Пепел первой любви

Глава первая

ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО ДЕТСТВА

То лето мало чем отличалось от предыдущих, за исключением двух событий, которые повлияли на всю мою дальнейшую судьбу. С первого класса все летние каникулы я проводил в деревне у бабушки с дедушкой. Летом 1987 года дедушки не стало. В наследство от него мне достались наручные механические часы «ЗиМ», которые я носил несколько лет. В деревню летом также приезжала мамина сестра тётя Валя с детьми. Жанна была старше меня, а Андрей был моложе. В свободное от прополки огорода время мы все вместе катались на двух велосипедах или пекли картошку с местными ребятами на территории автобазы, где дедушка до последних дней работал сторожем. Он разрешал нам посидеть в кабине того или иного грузовика, что нас безумно радовало. Иногда с тётей Валей мы ходили купаться на Которосль. Так как плавать я не умел, большую часть времени я проводил на берегу или около берега. Это было прекрасное время.

Лето 1989 года я чаще проводил в городской квартире. Что-то тяготило меня день изо дня. Я часами слушал музыку в своей комнате, неподвижно сидя за письменным столом и глядя в одну точку за окном. Когда заканчивалась одна сторона катушки на магнитофоне, я вставал и переворачивал её, а потом вновь садился за стол, чтобы залипнуть ещё на тридцать или сорок пять минут.

В один из таких моментов я обнаружил себя с ручкой в руке над листом в клеточку, вырванным из старой тетради. Я словно увидел себя со стороны. В колонках звучал альбом группы «Хопо», но я его не слышал. Передо мной на тетрадном листе рождалось моё первое стихотворение, которое я назвал «Взгляд» по аналогии с популярной передачей того времени.

Из транса я вышел спустя несколько минут после окончания музыки. Меня поразила тишина, в которой раздавались лишь шуршащие звуки магнитной ленты, которая хлестала по блоку магнитных головок на каждом обороте катушки. Передо мной на столе лежало стихотворение, написанное неряшливым почерком, за который учительница русского языка Римма Петровна давно обещала снизить мне оценку, но не делала этого, потому что с грамотностью у меня проблем не было. Прочитав текст, сверху я написал название печатными буквами, сохранив этот фирменный стиль вплоть до 1995 года, когда начал печатать стихи на пишущей машинке. На листе бумаги ещё оставалось свободное место. Так родилось ещё одно стихотворение. Положив свои вирши в верхний ящик письменного стола, я убрал на полку катушку с магнитной лентой и выключил магнитофон и усилитель.

Меня окружила тишина. Она набатом звенела в ушах, мешая сосредоточиться. Что-то было не так, но я не мог понять, что меня беспокоит. Интуиция молчала, но я чувствовал, что разгадка близко. И буквально на следующий день в газете «Юность» в рубрике «Мой адрес» я прочитал объявление под номером 405 от Евгении, которая хотела познакомиться с парнем для переписки и дружбы. И тогда я понял, что меня в последнее время беспокоило чувство одиночества. Друзья детства остались в прошлом, а одноклассники только издевались надо мной. Мне нужен был кто-то, кто мог выслушать и понять. А так как личного общения с девушками я стеснялся, переписка была прекрасным выходом. Ведь в письмах можно написать то, что при личной встрече будет трудно или невозможно сказать.

Я сразу написал письмо, старательно выводя каждую букву. Вдохновения мне хватило на двойной тетрадный лист. У меня был большой опыт переписки. Ещё в пятом классе учительница немецкого языка Рекстон Лариса Валентиновна предложила мне переписываться с мальчиком из ФРГ Андреасом Янсеном. Я писал ему по-немецки, а он мне по-русски. Это было очень интересное и полезное общение для нас обоих. Так что писать письма я очень любил. Но после отправки письма Жене начались томительные дни ожидания. Масса вопросов возникала у меня в голове. Ответит ли она мне? Захочет ли со мной дружить? Поймёт ли она меня? Чтобы хоть как-то развеяться, я решил съездить в Москву на денёк.

Я взял с собой в дорогу свою любимую сумку из кожзаменителя и 50 рублей денег – всё, что мне смогли выделить родители. Никаких особых планов на эти деньги у меня не было, но ехать в столицу совсем без денег было бы уж совсем глупо. С билетами на электричку проблем никогда не было. В половину седьмого утра я уже был на вокзале. До отправления поезда оставалось 45 минут. Как всегда, я шлялся по вокзалу и прилегающей территории. Но сразу после объявления посадки я занял своё место у окна, чтобы всю дорогу смотреть на пробегающий пейзаж.

