Мы воплотим богов

Сичи грызла ноготь, погрузившись в размышления. Нуру, по-прежнему сидевшая у окна, теребила подол платья. В уютной комнате нарастало напряжение, и мне ужасно хотелось уйти или хотя бы пройтись, сделать что угодно. Письма могут и подождать.

Я опустилась на колени и похлопала себя по ноге, чтобы пробудить Чичи, дремавшую на солнышке у балконной двери.

– Пошли, девочка, – сказала я, когда она встала и потянулась. – Надо проверить лагерь нашей армии.

Сичи цокнула языком, но так и не высказалась, а отнесла пачку писем к столу. Несомненно, она снова хотела подчеркнуть, как глупо выглядит моя сосредоточенность на солдатах и армиях, и я обрадовалась, что она оставила свои мысли при себе. Я ведь ни в чем больше не разбиралась, кроме солдат и армий, а во время войны только это и необходимо.

Я оставила их вдвоем и, забрав с собой тревоги, вышла с Чичи в сад, а оттуда – в полевой лагерь армии. Капитан Кирен следовал в нескольких шагах позади.

В первый раз за много дней сияло солнце, но ледяной южный ветер сдул тепло. То ли из-за пронизывающего ветра, то ли из-за вечной грязи в полевом лагере всегда было холодно. Вопреки (а может, и благодаря) погоде солдаты никогда не сидели без дела – занимались подготовкой и прочими обязанностями, приказы о которых Мансин мог отдать и во сне, а я даже не понимала, что это.

Я вошла в ближайший лагерь, следуя завету императора Кина – всегда быть на виду у солдат. Чичи бежала рядом. Несмотря на мои частые визиты, солдаты и слуги держались на расстоянии, только останавливались для поклона и бормотали «ваше величество», когда я проходила мимо.

– Ваше величество, – сказал генерал Мото, беззаботно приблизившись, будто он не предатель. – Что привело вас сюда, к грязи и поту?

– Генерал, – холодно отозвалась я. – Шпионы наверняка вам донесли, что я каждый день обхожу войска. Я могла бы спросить, чего вы хотите, но, если вы не собираетесь молить о прощении за измену, лучше пойду дальше.

Слова прозвучали более пылко, чем хотелось бы, но, по крайней мере, ему хватило благородства принять виноватый вид хотя бы на мгновение. Однако он не стал извиняться и что-либо объяснять, и это вызывало определенное уважение. Пробормотав «ваше величество», он удалился.

Я шагала по лагерю от подразделений генерала Мото до солдат генерала Русина, говорила со всеми, кто попадался на пути, чтобы все заметили мое присутствие, а потом пошла в сторону шатров генералов‑варваров.

Генерал Йасс и генерал Алон по своему обыкновению проводили время с простыми солдатами. Генерал Алон закатал рукава и вспотел, тренируя юного рекрута, а генерал Йасс стоял поблизости, разбираясь с проблемами, с которыми к нему подходили, как будто он император.

– Ваше величество, – сказал он с уважением к титулу, но без благоговения. – Сегодня вы не прошли мимо? Чем обязаны такому удовольствию?

– Как хорошо вы овладели придворными любезностями, генерал, – ответила я.

– А как же иначе, учитывая количество интриг вокруг. Вы в курсе, что за вами следят? Я знаю всех своих солдат и вижу двух посторонних, они явно наблюдают за вами.

Он произнес это совершенно будничным тоном.

– Я не в курсе, но не удивлена. За мной постоянно наблюдают, поэтому постарайтесь выглядеть недовольным из-за того, что я вас отвлекаю.

– Это нетрудно. Большинству кисианцев кажется, что мы постоянно сердимся. Чем могу быть полезен?

– Вы можете сказать, за кого будете сражаться – за меня или за министра Мансина.

Смелый вопрос, но они всегда лучше всего отзывались на честность.

Отразив тренировочный меч щитом, генерал Йасс обернулся к Алону. Эхо разнесло лязг стали.

