Отель «Китовый райк»
– У меня дочь, – словно оправдываясь, пояснил Тимур, поняв, что Зина увидела заставку телефона.
– Поздравляю, – сказала она сухо. – Где дверь, ты знаешь. И перестань уже сюда приходить, пытаться доказать самому себе, что ты все сделал правильно. Так это или нет, сейчас уже все равно. Перекресток, на котором мы разошлись, далеко позади, и назад пути нет. Просто прими как факт.
– Я люблю тебя, – просто и оттого очень искренне произнес Тимур и посмотрел Зине прямо в глаза. Тут она поняла, что он вовсе не пьян и это всего лишь оправдание, а еще Зина прочла в его взгляде, что он действительно верит в собственные слова о чувствах.
– Знаешь, если ты сел не в тот поезд, необходимо выйти на первой же остановке, – сказала Зина мягко, словно жалея этого когда-то родного ей человека. – Ведь чем дальше ты проедешь не туда, тем выше стоимость возвращения. И это, Тимур, касается не только поездов. Ты заехал так далеко, что оплатить обратный билет сам уже не сможешь. Цену твоей ошибки будут оплачивать и жена, и дочь, и я, а это уже нечестно.
До дома Зина добиралась часа два. Оставив свою машину у «Избы», она села в полупустой трамвай и уставилась в окно. Сейчас нельзя было сразу домой, следовало побыть среди людей, чтоб почувствовать, что она еще жива. Легче всего это было сделать в общественном транспорте, среди спешащих пассажиров и их мыслей, при желании их можно было с легкостью прочитать на лицах уставших после трудового дня людей. Именно среди них легче всего было почувствовать жизнь здесь и сейчас, и ее трагедия уже не казалась такой масштабной и всепоглощающей.
Сегодня Алексей попытался дать ей совет, но он не понимал, что просто не в состоянии этого сделать. Как там звучит пословица: сытый голодному не товарищ. Вот и тут так же: счастливый семьянин неудачнику на данном поприще не советчик, потому что не понимает его и смотрит на проблему через розовое стекло своего счастья.
Зине тоже хотелось сказать Тимуру «люблю», очень хотелось, но лишь чувство порядочности и стойкое понимание, что это ни к чему хорошему не приведет, не позволило ей этого сделать.
Надо срочно влюбиться, срочно.
Пообещав себе именно так и сделать, как только достойный претендент появится на горизонте, Зина вышла на своей остановке и уже несколько веселее зашагала к дому.
Широкий подъезд встретил Зину прохладой и запахом старости. Этот запах невозможно вытравить, хоть сто раз перекрась стены. Старея, здания, вещи, люди начинают пахнуть особенным образом, и этого не исправить ни духами, ни ремонтами. Это запах увядания, запах ухода.
Зина могла позволить себе купить новую квартиру. Так поступили все члены агентства «Дилетант», но в ее случае дело было не в деньгах. Квартира была тем единственным материальным свидетельством ее существования. После смерти деда все в ее жизни полетело кувырком, и девушка открывала для себя все новые факты своей, как оказалось, не простой биографии. Сначала встреча с матерью на Ольхоне, которая категорически отказалась ее признавать. Потом найденный Эндрю в недрах интернета факт, что супруги Звягинцевы погибли в Африке, когда Зине было всего пять лет, и непонимание, кого тогда она обнимала раз в год, когда родители приезжали в отпуск, терзали душу. Затем вообще все перевернулось, когда Зина встретила отца, и вот тот оказался более разговорчив, чем мать, и подтвердил ее догадки, что они Зине не родители, а только играли их роль по просьбе деда. Ну и вишенка на торте – красный зонт-трость, тот, что пылился на антресоли и в ручке которого она нашла записку от деда. Перечитав ее миллион раз, Зина помнила каждое слово наизусть.
Привет, друг мой Зинка. Надеюсь, ты уже поняла, что особенная. Но я не спешу тебя поздравлять с этим. Потому как тебе, как и когда-то твоим настоящим родителям, предстоит служить нашему неспокойному миру, нашей великой стране и Богу.