Железная дорога всегда вызывала у меня смешанные чувства. За долгие годы у меня сложился некий ритуал, которому я следую неукоснительно. В поездах я не сплю, даже если приходиться ехать довольно далеко. Если есть возможность, я беру с собой плейер с любимой музыкой. В тот первый раз я ехал с пустой сумкой и кучей мыслей в голове. И мечтал по приезде домой достать из почтового ящика письмо от Жени. Но обнаружил дома лишь пьяного отца и очередной семейный скандал.

Скандалы в нашей семье случались не чаще и не реже, чем в других семьях. Я помню их с детства. Отец напивался и нередко бил мать. Я пытался её защищать, да куда там! После каждого скандала я не мог заснуть. Из комнаты родителей долго слышались ругань отца и плач матери. Только моей сестре Тане было на это плевать! Она спокойно спала в соседней кровати и видела, наверное, десятый сон.

Сестра была старше меня почти на шесть лет. Сколько себя помню, мы жили с ней как кошка с собакой. Дело нередко доходило до крови. Кровь была моя. Каждый раз. А ей всё и всегда сходило с рук. Как и двойки в школе. Но ссоры родителей Таню никогда не волновали. Они волновали только меня.

Закрывшись от всех в ванной комнате, я вставил в магнитофон купленную у Ярославского вокзала в Москве кассету со сборником каких-то баллад, открыл воду и встал под душ. Сильно болела голова, как и всегда после поездки в Москву. Я к этому привык. Надо было сразу принять таблетку «Пенталгина», но идти в комнату родителей не было никакого желания. Почистив зубы, я выключил магнитофон, оделся и пошёл в свою комнату, которую так долго делил со своей сестрой.

После Таниной свадьбы с Толиком комнату перегородили двумя шкафами, между которыми повесили шторку. Так мы и жили, пока у сестры не родилась дочь Алёна. Мне запрещалось даже лишний раз перевернуться во сне, чтобы не разбудить их драгоценное чадо. К счастью, пытка продолжалась недолго. В начале 1989 года сестра с мужем переехали в десятиметровую комнату в квартире его родителей. Тогда вся комната площадью девятнадцать квадратных метров стала моей. Я с присущим мне стремлением к деталям расставил мебель, аппаратуру и прочие предметы интерьера, подбирая каждую деталь, вымеряя буквально до миллиметра взаимное расположение предметов на столе, на полке в шкафу и так далее.

Лето подходило к концу, а письма от Жени всё не было. Я очень расстраивался по этому поводу. Часами бездумно смотрел в окно или листал по многу раз перечитанные журналы. Даже музыка не могла отвлечь меня от мрачных мыслей. Одиночество физически ощущалось в воздухе. Новых стихов не было. Будто те несколько стихотворений написал кто-то другой. Я раз за разом перечитывал их, пытаясь найти в них ответ на незаданный вопрос или хотя бы смысл. Но с тем же успехом я мог читать произведения Шекспира на языке оригинала, не понимая ни слова, кроме хрестоматийного: «To be or not to be?» Ещё большую тоску нагонял на меня стремительно приближающийся учебный год в одиннадцатом классе. Ненависть одноклассников, издевательства одноклассниц, вечные унижения, обидные прозвища. Так я и жил эти две недели до последней субботы августа.

26 августа стояла пасмурная, дождливая погода. С утра вся наша семья, за исключением Тани, поехала в деревню копать картофель в огороде у бабушки Шуры в посёлке Красные Ткачи, что в семнадцати километрах от Ярославля. Ехали, как всегда, на переполненном автобусе №105, в который на каждой остановке набивалось всё больше и больше народу. Все ехали на дачи. После обеда, сдобренного графинчиком самогона, мы поехали назад, нагруженные свежей картошкой. Зайдя в подъезд, я сразу заметил, что в почтовом ящике что-то лежит. Моё сердце ёкнуло. Я сбегал в квартиру за ключом от ящика и дрожащими от волнения руками достал газету, внутри которой нащупывался довольно толстый конверт. Это было письмо от Ивановой Евгении из посёлка Константиновский.

