите Якова Блюмкина.
– Слушаюсь, Лев Давидович, – кивнул помощник. Он кивнул на дверь кабинета: – В приёмной Альберт Моисеевич Сливкин.
Альберт Сливкин занимал должность члена комиссии по киноделу при Совете народных комиссаров. Он ездил в заграничные командировки, закупал кинофильмы. Неофициально Сливкин был курьером Коминтерна.10 Маркс и Энгельс уверяли, что коммунизм не возможен в отдельно взятой стране. Следовательно, голодной Советской России необходимо помогать деньгами коммунистам других стран. Коминтерн был штабом мировой революции и распределял финансовую помощь коммунистическим партиям. Председателем Коминтерна являлся Георгий Евсеевич Зиновьев. Отожравшегося на коминтерновских деньгах Зиновьева давно не интересовало дело мировой революции. Его больше заботило то, чтобы на его обеденном столе всегда был французский коньяк «Курвуазье», который любил император Наполеон и обожал Григорий Евсеевич. Его жена, Злата Лилина была без ума от швейцарского сыра «Эмменталь». Этих деликатесов в России не сыскать, их возил вертлявый толстяк Альберт Сливкин. Он часто ездил в командировки за границу. Георгий Зиновьев прозвал его «Королём контрабанды и взяток». Троцкий тоже пользовался услугами Сливкина, но сейчас он был нужен ему для государственного дела.
В сентябре 1921 года между наркомом внешней торговли Советской России Леонидом Красиным и главнокомандующим рейхсвера11 Гансом фон Сектом прошли секретные переговоры. Суть их сводилась к следующему:
По условиям Версальского договора вооружённым силам Германии запрещалось иметь бронетанковые войска и авиацию. Но без них нет армии! Построить танки и самолеты, германские фирмы могли на своих заводах в Дании и Голландии. Но где взять экипажи способные управлять этой техникой?! Генерал Сект предложил Леониду Красину интересный вариант: Советская Россия предоставляет рейхсверу возможность организовать на своей территории танковую и лётную школы. Германия в свою очередь окажет России помощь в восстановлении промышленности. Красин доложил предложение немецкого генерала на заседание Совнаркома. Оно было принято. Сливкин стал связным между Львом Троцким и генералом Сектом.
Переговорив со Сливкиным, Троцкий принял Якова Блюмкина.
– Немецкий посол Ульрих фон Брокдорф-Ранцау бомбардирует НКИД12 запросами: «Почему Яков Блюмкин до сих пор не арестован и беспрепятственно разгуливает по Москве?!» – блеснул стёклами пенсне Лев Давидович.
Ровесник ХХ века Яков Блюмкин родился в Одессе. В четырнадцать лет, после окончания талмудторы,13 перед ним встал вопрос: «Кем быть?»
Старший брат Лев – анархист, сестра Роза, социал-демократ. Два других брата Исайя и Лев – эсеры. Поразмыслив, Яков примкнул к эсерам. В 1918 года он с Моисеем Винницким, которого в Одессе звали Мишка Япончик, сформировал Первый Добровольческий «Железный» отряд. Бандиты, составлявшие костяк «Железного» отряда, оказались плохими бойцами. Зато у них хорошо получалась экспроприация ценностей. Яков Блюмкин тоже участвовал в налётах на банки. В мае 1918 года он приехал в Москву. Повстречал своего приятеля журналиста Эрдмана, тот помог ему устроиться на работу в ВЧК. Блюмкина поставили руководить «германским» отделением Контрразведывательного отдела ВЧК.
По заданию партии левых эсеров 6 июля 1918 года Блюмкин убил немецкого посла графа Вильгельма фон Мирбаха. Это стало сигналом отрядам левых эсеров к антибольшевистскому выступлению в Москве. Мятеж был подавлен, Блюмкин бежал на Украину. Большевики заочно приговорили его к смертной казни.
Под Кременчугом Блюмкин повстречался с петлюровцами. Его жестоко избили, переломав рёбра и выбив зубы. Пока он лечился, в феврале 1919 года Красная армия заняла Киев. Яков Блюмкин явился с повинной в Киевское губернское ЧК. Его этапировали в Москву. За него вступился нарком по военным и морским делам Троцкий. Блюмкин был амнистирован. Лев Давидович взял его к себе начальником охраны.
