Троянская война. Реконструкция великой эпохи
Эпический цикл о Троянской войне дошел до нас фрагментарно, зато со множеством повторов, которые подсвечивают с разных сторон один и тот же эпизод или сходные эпизоды. Он содержит некоторые противоречия, но все они могут быть отнесены к пересказу событий разными авторами, а также к искажениям, свойственным заинтересованному подбору текстов из большого корпуса преданий.
Реконструкция Троянской войны может быть предпринята путем отделения мифологических сюжетов от реалистичных описаний. Мифология может интерпретироваться либо как занимательная сказка (и тогда она бесполезна для историографии), либо как способ объяснения того или иного поворота событий (скрытая от людей божественная воля), либо как психологический момент в переживаниях героев (скрытый диалог с богом, угрызения совести и так далее).
Троянская эпопея известна нам по нескольким древним произведениям. Причем, написаны они были примерно в одно время, а авторы были свидетелями и участниками войны. Хотя принято считать, что Гомер жил в VIII веке до н.э., «Илиада» не содержит информации о злоключениях героев Троянской войны после взятия Трои, которые Гомеру были известны – и это отражено в «Одиссее». «Илиада» обрывается похоронами Гектора, но автор, переселяя себя в прошлое и приобретая тем самым божественное предвидение будущих событий, уже знает, что Троя падет, а Ахилл погибнет. Правда, он еще не знает, что Одиссей будет скитаться в течение многих лет, прежде чем попадет на Итаку. И соответственно, Одиссей в «Илиаде» не имеет тех эпитетов, которые приобретет в «Одиссее». Автор «Илиады» не знает, что Агамемнон будет убит в результате заговора его жены Клитемнестры. Не знает он и о длительном пребывании Менелая с Еленой в Египте, о судьбе обоих Аяксов и других героев. Отсюда следует, что «Илиада» писалась сразу после падения Трои, а некоторые сюжеты (описание кораблей, описание щита Ахилла, погребальные игры по Патроклу и др.) могли сформироваться еще раньше.
Доводом в пользу раннего формирования базисного текста «Илиады» является представление Гомера о том, что с каждым поколением герои слабеют. Герои Троянской эпопеи бросают камни, которые с трудом подняли бы современники Гомера даже вдвоем. Вопрос: сколько поколений должно пройти, чтобы современники Гомера настолько ослабли? Древние греки предпочитали натуральный ряд чисел и пренебрегали дробями. Поэтому ослабление «более чем вдвое» означает «втрое». Троекратное ослабление героев может произойти за два полных поколения. Поскольку по одной из версий, имевших хождение еще в древности, Гомер является внуком Одиссея, эта версия выглядит вполне правдоподобно.
Троянская война, как принято считать, длилась 10 лет. Но в «Илиаде» сказано, что Елена покинула Спарту 20 лет назад. Что означает: к походу ахейцы готовились 10 лет. Цифра кажется немыслимой, но ровно столько же готовился к войне с греками Ксеркс, которому надо было наказать Афины за непокорность и разгром его экспедиционного корпуса в битве при Марафоне.
Судя по всему, за оскорбленную честь Менелая поначалу не было охотников сражаться. Именно поэтому поход готовился так долго и, вероятно, был связан с существенными изменениями политической ситуации – утверждением гегемонии Агамемнона.
Из контекста «Одиссеи» следует, что Телемах в семье Одиссея родился непосредственно перед походом. Мнимое сумасшествие Одиссея, намеренного таким способом уклониться от участия в общей экспедиции в Трою, было разоблачено, когда новорожденного положили поперек борозды, которую через мгновение должен был распахать Одиссей, прикинувшийся помешанным, на своих быках. Таким образом, возраст Телемаха равен времени Троянской войны плюс время скитаний Одиссея – итого, около 18-20 лет. Что соответствует сюжету «Одиссеи»: Телемах в поэме является молодым человеком, почти юношей. Следовательно, Одиссей присоединился к экспедиции лишь в самый последний момент.
То же самое можно сказать и про Ахилла, которого мать, богиня Фетида, прятала среди девушек, зная, что участие в войне для ее сына будет гибельным. И только дары, среди которых было оружие, позволили разоблачить его: найти переодетого юношу среди девушек. Ахилл схватился за оружие, а не за украшения. Судя по всему, Ахилл был очень юн – не старше 15 лет. И его воинская доблесть проявилась лишь в процессе войны, пока 10 лет ахейцы разоряли Троаду.
