Человек-эхо

Глава 3

Вид у полисмена, стоящего возле ленты ограждения, довольно бледный. День морозный – трава похрустывает от холода, лужи замерзли намертво. Кара выбирается из машины. Дыхание вырывается у нее изо рта облачками пара; она притоптывает ногами, стараясь сохранить тепло.

За спиной у нее детектив-сержант[5] Ной Дикин приканчивает сигарету и, бросив окурок, затаптывает его каблуком.

– Готов? – спрашивает она, и он кивает, угрюмо поджав губы в нитку.

Охрана места происшествия выдает им белые защитные комбинезоны, и они влезают в них, неуклюже подпрыгивая вначале на одной ноге, а потом на другой, натягивают поверх обуви пластиковые бахилы и пластиковые перчатки поверх тех, что уже были на них. Подлезают под ленту ограждения и идут по тропинке, ступая по пластиковым подкладкам, разложенным криминалистами, уже наводнившими лес. В тусклом утреннем свете те кажутся какими-то неземными существами, призрачными фигурами, двигающимися среди деревьев. Время от времени окрестности озаряет всполох фотовспышки – кто-то из криминалистов фиксирует обстановку на месте преступления.

Автомобиль обнаружили около пяти утра. Мужчина, прогуливавший собаку, заметил кровавые мазки на краске кузова и лужу чего-то красного, скопившуюся под багажником. Вскоре после этого Кару разбудил телефонный звонок, грубо выдернув из темноты. Быстро одевшись, она прыгнула за руль и помчалась на вызов, подхватив по дороге Ноя.

Наконец она видит машину. Это минивэн «Форд Гэлакси» – излюбленная тачка множества мамаш, возящих детей в школу. Бледно-голубой, старый и довольно потрепанный. Один из задних фонарей разбит, на земле валяются мелкие осколки красного пластика. Задняя дверь задрана к небу, над багажным отсеком склоняется долговязая фигура в белом комбинезоне.

Вокруг автомобиля уже расставлены большие переносные светильники на металлических треножниках, и Кара щурится на их яркий свет.

Стоящий возле машины замечает их и выпрямляется, потягивая спину.

– Детективы… – произносит он. Она узнает его по голосу и по фигуре – осанистой, высокой, явно не пролетарской.

– Доктор Росс, – отзывается она. – Я старший детектив-инспектор Кара Эллиотт, а это детектив-сержант Дикин.

– Старший детектив-инспектор? Похоже, руководство решило подогнать тяжелую артиллерию… – Вздохнув, он отворачивается от машины. – Ну и дела тут…

Росс немного отступает, давая им заглянуть в багажник. Обоих передергивает, рука Кары взлетает ко рту. Она знала, чего ждать, но, увиденное собственными глазами, это все равно вызывает шок. Такая бесчеловечность…

– Ни хрена себе! – слышит она рядом с собой голос Ноя, глухой и осипший.

Кара опять заглядывает в багажник, пытаясь сохранять бесстрастность. Одеяло сдвинули вбок, открыв два мертвых тела. Судя по всему, женских, думает она. Одежда порвана, колготки распороты, голые ноги…

И буквально повсюду кровь. Красно-бурые пятна и потеки на обнаженной коже, пропитавшаяся ею одежда стала красной.

– Есть какие-то представления о причине смерти? – спрашивает она.

– На первый взгляд – проникающие ножевые у обеих девушек, – отвечает судебный патологоанатом. – Хотя мне нужно переправить их в морг, чтобы окончательно в этом убедиться. Что же касается времени смерти, то после убийства прошло где-то от трех до восьми часов, но лучше меня на этот счет не цитируйте. Трупное окоченение в полной стадии; тела еще сравнительно теплые.

– А когда мы получим официальный отчет?

Доктор Росс оглядывает машину.

– Всяко не раньше завтрашнего дня. Дайте нам как минимум сутки, прежде чем начать нас дергать.

Он передает Каре пластиковый пакетик для улик, и она подносит его к свету. Внутри – два водительских удостоверения. Она изучает лица на фото. Молодые двадцатилетние девчонки, с длинными темными волосами, почти детские улыбки. Ничем не похожие на то, что сейчас прямо перед ней.

– Нашли у них в карманах, а еще немного наличных, – добавляет доктор Росс.

– Выходит, не ограбление.

– Это уж не мне судить, старший детектив-инспектор.

Дикин забирает у нее пакетик и переписывает имена и фамилии к себе в блокнот.