Организация, в которой состояли твои родители, выдающиеся люди, в которой состою и я, призывает своих дочерей и сыновей внезапно. Именно поэтому так неожиданно исчезли из твоей жизни мать и отец, а потом оставил тебя я. Призовет когда-нибудь она и тебя, и тогда, невзирая ни на какие личные обстоятельства, ты должна будешь встать в строй. Потому что есть что-то большее, чем жизнь одного человека, – это существование всего человечества. А пока живи так, словно каждый день может стать последним. Люби, плачь, смейся и неси людям справедливость. И главное, знай, Зинка, я против грусти.
Надеюсь, свидимся,
Савелий Сергеевич Штольц.Пусть я не дед тебе по крови, но бесконечно любящий тебя старый человек.
После обнаружения этой записки у Зины жизнь разделилась на до и после. Нет, не так, как после постановочной смерти деда, она рухнула именно после этой записки. Разрушилась последняя константа в ее жизни – дед. Даже когда она думала, что он мертв, – жили воспоминания о нем, об их совместной, такой родной и дорогой для Зины жизни, а сейчас и этого не стало, словно бы вся та ее жизнь была постановкой.
И вот теперь старая квартира, в которой Зина выросла, служила доказательством, что ей не показалось и ее жизнь до двадцати одного года все-таки реальна. Был дед, были чаепития, вечерние занятия на кухне и очень много душевных разговоров, сидя в огромном кресле рабочего кабинета деда.
Поэтому сейчас ни о какой продаже квартиры и покупке новой речи не могло и быть. Квартира была больше чем квартира.
Открыв на автомате дверь, Зина бросила ключи на тумбочку и хотела уже надеть тапочки, как замерла от ужаса. На стойке для обуви не было тапок деда. Они стояли тут уже пять лет, и это было законом. С них даже не вытиралась пыль. Они стояли немного неровно, именно так, как он поставил их, когда вышел последний раз из квартиры, и никто не нарушал этот порядок вещей. Да и нарушить-то его было некому, Зина жила одна и гостей не жаловала. Она даже не могла вспомнить, когда кто-то был у нее последний раз. Из потока мыслей сформировался единственно верный вывод, и она громко сказала:
– Привет, Савелий Сергеевич. Какими судьбами?
Из кабинета вышел дед. Он сильно постарел и похудел. Пять лет сказались на немолодом уже человеке очень сильно, и сердце у Зины сжалось от жалости к нему.
– Ты можешь по-прежнему называть меня дедом, – предложил он, улыбаясь, как обычно, одними глазами.
– А тебя на том свете, смотрю, совсем не кормили, – выпалила Зина первое, что пришло ей в голову.
– Знаешь, Зинка, я против грусти, – ответил ей Савелий Сергеевич и как-то виновато подмигнул.
Глава 2
Иногда мельком произнесенная фраза не только переворачивает жизнь одного человека, но и меняет ход истории. Мелочей не существует в принципе. Более того, к мелочам стоит присматриваться даже более тщательно.
Савелий Сергеевич Штольц, глава тайного общества «Северное сияние». Записки на полях
– Владимир Леопольдович, – услышал он, как его вновь, десятый раз за последние полчаса, окликнула помощница.
Алина Николаевна была девушка ответственная, но немного странная. Бывало, останавливалась как вкопанная и смотрела в одну точку, не реагируя на внешние раздражители, чем очень пугала людей и, в частности, своего шефа. В такие моменты казалось, что она вообще не здесь, а где-то очень далеко, ушла, оставив свое тело, как блондинка машину, – плохо припарковав. Бывали и другие странности: Алина Николаевна вдруг начинала креститься и шептать что-то нечленораздельное, причем, насколько он мог понимать, это были не молитвы, и это, надо сказать, смотрелось пугающе в исполнении еще молодой женщины. Она не дружила ни с кем на территории отеля, а на ухаживания противоположного пола, будь то гость или коллега, всегда реагировала жестким отказом, при этом, как прочитал он в анкете, Алина Николаевна никогда не была замужем и, судя по ее реакции на мужчин, даже не собиралась. В целом это было странное поведение для девушки тридцати лет, довольно приятной внешности, но не самое критичное.
Помощница досталась ему по наследству от предыдущего управляющего отелем, она очень трепетно подходила к своим обязанностям, и потому Владимир Леопольдович тянул с ее увольнением, уговаривая себя пожалеть юродивую. Особенно теперь, когда их отель становился площадкой для проведения международной конференции по экологической безопасности планеты. Хозяин отеля выиграл данный тендер полгода назад, и сейчас все усиленно готовились к событию глобального масштаба.