В «Илиаде» Ахилл поминает о своем сыне Неоптолеме, который воспитывается на Скиросе. Ахилл называет его «мальчиком». В «Одиссее» говорится о том, что Неоптолема приходится привезти под Трою, поскольку по предсказанию город без него не падет. Из других источников известно, что под Троей Неоптолем выступил как блестящий воин, убивший 6 троянцев, а затем был с другими ахейцами в Троянском коне и во время разорения Трои убил Приама.
Неоптолем убивает Приама
После разграбления Трои ему в качестве трофея досталась Андромаха, вдова Гектора, с которой он и вернулся на родину. Но возникает проблема. Если Неоптолему никак не менее 16 лет, а Ахиллу едва ли более 30 (15 лет во время войны в Мисии + около 10 лет войны под Троей и несколько лет между этими событиями), то чей же сын Неоптолем? Противоречие может быть разрешено тем, что Неоптолем является приемным сыном. Или же история с троянским конем отделена от похорон Гектора еще одним десятилетием? Мы можем утешиться тем, что Неоптолем был зачат Ахиллом в очень юном возрасте – что для сына царя возможно. Еще десять лет войны под Троей – и мальчик вырос в бойкого юношу. Кстати, данная проблема вполне определенно указывает на длительность Троянской войны.
Поскольку в отыскании Ахилла среди девушек принимал участие Одиссей, нам придется предположить, что впоследствии он охладел к идее отправиться в Трою, и поэтому пытался прикинуться сумасшедшим. Ахилл же был вовлечен в подготовку к войне до этого момента. Остается вопрос: зачем Одиссею и другим инициаторам войны нужен юноша Ахилл? Может быть, его миссия уже была известна из предсказаний, в которые гомеровские герои верили столь же глубоко, как и классические греки.
Историчность Неоптолема неоспорима: от него идут родовые связи, генеалогия царей Эпира, истории конфликта с дельфийцами и Орестом, с которым Неоптолем столкнулся после Троянской войны в борьбе за руку Гермионы – дочери Менелая и Елены. Отсюда мы можем вывести, что, называя сына «мальчиком», Ахилл просто вспоминал его в возрасте, когда отправлялся на войну.
Проблему возраста Ахилла мы можем разрешить и иначе – не предполагая, что он еще почти мальчиком стал отцом. Для этого придется согласиться с тем, что уже в начале войны Ахиллу было около 30, а Неоптолему около 10 лет. Следовательно, Ахилл оплакивает Патрокла, достигнув возраста уже около 40 лет, когда Неоптолем уже вырос, но в памяти отца он еще мальчик. Тогда история с юным Ахиллом, спрятанным Фетидой среди дев, оказывается выдумкой – повтором какого-то другого сюжета. Или даже слухом, дискредитирующим Ахилла, к которому Гомер относится без особого пиетета. Нам легче отказаться от этого сюжета, чем пересматривать все остальные, где лишнее десятилетие, необходимое для того, чтобы Неоптолем вступил в войну взрослым, создает неискоренимые противоречия.
Таким образом, Ахилл, вступая в последние битвы Троянской войны и сражаясь с Гектором – уже совсем не юн. Это зрелый муж, воевавший целое десятилетие под Троей и в ее окрестностях. Его «быстроногость» – это характеристика, ставшая стойким эпитетом в самом начале войны. И мы увидим, что эпитет к концу войны уже не соответствует реальности: Ахилл не может догнать убегающего противника.
Уловка Агамемнона
Считается, что «Илиада» связана с заключительной фазой войны, возможно – с последним годом осады Трои. Гомер изложил события этого года сжато, соединив в один день и масштабный разлив реки Скамандр, погубивший отступающее войско троянцев, случившийся, скорее всего, весной, и испепеляющий летний зной, иссушивший Скамандр. Гомер описывает вмешательство бога Гефеста по просьбе его матери Геры, которая хотела спасти от волн Скамандра, наполненного водами горных рек, своего подопечного Ахилла. Это снова весенний сюжет. Значит, время в «Илиаде» спрессовано. Не говоря уже о том, что оно может быть и «перетасовано».