Кара заставляет себя еще раз заглянуть в багажник. Тела свалены друг на друга, брошены без всякой мысли о людях, которыми они не так давно были. Вдобавок…

Она встряхивает головой, пытаясь выбросить увиденное из головы. Кто же способен такое сотворить? Только тот, для кого не существует никаких границ, кому неведомы никакие колебания. Тот – а она уже почти уверена, что это именно «тот», а не «та», – кто полностью лишен способности к состраданию.

Кровь натекла из машины, собравшись лужей в грязи под ней. Кара замечает две глубокие зарубки прямо поперек бампера.

– А насчет этого что думаете? – спрашивает она у доктора Росса, показывая на них. Зарубки абсолютно прямые, дюймов шести в длину.

– Что лично я думаю? – Росс делает рубящее движение ладонью, и Кару опять передергивает. – Удар достаточной силы, даже чтобы пробить пластик. Криминалисты снимут слепки, когда я закончу.

С Кары уже достаточно. Она отходит от багажника и открывает дверцу, чтобы заглянуть на заднее сиденье. На его обивке тоже лужицы крови, кровавые брызги и потеки по всему салону и даже на потолке. На резиновых ковриках перед сиденьем, похоже, следы рвоты, и даже сквозь защитную маску она чувствует, что автомобиль провонял мочой и по́том. Запах страха.

Кара прокашливается. Пора заняться делом.

– Как думаешь, убили их прямо здесь? – опять обращается она к Дикину, который заглядывает ей через плечо.

– Не исключено. Видела отметины у них на запястьях? Их явно связывали или сковывали наручниками. Он хорошо подготовился.

Они переходят к передней части машины, открывают бардачок, заглядывают под сиденья. Кара хочет все осмотреть сама, хотя знает, что криминалисты все здесь обработают, возьмут на учет абсолютно все, что тут оставлено, – биологический материал, пальцевые отпечатки, вещественные улики… Но на первый взгляд вроде ничего в глаза не бросается.

Кара кивает на прощание Россу, и они идут по тропке обратно. Дикин приподнимает ленту, когда напарница подныривает под нее. Снимают защитные комбинезоны, и Кара нажимает на кнопку пульта, открывая машину. Оба забираются внутрь, радуясь возможности хоть как-то укрыться от пронизывающего холода.

Дикин почти сразу же прикуривает сигарету и глубоко затягивается. Опускает стекло и выдувает дым на холодный воздух. А Кара, прижав пальцы к губам, размышляет, наблюдая за передвигающимися по месту преступления криминалистами.

Погибли две женщины. Скорее даже девчонки. Она вспоминает, во что они были одеты: блестящие топы, колготки, короткие юбки…

– Решили отдохнуть вечерком? – произносит она.

– В понедельник? – Ее напарник еще раз затягивается, и Кара переводит взгляд на него. Ной Дикин из тех людей, которые курят так, будто приобрели эту привычку с самого рождения. И это полностью соответствует его обычному внешнему виду – сегодня на нем облегающая рубашка с распущенным и свободно болтающимся галстуком и темные джинсы. На ком-нибудь другом все это казалось бы обычными обносками; Дикин же в подобном наряде всегда умудрялся выглядеть стильно, причем без всяких усилий со своей стороны.

– Студентки? – предполагает Кара.

– Но что они тут делали?

Они находятся сейчас в натуральной глуши, более чем в десяти милях от ближайшего населенного пункта.

– Девушки возвращаются домой, он их подбирает на дороге и похищает? – отзывается Кара.

Она с завистью поглядывает на сигарету. Конечно, ей и раньше доводилось видеть трупы, но только не такие. Ничего похожего. Какие мысли возникли в головах у этих девчонок, когда он завез их сюда? Когда сковывал наручниками? Они наверняка были в полном ужасе…

Звонит телефон Кары, прерывая эту вереницу мыслей. Она переводит его на громкую связь.

– Шеф? Вы на месте? – Голос одного из детективов-констеблей из ее группы – старательного, тихого парнишки по имени Тоби Шентон – наполняет салон машины.

– Да, на месте. По госномерам есть уже какая-то инфа? – спрашивает у него Кара.

– Машина со вчерашнего вечера числится в угоне, – отвечает он, и Кара вздыхает. – Владельца уже везут в отдел для беседы.

– Хорошо. Ной сейчас отправит тебе имена и фамилии потерпевших. К тому моменту, как мы вернемся в отдел, я хочу знать про них абсолютно все.