В 1920 году Блюмкин выполнял поручения Троцкого в Иране. Потом Лев Давидович направил его учиться на специальные курсы Военной академии. Окончив их, Блюмкин вступает в РКП (б). Его направляют учиться на восточный факультет академии Генерального штаба РККА14. Отучившись в академии, Блюмкин становиться личным адъютантом Троцкого.
– Мне потребуется уехать из Москвы? – нахмурился Блюмкин. Не думал он, что спустя пять лет ему аукнется история с графом Мирбахом.
– Зачем? – улыбнулся Лев Давидович. Он махнул рукой: – Пусть у Чичерина15 по этому поводу голова болит. Ты займёшься литературным творчеством.
Троцкий минут сорок объяснял Блюмкину, что от него требуется. В кабинет вошёл Николай Сермукс.
– Лев Давидович, к вам на приём просится нарком почт и телеграфов Иван Никитич Смирнов, – доложил он.
– Пригласи, – Троцкий встал.– Ну что ж, я думаю, ты всё понял.
Блюмкин вышел из кабинета, в дверях показался высокий, сухопарый человек в мятом пиджаке, поверх солдатской гимнастёрки.
– Здравствуй Иван Никитич, – Троцкий шагнул ему навстречу.
Иван Никитич Смирнов не считался лидером партии, но авторитет среди большевиков имел огромный. Его называли «Победитель Колчака». Являясь членом Военно-революционного совета Восточного фронта РККА, он организовал работу большевистских подпольных организаций Сибири. Именно их деятельность заставляла адмирала Колчака держать большие силы в тылу, не давая резервы фронту.
Авторитет Ивана Смирнова в партии был настолько велик, что Ленин хотел назначить его Генеральным секретарём ЦК РКП (б). Эту должность Владимир Ильич решил учредить в 1921 году. Однако именно большой вес в партии помешал Смирнову стать генеральным секретарём. В марте 1921 года он выступил в поддержку Троцкого в дискуссии по профсоюзам. Владимир Ильич увидел, насколько сильным оказался тандем Троцкий – Смирнов.
2 апреля 1922 года на заседание XI съезда РКП (б) Владимир Ильич неожиданно для Смирнова, предложил на должность генерального секретаря Иосифа Сталина. С этого момента Иван Никитич возненавидел Ленина и Сталина. Теперь один из его врагов лежит обездвиженный, и вряд ли поднимется. Но другой жив и здоров. Смирнов пришёл к Троцкому, что бы обсудить дальнейший план действий.
– Иван Никитич пока не следует проявлять активность. Посмотрим, как сложится ситуация на партийном съезде, – решил Лев Давидович.
***
В Москве 17 апреля 1923 года начался XII съезд РКП (б). В отсутствия Ленина, политический отчёт Центрального комитета читал Григорий Зиновьев. Для рядовых партийцев это означало, что теперь он лидер партии. Троцкого такие мелочи не интересовали, он был озабочен тем, как доходчивее преподнести делегатам съезда план американского банкира Дауэса.
Двадцатого апреля Троцкий зачитал на заседание съезда доклад «О промышленности». Лев Давидович отметил, что в стране наблюдается подъём сельского хозяйства. Удалось преодолеть проблемы голода 1921-1922 годов. Но ввиду того, что промышленного товара мало, то он дорогой. В то же время сельскохозяйственный товар не растёт в цене. Сложившуюся ситуацию Троцкий назвал «ножницы цен». Он предложил экспортировать зерно в Европу, там закупать товар необходимый стране.
– За наш хлеб Европа будет платить нам машинами и предметами потребления. Европа вынуждена будет, есть наш советский хлеб даже при фашизме, – заливался соловьём Лев Давидович, сорвав бурные аплодисменты. Депутаты представили ломящиеся от товаров полки магазинов, забыв о том, что Ленин призывал к индустриализации страны.
Иван Смирнов после заседания съезда решил прогуляться по московским улицам. На Тверской площади возле Белорусско-Балтийского вокзала16 он повстречал Сливкина. Этот шустрый толстячок крутился посыльным при Коминтерне.
– Еду в командировку, – Сливкин покупал с лотка газеты и журналы.