«Илиада» начинается с довольно-таки безобразного спора между Агамемноном и Ахиллом.
Ахейцы требуют от Агамемнона вернуть Хрису его плененную дочь, чтобы умилостивить Аполлона, наславшего на них чуму в отместку за оскорбление его жреца. Агамемнон противится: Хрисеида ему настолько по душе, что он намерен ввести ее в свой дом, отдав предпочтение перед ожидаюшей его из похода женой Клитемнестрой. Но приходится уступить. И тогда Агамемнон заявляет, что не собирается оставаться без своей доли добычи. Он требует, чтобы ахейцы возместили ему потерю Хрисеиды. Ахилл разумно, но довольно грубо, предлагает Агамемнону не требовать излишнего. Ведь после каждой победы он получает большую и лучшую часть военной добычи! Гордость Агамемнона, и так ущемленная необходимостью отдать Хрисеиду, страдает от наглости Ахилла еще больше: Ахилл публично попрекает его! И тогда Агамемнон заявляет, что именно за счет Ахилла и возместит свою потерю, а если тот не согласится, сделает это силой.
Здесь образ яростного героя сразу бледнеет: Ахилл раздумывает, не выхватить ли меч и не убить ли Агамемнона прямо сейчас – вместе с его охраной. Но отступает. Мифология смягчает удар по целостному образу: оказывается, у богини Афины на счет Ахилла другие планы, и она (невидимая окружающим) одергивает своего подопечного за волосы. Здесь Афина – это внутренний голос Ахилла, его разумность и расчетливость.
Ахилл уступает свою любимую наложницу Брисеиду, но при этом грозит, что попытка взять у него еще что-то закончится выпущенными у Агамемнона кишками. Он отказывается помогать Агамемнону в штурме Трои, а его отчаянные мирмидонцы остаются у своих кораблей, где и так уже полно добычи из малых троянских городков.
Хрис просит Агамемнона вернуть ему дочь
До гибели Патрокла в течение большей части «Илиады» Ахилл бездействует. Слава лучшего воина подтверждена лишь словами. О каких-либо подвигах Ахилла до его вступления в битву «Илиада» не сообщает. Скорее всего, слава разгрома троянцев и победы над Гектором осветила всю судьбу Ахилла, которая до этого была не особенно яркой. По крайней мере, ахейцы никак не поддержали его в споре с Агамемноном и прибегли к помощи его войска лишь в самый критический момент битвы, когда троянцы уже достигли их кораблей.
После скандала, едва не кончившегося поножовщиной среди ахейцев, проходит 12 дней. В мифологическом сюжете это время, когда Фетида ожидает возвращения Зевса с пира у эфиопов, чтобы припасть к его коленям с мольбой о защитите сына от бесчестия. И Зевс решает, что ахейцы будут терпеть поражение от троянцев, пока в битву по своей воле не вступит Ахилл. Но как заставить ахейцев, угнетенных эпидемией и распрей, вновь ополчиться? Не воюя, не испытаешь поражения. Зевс использует очень сомнительный метод: во сне сообщает Агамемнону, что тот уже завтра захватит Трою. При этом обманывая царя: замысел лишь в том, чтобы ахейцы пошли в бой, но потерпели бы сокрушительное поражение.
Очнувшийся ото сна Агамемнон размышляет, как ему заставить ахейцев, погрузившихся в праздность еще на 12 дней, вновь почувствовать вкус к битве. Эпидемия уже остановлена (конечно, не волей Аполлона по мольбе Хриса, получившего обратно свою дочь, а в результате очистительных мероприятий, которые в те времена предполагали окуривание парами серы, а также другие не вполне ясные из текста «Илиады» средства). Его решение явно не имеет никой связи с мифологическим сюжетом о сне. Он совершает крайне рискованный шаг: созвав ахейцев, он сообщает им, что Зевс повелел ему возвращаться в Аргос. И предложил грузиться на корабли. Тем самым он вроде бы хотел спровоцировать активность жаждущих сражений, которые должны были бурно протестовать. И этот расчет оправдался. Те, кто первыми бросились к кораблям, проявили себя как смутьяны и были изловлены. Почти сразу им была обещана смерть: когда войско решилось сражаться, Агамемнон прямо заявил, что любой, кого он заметит у кораблей, а не в сражении, станет трупом и будет сожран псами и расклеван птицами. Исключение по умолчанию допускалось только для Ахилла и мирмидонцев. Впрочем, их лагерь был на отшибе и, возможно, обособлен отдельным укреплением и протокой дельты Скамандра.