– Вы ведь не хотите, чтобы я… – запинается Шентон, и Кара сразу перебивает его:

– Нет, не переживай, Тоби. Я не хочу, чтобы ты известил родственников, предоставь это нам. – Ной рядом с ней закатывает глаза, она снисходительно улыбается ему. – Просто проделай всю подготовительную работу.

– Шеф… – Шентон опять медлит. – А это правда, что говорят?..

Кара хмурится. Все это обязательно выплывет. Подробности подобного двойного убийства, столь уникального, столь демонстративного, разойдутся по отделу особо тяжких преступлений за какие-то минуты, сколько бы они ни пытались держать их в тайне.

– Да, правда.

– Что этих девушек…

Кара бросает взгляд на Ноя. Тот еще раз затягивается сигаретой, уставившись в окно.

Она припоминает внутренность машины. Два тела – измятых, изломанных. Два окровавленных обрубка шеи – белые кости, бурая плоть, обрывки сухожилий. И две головы, уткнувшиеся друг в друга. Небрежно сброшенные в багажник, словно какой-то мусор, – мокрые волосы слиплись от крови, остекленевшие глаза широко раскрыты…

– Да, – произносит она наконец. – Их обезглавили.

Глава 4

Время проходит, как в тумане. Джесс помнит «Скорую», помнит, как пыталась спрашивать про Элис, про Патрика, когда ее закатывали на каталке в больницу, яркие лампы дневного света над головой. Помнит врачей, сменяющие друг друга лица перед глазами…

Очнувшись, она моментально понимает, где находится. Узнает звуки: попискивание аппаратуры, голоса в коридоре, поскрипывание резиновых подошв по линолеумному полу… Узнает чувство грубых простыней у себя на коже.

Она в больничной палате – голубая занавесочка ширмы задернута, отделяя ее от остальных пациентов.

Слышит, как совсем рядом с ней скрипнул стул – кто-то сидящий на нем поменял позу. Там какой-то мужчина, крупный малый в черной куртке, потертых джинсах и больших тяжелых ботинках.

– Кто вы? – спрашивает она. Голос у нее сиплый, горло дерет.

– Как вы себя чувствуете, миссис Амброуз?

– Сама не пойму, – отвечает она. Но тут же все вспоминает, и волной накатывает страх. – Где Элис? Где моя дочь?

– Она в реанимации, вместе с вашими родителями, – говорит мужчина. – Она здорово наглоталась дыма, и у нее была дыхательная недостаточность из-за отравления угарным газом. Но самое худшее уже позади, все с ней будет хорошо.

Джесс пытается сесть, но очень кружится голова.

– Мне нужно ее увидеть, – выдавливает она, но мужчина качает головой.

– Не сейчас, миссис Амброуз. Мне нужно поговорить с вами о том, как именно погиб ваш муж, прежде чем мы разрешим вам повидаться с дочерью.

– Мой муж… – повторяет Джесс. – Так Патрик погиб?

У мужчины хватает порядочности принять виноватый вид.

– Простите… Я думал, вы в курсе. Пожарные обнаружили тело в гостевой спальне. Насколько я понимаю, это был ваш супруг?

Джесс медленно кивает. Начинает плакать. Что, черт возьми, произошло? Как Патрик мог погибнуть? Он был там, просто был там же, где и она, – в их доме. Он сегодня собирался в Лондон. Кто-нибудь уже звонил ему на работу? Кто-нибудь разговаривал с его родителями? Надо ли ей…

– Не могли бы вы рассказать мне про вчерашний вечер? – спокойно спрашивает мужчина.

– Так вы из полиции! – С быстро забившимся сердцем она передергивается, стиснув зубы. Знакомая конвульсия тревоги. – Я не хочу с вами разговаривать.

Он выпрямляется на стуле. Меряет ее взглядом. Все так же спокойно произносит:

– Это все равно никуда не денется, Джессика. Чем раньше вы мне все расскажете, тем скорее мы все проясним и вы сможете увидеть дочь.

– Проясним? О чем это вы? – Но тут она все сознает. Бросает на него яростный взгляд сквозь слезы. – Вы думаете, это моих рук дело?

– Это был поджог. Кто-то намеренно устроил пожар.

– Это не я!

– Ну так расскажите мне, что произошло. – Мужчина делает паузу, и она чувствует, как он изучает ее лицо на предмет какой-то реакции. – Разве вы не хотите увидеть Элис, миссис Амброуз?

