(Не)Идеальная девочка

Глава 6

Как оставаться спокойным, когда сердце раненным зверем воет за рёбрами и рвёт на куски?

– Может, харе уже? – прорывается сквозь басы голос приятеля.

– Что харе? – отбиваю ровно.

– Думаешь, она явится? – бурчит друг, заливая в горло водяру.

– Кто ОНА? – выдаю безразличным тоном и натягиваю такое же выражение на ебало.

Которое, кстати, вообще не соответствует тому бесоёбству, что бушует за грудиной.

– Хочешь, чтобы я ответил? – риторический вопрос.

– Да похуй мне. Говорил же уже. Отвали! – обрубаю зло.

Выхватываю глазами девку, которая сидит рядом, и выдаю улыбку, хотя даже мне кажется, что она больше смахивает на оскал.

Впрочем, рыжая воспринимает его по-своему. Облизывает губы и походкой дикой львицы направляется в мою сторону.

То, что надо. Через четверть часа уже буду шпилить её в одной из комнат наверху и выкину наконец из башки эту мелкую зеленоглазую ведьму.

– Аня. – тянет с улыбкой и протягивает ладонь.

Сжимаю пальцы и представляюсь:

– Артём.

Как на светском приёме, сука. Как будто никто из нас не знает, чем закончится эта ночь.

– Знаю, – рассекает, улыбаясь, и проходит кончиком языка по пухлым губам. Ничего, скоро я им найду применение получше, – Артём Северов – гроза мужской половины населения и мечта женской. – смеётся хрипловатым смехом.

– Пойдём. – выбиваю, по-хозяйски кладя руку ей на талию и подталкивая в сторону лестницы.

Мне сейчас не до церемоний.

– Может, угостишь меня для начала? – дует губы с искусственной обидой.

Ну, бля, началось.

Заказываю ей какой-то коктейль, а в себя опрокидываю стопку в надежде, что дерьмо, которое разворачивается внутри, наконец утихнет.

Тоха хмуро смотрит на нас исподлобья. Отвечаю не менее угрюмым взглядом: мол, отъебись уже, сам разберусь.

Он вздыхает, отворачиваясь. И замирает, уткнув взгляд в сторону двери, но тут же резко его отводит.

Поздно.

Дикий зверь рычит и воет, когда я вижу идеальную девочку под ручку с этим зализышем сраным, который зажимал её на парковке. Забыв о рыжеволосой, как её там… отлипаю от стойки и неровным шагом двигаю в их сторону.

– Тормози, Север, – хватает за плечо Арипов, – иначе дел натворишь. Она не одна!

– Вижу, блядь! – гаркаю, стараясь стряхнуть с плеча руку друга, но он лишь сильнее сжимает пальцы.

– Везёт же некоторым. – мечтательно тянет рыжая, напоминая о себе. – Мне бы такого жениха. Всё на свете отдала бы.

– И чем он такой волшебно-охуенный? – рычу, даже не стараясь скрыть агрессии.

– А вы не знаете? – продолжает, не замечая бешенства в моих глазах. – Это же Кирилл Должанский, самый молодой и успешный адвокат нашего города и даже области. В свои двадцать восемь уже миллионер. У него девяносто девять и семь процентов выигранных дел. До прошлого месяца считался одним из самых перспективных и завидных женихов в стране, но выпал из этого списка после помолвки. Вот и что он нашёл в нашей идеалке? – продолжает вещать, а сама всем телом жмётся ко мне.

Сууука!

Мне выть охота, когда вижу Настю рядом с этим уродом.

Она улыбается, смеётся и бросает томные взгляды на этого ублюдка, а я готов убивать. Словно сквозь пелену замечаю, как к ней подлетает подружка и они обнимаются. Как зализыш куда-то сваливает, а идеальная девочка смотрит в мою сторону и тут же отводит глаза, как будто на мерзкую жабу посмотрела.

Всё! На хрен!

Отшвыриваю от себя рыжуху, срываюсь с места и якобы расслабленной походкой двигаю к ней.

– Тормози, Тёмыч! – снова дёргает меня Тоха, но мне уже насрать.

Отрываю от себя его руку и прожигаю бешеным взглядом.

– Сам разберусь. – скриплю зубами, как заржавевший механизм. – Херни творить не буду, поздороваюсь просто. С женишком познакомлюсь, авось однажды услуги адвоката пригодятся. – выдаю мрачный смешок.

