Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии

Падение Тодзё

Перелом в ходе войны побудил Сталина задуматься о том, каким образом выторговать у союзников наиболее выгодные для СССР условия вступления в войну с Японией. В то же время в самой Японии после потери Сайпана в июле 1944 года правительство Тодзё было подвергнуто жесточайшей критике. Политическая элита, лидерами которой были Кэйсукэ Окада, Рэйдзиро Вакацуки и Коноэ, строила планы смещения Тодзё. Даже Кидо, который прежде часто поддерживал Тодзё, счел необходимым принести в жертву утратившего популярность премьер-министра [Shusen shiroku 1977,1:131–175; Koketsu 1996:149–156]. Новым главой правительства стал генерал Куниаки Коисо.

1. Контр-адмирал Сокити Такаги. По поручению адмирала Ёная Такаги создал аналитическую группу, разработавшую план выхода Японии из войны. Эта группа, держась в тени главных политических фигур, сыграла ключевую роль в обсуждении условий завершения войны, обеспечении взаимодействия между японскими лидерами и разработке сценария капитуляции.

Библиотека парламента Японии

Падение Тодзё совпало по времени с началом тайной подготовки окончания войны. В конце августа министр флота адмирал Мицумаса Ёнай уволил контр-адмирала Сокити Такаги с активной службы и дал ему отпуск по болезни. Истинной целью этой отставки было данное Такаги поручение составить секретный план выхода Японии из войны. Такаги обладал острым аналитическим умом и был совершенно свободен от того ура-патриотизма, который затуманивал головы большинству его соотечественников. Обладая широкими связями как среди политической элиты (Окада и Коноэ), так и внутри академического сообщества, он имел доступ ко всем важным документам правительства и Высшего совета по управлению войной, который сменил Совместное совещание в качестве главного руководящего органа Японии. Вскоре Такаги привлек к сотрудничеству полковника Макото Мацутани из Министерства армии, секретаря Кидо Ясумасу Мацудаиру и Тосикадзу Касэ, секретаря Сигэмицу. Группа Такаги пришла к выводу, что единственным вариантом окончания войны стало бы заявление императора, обращенное к военному командованию и правительству [Takagi nikki 2000, 2: 765, 823][23].

Чем сильнее ухудшалась военная ситуация, тем более важное место в военной и внешней политике Японии стали занимать отношения с Советским Союзом. 12 сентября 1944 года Высший совет по управлению войной принял решение сохранить нейтралитет с СССР и улучшить отношения с Москвой, чтобы выступить посредником при заключении мира между Советским Союзом и Германией, а также предпринять активные дипломатические усилия, чтобы склонить СССР на сторону Японии после поражения немцев в войне. Для достижения всех этих целей было решено отправить в Москву чрезвычайного и полномочного посла.

Среди особых уступок, на которые было готово пойти японское правительство, было разрешение советским судам проходить Сангарским проливом, упразднение советско-японского соглашения 1925 года, отказ от права на рыбную ловлю в территориальных водах СССР, передача СССР Китайско-Восточной железной дороги, согласие на осуществление СССР мирных действий в Маньчжурии, Внутренней Монголии, Китае и других частях Восточной Азии, признание Маньчжурии и Внутренней Монголии зонами советской сферы влияния, выход из Антикоммунистического и Тройственного пактов, возврат Южного Сахалина и передача СССР Северных Курил. Ради того чтобы удержать СССР от вступления в войну, Япония была готова пойти на существенные жертвы. Однако этого было недостаточно, чтобы утолить аппетиты Сталина. Вопрос размежевания сфер влияния в Маньчжурии не был оговорен в деталях, о Южно-Маньчжурской железной дороге, Дайрене и Порт-Артуре не было сказано ни слова, так же как и о Корее, а Южные Курилы оставались за японцами. На примере этого списка видно, до какой степени японцы недооценивали намерения Сталина[24]. Если советская внешнеполитическая элита требовала, чтобы послевоенное устройство мира базировалось на стратегических интересах и безопасности СССР, то японское правительство полагало, что будет достаточно пойти на минимальные уступки, основанные на исторических притязаниях России.