Она кивает. Да, хочет, больше всего на свете!

Он передает ей бумажный платочек из стоящей на тумбочке коробочки, и она вытирает глаза, сморкается. Сопли на платочке черные от сажи.

Джесс мотает головой.

– Я вообще-то мало что помню, честно говоря. Я проснулась, учуяла дым. Вышла из своей спальни. Повсюду был огонь. Я схватила свою дочь и выбралась из дома единственным путем, который у меня оставался.

– Вы вызвали пожарных?

– Нет, не вызывала.

– А почему?

– Ну… я не знаю. – Действительно, почему она сразу не позвонила в «три девятки»? Ей просто не пришло в голову. В такой панике она могла думать только про дочь.

– Почему вы с мужем спали в разных комнатах?

– Ему рано утром надо было по делам. Он не хотел меня тревожить.

Мужчина кивает, о чем-то размышляя. Выглядит он не так, как она ожидала бы от офицера полиции: смугловатый, задумчиво-хмурый, с всклокоченными волосами и с как минимум недельной щетиной. И еще она улавливает какой-то странный запах: не то чтобы неприятный, но немного затхлый, и вроде как слегка отдает соляркой или еще каким-то топливом. Это напоминает ей запахи гаража.

– А как к вам обращаться? – спрашивает она. – Детектив…

– Гриффин, – подсказывает он. – А в последнее время вы не замечали ничего странного?

– Странного?

– Кого-нибудь, кого вы раньше не замечали в вашем районе. Кто наблюдал бы за вами, за вашим домом… Ваш муж не упоминал чего-нибудь в этом роде?

Джесс пытается припомнить.

– Нет, вроде ничего такого в голову не приходит.

– В вашем доме есть видеонаблюдение или сигнализация?

Она мотает головой.

– Жаль.

Джесс замечает, что его взгляд перекидывается на ее левую руку, на прямые белесые линии, четко выделяющиеся на коже. Джесс поспешно натягивает одеяло, чтобы прикрыть их.

– Датчики дыма, – отвечает она. – Они почему-то не сработали.

Гриффин опять кивает. Джесс замечает, что он ничего не записывает, просто слушает, все с тем же хмурым видом.

– Когда вы их в последний раз проверяли? – спрашивает он.

Она не может припомнить. Открывает было рот и тут же закрывает его опять. Не знает, что еще ему сказать, чтобы он ей поверил.

Но тут занавеску отдергивают вбок, и перед ними появляется еще один мужчина. Гриффин встает и пятится назад, как только замечает бейджик на шнурке и стетоскоп на шее мужчины.

– Джесс! Прости, я примчался, как только узнал… Ты как?

При долгожданном виде своего старого друга Джесс сразу испытывает облегчение. Врач поворачивается, словно только что заметив другого мужчину, стоящего возле кровати Джесс.

– Нав Шарма, – представляется он, протягивая было руку, но Гриффин уже уходит, опустив голову и ссутулившись.

Нав опять поворачивается к Джесс, присаживается на стул, на котором только что сидел детектив. Берет ее руки в свои.

– Нав, ты уже видел Элис? – спрашивает она.

– Да. Она очнулась, но все еще на кислороде, соображает плохо, с жуткой головной болью. – Он улыбается, но ей хорошо видны бессонная ночь и беспокойство у него на лице. – Реаниматологи тут – настоящие мастера своего дела. Она в хороших руках, лучше не найдешь. И я прекрасно знаю свою крестницу, она девочка сильная. Настоящий боец.

– А мои мама с папой?..

– Они за ней присматривают.

Джесс чувствует себя значительно лучше, зная, что ее родители сейчас рядом с дочерью. Она представляет себе свою маму, нежно гладящую Элис по волосам. Папу, который суетится вокруг, отслеживая каждую мелочь.

– Так ты как? – мягко повторяет Нав.

Его доброта опять вызывает у нее слезы, и он склоняется к ней, сжимает в крепких объятиях. Джесс приникает к нему. От него пахнет антисептиками и долгой ночью в больнице. Нав медленно отпускает ее.

– Соболезную насчет Патрика, – произносит он. – Он был… он…

И тут же умолкает, мрачно опустив уголки губ и прикрыв глаза. Она слабо улыбается другу, стиснув его руку. Нав делает глубокий вдох, берет себя в руки и вновь смотрит на нее. Джесс знает, что он гораздо сильней расстроен, чем сейчас показывает, но его профессионализм берет верх.