Я закрылся в своей комнате и аккуратно надорвал конверт с узкой стороны справа. В конверте находилось два двойных тетрадных листка в клеточку, исписанных крупным красивым почерком. Женя подробно рассказывала о себе. Как потом оказалось, многое из её рассказа оказалось ложью, но узнал я об этом только в ноябре после неудавшейся совместной поездки в Ярославль. Впрочем, всему своё время. Пока я был на седьмом небе от счастья и, не теряя ни минуты, стал писать ответ, столь же длинный и обстоятельный, который в тот же вечер отправил, бросив в почтовый ящик, который каждый день видел из окна своей комнаты на другой стороне улицы Менделеева.

До конца лета я получил ещё одно письмо от Жени. Теперь я был твёрдо уверен в том, что у меня есть друг, который всегда выслушает и поймёт. Да, Женя была для меня в первую очередь другом. Это было залогом наших хороших отношений. И это же разрушило их через три года и три месяца. Но всё это потом. А пока впереди был одиннадцатый класс средней школы.

Глава вторая

СЕНТЯБРЬ

1 сентября 1989 года снова выдалось пасмурным, как и все предыдущие годы учёбы в школе. После торжественной линейки и обязательного Урока Мира учеников попросили написать сочинение на тему «Как я провёл лето?» Писать очередной бред я категорически не хотел. Желания отличиться тоже не было. Я сидел на задней парте у окна и смотрел на желтеющие деревья на территории школы. В голове начали складываться какие-то строчки, которые неплохо рифмовались между собой. Я начал их записывать. В итоге у меня получилось стихотворение на тему плохой экологической обстановки в городе из-за близости завода технического углерода и НПЗ. За это сочинение в стихах мне поставили «4».

Так начался последний учебный год в средней школе №75 имени Германа Степановича Титова. Я всё так же оставался изгоем в 11«А» классе, так же сбегал от издевательств одноклассников домой, так же терпел незаслуженные упрёки учителей. И всё так же вынашивая в душе план мести, прекрасно понимая, что никогда не смогу этот план претворить в жизнь. Но теперь в моей жизни появилась Женя, которая помогала мне, выслушивала мои пронзительные исповеди и советовала, как себя вести. Она была моложе меня, но её жизненному опыту можно было позавидовать. Хотя, никому бы не советовал пройти через то, через что ей пришлось пройти в свои 14 лет.

Женя рано начала курить. Я не осуждаю её за это. У неё были на то причины. Она гуляла с парнем намного старше своего возраста, который уже отслужил в армии. Он постоянно требовал близости, на что Женя не могла решиться. Он преследовал её, угрожал, и в конце концов уехал искать счастья в Тутаев. Время от времени он снова оказывался под окнами её квартиры, ни на что уже не надеясь.

Это и подтолкнуло Женю подать объявление в газету «Юность», которое так взволновало меня. Текст писала Лариса, лучшая подруга Жени. Они всегда, с детства были вместе. Ходили в одну группу в детском саду, в школе сидели за одной партой, гуляли в одной кампании. Они были не разлей вода. У них никогда не было секретов друг от друга. Даже письма они сочиняли вместе.

В одном из писем Женя прислала мне свою фотографию небольшого формата. Это был любительский чёрно-белый снимок, в который я просто влюбился. У Жени были длинные светлые волосы, красивые глаза и выразительный рот. Её открытая улыбка покорила меня. Сравниться с красотой Жени могла только моя одноклассница Таня Долгополова, которой я тайно любовался, но так и не решился сделать первый шаг. А её сестра Оксана то ли в шутку, то ли всерьёз предлагала сходить где-нибудь вместе поваляться, отчего я всегда краснел и отворачивался к окну. Обычно это происходило перед уроками химии на третьем этаже.

С 1986 года я начал заниматься фотографией. Вскоре в нашей школе организовали фотокружок, в который я сразу записался. Некоторые мои работы участвовали в выставках, которые проходили во Дворце Культуры Нефтяников. Больше всего положительных оценок получила фотография сестры моего друга детства, семья которого жила под нами в том же подъезде. Но мне нравилось фотографировать автомобили. Я выбирал место на перекрёстке и снимал проезжающие машины. У меня была целая плёнка с подобными кадрами, которую я распечатал в формате 15Х20 сантиметров.