– Ты в таком состоянии только херни и натворишь! Стой, блядь! – орёт уже вдогонку, потому что я с космической скоростью пересекаю уже половину импровизированного танцпола.

Расталкиваю телом людскую массу, которой набилось слишком до хера в мрачной комнате с серыми стенами и чёрными натяжными потолками.

Чувство такое, что добрая половина академии собралась.

– Не думал, что ты явишься, идеальная девочка. – подходя почти вплотную, привлекаю к себе внимание.

Миронова поднимает глаза, и мои внутренности пробивает двести двадцать. Мотор заводится с диким рёвом и срывается с цепей. Колошматит так, что кости трещат.

– Не думал, что приду вообще? – спрашивает ровным тоном. – Или после сегодняшнего? – а вот здесь уже не пытается скрыть сквозящей в голосе иронии.

Звучит так, будто ей насрать на всё дерьмо, что я ей устроил.

Словно её каждый день едва ли не трахают перед двадцатью парами глаз.

– А сама-то как думаешь? – хриплю, потому что голос какого-то хера перестаёт слушаться. – Обычно ты по впискам не шатаешься.

На самом деле это первая вечеринка за два года, на которую Миронова является.

– О, приятно, что ты заметил, Северов. – язвит эта мелкая зараза, растягивая в улыбке пухлые губы.

– Так это он и есть? – раздаётся за спиной незнакомый мужской голос.

Кому бы он не принадлежал, разворачиваюсь с намерением втащить и размазать его кровавые сопли по паркету.

– Не учили, что невежливо лезть в чужие разговоры? – выписываю приторным голосом Настиному женишку. – Вроде адвокат – интеллигентная профессия.

– Так это ты не даёшь прохода моей невесте? – высекает мудак.

Чего, блядь? Прохода не даю?

– Вечно доводишь, задираешь, цепляешь. – продолжает вещать этот хлыщ доморощенный. – Отвали от неё.

– Да похую мне. Ишь, цаца нашлась. Идеалочка, бля. – выплёвываю зло и адресую следующий вопрос Мироновой. – Женишку обо всём докладываешь?

– Я не… – замолкает, подбирая слова. Ну-ну, не поможет. Ниже плинтуса. – Я ни о чём не докладываю, так вышло!

– Вышло? – смеюсь, потому что реально смешно.

И на что я, мать вашу, надеялся? Дебил конченый. Она чуть что, сразу к нему бежит.

Всегда? О сегодняшнем тоже доложила?

Открываю было для ответа рот.

– Не трогай её. Только девушек задирать и способен? С мужчиной поговорить слабо? – рубит вопросами это интеллигент хуев.

Хочет поговорить? Мужчина, блядь. Сейчас я ему, сука, объясню.

– Не надо, Кирилл. – снова подаёт голос ведьма и тянет его за руку. – Я же просила тебя не лезть. Сама разберусь.

– Я вижу, как ты разбираешься! – выплёвывает, бросая на неё презрительный взгляд. – Иди в машину.

– Кирилл, хватит, прошу. – выбивает, умоляюще глядя на этого урода.

– В машину иди, Настя! – зло рыкает на девчонку.

Ну всё, пиздец ему. Никому, даже её жениху, не позволю так с ней разговаривать.

Хотя и сам сейчас готов вывалить ей столько дерьма, что век не отмоешься. И далеко не светским тоном. Но я – это я. И этим всё сказано!

– Она сегодня плакала из-за тебя, и я этого так просто не оставлю. – продолжает изливаться Должанский, но я уже ни черта не слышу.

Плакала? Настя? Из-за меня? Она никогда не плачет, как бы её не доводили, в том числе и моя персона. Неужели настолько перегнул?

– … засужу за оскорбления, моральное подавление и …

– Да хватит уже! – взрывается Миронова. – Замолчи, Кирилл. Просила же! Это мои проблемы. Сколько можно лезть мои дела? Это МОЯ жизнь. МОЯ!!! Нахрена ты меня позоришь перед одногруппниками?! Выставляешь плаксой и ябедой, которая ни на что не способна?! Достал! Видеть тебя не хочу! – выкрикивает всё это на одном дыхании и пулей вылетает из здания.

Мне даже показалось, что некоторых студентов прошила насквозь. Стою и тупо пялюсь на то место, где только что находилось моё чёртово наваждение, и даже не соображаю, что происходит кругом, пока мне в плечо не впиваются чьи-то пальцы.