Агамемнон применил очень тонкий прием: тайную оппозицию своим планам захвата Трои он сделал явной, консолидировал «партию войны» и склонил на ее сторону колеблющихся. В этом ему сильно помогли увещевания Одиссея, который пользовался уважением среди ахейских героев и вождей. Скорее всего, «партия войны» в результате внезапно обострившейся распри победила «партию мира», поскольку бросившиеся к кораблям могли завладеть общей военной добычей, и их поведение было воспринято как попытка отплыть с чужими богатствами и присвоить их себе. А также лишить более воинственных ахейцев их кораблей и, что более важно, ожидаемой победы.
Понятно, что Агамемнон смог сломить безволие, столкнув между собой по-разному настроенных ахейцев. Но вряд ли он мог сознательно исказить волю Зевса, явившегося ему во сне. Как и ахейцы не могли ополчиться вопреки объявленной воле бога, которая была подкреплена также волей их вождя. Агамемнону невольно помог Ахилл. Сконцентрировав на нем свой гнев, царь дал остальным понять, что не потерпит неповиновения, и многие решили, что противостоять воле Агамемнона не стоит. А тут еще подвернулся Терсит («дерзкий») – карикатура на Ахилла. Он стал ругать Агамемнона теми же постыдными словами, что и Ахилл. И тут же получил от Одиссея удар тяжелым скипетром по спине. Его ужимки насмешили окружающих и сняли с Агамемнона оскорбления, превратив их в нелепость. Ахилл, уподобленный Терситу, остался в одиночестве. Отказаться от войны теперь для любого ахейца было бы смешным и позорным. Подобный позор мог перенести только Ахилл, выжидая момент, когда ахейцы не смогут обойтись без него.
Как это было принято в древних обществах, внутренние проблемы разрешались изгнанием «козла отпущения» – реального козла или человека, осуществляющего ту же функцию концентрации всеобщего недовольства самими собой и нейтрализации конфликта в фигуре общего и немощного врага.
Значительную роль сыграло численное превосходство ахейцев, о котором громогласно провозгласил Агамемнон: это превосходство более чем десятикратное. И лишь союзники, помогающие троянцам, позволяют им оказывать хоть какое-то сопротивление. Для штурма Трои армия ахейцев не только скопилась, собравшись вместе после грабежей Троады (в чем и прославился Ахилл, как это следует из позднее приведенных в «Илиаде» сведений), но и сплотилась. Во время эпидемии она невольно отдохнула от брани в безопасности – в отстроенных за долгие годы войны племенных резиденциях, обнесенных мощным частоколом.
Повлияло на ситуацию также предложение Нестора вернуться к древнему построению войска по филам и фратриям. Вероятно, к тому времени построение войск по видам (легкая пехота и лучники, тяжелая пехота, колесницы) уже стало обычным. Но чтобы возбудить воинственность ахейцев, Нестор предложил им агон – соревнование родов и племен ахейцев между собой. Каждый род или племя должны были показать свою доблесть в битве и сравнить себя с другими. Но позднее, когда ахейцы находятся на грани поражения, войско снова строится по прежнему порядку – впереди наиболее сильные воины с самыми большими щитами и лучшим вооружением, независимо от племенной принадлежности. Пока же агон позволяет еще и определиться с долей добычи – какому племени надлежит забрать большую ее часть. Одновременно это был вызов мирмидонцам и Ахиллу, которые явно упускали свою выгоду при ожидаемом крахе Трои.
Начало сражений и поединок Париса и Менелая
Первое столкновение ахейцев и троянцев в «Илиаде» явно относится не к заключительному, а к начальному периоду войны. Иначе невозможно объяснить ни расспросы Приама о том, что за вождей он видит в ахейском войске, ни попытку примирения и разрешения спора о том, кому будет принадлежать Елена Прекрасная, в поединке Париса и Менелая.