– Счастливого пути, – кивнул Смирнов и пошёл своей дорогой.
Разместившись в вагоне, Альберт Сливкин читал в журнале «Огонёк», статью Я. Сущевского: «День Троцкого». Сливкин знал от Михаила Кольцова17, что под этим псевдонимом печатается Яков Блюмкин.
«Неугомонный какой! Чекисткой работы ему мало, ещё статейки пописывает», – усмехнулся Сливкин. Невдомёк было Альберту Моисеевичу, что Блюмкин выполняет приказ Троцкого. Такое же указание получил Карл Радек, быстро накропавший брошюру «Лев Троцкий – организатор побед».
Радек и Блюмкин старались вдолбить в головы читателей одну мысль: «Троцкий создатель Красной армии. Раз он создал РККА, следовательно, Лев Давидович победитель в Гражданской войне».
Троцкий готовил почву к захвату власти в стране, но это не интересовало Сливкина. Альберт Моисеевич думал о том, как хорошо он проведёт время в Германии. Когда в твоём кошельке шуршат доллары и фунты стерлингов в Берлине жить весело.
Глава 3
Берлин, как и вся Германия, после мировой войны пил горькую чашу побеждённых. Инфляция «съела» все сбережения среднего класса. Она же разорила сотни предприятий, выгнав рабочих на улицу. Мужья став безработными, не приносили домой зарплату, и тысячи добропорядочных домохозяек пошли на панель. Зарабатывали проституцией и некоторые смазливые юноши, ублажая педерастов. Молодые немцы сколачивали банды, которые получили название «рингвейрен».18 Они продавали кокаин, совершали заказные убийства, занимались сутенёрством. В городе открылись сотни публичных домов, баров для лесбиянок и гомосексуалистов.
Берлин превратился в «город порока и разврата». Сюда зачастили толстосумы со всего мира. Они считали своим долгом посетить «Микадо бар» на Путткамерштрассе. Там в женском платье пел и танцевал Мюггет. За ночь с этим красивым юношей богатые извращенцы платили по пятьсот долларов. Лесбиянки предпочитали варьете «Силуэт» на Гайсбергштрассе.
С рассветом Берлин прятал свои пороки. Рано утром дворники мели улицы, начинали ходить трамваи и автобусы. В девять часов открывались магазины, банки и учреждения. В городских парках няни гуляли с детьми, а собачники со своими питомцами.
Парк Генриха Клейста, расположен между Потсдамерштрассе и Эльсхольцштрассе. Здесь любят собираться велосипедисты. Усевшись гурьбой на скамейке, они громко обсуждают достоинства велосипедов «Диамант» и «Пантера». На другой скамейке мирно беседует Альберт Сливкин с господином лет пятидесяти, в клетчатом шерстяном пиджаке с накладными карманами.
– Господин Сливкин, в моём учреждении хотят обсудить вопрос о детальной проработке нашего проекта, – «клетчатый» достал платок. Он промокнул лоб: – Сделать это лучше всего в Москве. Но мы не можем поддерживать связь через посольство. Как вам сообщить о нашем прибытии?
– Нет ничего проще, – улыбнулся Сливкин. – Немецкая кинокомпания «Декла» готовит к выпуску фильм «Стакан воды». Мы планируем купить его. Когда вы соберётесь в Москву, дайте телеграмму в комитет по кинематографии о том, что едите на переговоры по продаже фильма.
– Неплохо придумано, – кивнул «клетчатый».
По аллее бежал мальчишка продавец газет, и кричал:
– Правительства Великобритании, Франции, Италии и Бельгии согласились возместить расходы по пребыванию американских войск на Рейне в годы Великой войны. Покупайте «Берлинскую утреннюю почту», будите знать все новости!
Велосипедисты, увлечённые спором, мальчишку не заметили, «клетчатый» газету покупать не захотел, а Сливкина новости не интересовали. Газету купил толстый господин, с огромной залысиной. Он хотел её развернуть, но Сливкин закончив беседу с «клетчатым», направился к выходу из парка. Толстый господин встал, сунул газету в карман пиджака. Он шёл в ста метрах позади Сливкина, и думал: в сорок девять лет тяжело даётся ночь без сна. Вдобавок сахарный диабет приносит много страданий. Недавно изобрели лекарство – инсулин. Говорят, принимая его, можно забыть о своём недуге. Но инсулин стоит больших денег, и жалования полицейского на него не хватит.
