Месть сэра Левина. Похищение грудного ребёнка

Пролог

Год 1740-й. Середина августа месяца. Где-то, недалеко от восточно-американского берега. Английская провинция Южная Каролина…

– Джек?! – красивая дама, черноволосая, но с лёгонькой проседью, тихонько толкнула лежавшего рядом седовласого старца. – Проснись, пожалуйста, старый пират.

Оба они: и шестидесятидвухлетний Умертвитель, наводивший панический страх на всю Карибо-Саргассову акваторию, и бесподобная хозяйка элитной усадьбы, отличавшаяся изысканными манерами, – находились в уютной комнате, лежали в широкой кровати и крепко прижимались друг к другу.

– Что там такое, Маргарет? – пробурчал недовольный избранник, отодвигаясь от зрелой красавицы; он открыл единственный глаз и уставился в расписной потолок, разукрашенный замысловатым цветочным рисунком (второй прикрывался выцветшим кожаным кругляшом и закреплялся неширокой перемычкой за голову). – Ты же знаешь, как трудно я засыпаю. Сейчас пять утра, – в открытые окна пробивались лучи всходившего солнца, – а я отруби́лся, – выразился нетипичным словцом, позаимствованным у Леры Хуляевой (она же славная капитанша мисс До́джер), – пару часов назад, а значит, опять буду весь день ходить как в воду опущенный, кха… кха… кха…

Не закончив высказываться, болезненный старик натужно закашлялся; он энергично затрясся и могучим корпусом, и курчавой бородой, и кучерявыми волосами. Джек Коли́по (имя, либо унаследованное им от рождения, либо самому же себе и выдуманное?) когда-то слыл грозным морским разбойником, но, утратив прежнюю хватку, отошёл от ратного дела и поселился на отдалённой тростниковой плантации. Называлась она Нью-Провиденс (в честь одноимённого Багамского острова) и принадлежала овдовевшей миссис О’Коннелл (в прошлом ушлой пиратке, по имени Монни Рид). Прокашлявшись, он посмотрел на восхитительную подругу, оказавшуюся моложе на добрые двадцать лет. Учтиво моргнул. Что расцени́лось, как молчаливое разрешение продолжить высказываться.

– Не посещает ли, Джек, тебя тревожное чувство, – она стрельнула каре-голубыми глазами; в глубине они выдавали самозабвенную отвагу, небывалый рассудок, сейчас же выглядели чуть-чуть озабоченными, – что должно случиться чего-то скверное, очень плохое?

Даже в сумрачном свете, гладкая, по-дворянски холёная, кожа казалась исключительно белой, соблазнительные губы – легонько надутыми. Не дожидаясь успокоительного ответа, задумчивая хозяйка по-быстрому встала. Продемонстрировала изумительную фигуру, не отмеченную вообще никаким изъяном; она прикрывалась лишь полупрозрачной женской сорочкой. Наморщила идеальный нос, украшенный изящной горбинкой. Тряхнула волнистыми прядями, спускавшимися к милым плечам. Поспешной походкой направилась к личному будуару, установленному в правом, дальнем от входа, углу.

– С чего ты взяла? – недоумевал рациональный пират, не привыкший доверять одной лишь проницательной прозорли́вости; он грузно покряхтывал и неторопливо усаживался с краю двуспальной кровати (по четырём углам она украшалась резными столбами, а сверху накрывалась живописной материей). – Приснилось, что ли, чего?

Испытанный человек, прошедший огонь и воду и медные трубы, выглядел внушительно, наделённым недюжинной силой. Он обулся в домашние тапочки, выпрямился до среднего роста и, шаркая по паркетному полу, направился к резному деревянному стулу; на нём развешивались его носимые вещи. Предчувствуя приближение «нехорошего», и тот и другая быстро засобирались: она надела длинное цветастое платье да дамские остроносые туфли; он – коричневые шаровары, однотонный камзол и грубые сапоги. Помимо прочего, истинный капитан не позабыл вооружиться неотъемлемыми боевыми «аксессуарами»: абордажной саблей, заряженным пистолетом. Когда он закончил, направился к Маргарет. Та уже вышла на полукруглый балкон, пристроенный прямо к спальне; он устанавливался на втором этаже усадьбы и смотрел на кованые ворота, а дальше на дорожную насыпь.

– Джек, а не кажется ли тебе – говорила она, когда тот засовывал длинное ствольное дуло за простецкую, хотя и широкую перевязь, – что рассвет сегодня слишком уж красный? Не такой, какой бывает обычно.

