На разных широтах жизни

Комаров улыбнулся:

– Не беспокойся, тётя. Я тебе её покажу. Оценишь.

– Надо же! Неужели ты, Валерка, надумал жениться?!

– Я тебе это не говорил.

– Все вы мужики одинаковые. Погуляй ещё. Рано тебе жениться. Двадцать пять лет не исполнилось! Набирайся ума!

Погода стояла пасмурная. Подтаивал снежок. Людмила вышла из общежития вместе с подружкой Валей с надутыми разноцветными шарами в руках.

– Давайте я вас сфотографирую! – предложил Комаров, доставая из кармана фотоаппарат “Зенит”.

– Согласны, – живо откликнулась Валя, – только снимай нас по одной, чтобы на память фото жениху подарить.

Она забрала у Люды все шары. Встала посередине улицы. Кокетливо взбила челку. Поправила белую шаль на голове.

Мимо проходили люди. Комаров снял крышку с объектива, щёлкнул для надежности два кадра.

– А меня сфотографируй на фоне нашего забора, – скромно попросила Люда, взяв у Вали один голубой шар, – здесь хоть луж не видно. Настоящая зима!

– Ты как пышная снегурочка! – заметила завистливо Валя.

Перед выходом на центральную улицу формировалась колонна трикотажной фабрики.

– Встань рядом с Валей. Я потом тебя найду, – сказала Людмила, – мне нужно с директором встретиться. Наш актив идёт в первом ряду.

– Убежала она от тебя! – заметила беззлобно Валентина, взяв Валерия под руку.

– Что я такой страшный?

– Я бы не сказала. Люда у нас с гонором. Правильно воспитанная.

– А ты?

– Я детдомовская. С меня взять нечего.

– Давно на фабрике работаешь?

– Два года.

– Не скучно?

– А что грустить. Нас много таких в общежитии. Замуж никто не берёт. Некоторые приехали издалека. Думают, что здесь женихи красивые, да умные. Кукуют в одиночку по десять, пятнадцать лет на койке без приданого и тупеют как монашки. Квартир не дают. Если бы у меня были родные, я бы сюда не приехала.

Фабричная колонна направилась к Дворцу Культуры, где были установлены трибуны.

Пройдя всего пятьсот метров под музыку и многоголосые крики: “Ура!”, передние ряды растекались на площади.

Людмила встала перед скучающим Валерием. Он сфотографировал её на фоне трибун. Валя ушла с подружками.

– Ну, куда мы с тобой пойдем, – спросил Комаров иронически, поглаживая густые волосы, он был без головного убора, – официальная часть вроде бы закончилась? Пора переходить к личной жизни!

– Давай зайдем во Дворец Культуры, я что-то замёрзла. Оделась легко. Вышла как модница в капроновых чулках и осенних сапожках!

Они зашли в фойе. Поднялись на второй этаж.

– Вот здесь я занимаюсь музыкой, – Люда показала на закрытую дверь.

– На чём играешь?

– На пианино.

– Хорошо, что не на нервах.

– Могу и на нервах поиграть, – она слегка улыбнулась, – обижаешься за вчерашнее? А я может быть, тебя проверяла. Придёшь, не придёшь?

– Весело было?

– Да как обычно.

– Танцевала?

– Конечно. Мы пригласили на вечер парней из Скобянки. Один даже провожал до общежития. Поскользнулся и меня уронил в снег. Было смешно и больно. Бедро себе отбила. Синяк огромный.

– Что же ты меня отвергла? Со мной бы не упала. Сделал бы стойку на ушах, но тебя бы удержал.

– Так бы и удержал?! – Люда засмеялась, представив наяву ситуацию, – сломал бы себе шею!

– Давай проверим, – Комаров расстегнул дубленку, протянул её секретарю, – поддержи-ка.

Людмила взяла дублёнку, в глазах её отразилось любопытство.

Комаров повернулся к ней спиной, собрался с силами, откинулся назад головой и грудью к Людмиле, удерживаясь на широко расставленных ногах, перегнулся пополам, стукнулся лбом о деревянный пол. Его уши покраснели от напряжения. Наблюдал хладнокровно перевернутыми глазами за чёрными сапожками подруги. Людмила не шевелилась. Выждав несколько секунд, оттолкнулся руками, вернулся в вертикальное положение, поправив взъерошенные волосы и пиджак.

Людмила прикусила губу от ужаса:

– Бедный, лоб, наверное, разбил! Зачем ты это сделал! – она подошла к нему, ладонью погладила покрасневшее пятно на лбу, – теперь синяк будет.

– Не будет, – отрезал он, – кожа привыкла. Можно лбом гвозди в пол забивать

– Обиделся на меня? Пошли лучше ко мне. Я тебя приглашаю. Оденься, циркач! – она возвратила ему дублёнку.

В комнате никого не было. Но Люда задёрнула занавеску. Сели рядом на кровать.

– Ты хоть танцевать умеешь? – спросила она, открывая девичий альбом с фотографиями, который положила ему на колени, чтобы Валерию лучше было видно.

– Не очень.