Если прошло почти 20 лет (10 лет приготовлений и почти 10 лет войны), то пояснения Елены об ахейских героях были бы нелепы: большинство из них Елена могла знать лишь мальчиками. За прошедшие 10 лет войны Приам уж как-нибудь оказался бы в курсе того, кто возглавляет ахейские племена – герои должны были проявить себя в прочих сражениях и штурмах городов. Также после 10 лет войны был бы совершенно нелепым поединок Париса и Менелая, поскольку подобные попытки ранее должны были уже внушить обеим сторонам представление о вероломстве противника. Наконец, борьба за Елену к тому времени носила бы уже совершенно условный характер: она оставалась бы в браке с Парисом уже почти 20 лет – значительно больше, чем была замужем за Менелаем. И по некоторым версиям уже имела сына или даже несколько детей от Париса.
Таким образом, все комментарии Елены, представляющей ахейских героев Приаму, взирающему на их войска со стен Трои, весь ритуал клятвы перед поединком Париса и Менелая и сам поединок – это события самого начала Троянской войны, возможно, сразу после высадки ахейского войска. И Ахилл не перечислен среди вождей ахейцев не потому, что остался у кораблей, а потому что еще слишком молод и ничем не прославлен – не имеет славы лучшего воина и Елене уж точно не известен.
Ритуал клятвы, который проводит Агамемнон в присутствии Приама, сопровождается очень странной речью, в которой оговариваются не только обязательства сторон в случае победы Менелая или Париса, но и возможность отказа троянцев исполнить этот договор. Агамемнон провозглашает, что в случае победы Менелая отказ от выдачи Елены, увезенных ею с Парисом богатств и пени будет означать бесспорное продолжение войны. При этом Приам уже заранее знает, что не потребует от Елены отправляться к своему бывшему мужу, поскольку ее бегство из Спарты было не по ее воле, а по воле богов. Агамемнон уже знает, что результаты поединка будут им истолкованы в любом случае в пользу войны. Таким образом, ритуал возможного примирения превращается в ритуал начала войны. И обеим сторонам известно, что поединок войны не остановит.
Очень часто свои неудачи или успехи участники Троянской войны списывают на богов. Что позволяет и нам при проведении реконструкции деяния и намерения богов интерпретировать как деяния и намерения людей. Так, обстоятельства способствовали бегству Елены в Трою, но без ее выбора это бегство не состоялось бы. Мы никак не можем признать, что доблесть Ахилла обусловлена только милостью богов (в чем его упрекает Агамемнон). Но и подвиги Ахилла мы должны проследить не по рассыпаемым ему похвалам, а по фактам. Ахилл оказывается не таким быстроногим (его отличительный эпитет) – он не может догнать ни обернувшегося в человека Аполлона (реально же – просто человека, воина), ни Гектора – до тех пор, пока Гектор не пожелал прекратить бег. Ахилл убивает множество героев, но не может убить Энея (Аполлон накрывает Ахиллеса тьмой, и он не может поразить противника) и даже получает от него ранение (разумеется, списанное на помощь Энею Афродиты, его матери).
Когда в ходе поединка с Парисом Менелай одерживает верх, происходит непонятный разрыв сюжета. Менелай, оглушив Париса ударом меча о шлем тащит его к порядкам ахейцев (неясно, с какой целью), а ремень шлема, за который ухватился Менелай, душит противника. Ремень лопается, и у Менелая в руках оказывается трофей, который он бросает своим воинам, вместо того, чтобы вновь напасть на противника. Но при этом откуда-то возникает мгла, которая окутывает Париса и переносит его в Трою к Елене. Мгла – это деяние богов, которое что-то скрывает от глаз людей. Она же накрывает воина, убитого на поле брани. То есть, мгла – это состояние человека, при котором он не может видеть. И именно в это состояние попадает Менелай. Что же с ним произошло? Что опущено в ходе поединка?
Поединок Париса с Менелаем
Следует предположить, что Менелаю тоже досталось от Париса – причем, в тот самый момент, когда он уже торжествовал победу. Дело в том, что Парис в ходе схватки не воспользовался мечом – о мече Париса ничего не сказано, а что он у него был, нет никаких сомнений. Именно этим мечом Парис мог нанести Менелаю такой же удар по шлему, который получил сам. И оглушенный Менелай потерял из виду своего противника, который отступил к рядам троянцев. При этом Менелай был уже безоружен: его копье застряло в щите Париса, его меч разлетелся в куски при ударе о шлем противника. Парис был оглушен и потерял шлем, но и Менелай был оглушен и безоружен.
