– Я ждала тебя. Как поживает киевский князь Михаил Олелькович? – спросила вкрадчиво игуменья Анастасия, держа свечку, осенила многократно крестным знамением угрюмого молодого гостя. – Готов ли он стать наместником Новгорода?
– Матушка, вдова Марфа будет рада его решению, к лету состоится свадьба назло московитам. Князь Иван для нас господин, но не государь! Он не царь, сам платит дань татарам.
– Какие новости ты привёз для Казимира? – апостольник и поверх его клобук прикрывали лицо монахини. Лишь нос, рот и глаза слегка подчёркивали облик женщины.
– Плохие вести, матушка, простой народ ругает бояр Борецких за предательство.
– Ты тоже боярин, как тебя понимать?
– Матушка, я крепко всего верую в Исуса, Господа истинного и животворящего.
Игуменья вздохнула и покачала головой:
– А как же быть с девушкой, которую мы здесь тайно держим? Она вскорости отдаст душу Господу.
– Не терзай меня.
– Выполни мою просьбу, и я молитвами верну её к жизни. Разве ты забыл, какой пышущей здоровьем она выглядела раньше. Не девушка, а ангельский цветок!
– Ради этого я должен зааминить[2 - Зааминить – убить.] князя Ивана!
Игуменья приложила палец к губам. Старческое морщинистое лицо отодвинулось от свечи, словно напуганная светом голова змеи.
– Тише. Враги повсюду. Не могу же я везде расставить надежных слуг. Верить нельзя даже безмозглым птицам. Найдутся монашки – болтливые кукушки, разнесут по всему царству. Не даром к нашему монастырю приглядываются то тульские, то московские ищейки, рыщут в лесах как волки.
Забрезжил рассвет. Уединенное возвышенное место, окруженное со всех сторон водою и покрытое густым дремучим берёзово-еловым лесом, рано принимало розовые лучи на бревенчатые почерневшие от времени постройки.
Под цвет зари засверкали на крышах лемехи из осиновых дощечек. Словно стайки рыб расплескались они светлой чешуей. Невысокие кельи и часовня были защищены от зверья заплотом из остроконечных брёвен высотой в несколько сажень.
Над скитом кружились сизые почтовые голуби.
Запрокинув голову, Зеленя смотрел, как стайка вьётся в поднебесье, блистая крыльями. Где же та голубка, с которой он отправил письмо игуменье о скором приезде?
– В библии написано, что голуби, известили людей об окончании всемирного потопа, – сказал подошедший Пепелюга.
Словно в подтверждение его слов, с высоты упало на ладонь монаха пуховое перышко, мягкое, тонкое и шелковистое,
– Как перо жар-птицы блестит! – обрадовался монах.
– В какой келье обитает Полонея? – измученный бессонной ночью, спросил боярин.
– Ты её не увидишь. Здесь запрещено общение. Впрочем, пленница стала заговариваться. Не понять её речи. Кто знает, может, её слова – бесконечная молитва. Но нам вскоре нужно будет удалиться из обители, чтобы не смущать монахинь.
Кельи стояли в ряд. В маленькое окошко можно было увидеть только одну келью. Уединение, тишина и покой исцеляли от суетной жизни.
Монахини встречались лишь дважды в неделю на всенощной, в пустыне и мрачности в борьбе со страстями готовили себя для подвига духа.
Полонее послышался звон колокольчика или сердце так стучит? Она подошла к окну. Щебетание птиц манило выйти на крыльцо.
Глаза её видели совсем другой мир из прошлой жизни.
– Зайга, милая, сообщи Яну. Пошли ему голубку с письмом, что я нахожусь в высокой каменной башне на берегу моря, – кричала она со ступенек в небо.
– Кажется это голос Полонеи, – сказал Зеленя и побежал к кельям, втаптывая траву червлеными сафьяновыми сапогами.
– Нельзя туда, боярин! – закричал монах и понёсся вслед чёрным облаком.
Но Зеленя его не слушал.
Ветром раздувало взлохмаченные светлые волосы девушки. Она была в красном сарафане. На ногах лазоревые башмаки, расшитые золотом и унизанные жемчугом.
Зеленя приблизился к ней, упал на колени. Смотрел в красивое замутненное печалью лицо.
Но девушка его не замечала. Устремляя взгляд вдаль, молила непрерывно о помощи.
– О чём она говорит? Я не понимаю ни слова! Так её не постригли в монахини?
– Я тебе говорил, боярин, что она блаженная.
– Я её заберу с собой.
– Нельзя, боярин. Она ничего не ест. Ослабла. Надо тайно найти ворожею, чтобы игуменья не знала. Вот тогда и увози.
– Но как её оставить в таком состоянии!
– Спасётся, если уверует в Исуса Христа. Давно не подходит к иконам. Может, в неё вселился бес?
– Наверное, над ней надругались татары. Боится греха.
– Я не видел, чтобы она крестилась. Выглядит как еретичка либо колдунья. Держись от неё подальше, боярин.
– Если бы я знал, чья она дочь.
– А зачем же ты её привёз сюда?
– Услышал стон в повозке. Ехали мы в Тулу с отрядом, сопровождая торговцев. Приказал открыть покрывало татарину. Под ним Полонея лежала.
– Авось, у неё другое имя? Она сейчас на своё имя не откликается.
– Нет, она была во здравии. Говорила, что её выкрали. Били сильно, издевались. Не могла только вспомнить, где живут её родители.
– По правде говоря, боярин, зря ты связался с Анастасией. Не будет тебе добра.
– А как мне быть? Если я не убью Ивана Васильевича, она изведет Полонею муками.
– Думай, боярин. Ради спасения одной души ты готов стать предателем и казнить другую. Князь Иван для нас посланец бога, он собирает русские земли, чтобы не отдать Литве Новгород. А ты коварным убийством поможешь недругам и Золотой Орде.
– Помоги мне Пепелюга.