Дома у меня было всё необходимое для съёмки, обработки плёнки и печати фотографий. Я решил послать Жене свою фотографию в рубашке, которую купил во время поездки в Москву. Отсняв только начатую плёнку, чтобы не задерживать отправку письма Жене, я напечатал одну лишь свою фотографию и вложил её в конверт с только что написанным письмом. Через три дня пришёл ответ, в котором Женя обещала приехать в Ярославль в ближайшее воскресенье. Мы условились встретиться у Знаменской башни.

Так как точное время приезда Жени я не знал, в центр я приехал к 10 часам. Я сел на лавочке возле остановки троллейбуса №1, который шёл от вокзала, и стал ждать. Сердце бешено колотилось в груди. Узнаю ли я Женю? Узнает ли Женя меня? Время тянулось томительно медленно. Я то и дело смотрел на часы, на подъезжающие троллейбусы, но никого отдалённо напоминающего Женю я не видел. Настроение стремительно ухудшалось. Но я ничего не мог поделать. Номера её домашнего телефона я не знал, как и не знал, был ли у них в квартире телефон. У нас дома телефона тогда не было.

Я сидел на лавочке и с тоской смотрел на проходящих мимо людей, о чём-то живо переговаривающихся, улыбающихся. И чем больше я видел их довольные или даже безразличные лица, тем хуже становилось мне. Хотелось им крикнуть: «Чему вы улыбаетесь? Какого чёрта? Разве вы не видите, как мне плохо?» Люди всё так же шли мимо, не замечая меня, впрочем, ка и всегда. Я платил им тем же. Они были для меня никем и звать их никак. В тот момент я просто ненавидел их всех вместе взятых за все унижения, за все оскорбления, за все издевательства. Родителей, воспитателей, врачей, учителей, одноклассников и ребят со двора.

Мир рушился у меня прямо перед глазами, и я ничего не мог с этим поделать. Минутная стрелка сделала два полных круга. Серое сентябрьское небо, словно вспомнив о чём-то, вдруг решило поплакать. Асфальт окропили первые капли дождя, словно пробуя на вкус слежавшуюся пыль, лакируя поблёкшую траву и приклеивая к газонам опавшую листву. Сидеть под дождём стало неуютно. Дождь словно играл со мной, то усиливался, то снова затихал. Последний раз взглянув на часы и дождавшись ещё одного троллейбуса от вокзала и пошёл на остановку, чтобы ехать домой. Дождь следовал за мной по пятам, что-то шептал мне на своём языке, но я не слушал его. Да и что он мог мне сказать!? Обида и отчаяние переполняли меня. Хотелось плакать навзрыд, но я не мог позволить себе такую роскошь. Потом. Дома. В тишине. Ночью. Под одеялом. Чтобы никто не услышал. А потом заснуть и увидеть тот старый детский сон, который я запомнил на всю жизнь.

В понедельник после уроков я достал из почтового ящика письмо от Жени. Она написала, что сильно простудилась и поэтому осталась дома. Я наконец-то мог успокоиться. Но червячок сомнения и недоверия уже прокрался в мою душу. С одной стороны, Женя и в самом деле могла заболеть. Но, с другой стороны, это мог быть простой обман. А где один обман, там и другой, более изощрённый. Это было первой каплей, которая к концу той осени привела меня уже к недомолвкам и лжи, которую я всячески старался скрывать.

В письмах к Жене я не подавал вида, что сомневаюсь в её версии событий. Она была для меня единственным окном в мир отношений с девушками, пусть и заочных. Меня всё устраивало. Я очень любил писать письма. Только в письмах я мог изложить свою точку зрения или признаться в любви и сразу сделать предложение. Жене нравились мои стихи. Или она видела во мне потенциал будущего поэта. Читая сейчас свои первые стихи, мне становится немного стыдно за их непричёсанность и откровенную сырость. Но оказалось, что те юношеские потуги не были напрасными. Значит, Женя и в самом деле смогла разглядеть во мне поэта. Жаль, что я не могу её сейчас поблагодарить за это. Впрочем, я отвлёкся.