– Положение сложное, – сказал Йасс, по-прежнему глядя на противника. – Не будем притворяться, будто не знаем, что вас лишили власти, именно поэтому мы не рискуем открыто выражать вам поддержку. Это было бы самоубийством, и, хотя мы с генералом Алоном терпеть не можем лицемерие, нам надо думать о своих солдатах.

– А если бы положение изменилось? – спросила я. – Если бы у меня стало больше рычагов влияния? Больше союзников? Что тогда?

– Зависит от того, что за союзники, ваше величество. И еще от… – Он умолк, и у меня перехватило дыхание от тревожного ожидания, пока он не повернулся обратно. – К несчастью, ситуация кажется… – Его взгляд скользнул мне за спину, на соглядатаев. – Сложной. Могу лишь заверить в нашей взаимной… нелюбви к министру левой руки и в желании избавить Кисию от чилтейцев, а не торговаться с ними.

На большее я и не надеялась, и глаза защекотало от слез облегчения, но в то же время этого было недостаточно, чтобы изменить ситуацию.

Я поблагодарила его и собралась уходить, но тут генерал Йасс вскинул голову, обратив внимание на гул голосов.

– Что происходит, солдат? – спросил он одного из своих людей.

– Заметили флаги Бахайна, генерал.

Генерал Йасс уклончиво хмыкнул.

– Интересно. – Он покосился на меня. – Ваши союзники или его, ваше величество?

– Мои, – ответила я, надеясь, что это правда.

После битвы за Когахейру мы с Эдо расстались не самым лучшим образом, но всегда будем друг для друга единственной частичкой Танаки, оставшейся у нас обоих.

Эдо стоял на том же месте, что и лорд Гори этим утром, но не опустился на колени. Не присягнул. Он понял поспешно нацарапанное предупреждение, которое я ему отправила: здесь нельзя быть верным мне, только Мансину.

Стоящий рядом со мной министр вскинул подбородок.

– Племянник, – сказал он, напоминая Эдо о старшинстве в семье, как будто тот еще ребенок. – Принесите присягу.

Лишь караульные были свидетелями, как в ответ Эдо гордо поднял голову.

– Боюсь, как герцог Сяна и командующий флотом я пока не могу принести присягу, дядя. Пока не пойму, что за союз вы заключаете с Чилтеем.

Представляю, как заулыбался бы Танака, глядя на гордого и уверенного Эдо, который смело возражает не просто самому влиятельному человеку в стране, но и старшему в семье.

Министр Мансин расправил плечи, а его глубокий вдох выдал раздражение.

– Вы не в том положении, чтобы требовать…

– Со всем уважением, ваше превосходительство, – прервал его Эдо, – моя задача – обеспечить безопасность Сяна и его жителей. Нет нужды притворяться, будто я не смогу править своими землями без поддержки императора, как много лет правил отец. Я не желаю следовать его примеру, но многие мои солдаты сражались с чилтейцами за Когахейру и погибли. Чилтейские войска по-прежнему остаются в нашей стране, а командует ими человек, который не может умереть. В таких обстоятельствах я не стану присягать императрице, которая собирается заключить с ними союз путем брака. – Его взгляд переместился на меня. – Не будем также притворяться, что вам не нужны мои армия и корабли, поэтому я требую прямого ответа.

– На какой вопрос? – отозвался Мансин, и его слова словно сковало льдом.

– Вопрос в том, какого дьявола вы решили, что его величество должна заключить подобный союз, министр.

Министр на мгновение съежился, и я всеми силами старалась не ухмыльнуться. Клянусь богами, Танака был бы в восторге.

– Да как вы смеете стоять здесь и вести себя настолько неподобающе! – рявкнул Мансин. – Этими словами вы покрыли позором свою семью.

Несмотря на уверенный вид, Эдо вспыхнул.

– Это не ответ, ваше превосходительство. Лео Виллиус – самая большая угроза Кисии, а не тот, за кого следует выходить замуж ее величеству.