Столь пафосное название мероприятия пугало и накладывало огромную ответственность. Гостиница, где он уже вот как три месяца работал управляющим, была не просто пятизвездочным отелем. «Китовый райк» был экологичным глэмпингом со всеми удобствами. Это был единственный пятизвездочный отель в русском Заполярье среди дикой природы. Здесь словно бы начинался мир, ну или заканчивался, это уж кому как хотелось думать. Его номера, ресторан, конференц-зал и даже небольшой крытый бассейн – все располагалось в сферах разного размера. По дорожкам ездили мини-электрокары, на них передвигался персонал, перевозился багаж, а также патрулировала охрана. Такие же автомобили прилагались к каждой сфере-номеру для личного пользования отдыхающих. На них было удобно передвигаться по территории отеля – летом не жарко, работал кондиционер, зимой не холодно, соответственно, обогревала печка, а также не страшны были ветра, которые частенько приходили на побережье. В отеле все было экологически чистым: и мебель, и все материалы, и даже мини-автомобили. Из вредного для «зеленых» оставили только интернет, хотя была попытка и его отключить, но гости воспротивились – повестка повесткой, но даже экологи привыкли к комфорту. Слаб человек и лоялен к своим маленьким слабостям. Мобильные здесь почти не ловили, и потому вай-фай был просто необходим. Ну не могут уже современные люди без него, как ни крути.
Небольшие сферы-номера походили на прозрачные клошеры – купола, которые используют для защиты блюд в хороших ресторанах. Данная задумка очень нравилась Владимиру Леопольдовичу, особенно из-за местонахождения глэмпинга. Хоть он пришел работать в отель управляющим всего три месяца назад, в марте этого года, но все же успел насладиться чудом под названием северное сияние. Это зрелище просто невозможно было описать словами.
Владимир Леопольдович родился на юге России и потому только в учебниках по географии да в научных фильмах мог лицезреть данное явление, но лишь здесь он понял, что все это ерунда. Никакое видео, а тем более фото не могут передать этого великолепия. Он даже не мог дать этому феномену определение. Более всего ему подходило слово «чудо». Конечно, старожил отеля водитель Ленька с удовольствием рассказывал ошеломленному этим волшебством Владимиру Леопольдовичу, что самое красивое северное сияние зимой, когда на сорок два дня полярная ночь укрывает Кольский полуостров своей чернотой.
Северное сияние в этих краях можно было увидеть с конца августа и по апрель, а потому насладиться Владимиру Леопольдовичу им пока вдоволь не удалось – наступил полярный день. Но сферы-номера были устроены не только для любования северным сиянием, но и для полярного дня. Их предусмотрительно оборудовали блэкаут-шторами, которые закрывались нажатием одной кнопки, делая полярный день ночью.
Сферы были прекрасны еще и тем, что располагались прямо на берегу Баренцева моря в Варяжском заливе, выходящем на Малую Волоковую губу, которая, к слову, практически не замерзает, находясь под влиянием теплого Нордкапского течения – одной из веток Гольфстрима. Поэтому можно было любоваться морем, северным сиянием, звездами, не выходя из своего номера, в шикарном кресле с бокалом вина или чашкой фирменного чая с морошкой. Совсем ленивые могли это делать даже из своей постели.
А еще к их берегам периодически приплывали киты. Владимир Леопольдович уже ездил на прогулку, которую называют «китовой рыбалкой». У их отеля был и свой причал, и свои самые современные суда, на которых они устраивали гостям такие прогулки. Конечно, никто на китов не охотился и их не ловил, это была фигура речи. Китов искали просто для того, чтоб посмотреть на этих великолепных животных. Покоренный северным сиянием, Владимир Леопольдович даже не предполагал, что может отдать первое место по зрелищности чему-то другому, но ему пришлось это сделать после морской прогулки. На той рыбалке им повезло, как сказали моряки, клюнуло. Миграция китов в Баренцевом море до сих пор не изучена, и нет стопроцентной вероятности встретиться с этими красавцами, но эхолот засек движение, и началась охота. Владимир Леопольдович, конечно же, ожидал чего-то грандиозного, но, когда малый полосатик тонн так под десять, считающийся в семействе китов самым маленьким, выпрыгнул из воды на всю длину своего туловища, совершил невероятный кульбит в воздухе и вошел обратно в воду, сердце чуть не разорвалось от восторга. Великолепие этого действа невозможно было передать словами, только увидеть и принять. Так сказать, запечатлеть глазами и душой. Это было настолько невероятно впечатляюще, что позже Владимир Леопольдович даже не верил собственным воспоминаниям, сомневаясь, неужели это произошло с ним, неужели он это видел своими глазами.