– А они знают… – начинает было он, но она сразу же перебивает его:

– Конечно же, знают, Нав! Это записано во всех моих медицинских карточках! – Произносит она это более резко, чем намеревалась, и сразу же ощущает укол вины. Следует пауза, и она знает, что Нав неотрывно смотрит на нее. Ей не нравится быть человеком, которого он сейчас перед собой видит. Слабым, больным. Жалким.

Джесс опускает взгляд, все еще сжимая в кулаке сырой бумажный платочек. Замечает черноту у себя под ногтями, грязные разводы сажи, въевшиеся в кожу.

– А кто это был? – наконец спрашивает Нав.

– Полицейский.

Обернувшись, он смотрит на дверь, в которую вышел Гриффин, но в коридоре пусто.

– Они не дают мне повидаться с Элис. Они думают, что я… – Голос Джесс сходит на нет, и Нав кивает с мрачным выражением на лице.

– Знаю. Твоя мама мне уже сказала.

– Присмотришь за ней, хорошо? – просит Джесс, ощущая, как начинают тяжелеть веки. Тело ее совершенно измотано, нуждается в энергии, чтобы оправиться.

Присутствие Нава дарит ей покой. Он ее самый старый и лучший друг – с тех самых пор, как они познакомились в одной местной забегаловке во время учебы в университете. Нав тогда тусовался в компании разгульных студентов-медиков, по уши накачанных алкоголем и тестостероном, а Джесс тихо проводила вечер в компании подруг. И в самый разгар вечера, невнятно извинившись, Нав блеванул ей прямо на туфли.

На следующий день – непонятно каким образом – он ее разыскал и вручил новенькую пару кроссовок. Это был совершенно неожиданный жест, хотя и полностью соответствующий тому, что на деле представлял собой Нав. Хорошо воспитанный, предупредительный, щедрый… Она с готовностью доверила бы ему даже собственную жизнь. И вот теперь доверяет ему жизнь своей дочери…

Джесс закрывает глаза.

– Обещаю, – слышит она голос Нава, когда ее разум постепенно уплывает в никуда.

Глава 5

Кара замечает, как коллеги сразу начинают перешептываться, едва они с Дикином вновь оказываются в отделе полиции. Две молодые женщины. Убиты. Обезглавлены. Она знает, что теперь все будут следить за каждым ее шагом, чтобы посмотреть, как она управится с этим делом; вполне можно предположить, что уже заключены кое-какие пари касательно времени, которое пройдет до первого ареста. Хотя вряд ли у кого-нибудь хватит наглости в этом признаться.

– Эллиотт! – слышит Кара рев с другого конца комнаты и, повернувшись, видит старшего детектива-суперинтенданта Марша, стремительно направляющегося к ней.

Ее непосредственный начальник находится под постоянным давлением и, похоже, живет лишь на лошадиных дозах никотина и кофеина, отчего всегда бледен, как покойник. Вот и в данный момент лицо у него серое, щеки под выступающими скулами запали внутрь, в руке чумазая кофейная кружка. Он на ходу прикладывается к ней, кривится и велит ближайшему детективу-констеблю по-быстрому сгонять за свеженькой.

Взмахом руки Марш приглашает Кару в ее собственный кабинет, а потом пристраивает свои тощие ягодицы на краешке ее письменного стола и складывает руки на груди.

– Насколько я понял, владелец машины – это тупик, – объявляет он, сразу переходя к делу.

Кара снимает куртку и садится в свое кресло.

– На вчерашний вечер у него железное алиби, – подтверждает она, повторяя то, что сообщил ей Шентон по пути с места преступления. – Но родственников уже известили, а бойфренд одной из девушек ждет внизу.

Их подчиненные хорошо поработали. Обе убитые девушки и впрямь оказались студентками. Умными, трудолюбивыми, усердными молодыми женщинами, которых ждало светлое будущее. И родственники в других концах страны.

Каре не хочется этого признавать, но она рада, что не ей пришлось нести ужасные вести. Ей слишком уж часто доводилось это проделывать. Родители с пепельными лицами, обезумевшие мужья, рыдающие жены… Нет никакого благопристойного и не затрагивающего чьих-то чувств способа сообщить кому-то о смерти любимого человека в результате жестокого убийства.