– Вот и отлично, потому что у меня нет ни малейшего желания выходить за него, – вставила я, не зная, радоваться или сожалеть, что никто больше не слышит. – И я не намерена подписывать мирный договор с Чилтеем.

Воодушевившись присутствием Эдо, я сказала так не только для того, чтобы посмотреть на реакцию Мансина, но и потому, что это правда. На мгновение ладонь Мансина возле моего плеча сжалась в кулак, а потом он выпустил пар, тихо хохотнув.

– Очень забавно, ваше величество, – сказал он. – Ясно, что этот разговор ведет в тупик. В данных обстоятельствах лучше отложить его и обсудить ваши… предубеждения… за чаем. – Он посмотрел на Эдо. – Племянник…

Эдо поклонился.

– Разумеется, дядя. Позвольте сменить дорожную одежду, и я буду готов обсудить условия моей присяги с ее величеством.

Мансин не заглотил наживку, не обратив внимания на то, что Эдо собирается диктовать свои условия, причем в моем присутствии, и прикрыл свою ярость натянутой улыбкой.

– Превосходно. Похоже, нам многое следует обсудить.

Мне было приятно сделать такое заявление, но я не сомневалась в способности Мансина добиться своего, даже если для этого придется прибегнуть к угрозам или заключить Эдо под стражу, рискуя, что его солдаты взбунтуются. Я должна была предупредить Эдо, поэтому, покинув тронный зал, отправилась на поиски старого друга. Похоже, ему пришло в голову то же самое, потому что он не удалился в свои покои, чтобы переодеться, а любовался произведениями искусства в одном из узких коридоров, отходящих от главного. Увидев его, я кивнула капитану Кирену и повела Эдо в ближайшую комнату – небольшую приемную, судя по отсутствию мебели.

– Я получил твою записку, – сказал он, пока капитан закрывал за нами двери. Теперь силуэт капитана виднелся смутной тенью за бумажными панелями. – Что задумал Мансин?

– Не знаю, но нужно вести себя с ним осторожно, – прошептала я. – У меня нет власти. Все генералы на его стороне, а большинству придворных он задурил голову, будто это я отдаю приказы, а он лишь советник. Спасибо за то, как ты вел себя там, но будь аккуратнее, боюсь, он зашел слишком далеко, и теперь возврата нет, он сметет с пути любого.

– Вряд ли я добьюсь чего-либо этим выступлением, если не приведу угрозы в действие. – Эдо поморщился. – Он не принимает меня всерьез. Для него я по-прежнему ребенок, слабый юнец, влюбленный в человека, за которого должна была выйти замуж его дочь.

Я собиралась задержаться здесь всего на пару минут, но печаль, исказившая улыбку Эдо, заставила меня замереть.

– До того как Танака… – сказал Эдо, но тут же запнулся, и на мгновение призрак моего брата – такого уверенного в себе и любимого – встал рядом с нами. – До смерти Танаки, – снова попытался он с небольшой дрожью в голосе, – у нас были планы. Мы надеялись, что сумеем надолго отложить его брак с Сичи…

Истина оказалась настолько очевидной, что я чувствовала себя полной дурой. И они ничего мне не сказали! Значит, не доверяли мне.

Он попытался выдавить улыбку, но я смотрела не на него, а сквозь него – в голове вспыхнула мысль, которая как будто всегда присутствовала. – Коко? Все в порядке?

Капитан Кирен покашлял за дверью, и у меня сердце ушло в пятки.

– Да-да, – сказала я, сжимая руку Эдо. – Все хорошо, но мне пора, прости.

Я поспешила к двери. Капитан открыл ее и закрыл за мной, быстро и бесшумно, хотя узкий коридор был пока пуст, откуда бы ни приближалась угроза. Я шла, не выбирая направления, но вскоре поняла, что привычка, смешанная с надеждой, ведет меня к маленькому святилищу. Шла в полном тумане мимо людей, которые останавливались, чтобы поклониться и пробормотать приветствие, а в голове бурлили не до конца сформировавшиеся планы, переплетаясь с вновь обретенной надеждой. Возможно, все же есть путь.