Видимо, именно из-за всей этой невероятной красоты экологи и выбрали их отель для не нужных на самом деле никому разглагольствований о спасении природы, которые никогда ни к чему не приводят. Здесь, на краю земли, в шести часах езды на внедорожниках от Мурманска, без нормальной связи и стабильного интернета, это чувствовалось как нельзя остро. Все, что говорили и предлагали ученые-экологи, было лишь шумом в ушах. Природа неподвластна человечеству, и если уж она захочет уничтожить его, то никакие конференции уже не помогут.
– Владимир Леопольдович, – помощница Алина, устав кричать, вошла в кабинет, – ну надо что-то делать. У нас через неделю заезжает почти сотня туристов одновременно, это полная загруженность отеля, такое событие, такая ответственность, а шеф-повар сбежала!
– Как?
– Молча, – уточнила помощница, – прихватив с собой набор ножей.
– Как сбежала? – повторил управляющий отелем. – У нас тут что, Москва, можно сесть на любой вид транспорта и отправиться в желаемую точку на планете незамедлительно? Или она пешком с узелком за спиной по тундре ушла, как ежик в тумане?
– Так она же с ножами, – пояснила его помощница, не понимая его сарказма, и развела руками, словно бы удивляясь, что ее начальник ничего не понял.
Владимир Леопольдович поставил напротив имени помощницы еще один минус – плохое чувство юмора. Для него, человека, родившегося на юге, это было одной из самых важных черт в человеке.
– Вы думаете, тот факт, что шеф-повар ушла с ножами, должен мне все объяснить? – спросил Владимир Леопольдович, почесав свою козью бородку, которую он отрастил исключительно для солидности. Ему казалось, что должность обязывает, да и подчиненные, хоть их и немного, будут более уважительно относиться к двадцатисемилетнему начальнику. – Тогда прошу пояснить и мне вашу логику, пока же она мне недоступна, и я немного комплексую.
– Она поехала ножи точить, – сказала помощница по слогам, будто разговаривая с маленьким ребенком, – она так делает раз в месяц. Они какие-то там особенные, вот наш Ленька ее и повез. Сначала все было как обычно…
Ленькой звали шестидесятилетнего водителя при отеле. Несмотря на возраст и уменьшительно-ласкательное имя, лучшего спеца было не найти. Он умел вести внедорожник так, что казалось, ты едешь по асфальту, а не по проселочной дороге в тундре. Однажды Ленька заболел и прислал себе на замену сына, здоровенного детину лет сорока, и вот тогда все гости отеля и персонал смогли оценить талант Леньки сполна. Сынуля водил все тот же внедорожник так, что людей выворачивало уже на полпути, вытряхивая внутренние органы.
Телефон у Владимира Леопольдовича пискнул, высветив новое сообщение. Продолжая одним ухом слушать историю о бегстве поварихи, он разблокировал телефон и зашел в мессенджер. Сообщение пришло от номера, который молчал уже три месяца.
Улыбка непроизвольно растянулась на его лице, делая его в глазах помощницы глупым. Он так не улыбался уже давно, потому как запретил себе казаться несерьезным, и вот не сдержался. Наконец его мучения закончатся.
– …как думаете? – закончила свой рассказ вопросом Алина Николаевна, а Владимир понял, что не слышал, о чем она говорила последние пять минут. Все его мысли крутились вокруг долгожданного сообщения.
– Я думаю, – начал Владимир Леопольдович, подбирая слова для того, чтоб избавиться побыстрей от помощницы и обдумать план такого долгожданного события, – что вы во всем правы. Идите и действуйте немедленно.