Толстяка звали Вилли Леман. Служил он в Прусской тайной полиции. Она контролировала деятельность политических партий, присматривала за дипломатами иностранных государств. Вилли Леман работал в службе наружного наблюдения. В тайной полиции имелась информация, что Альберт Сливкин связан с Коминтерном. Он часто приезжал в Берлин, и всегда брался под наблюдение Прусской тайной полицией.
Сливкин остановился в отеле на Потсдамерштрассе. Вилли Леману пришлось ночевать в коридоре гостиницы. Он выпросил у портье табуретку, и всю ночь просидел, прислонившись к стене. Смена Лемана заканчивается, передав напарнику наблюдение за Сливкиным, можно идти домой. Тем более Вилли живёт неподалёку, возле моста через Ландвер-канал. Но придётся тащиться на Хиршельштрассе в здание полицай-президиума. Дело в том, что человек, беседовавший со Сливкиным, был известен Вилли Леману. Следует немедленно доложить о нём руководителю Прусской тайной полиции Альберту Гжезинскому.
***
– Благодарю вас господин Леман, – кивнул Гжезинский, выслушав доклад подчинённого. – Идите, и составьте подробный отчёт.
– Уже написал, – Леман достал из внутреннего кармана пиджака лист бумаги. Он положил его на стол начальника: – Мне можно идти?
– Да, отдыхайте, – кивнул Гжезинский, читая рапорт Лемана.
Косолапой походкой Вилли направился к дверям, едва не столкнувшись с секретаршей начальника.
– Господин Гжезинский, в приёмной советник Алеман. Он интересуется, не сможете ли вы принять его? – покачала головой секретарша, глядя на увальня Лемана.
– Пусть войдёт, – Альберт Гжезинский положил рапорт Лемана в папку и встал.
Георг Алеман работал заместителем начальника политической полиции Баварии.
– Верно, говорят: «Один человек – ни одного человека», – Гжезинский шагнул навстречу Алеману. Он крепко пожал руку гостю: – Мы живём в одном государстве, но в каждой немецкой земле своё министерство внутренних дел. В результате не ведаем, что творится у другого.
– Собираетесь писать докторскую диссертацию по теории государственного управления Германии? – улыбнулся Алеман, усаживаясь на стул.
– Высказываю претензии по поводу устройства немецкой полицейской системы, – вздохнул Гжезинский. Он похлопал ладонью по папке, в которой лежал отчёт Вилли Лемана: – В Берлине вот уже месяц живёт некий Альберт Сливкин из Советской России. Мы наблюдаем за ним. По нашей информации он собирается ехать в Мюнхен. Таким образом, объект наблюдения выпадает из поля зрения нашего учреждения.
– Не велика беда, – улыбнулся Алеман. – Сопроводите Сливкина до Мюнхена, а там мы присмотрим за ним. Вы получите подробный отчёт обо всех его контактах.
– Хорошо когда есть взаимопонимание, – кивнул Гжезинский. Он улыбнулся: – Кстати этот Сливкин, пару часов назад в парке Генриха Клейста имел беседу с подполковником Гемпом.
«Угадал!» – усмехнулся Гжезинский, заметив как застыло лицо Георга Алемана.
Гжезинский знал, что между Фридрихом Гемпом и Георгом Алеманом неприязненные отношения. Их вражда тянулась со времён войны. Георг Алеман призвался в армию в 1916 году после окончания университета в Ростоке. Он начал службу фендриком19 в 90-м Макленбургском стрелковом полку. После получения звания лейтенант, его направили в Генеральный штаб. Отец Георга с 1901 по 1907 годы служил военным атташе Германской империи в Петербурге. В столице Российской империи восьмилетний Георг поступил учиться в Первую классическую гимназию, и проучился там пять лет. Он в совершенстве владел русским языком, его направили на службу в отдел III В Генерального штаба императорской армии Германии. Этот отдел занимался разведкой и контрразведкой. Руководил им полковник Вальтер Николаи, а майор Фридрих Гемп был его заместителем.