Школьная жизнь постепенно вошла в привычное рутинное русло. Старшие классы были поделены на «математический» и «гуманитарный». Мне больше нравилась математика. Поэтому я и пошёл в математический класс. Вернее, я так и остался в классе на букву «А». Литература мне совсем не нравилась. Не знаю, как мне удавалось писать сочинения, да ещё в стихах. За весь учебный год я не открыл ни одной книги из школьной программы. По средам после уроков наш 11»А» класс занимался высшей математикой в Ярославском политехническом институте. Занятия проводила зав. кафедрой высшей математики. Она как-то сразу выделила меня среди всех учеников нашего класса.

Преподаватель производственной практики по токарному делу тоже обратил на меня своё внимание. Возможно, из-за моего серьёзного отношения к профессии, которой нас учили на заводе «Пролетарская свобода». Я не знаю. Но вот ведь какая штука складывалась. Чем больше меня хвалили, тем меньше мне хотелось этим хвалам соответствовать. И я ничего не мог с собой поделать.

Только похвалы Жени я воспринимал как должное. Она не обижалась на меня за мои «откровения» в виде признания в любви или предложения выйти за меня замуж. Тогда я мог себе позволить подобный бред. Я испытывал наши отношения на прочность. Если бы они дали трещину, наш разрыв стал бы менее болезненным. Но мы были нужны друг другу в ту первую нашу осень. Я воспринимал нас как единое целое. Наши письма связывали нас крепче чего бы то ни было. Мы словно читали мысли друг друга или писали бесконечный роман с продолжением. Я мог часами перечитывать письма Жени, каждый раз находя в них что-то новое, неуловимое. Это было прекрасно, бесподобно, завораживающе. Я даже не представлял, что люди, никогда не встречавшиеся в реальной жизни, могут так привязаться друг к другу по переписке.

Глава третья

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

1 октября Женя пригласила меня к себе в гости на следующую субботу. 7 октября был праздник, день конституции, поэтому занятий в школе не будет. Для меня это было вдвойне приятно, так как я не любил, да и сейчас не люблю праздники, а смотреть на пьяного отца всегда было противно. Провести субботу в компании Жени было приятно.

До выходных оставалось ещё пять дней, которые я проводил, занимаясь подготовкой к ремонту третьей комнаты нашей квартиры после выезда из неё соседа. Нам долго не хотели давать эту комнату, но в конце концов начальник треста сдался, и теперь наша семья стала занимать отдельную квартиру. Комнате, в которой жил сосед и в которой был балкон, требовался основательный ремонт. Я всю неделю занимался тем, что сдирал со стен несколько слоёв обоев. Так я убивал время, приближая субботу.

В школе я думал только о предстоящей встрече. У меня не было опыта общения с девушками. Я очень волновался по этому поводу. О чём я с ней буду говорить? Я ничего не мог придумать.

В пятницу после уроков я съездил на вокзал и купил билет до посёлка Константиновский на рейс 9:10. После этого я немного успокоился. А время стало идти очень медленно.

С утра зарядил противный осенний дождь. В дорогу я взял с собой сумку, в которую положил фотоаппарат и вспышку в надежде сфотографировать Женю у неё дома. Чтобы не промокнуть, взял у отца зонт. Всю дорогу до вокзала на душе было какое-то странное чувство. Но я не мог на нём сосредоточиться. На вокзал я приехал заранее. Когда объявили посадку, я подошёл к платформе, но там стоял автобус с надписью "Менделеево". Я тогда не знал, что Менделеево и Константиновский – это одно и то же. Так я пропустил свой автобус. Следующий отправлялся только через полтора часа.

В конце концов я сел в автобус, и в полдень приехал к автостанции в посёлке Константиновский. Оглядевшись по сторонам, ни в ком я не признал Женю, хотя лицо одной девушки в серой курточке показалось мне смутно знакомым. Но подойти к ней и спросить я стеснялся. Она пошла прочь, а я пошёл искать дом, где жила Женя. Как вы понимаете, я шёл след в след за той девушкой. Мы шли как раз по улице Ленина, на которой она жила. Это была центральная улица посёлка.

Я смотрел на номера домов и вскоре увидел современную пятиэтажку. Во втором подъезде на втором этаже я нашёл нужную мне квартиру. Прежде чем позвонить, я попытался успокоиться, но не мог взять себя в руки. В итоге я позвонил в звонок трясущейся от волнения рукой.