– Надеюсь, мы друг друга поняли. – ровным тоном выбивает зализыш и топает в сторону выхода.

– Угу, поняли. – бурчу ему в спину. – А на хер ты не сходил бы?

Вообще-то у меня есть до черта чего ему ответить, но все слова словно помелом из черепушки вымело. Только одна мысль настойчиво долбит мой размякший мозг: Настя плакала из-за меня.

Двигаю на выход, на ходу выбивая из пачки сигарету, и зажимаю зубами фильтр с такой силой, что перекусываю.

– Блядь! – выплёвываю взбешённо.

Швыряю испорченную табачку на землю и, достав новую, сразу подкуриваю.

Вбиваю в лёгкие горький дым, но желанного облегчения так и не получаю. Подставляю разгорячённую морду ночному ветру и делаю новую тягу.

Никотин отказывается усваиваться так же, как и воздух, которым я от чего-то давлюсь в попытке сделать вдох.

С хрена ли мне так паршиво?

"Она плакала…"

И что с того? Никогда не цепляли женские слёзы. Им лишь бы сопли поразмазывать по поводу и без. То побрякушку им не купили, то ласкового слова не сказали. Бабы, блядь.

"Она плакала…"

А мне что? Пусть Настин женишок зализанный её и успокаивает. Сейчас помирятся и в койку.

Зверь взвывает так, что перекрывает даже долбящую из дома музыку. Руки сами сжимаются в кулаки, и я с размаху херачу ими в ближайшую твёрдую поверхность, которой оказывается ни в чём неповинное дерево. Луплю, пока не сдираю кожу с костяшек.

Мотор дробит кости. Дыхание вырывается из грудины короткими хрипами.

Перед глазами встаёт картинка, как этот урод снимает с МОЕЙ идеальной девочки платье и, укладывая её на кровать, нависает сверху.

Снова долблю дерево, пока руки не превращаются в кровавое месиво.

Слышу, как она стонет. Этот звук представляю очень явственно, потому что он впечатался в мои барабанные перепонки.

Под ним…

Ещё десяток остервенелых ударов и хруст костей.

– Дерьмоооо! – реву похлеще своего зверя.

Чувство такое, что сердце не кровь по венам гоняет, а серную кислоту, которая выжигает внутри всё живое.

Упираюсь лбом в острую кору и стараюсь успокоить дыхание, которое с такой силой вырывается из груди, что на хрен это дерево снести способно.

Заставляю себя отлипнуть от своей "боксёрской груши" и размашистым шагом направляюсь не пойми куда, ноги сами несут. Окровавленными пальцами достаю очередную сигарету и с трудом щёлкаю зажигалкой, когда вдруг слышу всхлип. Не знаю, что именно меня тормозит, но в следующий момент я уже направляюсь в сторону звука.

Тело цепенеет, когда взгляд цепляется за хрупкую фигуру в чёрном платье, сидящую на краю бассейна. Золотистые волосы волнами спадают на спину, а худые плечи то и дело вздрагивают. Снова тихий всхлип, и внутри меня разворачивается настоящая буря.

МОЯ девочка плачет.

Из-за меня? Или из-за этого самовлюблённого утырка?

На автомате делаю несколько шагов и кладу руку на дрожащие плечи.

– Настя… – сиплю неожиданно севшим голосом.

Она дёргается и, оборачиваясь, рывком подскакивает на ноги. Успеваю заметить блестящие глаза и мокрые дорожки на щеках, от которых сердце сжимается до минимальных размеров, а внутренний зверь начинает затравленно скулить от боли. А в следующий момент мне прилетает удар прямо в солнечное сплетение.

Сгибаюсь пополам, открываю и закрываю рот, как вытащенная из воды рыба в попытке протолкнуть в лёгкие хоть немного воздуха. Едва мне удаётся слегка выпрямиться и всё же пробить воздух внутрь, как его выбивает обратно. И в этот раз похлеще любого удара.

Слышу характерный звук расстёгиваемой молнии, и на земле, от которой мне всё ещё не удаётся оторвать глаза, оказывается Настино платье.

Какого, мать вашу, хрена сейчас происходит?!

Медленно скольжу взглядом от берцев вверх по длинным стройным ногам, обтянутым тонким нейлоном. Голени, колени, бёдра…

На ней вообще ни черта нет, что ли?