Святилище находилось в конце тихого коридора, и, хотя вряд ли в тот же день могли появиться новые письма, я все равно раздвинула дверь. И снова окунулась в аромат благовоний и мерцание свечей. На алтаре лежали молитвенные записки – все в точности так, как и было раньше, за исключением шкафа. Его дверца была открыта, а прежде аккуратно сложенное содержимое валялось в беспорядке.

– Что-то ищете, ваше величество?

Я резко обернулась. Министр Мансин загородил проход. Я нервно сглотнула.

– Я…

Пальцы Мансина сомкнулись на моей руке, впиваясь в кожу, и он втолкнул меня в сумрак святилища. Дверь со стуком закрылась, и теперь лишь фонарь освещал оскал Мансина.

– Вечно вы стоите у меня на пути, – прошипел он, брызжа слюной. – Никогда не успокоитесь, да? Любая другая девчонка была бы рада оказаться в таком положении, наслаждаться богатством и свободой, ни за что не отвечая, но только не вы, не проклятая Отако, одержимая жаждой власти.

– Свободой? – расхохоталась я, сама удивившись этому звуку. – Ничего подобного, я только…

– Здесь нечего обсуждать. Это предупреждение. Последнее. – Он наклонился ближе, обдав мое лицо горячим дыханием, а кончики его пальцев, похоже, выдавили дыры у меня на коже. – Если вам дорога жизнь ваших… друзей, остановитесь. Если понадобится, я убью и собственную дочь. И с радостью прикончу ее подружку-дикарку. Я выдам вас за Лео Виллиуса, даже если придется тащить вас на церемонию в цепях, не сомневайтесь. Вы ведь хорошо меня знаете.

Из-за сковавшей грудь паники я едва могла дышать. Мне хотелось сбежать, позвать на помощь, но я не могла пошевелиться. Мансин сейчас определял мое будущее, весь мой мир, его сила и исходящий от него жар ощущались угрозой, от которой не скроешься. У меня остались только страх и ненависть, и, не в состоянии подобрать слова, я просто плюнула ему в лицо.

Мансин дернулся, но не уступил, лишь молча уставился на меня, пока слюна медленно стекала по его щеке. Не мигая, он отпустил мою руку, убирая палец за пальцем, и отошел. Однако даже на расстоянии его мрачный взгляд не стал менее угрожающим. Мансин шагнул к двери и открыл ее.

– Лучше не делайте меня вашим врагом, – сказал он почти совершенно спокойно, даже по-отечески. – Это ваш последний шанс, Мико Ц’ай.

Я поспешила прочь, мне хотелось поскорее убраться оттуда, сбежать от него, наконец вдохнуть. За мной последовали шаги, но, обернувшись, я увидела только капитана Кирена. Мансин остался на пороге, глядя мне вслед с самодовольным видом, пусть и вытирал со щеки мою слюну рукавом.

Пока я спешила обратно к себе, меня обуревала лишь одна мысль: надо уехать от него подальше. Сдерживая слезы, я влетела в дверь своих покоев. Нуру оторвала взгляд от книги. Сичи выронила письмо. Я не успела пройти и половины комнаты, как ноги подкосились, и я упала на колени.

– Приехал Эдо, – сказала я, но голос как будто принадлежал кому-то другому. – Он бросил вызов твоему отцу, но… но Мансин выкрутил мне руки, угрожая тебе, и сказал, что потащит на свадебную церемонию в цепях.

Их возмущение звучало всего лишь тихим рокотом по сравнению с барабанной дробью моего сердца. Но угрозы Мансина лишь разожгли искру, которую запалили слова Эдо, и мерцание превратилось в пламя. Я посмотрела на Сичи.

– У меня есть план, – сказала я. – Я знаю, как защитить всех нас и сделать так, что никто не вырвет у нас власть.