Разведчиком Георг Алеман стал в начале 1917 года. В России грянула Февральская революция, царь Николай II лишился трона. В то время лидер партии большевиков Владимир Ленин жил в Швейцарии. Узнав об отречении Николая II, он рвался в Россию. В Европе полыхала мировая война. Попасть в Россию из Швейцарии, можно через Францию, если плыть морем до Швеции. Но французское правительство отказалось пропускать большевиков-эмигрантов через свою территорию. Оставался один путь: ехать в Швецию через территорию Германии.
10 апреля 1917 года через немецкую пограничную железнодорожную станцию Готмандинген проследовал эшелон, состоящий из одного пассажирского вагона. В нём находились тридцать два большевика-эмигранта во главе с Владимиром Лениным. По Германии большевикам предстояло ехать двое суток. Майор Гемп послал сопровождать большевиков несколько офицеров, владеющих русским языком. Вошёл в их число и лейтенант Алеман. Фридрих Гемп надеялся, что его офицеры завербуют кого-либо из большевиков. Из этой затеи ничего не вышло, так как большевики на контакт не шли. Неудачу потерпели все офицеры, но майор Гемп высказал претензии одному Георгу Алеману.
Молодому лейтенанту следовало бы молча снести упрёк майора, но Алеман принялся доказывать Фридриху Гемпу, что это была глупая затея, ибо за два дня вербовку не произведёшь. Вся беда заключалась в том, что идея подсадить офицеров разведки к большевикам принадлежала майору Гемпу. Наглые речи молодого лейтенанта возмутили его, и он затаил обиду.
В ноябре 1918 года Германия потерпела поражение в мировой войне. Кайзер Вильгельм II отрёкся от престола, и бежал из страны. Германская империя стала республикой. По условиям Версальского договора Германия должна распустить многомиллионную кайзеровскую армию. Новую немецкую армию стали именовать рейхсвер, её численность не превышала сто тысяч человек.
Рейхсверу не полагались органы разведки, разрешалось иметь «группу информации». В неё вошли несколько офицеров-разведчиков. Остальных вывели за штат. Полковник Вальтер Николаи вышел в отставку, и группу информации возглавил Фридрих Гемп.
В январе 1919 года в Берлине коммунисты подняли восстание, его с трудом удалось подавить. В апреле коммунистам удалось захватить власть в Мюнхене. Целый месяц там просуществовала Баварская социалистическая республика, пока её не разогнали отряды фрайкора.20 Канцлер Германии Филипп Шейдеман напуганный угрозой коммунистических восстаний дал указание правительствам немецких земель: формировать политическую полицию. Эта структура должна заняться борьбой с левыми революционными организациями. Шейдеман предлагал министрам МВД немецких земель изучить работу Прусской тайной полиции, которая была организованна в 1854 году по указу короля Фридриха IV, напуганного революцией 1848 года.
В политическую полицию направляли бывших офицеров-разведчиков. Майор Гемп не забыл строптивого лейтенанта Алемана. Он дал указание капитану Золингену, который занимался комплектованием политических отделов: не включать Георгия Алемана в списки офицеров, переводимых на службу в полицию. Капитан Золинген проигнорировал указание начальника. Георг был направлен в Баварскую политическую полицию.
1921 году Франция и Великобритания ослабили контроль над Германией, командующий рейхсвером генерал Сект решил возродить военную разведку. Группа информации разрослась до целого отдела, он назывался «Оборона».21 Фридриху Гемпу присвоили звание подполковник, и поручили руководить Абвером. Тот собрал всех офицеров служивших в отделе III B. Георгу Алеману места там не нашлось, и он остался в полиции.
Руководил Баварской политической полицией Якоб Бек. До своего назначения на этот пост он был начальником экономического отдела Баварской криминальной полиции. В агентурной работе Бек ничего не смыслил, и целиком полагался на офицеров-разведчиков, опытных агентуристов. В 1921 году все они ушли в Абвер, остался лишь Георг Алеман. Якоб Бек сделал его своим заместителем, тем более по образованию Алеман был юристом. Так Георг Алеман за пять лет с должности инспектора полиции дорос до чина «государственный советник», который приравнивался к армейскому званию подполковник.