Ещё выше. Упираюсь глазами в кожаные шорты, короче моих трусов с сетками и шнурками по бокам, и во рту собирается слюна, как у голодной псины. Поднимаю взгляд вместе с выпрямляющимся телом.

Узкая талия…

Она всегда была такой тонкой, что можно пальцами двух рук обхватить, или дело в туго затянутом корсете, который облепляет её тело как вторая кожа?

Ещё выше.

Грудь гордо поднимается над краем этой тряпки. Вздымается так, что, кажется, сейчас выпрыгнет наружу.

Не пялиться, иначе я за себя не ручаюсь!

Выше.

Длинная шея. Гордо вздёрнутый острый подбородок. Сочные губы, через которые Миронова с трудом выталкивает воздух.

Вот на этом моменте зависаю надолго. Она дышит тяжело и рвано, но даже не пытается выровнять дыхание.

Я, мать вашу, тоже.

Розовый язычок появляется между её губ и так же быстро исчезает.

Эрегированный член рвёт джинсы. Остатками прокисших мозгов понимаю, что делает она это ненамеренно, но похоть накрывает волной, вынуждая отбросить все чёртовы принципы.

И, блядь, эти сраные принципы касаются только её.

Выпрямляюсь во весь свой внушительный рост и в мгновение уничтожаю разделяющее нас расстояние в пару шагов. Нависаю сверху, потому что даже на каблуках девчонка с трудом мне до носа достаёт.

– Настя… – слова даются с трудом, потому что во рту неожиданно становится сухо, как в Сахаре, и язык прилипает к нёбу.

Поднимаю руки, собираясь схватить её за талию, как мне тут же прилетает второй удар под дых.

Неожиданно. Снова.

В этот раз очухиваюсь практически мгновенно и быстрым движением впечатываю Миронову в своё тело.

От удара из её лёгких вылетает воздух. Она вскрикивает, но, думаю, скорее от неожиданности.

Мы застываем. Надолго. Не знаю, почему не сопротивляется идеальная девочка. А я просто охуеваю от того шквала эмоций, которые меня топят. Её тело идеально совпадает с моим. Каждый изгиб, каждая впадинка будто дополняет моё собственное.

Сердце пропускает десяток ударов, пока скольжу ладонями по напряжённой спине, вдыхая её запах. Кокос и ваниль. Ненавижу сладкое, но сейчас откровенно тащусь. Забиваю им лёгкие. Оставляю на губах, лёгкими движениями пробегаясь по её шее там, где бешено трепыхается тонкая венка.

Малышка начинает дрожать в моих руках. Под моими пальцами расползаются мурашки. Её дыхание становится настолько частым, что, кажется, пробивает дыру во впадине между плечом и шеей, куда Настя зарывается лицом. Ощущаю лёгкое движение её губ, и тут уже мурашки начинают разбегаться по моим рукам и спине. Тело прошибает дрожь удовольствия, когда она шепчет, обжигая кожу:

– Артём… – впервые называет по имени, и я уже от этого тихого шелеста взорваться готов.

Башню сносит окончательно, и я, растеряв остатки самообладания, с силой вжимаюсь твёрдым членом ей в живот, отчего Миронова в испуге дёргается назад, но я лишь крепче припечатываю к себе. Ползу губами по шее, прикусываю подбородок, опаляя рваными выдохами розовые губы. Снова делаю движение бёдрами, словно это поможет избавиться от бешеного сексуального желания, которое она во мне вызывает. Только, блядь, она.

Да, я трахаю всех подряд, но никто из одноразок не может утолить голод, который пробудила эта маленькая зеленоглазая ведьма. Я, блядь, на диете. Питаюсь макаронами, когда рядом маячит такой желанный стейк.

Ещё поступательное движение, и она вскрикивает и упирается ладонями мне в грудь.

Так, стоп, сука! Пока она с визгами не сбежала.

Упираюсь своим лбом в её и неровно дышу, ловя ртом её сбивчивое дыхание.

– Открой глаза, Настя, – шепчу, потому что голос не слушается, – посмотри на меня. Пожалуйста, маленькая.

Её веки распахиваются, но я всё равно оказываюсь не готов к тому, что происходит в следующий момент. Между нами бьёт молния, от которой волоски по всему телу становятся дыбом. Меня бросает в жар, будто я сдох и попал прямиком на адскую сковородку. Сердце заходится так, что я буквально слышу, как трещат под его напором кости. В уши не попадает ни единого звука, кроме нашего тяжёлого дыхания.