Дверь мне сразу открыли. На пороге стояла Женя, всё ещё в мокрой куртке, с мокрыми волосами.

– Привет! – сказала она. – Проходи.

– Привет! – только и мог сказать я.

– Раздевайся. Проходи в мою комнату. Я сейчас.

Я поставил сумку на пол, снял куртку и повесил её на вешалку. Снял обувь и остался в носках. Идти в комнату в отсутствие хозяйки я стеснялся, поэтому просто переминался с ноги на ногу в коридоре. Женя появилась спустя несколько минут.

– Что же ты стоишь? Пойдём в мою комнату.

Мне ничего не оставалось как идти за Женей. Её комната мне сразу понравилась. Её письменный стол стоял около окна, чтобы свет падал слева. На столе стоял старый кассетный магнитофон, из которого негромко лилась поп-музыка. Для меня подобная музыка всегда была лишь фоном. Я предпочитал более агрессивную музыку в стиле рок. Но находясь в комнате Жени, я готов был слушать любую музыку, лишь бы она была рядом. Я лишний раз боялся смотреть на неё. Она была прекрасна. Я хотел связать с ней свою жизнь. Жаль, что Женя не разделяла моих желаний. Я даже не знал, чего она хочет на самом деле. Но это нисколько не помешало нам общаться.

Через некоторое время Женя предложила мне сходить погулять по посёлку, на что я с радостью согласился, несмотря на дождь. Тогда я ещё не настолько полюбил осень, чтобы гулять по ковру из опавших листьев, но первые стихи уже заложили во мне зёрна этой любви. Но гулять вместе с Женей было приятно.

Посёлок Константиновский я мог бы пройти вдоль и поперёк за полчаса своим уверенным быстрым шагом. Нам с Женей некуда было спешить. Мы шли под зонтом очень близко друг к другу. Женя рассказывала мне интересные истории из своей жизни, а я с огромным удовольствием её слушал. Нас сопровождал какой-то уютный осенний дождь, мягкие капли которого нежно шуршали по оставшейся на деревьях листве. Мы шли по ковру из опавшей листвы, открывая для себя что-то новое, доселе неизведанное.

Большую часть времени я молчал. Даже сейчас, общаясь с незнакомыми и малознакомыми людьми, я впадаю в какой-то ступор, а тогда, в 1989 году это было что-то запредельное. Женя на меня не обижалась, по крайней мере никогда не выражала своего неудовольствия по поводу моего молчания. Ей нужен был не столько собеседник, сколько слушатель, которому она могла доверить свои девичьи тайны.

После прогулки по посёлку, мы вернулись в квартиру. Женя накормила меня вкусным обедом, а потом мы сидели в её комнате и слушали магнитофон. Я так и не решился попросить разрешения сфотографировать Женю в её комнате. Время от времени я посматривал на часы, чтобы не опоздать на автобус.

На улице уже зажглись фонари. Женя включила настольную лампу, оставив большую часть комнаты в тени. Мне пора было собираться домой, о чём я и сказал Жене.

− Я тебя провожу, – ответила Женя.

Мы вышли в прихожую. Я быстро оделся, завязал шнурки на ботинках и повесил сумку на правое плечо. Женя надела свою серую куртку, взяла ключи с полки и открыла входную дверь. Мы вышли на лестничную клетку. Женя заперла дверь, и мы пошли вниз. На улице нас ждал осенний дождь. Мы медленно шли на остановку. Женя молчала, а мне было грустно расставаться с ней. Не знаю, какое впечатление я на неё произвёл в нашу первую встречу, но мне Женя очень понравилась.

Глава четвёртая

ВСТРЕЧИ И ПИСЬМА

Дома меня ждало письмо от Жени. Это было очень приятно. За окном шёл нудный осенний дождь, разбавляя мутный свет уличного фонаря, а у меня в комнате было тепло и очень уютно. Свет от настольной лампы падал на мой письменный стол. Я надел наушники и включил последний альбом группы «Чёрный кофе», который слушал в последнее время очень часто. Альбом назывался «Вольному – воля».

Музыка помогала мне сосредоточиться. Слушая голос Дмитрия Варшавского, я написал очередное стихотворение, в котором описал свою первую поездку в Константиновский. Потом я прочитал письмо, буквально впитывая каждую букву, каждое слово. Перечитав письмо ещё раз, я начал писать ответ.