– Похоже на то, – согласился угрюмый воин, становясь подле любимой женщины; высохшее лицо его смотрелось непривлекательно, но по привычке, сложившейся за ратные годы, браво, готовым к борьбе. – Как будто кровавыми реками его обагрили. Постой-ка!.. – воскликнул буквально через секунду и всмотрелся единственным глазом в извилистый путь, уходивший к далёкому горизонту. – Мне кажется, или я вижу дорожную пыль? Точно в нашу сторону направляется множество конных всадников… Ты ничего похожего, Монни, не наблюдаешь? – иногда он обращался к ней по имени родовому, а изредка по привычному, по пиратскому. – Я уж достаточно стар, и мне могло померещиться.

– Но что это может быть? – озаботилась растерянная брюнетка, строя чуть глуповатые глазки; она выказывала непривычную нерешительность. – На нашу фазенду, находящуюся в стороне ото всех основных дорог, и почту-то завозят не чаще, чем раз в полгода… Тут же, по-видимому, целое кавалерийское войско галопом несётся.

– Я вроде догадываюсь!.. – резко воскликнул Колипо и сморщился значительно больше (от чего показался гораздо страшнее). – Он нас выследил, Маргарет! Приговорённого Умертвителя и «непове́шенную» пиратку. Срочно нужно бежать! Немедленно, пока отъявленные враги находятся на линии горизонта. Так у вас с маленьким Джоном появится хоть какое-то время.

– Не понимаю?.. – миссис О’Коннелл посмотрела в глаза отважному собеседнику. – Ты что, предлагаешь «тебя здесь оставить, предательски бросить», а самой трусливо сбежать, удачливо скрыться – это ты говоришь?

– Много, непокорная, рассуждаешь! – старый морской разбойник нежно, но и решительно взялся за милые плечи, повернул непослушную подругу к двустворчатой дверце и, увлекая с собой, повёл во внутреннее пространство. – Мы уже потеряли нашего сына, юного Джо, так давай попытаемся сохранить любимого внука. Хватай его – особо не мешкай! – и во весь опор скачите в прибрежную бухту; она тебе неплохо известна и сокрыта от постороннего глаза. Там – если ты помнишь? – до поры до времени оставлена «Великолепная Монни». Поднимете паруса… хм, с несложной задачей, заправская пиратка, ты как-нибудь справишься. Поскорее выходите все вместе в открытое море и следуйте вдоль восточного побережья – вплоть до Багамского архипелага, до главного острова. Найдёшь там капитана мисс Доджер. Передашь ей родного сына… она о нём позаботиться, – он удручённо вздохнул.

– Но, Джек?! – как и все остальные женщины, миссис О’Коннелл (некогда лихая разбойница) сдаваться, непримиримая, так просто не собиралась (они как раз заходили в детскую комнату), – Если ты не забыл, Лера оставила новорождённого мальчика, чтобы с ним, во время её военных походов, ничегошеньки не случилось. По-моему, нам всем троим надо получше спрятаться, где-нибудь тихонько пересидеть – не останутся же английские гвардейцы караулить здесь вечно? – а после спокойно вернуться на собственную усадьбу и продолжить жить дальше.

– Ага, если только её у тебя, как у бывшего врага английской короны, благополучно не конфискуют?! – злорадно усмехнулся Джек-Умертвитель; он приблизился к спавшей кормилице, молодой симпатичной девушке, едва-едва достигшей двадцатидвухлетнего возраста: – Сьюзи, срочно вставай, и быстренько собирай обоих детей.

Оказывается, та юная куртизанка, что предоставила Валерии шанс «проникнуть в охранное помещение форта Нью-Лондон», впоследствии «о-о-очень!» сдружилась с боцманом Риччи, полукровкой-индейцем, и, счастливая, удачливо забеременела. Разродились практически вместе, всего-навсего с полумесячной разницей. Капитан пиратского судна, естественно, не смогла оставить «Кровавую Мэри» без надлежащего управления. Поэтому особая честь «вскармливать новоро́жденных деток»: и маленькую черноволосую девочку, и белобрысого мальчика – досталась податливой девушке Сьюзен. Сейчас она, окружённая двумя красивыми колыбелями, беспечно посапывала в мягкой кровати и, беззаботная, ни о чём совершенно не беспокоилась. Однако её беспечная жизнь нарушилась в одночасье, вместе с приходом зловещего у́тра.

– Что случилось? – поинтересовалась рыжеволосая девушка, томно потягиваясь; она всё ещё надеялась, что тревога окажется несущественной и что ей разрешится вернуться к приятному сновидению. – Такая несусветная рань… может, позволите поваляться хотя б часов до семи? Дети спокойно спят – так чего их бесцельно «гала́шить»?