– Маленькая… Моя маленькая… – выдыхаю как молитву. – Девочка моя… Идеальная. Как меня от тебя ведёт.

На периферии сознания понимаю, что выдаю лишнее, но ни одной мышце в своём теле я сейчас не хозяин, в том числе языку.

– Северов… – всхлипывает, и я тут же напрягаюсь, хотя, казалось, дальше некуда. – Артём…

– Я хочу тебя поцеловать. – не знаю, на хрена выдаю и без того очевидную информацию, но когда по её телу пролетает волна дрожи, добавляю. – Сейчас.

Скользнувший между её губ язычок срабатывает похлеще любого приглашения.

Настя закрывает глаза и делает глубокий вдох, будто готовится к погружению.

Припечатываю своим ртом её губы и, тут по воздуху разлетается самая мозговзрывающая музыка на свете.

Нет, песня может и нормальная, но как же не вовремя взрывается её телефон.

Девчонка отпрыгивает от меня с такой скоростью, что даже остановить не успеваю. Нас обоих конкретно так колбасит.

Миронова дрожащими пальцами достаёт из сумки мобилу и отвечает на звонок:

– Да, Кирилл.

Блядь! Сука! Вашу ж мать! Пиздец полнейший!

Мои внутренности разрывает на кровавые ошмётки. Пальцы сжимаются в кулаки с такой силой, что снова начинает сочиться кровь, бордовыми каплями оседая на плитке бассейна.

Да что там руки?! Вся душа покрывается кровоточащими ранами, а мотор превращается в кровавое месиво.

Ведьма смотрит на меня перепуганными глазами и беззвучно шепчет:

– Прости.

Простить, блядь?

– Беги к женишку, пока не поздно, идеальная девочка. – выплёвываю злым хрипом и сваливаю в темноту.

Глава 7

Если бы я знала, чем закончится этот день, то записала бы на флешку и постоянно проживала его сначала

– Да, Кирилл. – выдаю сдавленный писк, потому что в горле становится непроталкиваемый ком из обиды и разочарования.

"Я хочу тебя поцеловать…"

Если бы он только знал, как я этого хотела.

"Сейчас…"

Заткнись уже и целуй.

Если бы Север не прижимал меня к себе так крепко, то я наверняка свалилась бы на землю, потому что все мышцы атрофировались, а тело предательски дрожало. Колени подгибались. Его дыхание жгло кожу. Взгляд парализовал сердцебиение. Хриплый шёпот вывернул наизнанку душу.

Поцеловать? Да, я хотела больше, чем чёртов поцелуй! Сорвать с нас обоих одежду и прижаться кожа к коже. Почувствовать жар его накачанного тела. Пройтись пальцами по обнажённой груди. Узнать все рельефы его мышц. Обвести кончиками пальцев кубики пресса.

Его прикосновения как жизненная необходимость. Не знаю, как далеко всё это могло зайти, если бы не звонок.

– Где ты? – раздаётся в трубке недовольный голос.

Я бы не смогла остановить Артёма, даже если бы захотела.

– Прости. – решаюсь, наконец, поднять на Северова глаза.

"Пошла ты" – отвечают его.

– Настя?! – голос на том конце становится громче.

– Беги к женишку, пока не поздно, идеальная девочка. – бросает Север и уходит.

Слёзы наворачиваются на глаза, пока силуэт Артёма не начинает расплываться и вовсе растворяется в темноте. Закусываю нижнюю губу до металлического привкуса во рту. Проталкиваю в лёгкие воздух, но, кажется, он пропитался ароматом кофе, табака и корицы.

– Настя! Ты чего молчишь?! – уже кричит Кирилл. – Где ты? Ещё на вечеринке? Если нет, то скажи где, и я заберу тебя. Не молчи, Настя.

– Нет, я не на вечеринке. – выпаливаю ровным, но скрипящим голосом, сдерживая слёзы обиды. – И никуда приезжать не надо. Я же сказала, что не хочу тебя видеть.

– Заканчивай этот детский сад, Настя!

Постоянно называть человека по имени – это такая психологическая фишка. Мера давления. Но ко всем таким "штукам" у меня давно иммунитет.

– Я всё сказала, Кирилл, – я тоже умею манипулировать, учителя у меня отличные, – не надо никуда приезжать. И забирать меня не надо. Оставь меня в покое, Кирилл. Я хочу побыть одна. Что тебе не ясно?