Довольная помощница выскочила из кабинета, а Владимир даже не заметил ее внезапно загоревшихся глаз.
Оставшись же одна, Алина Николаевна быстро набрала номер телефона, что знала наизусть, и едва услышала: «Слушаю», гордо произнесла:
– В «Китовый райк» срочно требуется повар.
Глава 3
Люди с родными более жестоки, чем с чужими. На родных накричать просто и легко, чужим даже сделать замечание – проблема. Просто факт.
Савелий Сергеевич Штольц, глава тайного общества «Северное сияние». Записки на полях
– Это было как минимум жестоко, – сказала Зина, по-прежнему не глядя деду в глаза.
Сейчас они сидели на кухне и пили чай, который тот заварил в пузатом чайничке, пока ждал Зинку. Он вообще двигался по квартире уверенно, словно только вчера вышел из нее за хлебом, и не было этих пяти лет его мнимой смерти, как не было Зинкиных слез и одиночества.
– Почему у тебя в холодильнике нет молока? – не отвечая на ее претензию, спросил Савелий Сергеевич беззаботно, но по нарочито веселому тону было понятно, что на самом деле он волнуется.
– А я больше не пью чай с молоком, – просто ответила Зина. – Уже год как не пью. С тех пор как узнала, что тот, кто научил меня пить чай с молоком, предатель.
Сейчас взглянув ему прямо в глаза, она как на быстрой перемотке увидела их общее прошлое, то, как он учил ее кататься на велосипеде, как пугался, когда она болела, и сидел часами у ее постели, постоянно ставя градусник. Их спонтанные путешествия и постоянные беседы и рассуждения на не по годам философские темы. Все их разговоры Зинка считала простым развлечением и лишь позже поняла, что это были психологические тесты и задания, которые он на ней проверял.
– За что? – спросила она, вынырнув из воспоминаний, как из омута. Дыхание сбилось, и слезы, как ни старалась сдержать их Зина, все же потекли.
Хотелось спросить что-то еще, возмутиться, топнуть ногой, закричать, но не хватало воздуха. Тот почему-то очень дозированно поступал в грудь, и Зина, переводя дыхание, как выныривающий пловец, хватала его всей грудью громко и тяжело. От бессилия и невозможности справиться с эмоциями Зинаида вскочила и выбежала в коридор. С ней случилась самая настоящая истерика, какая может быть только от обиды. Именно обида сейчас сжимала ее грудь, не давая дышать, именно обида обильно поливала ее щеки соленой водой. Это была обида на деда, которую Зина носила в себе весь последний год. Подспудно она ждала этой встречи и ночами, пялясь в потолок, представляла себе ее в мелких подробностях. В мечтах она видела себя сильной и даже надменной, но в реальности не справилась, не смогла. Видимо, притаившаяся внутри горечь оказалась сильнее Зинки и не дала той сохранить лицо.
Вдруг на глаза попался зонт-трость, висевший на вешалке. Инородный предмет для этого дома. Это был не тот простой зонт, с которым раньше ходил дед. Тот был похож на Зинкин, с такой же красивой резной ручкой, только черного цвета. Сейчас же на вешалке висел предмет, который как минимум должен выставляться в музеях. По сути, это был зонт, но и его ручка из белой кости, и высокое основание были произведением искусства; сам же он даже в сложенном состоянии переливался разными цветами, повторяя оттенки северного сияния.
Как ни странно, но именно вид этого зонта успокоил Зину и позволил вернуться в состояние, когда она могла себя контролировать. Чем-то неуловимо хорошим и родным повеяло от него. Зинка не могла понять чем, но чувствовала это очень точно.
– Ты узнала его? – спросил дед. Он стоял в проеме двери, ведущей на кухню, и грустно наблюдал за ней.
– Нет, – ответила Зина честно, – но он вызывает в душе щемящее чувство счастья. Так бывает, когда ты вспоминаешь какие-то счастливые моменты из детства.
– Потому что где-то глубоко в подсознании он для тебя связан с твоими родителями. Твоими настоящими родителями, – осторожно уточнил Савелий Сергеевич.
– Расскажи, – попросила Зина.