За последние три месяца (а именно столько она жила в комфортабельном особняке у миссис О’Коннелл) бывшая жрица любви настолько привыкла к размеренной жизни, насколько ни о какой иной: опасной, губительной, жуткой – даже и не задувалась. Неудивительно, что хозяйские сомнения (возникшие по какой-нибудь пустяковой надобности?) казались ей чем-то напрасным, не заслуживавшим повышенного внимания. Не желая расставаться со сладостными иллюзиями, она приоткрыла каре-оливковый глаз (второй умышленно оставался закрытым) и замутнённым взором уставилась на непрошенных посетителей.

– Сьюзен Мак-Лейн! – воскликнула Маргарет неприветливо, жёстко. – Хватит нежиться да лишнее время натягивать: безжалостный враг уже близко. Нашим милым деткам угрожает опасность! Ну-ка быстро вставай, в два счёта, поживей, собирайся – и чтобы за пять минут подготовилась и к дальнему, и к долгому путешествию! Мы пошли седлать нам двух лошадей. Милу повезёшь ты, а Лериного мальчика, стало быть, я.

После недвусмысленного, однозначно понятного, разъяснения, всякий нормальный человек не остался бы в мягкой кровати – не стала особенным исключением и бывшая бермудская куртизанка. Она резко вскочила, протёрла полусонные очи, а оставаясь в нательном белье, поспешно кинулась одеваться. Укрытая белоснежными ретузами да однотонной коротенькой блузкой, выглядела прелестная красавица соблазнительно, если не сногсшибательно. Ежели неровностями она, какими, и выделялась, то весьма незначительными. Старый пиратский плут, выходя вместе с любимой женщиной, невольно остановился. Он на секунду залюбовался эффектными формами, передавшими как безмятежную юность, так и завидную молодость.

– Пошли уже, законченный ловелас, – отойдя на десяток шагов, хозяйка фазенды поняла причину задержки Колипо и шутливо нахмурилась, – седьмой десяток идёт. Ходит скрипит, того и гляди развалится, а всё туда же – по смазливым девчонкам. Кстати, не ты ли всего минутой назад меня торопил, говорил, что двигаться необходимо как можно скорее? Вон погляди: дорожная пыль клубится уже не где-то вдали, а поднимается в «пяти минутах пути». Значит, бессердечные недруги находятся близко.

Действительно, до переднего авангарда, скакавшего что есть силы, во весь опор, оставалось не более пол сухопутной мили; то есть людям, желавшим сбежать, требовалось сильно поторопиться. Вдохновлённые очевидной угрозой, партнёры проследовали в придомовую конюшню (там всегда имелась пара осёдланных лошадей), вывели двух коняг и приблизили их к задней, потаённо секретной, калитке. Когда заканчивали, от внешних ворот уж слышался гулкий топот, нестройный, зато разборчивый; он явственно подтверждал, что заклятые недруги бессовестно вторгаются на частную территорию. А! Безответственной кормилицы с маленькими детьми так всё и не было…

– Где её, беспечную дуру, носит?! – возмущалась взволнованная хозяйка, собираясь возвращаться назад, прямо в руки ворвавшихся неприятелей. – Вроде бы поручили отнюдь не сложное дело: и собраться самой, и захватить заранее «спелено́ванных» малышей. Нет, тут что-то явно не так?.. Я пойду посмотрю.

– Не вздумай! – гневно возмутился Колипо; он чуть не насильно помог любимой женщине усесться в седло и вывел одну из кобыл на тростниково-сахарную плантацию. – Вон она бежит, спешит, торопится, – указал он на разгорячившуюся кормилицу, державшую два сереньких свёрточка, – поска́чите на одной, – старый пират на что-то решился, – во-первых, так станется гораздо удобней; во-вторых, на другой я отвлеку вражеское внимание на одного на себя – уведу английских гвардейцев в противную сторону.

Договаривал он, помогая Сьюзен усесться на ко́нюший круп и поудобнее устроиться сзади умелой наездницы Монни. Запрыгивая, предусмотрительная девушка передала родного внука седовласому дедушке, а собственную дочку наверх, миссис О’Коннелл. Оказавшись на месте, она поправила тёмно-серое платье, украшенное незамысловатым разноцветным орнаментом, встряхнула кудрявыми волосами, похлопала себя по раскрасневшимся гладким щекам, энергично потёрла чуть вздёрнутый носик, а после, кое-как успокоенная, приняла обоих детей и покрепче прижала к роскошной деви́чьей груди. Обеим женщинам, ввиду неудобства верхнего одеяния, пришлось задрать подолы до самого последнего минимума – у них оголились и прелестные ноги, и красочные женские туфли. И! Снаряжённые всадницы решительно поскакали.