Следуя инструкциям, полученным от Сигэмицу, Сато встретился с Молотовым и попросил советское правительство принять чрезвычайного посла из Токио. Молотов категорически отверг это предложение. Он сказал, что советско-японские отношения были четко оговорены в пакте о нейтралитете и он не видит причины, по которой какие-либо вопросы, представляющие интерес для обеих стран, не могли бы быть обсуждены по обычным дипломатическим каналам. Кроме того, другие страны расценили бы такие переговоры как возможный советско-японский союз против членов антигитлеровской коалиции[25]. Готовясь к деликатным переговорам с Рузвельтом, на которых надлежало сформулировать условия вступления Советского Союза в войну на Тихом океане, Сталин не хотел, чтобы у американцев создалось впечатление, будто он в то же самое время торгуется с японцами.

В октябре 1944 года Такаги завершил первый всеобъемлющий отчет, посвященный окончанию войны. В нем он указал за и против возможных переговоров с США, Великобританией и Советским Союзом. Такаги перечислил четыре потенциальные задачи американцев: уничтожение японского народа; уничтожение кокутай; реформа политической системы Японии; и международное сотрудничество с признанием гегемонии США в Восточной Азии. Из этих четырех целей Такаги исключил первую как не отвечающую американским интересам; что же касается уничтожения кокутай, то это, по мнению Такаги, имело для США как плюсы, так и минусы. Он считал, что Соединенные Штаты скорее всего будут добиваться решения третьей и четвертой задачи. Поэтому мир, заключенный благодаря переговорам с американцами, оставлял Японии наилучшие шансы сохранить кокутай.

У сближения с Советским Союзом тоже были свои преимущества. Японию и СССР объединяли общие интересы – соперничество с США и Великобританией; кроме того, мир, достигнутый при посредничестве нейтрального Советского Союза, не вызвал бы сильного протеста внутри страны. Но на другой чаше весов лежали возможная пропаганда коммунизма и малая вероятность долгосрочного мира с таким ненадежным партнером, как СССР, чьи интересы в Китае были противоположны японским.

Что касается условий окончания войны, на которых должна была настаивать Япония, то самым важным из них Такаги считал неприкосновенность императорского дома и сохранение кокутай. Важно отметить, что Такаги проводил различие между этими двумя понятиями. Другими условиями были установление демократии и избавление от милитаристских клик, невмешательство во внутренние дела Японии, экономическое выживание японских граждан, отсутствие оккупации, наказание военных преступников самими японцами и независимость стран Восточной Азии. Рассуждая о территориальных уступках, Такаги писал, что Япония должна как минимум сохранить четыре своих главных острова, но при этом не исключал отказа от Курил, Бонин и Рюкю [Takagi nikki 2000, 2: 771–779]. Утрату остальных территорий – за исключением Хонсю, Сикоку, Кюсю и Хоккайдо – он считал неминуемой.

Понятно, что Такаги не выступал от имени японского правительства. Тем не менее нельзя утверждать, что его идеи были оторваны от политической реальности, потому что он возглавлял пусть небольшую и разобщенную, но все же потенциально влиятельную группу чиновников, стремившихся к окончанию войны. В тот момент Такаги отдавал явное предпочтение сделке с США, полагая, что именно в этом заключается наилучший шанс Японии на сохранение кокутай. Можно говорить о том, что в некоторых аспектах интересы этой партии мира пересекались с позицией Джозефа Грю и его экспертов по Японии.

Сталин торгуется с Соединенными Штатами

Пока Япония заигрывала с Советским Союзом, пытаясь заручиться его нейтралитетом, Сталин отчаянно торговался с Соединенными Штатами, заламывая за вступление СССР в войну на Тихом океане высокую цену. Когда Гарриман и посол Великобритании Арчибальд Кларк Керр встретились со Сталиным 23 сентября 1944 года, чтобы проинформировать его об итогах Квебекской конференции, советский вождь дважды выразил удивление тем, что западные союзники, разрабатывая стратегию победы над Японией, не принимали в расчет участие в этих действиях Советского Союза. Он спросил послов, планируют ли Великобритания и США поставить Японию на колени своими силами или заинтересованы в помощи СССР, которую Сталин предлагал им на Тегеранской конференции. После того как Гарриман поспешно ответил, что США, разумеется, очень хотят действовать вместе с русскими, Сталин подтвердил готовность СССР вступить в войну с Японией и поинтересовался у американского посла, какую роль отводят США СССР в этой войне. Гарриман спросил, разрешит ли Сталин союзникам воспользоваться советскими авиабазами в Приморье, как было обещано ранее. Отмахнувшись от этого вопроса, Сталин ответил: «Это не самый важный вопрос». Гораздо большее значение имел тот факт, что СССР был готов отправить на Дальний Восток от 20 до 30 дивизий.