Вернемся к началу сюжета, когда Парис, еще не облаченный в доспехи, как будто бы отступает к своим воинам, испугавшись грозного вида Менелая. Это отступление предваряет переговоры о поединке. Действительно, странно видеть Париса, который потрясает копьем и вызывает ахейских героев на поединок, а потом, завидев Менелая, отступает и предлагает Гектору провести переговоры о поединке. Это, по сути дела, единственный эпизод «Илиады», в котором Парис проявляет слабость, а потом преодолевает ее, упрекаемый Гектором. Мы можем предположить, что этой романтичной истории не было, что само начало войны было связано с попыткой примирения и заменой сражения поединком двух ревнителей красоты Елены и привезенного ею в Трою богатства (скорее всего, ее приданого). Формальной попыткой, которая ничего не решала. Отступление же Париса связано исключительно с необходимостью подготовиться к поединку после того, как вызов на битву был принят.
Неслучайно в «Илиаде» не звучит упреков в адрес троянцев за их вероломство. А они наверняка были бы, если бы Парис проиграл поединок. Парис не проиграл. Но, очевидно, и не «исчез» с поля брани. Он отступил, сразившись с Менелаем на равных. И тогда ахейцы и троянцы бросились в бой. Или отступил, именно когда обе стороны устремились в битву.
Париса троянцы могли порицать только за отказ вновь встретиться в поединке с Менелаем. На это робко пытается подвигнуть его и Елена. А в троянском войске все недовольны, что поединок не возобновлен – вероятно, в связи с надеждой, что войну все еще можно остановить, если Парис проиграет поединок, а Приам отдаст Елену ахейцам. Но Парис не видит смысла в повторном поединке, ибо он уже отстоял Елену для себя, а Приам вовсе не собирается ни жертвовать сыном, ни отдавать Елену, которая и сама как-то не рвется к прежнему мужу.
Жестокие боги жаждут войны, люди страшатся кровопролития
Божественный вариант руководства людьми – это организация распри между ахейцами и троянцами, которые вовсе не хотят воевать, прекрасно понимая, что клятвы перед поединком – это спектакль, который не стоит пролитой крови. Гера уламывает Зевса, чтобы тот послал Афину как-то подтолкнуть обе стороны к сражению. Афина вселяется в Лаодока, сына Антенора, ближайшего сподвижника и советника Приама. И побуждает Пандара, сына Ликаона применить свое искусство и подстрелить Менелая.
Афина действует странно. Почему бы ей не вселиться прямо в Пандара и без всяких разговоров просто убить Менелая? Нет, богиня полагается на уговоры, а также на вполне человеческое искусство стрельбы из лука.
Скорее всего, эта сцена уже не из первой битвы, а из последующих. Потому что Пандару обещается благодарность Париса-Александра: если не будет его противника, ему не нужно будет выходить на поединок перед очередным сражением и участвовать в нелепом ритуале, который все равно войну не остановит.
Афина в лице Лаодока фактически обещает за убийственный выстрел из лука прекращение войны – возвращение Пандара в Зелию, где он должен будет принести жертвы Аполлону-Фебу за удачу. Но это такая же уловка, как и поединок Париса и Менелая. Разве война может быть остановлена убийством одного из ахейских героев? Напротив, она разгорится еще сильнее!
Афина идет на обман, чтобы растравить у воинов желание сражаться. При этом она сама не может стрелять из лука, потому что это не ее прерогатива. Она манипулирует только копьем. Кроме того, если бы даже она в облике Пандара выстрелила из лука, Менелай был бы мертв. Ибо богиня не может промахнуться. Именно поэтому она лишь убеждает Пандара выстрелить. И сама же предотвращает серьезные последствия этого выстрела. Гомер с подробностью описывает, как искусный Пандар натягивает тетиву «до сосца», чтобы железный наконечник стрелы оказался у изогнутого лука. Афина отклоняет стрелу Пандара, направляя ее в двойную броню у пояса, где соединяется панцирь и бронированная юбка Менелая, который не должен быть убит, но его ранение должно возмутить ахейцев.