– Твоя мама была самой молодой главой тайного общества «Северное сияние» – а все потому, что она была особенной. Это был ее зонт. Ты видела его с раннего детства, и потому он для тебя ассоциируется с чем-то родным. Я не вправе все тебе раскрыть, потому что ты не действующий член организации и будешь ли им, пока не известно, так что прости. Могу сказать только одно: и твоя мама, и твой папа были для меня как дети. Я любил их безмерно. Когда они погибли, я упросил совет позволить мне отойти от дел, чтоб заняться твоим воспитанием. Мне разрешили, но у нас была договоренность – я должен был вернуться после твоего совершеннолетия. Когда тебе исполнилось восемнадцать, а они не вспомнили обо мне, я тихо радовался. Но потом, как во всякой организации, случилась революция, и одна из сторон, вспомнив обо мне, выдвинула на должность главы «Северного сияния». Я не мог отказать, потому что под вопросом оказалось само существование организации. Революции – это всегда плохо, всегда разрушительно, и если их не погасить вовремя, то можно уничтожить все под корень. Перемены должны входить в жизнь с помощью нововведений и прогресса, усовершенствования законов, иначе ничего хорошего не получится. Рассказать тебе я не имел права, но и уйти так, словно бы я уехал на работу, тоже не мог.
– Тогда почему ты сейчас здесь? – спросила Зина спокойно, словно бы и не было никакой истерики. Конечно, у нее была масса других вопросов. Что это за организация? Как выглядели мама и папа? Как они погибли и почему? И так далее, но она спросила то, на что дед ей сможет ответить точно, не юля и не подбирая слова, а значит честно.
– Я знал, что гены – это очень важно, и ты действительно становишься на нее очень похожа, – усмехнулся он.
– Просто я хорошо помню, как ты меня учил. Если тебе нужны ответы, задавай правильные вопросы, на которые собеседник сможет ответить. Задавать остальные – только терять время и погружаться в ложь, перемешанную с правдой, где последней может быть очень маленький процент. Ты хороший учитель, Савелий Сергеевич.
– Я не могу ответить тебе на все вопросы, прости. Мной и так сказано слишком много, могу лишь дать тебе вот эту книженцию, – дед протянул Зине затрепанную книжку размером с ладонь. – Это первое издание записок основоположника тайного общества «Северное сияние», когда оно только выступило в независимом статусе. Тут он в тезисах изложил суть и задачи организации, да и просто писал о человеке и человечестве. Первое издание, датировано 1899 годом, написано, естественно, еще раньше.
Зина взяла книгу в руки. Она действительно была сильно потерта, но название все же можно было прочитать.
– Философский трактат? – спросила удивленно Зина. – Автор Отто Коцебу? Русский мореплаватель и ученик Ивана Федоровича Крузенштерна? Серьезно? Не верю! Ты как-то подсунул мне книгу о русских мореплавателях-первооткрывателях, и я прочла все о них. Нигде не упоминалось о том, что Отто, который с пятнадцати лет в экспедициях, писал бы философские трактаты. Понятно, что в экспедицию к великому уже тогда Крузенштерну он попал по блату, его мачеха была родной сестрой путешественника, но он не посрамил учителя и позже уже в своих экспедициях открыл, если не ошибаюсь, триста девяносто девять островов. Этот человек был не философом, а деятелем. Даже на пенсии, когда не мог уже выходить в море по здоровью и занялся сельским хозяйством, то свое угодье сделал эталоном для других. Как-то не сходится. Или это писал не он, а кто-то просто подписался его именем?
– Ну, мы все же тайная организация, – усмехнулся Савелий Сергеевич, вновь уйдя от ответа. – Пойми, Зинка, ты сейчас знаешь в разы больше многих посвященных, потому что… – не закончив фразу, дед вновь замолчал.
Зина перелистнула несколько страниц и увидела заметки на полях, написанные почерком деда. Этот почерк она бы узнала из тысячи похожих. Тот, заметив немой вопрос, смущенно пояснил:
– Молодой был, пытался поспорить и выделить свою истину. Я был уверен, что лучше, чем основоположники, – он грустно усмехнулся. – Тогда мне казалось, что он пишет пафосно и путано и я смог бы лучше, но сейчас бы уже книгу портить не стал. Сейчас я понял, что ближе всего к Сократу, который сказал: «Я знаю, что ничего я не знаю».