США из кожи вон лезли, чтобы умилостивить советского вождя. Гарриман рекомендовал Рузвельту первым обозначить СССР ту роль, которую уготовили ему союзники, а не ждать, пока Сталин выступит с собственными инициативами. Рузвельт сообщил Черчиллю: «Сталин <…> очень болезненно воспринимает сомнения насчет его готовности помочь нам на Востоке», Гарриману Рузвельт написал, что никогда не сомневался в том, что Сталин выполнит обещания, данные им в Тегеране[26].

В октябре, во время визита Черчилля в Москву, Сталин провел серию бесед с Гарриманом. Он сказал Гарриману, что пока что не готов назвать точную дату нападения на Японию, но «планирование начнется немедленно». Он также подчеркнул, что «необходимо внести ясность в политические аспекты», намекая на то, что участие СССР в этой войне должно быть вознаграждено. Сталин обещал американцам предоставить доступ к авиационным и военно-морским базам СССР на Камчатке, потребовав взамен «резервы в виде еды и авиационного и автомобильного топлива, достаточные для двух- или трехмесячных операций», а также «рельсы и прочее транспортное оборудование». Он также выразил пожелание, чтобы США начали регулярные поставки четырехмоторных самолетов для советских ВВС, и согласился на совместные заседания советского и американского штабов в Москве[27].

Гарриман охотно согласился обеспечить снабжение баз в Приморье. Сталин не ожидал, что война с Японией затянется, поэтому двухмесячных резервов должно было хватить. Также Сталин добавил, что необходимо внести ясность в политические аспекты участия СССР в войне. «Русские должны знать, за что они воюют, – сказал он. – Мы имеем определенный счет для предъявления Японии». Однако в тот момент Сталин не прояснил, в чем именно состоит этот счет[28].

Одновременно со всеми этими переговорами Сталин готовил страну к войне. Все последние годы советское правительство старалось не делать каких-либо антияпонских заявлений, чтобы не спровоцировать нападение Японии на СССР. Однако 6 ноября в своей речи, посвященной годовщине Октября, Сталин впервые назвал Японию агрессором и сравнил нападение японцев на Перл-Харбор с нападением немцев на Советский Союз. В это же время советской прессе была дана свобода печатать статьи, направленные против Японии[29].

Если Сталин рассчитывал, что за помощь в войне с Японией США уступят его требованиям, то он был совершенно прав. В ноябре 1944 года Объединенный комитет начальников штабов провел анализ возможного участия СССР в войне с японцами, из которого следовало, что безотносительно стратегических задач США национальные интересы СССР неизбежно требовали от русских вступить в Тихоокеанскую войну. «Однако, – писали составители этого отчета, – наше общее мнение сводится к тому, что чем скорее русские начнут военные действия, тем лучше для нас». В конце отчета говорилось, что Объединенный комитет начальников штабов выступает за «скорейшее вступление русских в эту войну» и готов «без предубеждений оказать максимальную поддержку в нанесении главного удара по Японии». Участие СССР в военных операциях было необходимо не только для того, чтобы связать японские войска в Маньчжурии и Северной Корее, но и чтобы «перерезать линии коммуникаций между Японией и континентальной Азией» [Entry 1955: 39–41].

14 декабря Гарриман встретился со Сталиным и обсудил поставки по ленд-лизу на Дальний Восток. Гарриман сообщил Сталину, что, несмотря на нехватку ресурсов для ведения военных действий в Европе и подготовку к Филиппинской операции, Рузвельт и Объединенный комитет начальников штабов согласились выполнить его требования в полном объеме и как можно скорее. Также американский посол спросил, что имел в виду Сталин, когда упомянул в октябре «политические аспекты» участия СССР в войне с Японией. Сталин вынес из соседней комнаты карту и сказал, что Южный Сахалин и Курилы должны быть возвращены Советскому Союзу. «Сейчас подступы к Владивостоку полностью контролируются японцами, – сказал он. – СССР вправе рассчитывать на защиту путей, ведущих в этот важный порт. В настоящее время все выходы в Тихий океан блокирует противник». Затем Сталин провел черту вокруг южной части Ляодунского полуострова, включая Дайрен и Порт-Артур, и заявил, что СССР рассчитывает снова арендовать эти порты. Кроме того, Сталин заявил о желании арендовать КВЖД и ЮМЖД. Также он потребовал сохранения статус-кво Внешней Монголии[30].

Гарриман не выразил удивления этими требованиями. Его единственное возражение касалось аренды Дайрена. Он сказал, что лучшим вариантом было бы превращение Дайрена в международный свободный порт. Сталин ответил просто: «Мы обсудим этот вопрос в другой раз».