– Хочешь, научу тебя вальс танцевать. Научишься, вот тогда приглашу тебя к нам в клуб!

– Я ученик прилежный.

– Хорошо. Только не танцуй на лбу! К нам приходят всякие. Начинают изгаляться, дергаться телом. Мы их сразу выгоняем.

– Подари мне фотографию на память, – попросил Комаров.

– Ты же меня сам сфотографировал?

– То в верхней одежде.

– Ладно, у меня, правда, фотки неважные. Подарю тебе так и быть одну. Хочешь эту? Лицо, конечно, как у ведьмы. – Люда встала. Из тумбочки достала шариковую ручку. – Я тебе её сейчас подпишу.

Перевернув фотографию, на обратной стороне написала:

“Такой я буду всегда, пока не встречу любимого!”

– Читай! – приказала она.

– Ясно, – проронил потерянно ухажер, принимая запись на свой счёт.

– Ничего тебе не ясно, – возмутилась она, – эти фотографии были до тебя. Не могут же они вдруг измениться!

– Ну и?

– Посмотрим на твои фотографии! Надеюсь, я не зря позировала? Наобещал, а сам не привезёшь, – она прислонилась к нему плечом. У чуть задранной голубой юбки показался краешек белой комбинации.

Люда скинула с себя кофту. Осталась в красной блузке с короткими рукавами. Её каштановые локоны причудливо свисали до шеи. Спереди у лба вились двухцветно, отбеленные перекисью водорода. От её тела и одежды пахло духами “Рижской сирени”.

– Жарко здесь, правда? – прошептала она.

Смущённый Комаров, чувствуя, что девушка, к нему привыкла, нежится, решил держаться до конца.

“Ничего, теперь я ее помучаю! Крепче любить будет. А то ставит из себя общественницу!”

Откуда было ему знать, что упрямством он навредил себе. Заставил переживать женщину, у которой зарождалось к нему светлое чувство. Парень он был красивый, не пьяница, но чёрств, как сухарь.

– Мама твоя одна живёт в деревне? – спросил он, вставая, отдаляясь от неё, прислонился к спинке кровати, принадлежащей Валентине.

– Одна. Я боюсь за неё. – Люда встала, положила альбом в тумбочку. Подошла к Валерию. Ей хотелось, чтобы он её поцеловал.

Комаров взял её правую руку:

– Помнишь в кинотеатре, я коснулся твоей руки. Она меня обожгла.

– Не выдумывай! У тебя пальцы горячей моих. Значит ты влюбчивее.

– Ты что цыганка?

– Я секретарь.

– Это на работе, а дома?

– Дома буду женой, – улыбнулась она.

– Ласковой?

– Ласковой.

– У тебя такие тонкие пальцы. Какое же кольцо тебе купить?

– В подарок?

– Да.

– Я не ношу колец!

– А обручальных?

– Обручальное может быть только одно!

В комнате было тихо. Девчата гуляли. Сгущались сумерки. Но хозяйка свет не включала.

– Я могла бы поехать к матери на праздники. Не получилось.

– Из-за меня?

Вместо ответа она чуть качнулась, прижалась к нему.

– Ноги устали. С утра демонстрация. Вчера танцы до упаду. Может, завтра в деревню поеду. Мама, поди, настряпала, меня ждёт.

– У матери отдохнёшь. Тебе же послезавтра на работу, – заботливо посоветовал Валерий, придерживая её ладонью за талию.

Людмила запрокинула чуть голову, доверив тяжесть своего тела, смотрела ему в глаза:

– Сейчас придут девчонки. Шум да гам поднимется. Ты прав, здесь разве отдохнёшь от болтушек!

Губы её были рядом, намазанные польским блеском вкусно пахли даже на расстоянии.

Валерий, чувствуя её жаркое дыханье, был твёрд как безмозглое чучело, в которое превратил себя сам. Забыл, что словесный поединок проходит не на ковре, а в гостях у умной впечатлительной женщины. Минута была решающая. Он не оправдывал её доверие. Людмила не понимала состояние парня:

“Дуется, наверное? Что с него дальше будет? Ссоры?’

Тронула его чуб.

– У тебя такие мягкие волосы, а выглядят непослушными, – сказала она с лаской, – ты и характером такой же? Никак я тебя не постигну.

– Приезжать к тебе? – поинтересовался Комаров.

– Как хочешь.

– Будешь рада?

Людмила пожала плечами.

– Я не могу за тебя решать. Ты на меня, думаю, в обиде.

– Я не злопамятен. – Комаров надел дублёнку. Людмила смотрела на него с ожиданием и надеждой.

Сердце ему подсказывало, стучало в голову как в наковальню: поцелуй её! Но холодный ум выкрутился, посмеялся над ним. Простившись, он вышел. Ехал в Москву, перед глазами стояло её лицо. Было стыдно за свой поступок.

Решив больше к ней не приезжать, Комаров сделал через месяц фотографии, выслал почтовым конвертом, на всякий случай приписал, что был в длительной командировке, хотя из Москвы никуда не выезжал.

Через три дня пришёл ответ.

