Он закусил похолодевшие губы. В конце приемной краснолицая женщина смотрела на него, улыбаясь.
– Все прекрасно. Вы – счастливый отец прелестной девочки.
– Видите ли, это наш первый ребенок, а Сузи такая хрупкая… – пролепетал он, моргая.
– О, я понимаю, вы волнуетесь… Можете войти и побеседовать с ней, когда она проснется. Младенец родился два часа тому назад. Только не утомляйте роженицу.
Эд Тэтчер был маленький человек с двумя светлыми пучками усов, с водянистыми серыми глазами. Он схватил руку сиделки и потряс ее, обнажая в улыбке неровные желтые зубы.
– Понимаете, первый ребенок…
– Поздравляю, – сказала сиделка.
Ряды кроватей в желтом свете газа, тяжелый запах сбившихся простынь, лица – толстые, тонкие, желтые, белые. Вот она. Желтые волосы Сузи лежали прядями вокруг маленького, бледного личика, казавшегося сморщенным. Он развернул розы и положил их на ночной столик. Он посмотрел в окно, и ему показалось, что он смотрит в воду. Деревья в садике были окутаны голубой паутиной. На авеню вспыхивали фонари, заливая зеленым сиянием кирпично-красные массивы домов; желоба и трубы врезались в небо, багровое, как мясо. Синие веки приподнялись.
– Это ты, Эд?… К чему это, Эд? Как ты расточителен.
– Не мог удержаться, дорогая, – ты их так любишь.
Сиделка возилась у кровати.
– Можно посмотреть на малютку, мисс?
Сиделка кивнула. У нее были впалые щеки, серое лицо и сжатые губы.
– Я ненавижу ее, – прошептала Сузи. – Она меня раздражает, эта женщина. Скверная старая дева!
– Не обращай внимания, дорогая, потерпи еще день-два.
Сузи закрыла глаза.
– Ты все еще хочешь назвать ее Эллен?
Сиделка принесла корзинку и поставила ее на кровать около Сузи.
– Какая прелесть! – воскликнул Эд. – Смотри – она дышит. Они намазали ее маслом.
Он помог жене приподняться на локте; желтая прядь ее волос распустилась, упала на его руку.
– Как вы отличаете их, нянюшка?
– Бывает, что и не отличаем, – ответила сиделка, растягивая рот в улыбку.
Сузи жалобно посмотрела на крошечное багровое личико.
– Вы уверены, что это моя?
– Конечно.
– Но ведь на ней нет никакой отметки.
– Я потом отмечу.
– Но моя была черноволосая! – Сузи упала на подушку, задыхаясь.
– У нее чудный светлый пушок, того же цвета, что ваши волосы.
Сузи подняла руки над головой и пронзительно закричала:
– Это не моя, не моя! Уберите ее… Эта женщина украла моего ребенка!
– Дорогая, ради Бога. Дорогая, ради Бога. – Он попробовал натянуть на нее одеяло.
– Скверно, – сказала сиделка, спокойно забирая корзинку. – Надо будет дать ей успокоительное.
Сузи сидела на кровати, выпрямившись.
– Уберите ее! – закричала она и забилась в истерике.
– О Господи! – крикнул Эд Тэтчер, ломая руки.
– Вы лучше уходите, мистер Тэтчер. Она успокоится сразу, как только вы уйдете. Я поставлю розы в воду.
На лестнице он поравнялся с толстым мужчиной, который медленно спускался вниз, потирая руки. Их взгляды встретились.
– Все в порядке? – спросил толстый мужчина.
– Да, кажется, – слабо сказал Тэтчер.
Толстый мужчина повернулся к нему; в его хриплом голосе булькала радость.
– Поздравьте меня, поздравьте меня! Моя жена родила мальчика.
Тэтчер пожал его пухлую маленькую руку.
– А у меня девочка, – робко сказал он.
– Пять лет подряд каждый год по девочке, а теперь, представьте себе, мальчик.
– Да, – сказал Эд Тэтчер, – это великий день.
– Вы не откажетесь, сэр, выпить со мной по этому поводу? Позвольте пригласить вас.
– С удовольствием.
На углу Третьей авеню хлопали решетчатые двери бара. Аккуратно вытерев ноги, они прошли в заднюю комнату.
– Ах, – сказал толстый мужчина (по-видимому, немец), усаживаясь за изрезанный коричневый стол, – семейная жизнь причиняет много беспокойств.