Вопрос с пактом о нейтралитете

Пока Сталин готовился к войне с Японией, перед советским правительством встал непростой вопрос, касавшийся пакта о нейтралитете, согласно которому, если одна из сторон не денонсирует его за год до его окончания, он автоматически продлевался еще на пять лет. Безусловно, Советский Союз намеревался расторгнуть этот пакт до наступления крайнего срока. Однако такое действие послужило бы для японцев явным сигналом о намерениях СССР. Оно даже могло спровоцировать Японию на нанесение предупредительного удара по Советскому Союзу до того, как Сталин завершил бы приготовления к войне. Сталин не хотел быть связанным пактом о нейтралитете. Однако для того, чтобы нападение СССР стало неожиданным, он должен был убедить японцев, что СССР будет соблюдать условия пакта до его истечения в апреле 1946 года.

10 января 1945 года Лозовский послал Молотову служебную записку, в которой рекомендовал советскому правительству денонсировать пакт о нейтралитете до наступления крайнего срока. Лозовский предлагал объявить о расторжении пакта таким образом, чтобы у Японии оставалась надежда, что уступки с их стороны смогут привести к его продлению. По мнению Лозовского, СССР следовало приступить к переговорам о продлении пакта в октябре-ноябре 1945 года, когда ситуация в Европе и Азии окончательно прояснится[31]. Лозовский по-прежнему считал, что СССР стоит воздержаться от участия в этой войне, и был убежден в том, что пакт о нейтралитете будет иметь силу до своего истечения.

Нет сомнения в том, что этот вопрос обсуждался на самом высоком уровне. Сталин и Молотов были согласны с Лозовским в том, что касалось денонсации пакта о нейтралитете, но вопреки рекомендациям Лозовского Сталин уже принял решение о войне с Японией, и Молотов, скорее всего, был в курсе этих планов. Но для того, чтобы одурачить японцев, необходимо было также обмануть и свою внешнеполитическую элиту. Ни Лозовский, ни Малик не были проинформированы о тайном замысле вождя. Однако Сталину с Молотовым так и не удалось решить несколько ключевых вопросов: как денонсировать пакт о нейтралитете, не спровоцировав Японию на нападение; поддерживать ли иллюзию того, что пакт будет действителен еще год, или разорвать его в одностороннем порядке, чтобы иметь полную свободу действий; и, если будет решено обмануть японцев, заверив их, что СССР продолжит сохранять нейтралитет, как нанести неожиданный удар по Японии, не вызвав обвинения в нарушении пакта.

«Большая тройка» в Ялте

Ялтинские переговоры Рузвельта, Сталина и Черчилля длились с 4 по 11 февраля 1945 года. Вопрос о Дальнем Востоке был поднят на неофициальной встрече между Рузвельтом и Сталиным 8 февраля – на пятый день конференции.

2. Ялтинская конференция, февраль 1945 года. Слева направо: Черчилль, Рузвельт, Сталин; за спиной Рузвельта стоит начальник Штаба президента США Уильям Лети. Сталин дал слово вступить в войну с Японией через три месяца после капитуляции Германии, а в ответ Рузвельт обещал передать СССР права на Южный Сахалин и Курилы и согласился с тем, что русские обладают «преимущественными интересами» в Маньчжурии. РГАКФД

Сталин перечислил уже высказанные им в разговоре с Гарриманом особые условия, на которых Советский Союз вступит в войну с Японией, и всего через 15 минут Рузвельт согласился со всеми его требованиями. По словам А. А. Громыко, советского посла в Соединенных Штатах, Рузвельт еще до этой встречи послал Сталину записку, в которой принял условия советской стороны о статусе Южного Сахалина и Курил. Когда Громыко перевел Сталину письмо Рузвельта, тот был очень доволен и, расхаживая по кабинету, повторял вслух: «Хорошо, очень хорошо!» [Громыко 1988,2:189]. Сталин уже успел ознакомиться с подготовленной для Рузвельта перед Ялтинской конференцией запиской Блейксли, в которой рекомендовалось сохранить права на Южные Курильские острова за Японией, а Северные и Средние Курилы передать в юрисдикцию международной организации, возглавляемой Советским Союзом. Сталин был очень рад, что Рузвельт не стал следовать рекомендациям Блейксли[32]. Ему удалось убедить США в том, что в основу послевоенного мироустройства должны быть заложены не исторические претензии СССР, а его стратегические интересы.