– Отлично. Посмотрим, что получится из него добыть. – Марш хмурится, глядя в открытую дверь кабинета на белую доску в большом зале, превращенном в штаб расследования. Шентон уже прикрепил в самом ее верху изображения погибших девушек – увеличенные фото из их студенческих билетов. Ниже – имена черным маркером. Мариша Перес. Энн Лис. Обе улыбаются, в полном неведении о своем ближайшем будущем.

– Камеры наблюдения что-нибудь дали?

Кара указывает на компьютер, за которым сейчас сидит Шентон. Над его плечом склоняется Дикин.

– Как раз сейчас этим и занимаемся.

Марш кивает.

– Держи меня в курсе, – приказывает он.

Кара выходит вслед за ним в штаб расследования, а потом смотрит, как начальник направляется к своему собственному кабинету, подхватив по пути новую кружку кофе и почти залпом заглатывая обжигающе горячую жидкость.

– Дикс! – зовет Кара, и Дикин оборачивается. Она головой показывает на дверь – мол, давай за мной.

Время заняться сердечным дружком одной из девушек.

Рик Бейкер молод, стильно одет и нервничает. Парень, похоже, из тех, кто меняет подруг, как перчатки, и явно завсегдатай спортзала. Доставив Рика в отдел, они усадили его в допросной, заставив полчасика попотеть: и впрямь рубашка на нем вся мокрая и липнет к спине.

Кара и Дикин усаживаются напротив него. Включают видеозапись, делают стандартное объявление о добровольном участии в допросе, и в этот момент вид у парня такой, будто он вот-вот расплачется. Беседу ведет Дикин. Время дорого, а Кара знает, что в Ное есть что-то, что позволяет ему моментально завязывать контакты с мужчинами. Начинает он мягко, выразив свои соболезнования по поводу столь страшной потери. Малый кивает, крепко сжав губы.

– Можете сказать нам, когда вы в последний раз видели Маришу? – спрашивает Ной.

– Вчера. Где-то перед обедом. Мы договорились кое-чем заняться сегодня, а вчера ей хотелось чисто по-девичьи провести вечерок с Энн.

Кара видит, что парень всеми силами пытается держать себя в руках, но потом лицо его кривится, и он все-таки не может сдержать слезы.

Дикин смотрит на Кару и едва заметно поднимает бровь. Ей сразу понятно, что Ной хочет ей этим сказать: либо перед ними и впрямь убитый горем бойфренд, либо он изо всех сил пытается таковым выглядеть.

Дикин передает ему бумажную салфетку.

– И куда они планировали податься? – спрашивает он.

Рик вытирает глаза. Громко сморкается.

– В «Рефлекс». Как обычно. Это такой клуб в городе, в стиле восьмидесятых. Надо мне было с ними пойти! Надо было настоять, чтобы они раскошелились на такси до дома, в кои-то веки!

Кара выпрямляется на стуле.

– А как они обычно добирались домой?

– Просто пешком. Но вчера вечером было холодно, так что они могли… – Его голос сходит на нет. Парень мотает головой. – Иногда они голосовали на шоссе. И их всегда кто-нибудь подбирал. Мариша только смеялась надо мной, когда я беспокоился на этот счет; говорила, что они вдвоем, что все будет нормально… – Он поднимает взгляд. Глаза его покраснели. – Но вышло совсем не так, верно?

Дикин подается вперед, глядя несчастному парнишке прямо в глаза.

– Но вы же не могли этого знать, – произносит он. – А что вы сами делали вчера вечером?

Рик рассказывает им про события своего вечера. Писал курсовик у себя в комнате. Около одиннадцати лег спать.

– Кто-нибудь вас видел? – спрашивает Ной.

Разумеется, никто.

Они закругляют допрос. Рик уходит. Кара с Ноем смотрят, как он толкает двойные двери, выходит на морозный январский день.

Кара бросает взгляд на Ноя. Тот надолго задумывается, после чего проводит рукой по волосам.

– Не наш парень, согласна? – произносит он.

– Он невысокий, но сильный, мог запросто все это проделать. Но угнать машину, час ехать на ней из города, убить их подобным образом… Какой тут мог быть мотив? – Кара кривит губы. – Мы взяли у него образцы, и кто его знает, что там скажут эксперты… Но нет. Не думаю, чтобы это был он.

– Так ты что, хочешь сказать, что они просто случайно попались кому-то на глаза? – спрашивает Дикин. Оба разворачиваются и начинают подниматься по лестнице обратно в кабинет.