Людмила писала в письме:

“Здравствуй, Валера! Большое спасибо за фотографии! Они чудесные! Понравились Валентине, моим подружкам и, конечно, мне. Жаль, что мы не сфотографировали тебя. Приятно было бы взглянуть на твоё лицо. Только время назад не вернёшь. У тебя ещё много будет девушек. В сто раз лучше, чем я. Прощай…“

Обескураженный таким поворотом дела, Комаров в ближайший выходной поехал в Загорск. Если бы туда был рейс самолёта, он воспользовался бы им. Лишь бы быстрей добраться до комнаты–кельи, попросить прощения у девушки, в которую влюбился без памяти. Разлука оказалась невыносимой.

Дома была одна Валентина. Комаров поздоровался и спросил:

– А где Люда?

– На фабрике, наверное! А ты где пропадал? Другую себе нашел? Пришёл без цветов! – Валентина плотнее закуталась в халат. Пристально смотрела на Комарова.

– Да нет.

– Что же так долго не был? Кстати, спасибо тебе от меня лично за фотографии.

– Рад, что тебе понравились. Можно, я Люду подожду?

– Раздевайся. Жди. А я буду ужин готовить.

– Могу помочь?

– Что картошку будешь чистить?

– Можно и картошку.

– Ну и кавалер! Такой шёлковый, прямо страшно становится!

Она встала, шлёпая тапочками, прошлась по кухне, открыла дверку на полке, висевшую на стене над холодильником. Достала оттуда нож. Провела по лезвию пальцем. Обернулась к Валерию:

– Ножик сможешь, заточишь? У нас вроде некому.

– Что парни не заходят?

– Заходят! Только у них другой интерес. Не домашний.

– А я домашний?

– Ты ручной!

В это время открылась входная дверь, вошла Людмила. Широко раскрытыми глазами взглянула на Комарова. Слегка смутилась, щёки заалели.

– Здравствуй! Вот не ожидала! Валя, он к тебе?

– Я не переманиваю женихов! – засмеялась та, – приехал ножик заточить!

– Нож я могла бы завтра отнести слесарям.

Людмила сняла пальто. На ней был надет светло-серый костюм джерси, хорошо сшитый по фигуре. В нём она выглядела достаточно изящно. На груди комсомольский значок для официальности.

Комаров шагнул к ней.

– Давай, помогу.

– Мне не тяжело, – она отстранила его и шагнула к вешалке:

– Валя, как хорошо на улице, перекусим, погуляем.

– А я хотела картошку пожарить!

– Жарь. Я немного отдохну, – сняв сапоги и шапочку, прошла в комнату.

– Вот тебе напильник, – Валя сунула Комарову круглый рашпиль, вышла в коридор с кастрюлей за водой.

Валерий огорченный таким приёмом, опустил голову, точил нож и думал, как бы выгодней уйти.

Людмила встала у окна, пролистала первую попавшую в руки книгу, ещё раз вернулась на кухню, бросила взгляд на него:

– Так нож не точат! Дай-ка его мне. Я сама наточу!

Он без слова протянул ей, кисло улыбнувшись:

– По-твоему, я ничего не умею делать!

– Ты же интеллигент! А я из деревни! Домашние дела тебе не знакомы! Курице и то, наверное, не разу голову не рубил!

– Не рубил. А ты рубила?

– Рубила. Много раз! Нам с мамой не на кого надеяться!

– Ты жестокая?

– Смотря для кого!

– Я перед тобой виноват?

– Нет, у нас просто разные понятия о жизни!

– А говорила, что могла быть мне женой!

– Я такого не говорила!

Дверь открылась. В комнату вошли двое мужчин, а за ними Валя, качая головой, чтобы не винили её за такое сопровождение.

Один из них нёс кастрюлю с водой.

– Вот встречайте! Полную несу! К счастью! – громким басом проговорил он, ставя кастрюлю на стол.

Крепыш был слегка навеселе, шагнул к вешалке, довольно бесцеремонно снял, не спрашивая разрешения, пальто. Вытащил из кармана бутылку водки.

– Никита, не стесняйся, проходи. Поставь на пол свой дипломат. Люда, ты же нас не выгонишь на улицу? Часок у тебя погостим! Как-никак ты моя бывшая невеста! Целый год за тобой ухаживал! Отвергла! Вот теперь я с горя пью!

– Боря, так уж с горя! – возразила Валя. – Что-то по тебе не видно. Наоборот растолстел!

– Перестал ходить к вам в общежитие с другого конца города, – развёл руками Борис в оправдание.

Второй мужчина снял с себя верхнюю одежду. Сел на стул, с интересом посмотрел на Комарова.

– Девчонки, не надо нам ничего готовить. У нас есть своя закуска. Весь сервиз в дипломате!

Борис распоряжался по-хозяйски, принёс стулья, протянул руку Валерию:

– Выпьешь с нами. Ты кто родственник?

– Он мой жених, – ответила с ехидством и с какой-то злой гордостью Люда.

– Жених? – Борис люто взглянул на Комарова, – вижу, ты, не кретинка! Красавца себе выбрала. Он не то, что я необтёсанный чурбан.

Примечания