– Послушай, Настя…

Сбрасываю звонок и зажимаю кнопку блокировки, пока экран не гаснет окончательно.

Хватит! Наслушалась!

Разворачиваюсь и падаю коленями на прохладную плитку. Разговор с Киром отнимает последние силы. Вглядываюсь в своё отражение в прозрачной воде. Слёзы снова стекают по щекам, оставляя выжженные дорожки, словно кислота.

Сегодня странный день? А ведь он ещё даже не закончился.

Снова слышу хриплый шёпот и срывающееся дыхание.

"Маленькая, моя маленькая…"

Жених никогда меня так не называл. Только по имени. Каждый раз казалось, что стоит снова его услышать, и меня стошнит. Никаких нежностей. Ласковые слова – это про любовь. А у нас что? Холодный расчёт!

"Моя идеальная девочка…"

Впервые за всё время нашего знакомства это не прозвучало как оскорбление, скорее наоборот. Перестаю сдерживать всхлипы.

"Как меня от тебя ведёт…"

В этот момент я чувствовала себя самой желанной на свете. Не как что-то само собой разумеющееся, а словно я самый желанный приз, которого очень долго и упорно добивались.

А что теперь? Сижу и превращаю воду в бассейне в морскую. Даю себе ещё минуту.

Один, два, три, четыре…

Слёзы выжигают веки, плавят глазные яблоки и оставляют ожоги на щеках.

Пятнадцать, шестнадцать…

Рыдания разрывают сердце и душу и вырываются наружу отчаянными всхлипами.

Тридцать три, тридцать четыре…

Сжимаю руки в кулаки до побеления костяшек и кровавых полумесяцев на ладонях.

Сорок семь, сорок восемь…

С трудом набираю в лёгкие воздух, заставляя их его вентилировать.

Пятьдесят четыре, пятьдесят пять…

Тыльной стороной ладоней вытираю солёные капли и размазываю тушь.

Пятьдесят девять…

Неимоверными усилиями поднимаю размякшее тело, упираясь ладонями в край бассейна.

Шестьдесят…

Стираю последние капли. Делаю глубокий вдох. Стягиваю резинку с волос, позволяя им водопадом рассыпаться до поясницы и, гордо вскинув голову, шагаю вслед за Северовым в темноту навстречу неизвестности.

***

– Настя, где ты пропадала? – бурчит Вика, не оборачиваясь, когда я кладу ладонь ей на плечо и прошу пойти со мной.

Но, обернувшись, снова роняет челюсть до пола. Так же, как и все остальные, когда я зашла в душное помещение.

Ну конечно…

Никто не ожидал увидеть идеалочку из академии в костюме развратной шлюхи.

– Ааааааа-хрееее-неть! Что это с тобой? Кто ты такая и куда дела нашу идеальную девочку? Где моя подруга? – бомбит она, округляя глаза.

– Пойдём отсюда и поговорим, – говорю со смешком, – пока ты себе невесть чего не напридумывала, как и все.

Молча делаю разворот на каблуках и застываю, так ни шагу и не ступив. Северов сидит у бара и заливает одну рюмку, судя по прозрачности водки, за другой. Рядом с ним Антон Арипов что-то настойчиво втирает и дёргает руку друга с поднесённой ко рту стопкой, отчего жидкость из неё проливается на импровизированную барную стойку.

– Отъебись, сказал! – разрывает басы голос Артёма и замирает у меня в ушах.

Антон поворачивается в нашу сторону и громко присвистывает. Через накладывающиеся друг на друга слои музыки я не слышу его слов, но по губам, кажется, читаю: ну нихуя ж себе!

Север поворачивает голову до тех пор, пока мы не сталкиваемся глазами, и тут мне реально становится страшно. Даже несмотря на то, что нас разделяет метров пять расстояния и пара десятков разгорячённых студентов, в его потемневшем, практически чёрном взгляде я считываю крайнюю степень бешенства. По телу пробегает ледяной озноб и сковывает мышцы, но даже сейчас я не могу оторвать от него взгляд.

Белые, всегда в лёгком хаосе волосы сейчас выглядят так, словно в них раз за разом запускали пальцы. Бирюзовая радужка почти полностью скрыта за чёрным туманом зрачков. Он смотрит с каким-то странным прищуром, а его губы искривляет звериный оскал.