– Глядите, поаккуратней! – крикнул им вслед Умертвитель, утирая скупую мужскую слезу. – Слишком уж не гарцуйте! Времени хватит – я обязательно их задержу.

Договаривал он, хватая гнедого мерина за уздцы; он увлёк его к правому домовому углу. Едва очутился снаружи, где толпилась английская гвардия, одетая в бело-красную форму, Джек лихо присвистнул, выпустил последнюю пулю, ранил какого-то рассеянного солдата, умело вскочил на норовистого скакуна и помчался в направлении, противоположном «выбранному двумя сбежавшими заговорщицами».

– Не стрелять!!!

Услышал он позади пронзительный возглас, знакомый «до боли в печёнках». Понял, что принадлежит тот усердному лейтенанту Ру́бинсу, бессменному помощнику капитан-командора Ле́вина.

– Он нужен живой! Половина – за старым пиратом, – распоряжался расторопный помощник, распределяя подвластные силы, – остальные марш прочёсывать дом! Они задумали отвлечённый манёвр, чтобы увлечь нас за удирающим старцем и чтобы пиратская бабушка, захватив новорождённого малыша, успела бы сча́стливо скрыться. Мы не можем их упустить!

***

Не проскакав и четверти мили, проворные беглянки услышали сзади один, единственный, выстрел и, озадаченные, жёстко остановились, едва не свалившись на травянистую прерию.

– Неужто же всё?.. – полюбопытствовала юная мисс, предполагая самое страшное.

– Нет… – засомневалась зрелая леди, наморщив аристократический нос; вдобавок свела к переносице суровые брови, – стрелял, highly likely, – подразумевалось «вернее всего», – сам Джек?.. Да, пожалуй, именно он! Без ожесточённого боя старый пират, уж точно б, не сдался, нет! По-моему, его вознамерились брать живьём. Ну что же – как Умертвитель не скажет – посмотрим, – она ударила по конским бокам точёными каблуками, довела ему болезненный стимул, и они, все пятеро, пригибаясь пониже, напористо поскакали.

Ни та ни другая ещё не знали, что капитана Колипо схватили ни больше ни меньше, а по прошествии всего двадцати минут. Он попал в предупредительную засаду, предусмотрительно выставленную в полумиле по выбранному маршруту.

Тем временем любящие мать с бабушкой скакали без дополнительных остановок, пока не достигли конечного пункта – удобной за́ливной бухты; она располагалась к северо-востоку от тростниковой фазенды и надёжно скрывалась от лишних, любопытно ненужных, взглядов (заодно и ураганных, и шквальных ветро́в). Поскольку на резвой лошадке восседал седок не единственный, а целых четыре, постольку на преодоление двадцатикилометровой дороги, отделявшей плантацию Нью-Провиденс от Восточной Атлантики, пришлось затратить чуть больше чем сорок минут. Первой соскочила с загнанной лошади, конечно же, миссис О’Коннелл. Она приняла поочередно обоих детей, затем позволила спуститься и миленькой кормилице-нянечке. Уставшего скакуна отпустили свободно гулять, а сами, разделив невинных малюток (соответственно кровным узам), помчались по пологому песчаному берегу – бегом побежали к крохотной бухте-заливу, отграниченной от моря высокими скальными выступами.

– Ты останешься здесь, вместе с детьми, – распоряжалась беспрекословная Маргарет, когда они оказались у прибрежной воды; она передала Джона молоденькой девушке, недоумённо хлопавшей бездумными глазками, и спешно скинула пышное, в нижней части объёмное, платье, – я скоренько сплаваю в потаённое место, в невидимую пещерку, и пригоню сюда рыбацкий баркас.

Заканчивала седовласая бабушка, когда разделась до белоснежной исподней одежды и когда торопливо входила в бирюзовую воду. Через минуту она уже вовсю рассекала руками спокойную гладь и плыла к правосторонней скале, возвышавшейся над ровной поверхностью ярдов на тридцать; с левой, точно такой же, она образовывала своеобразные впускные ворота, соединявшие с основной атлантической акваторией. Бывшая пиратка, не растратив наработанных навыков, с лёгкостью преодолела расстояние, равное пяти сотням футов; она приблизилась к едва заметному углублению, скрытому раскидистым древним дубом. Как и до́лжно, в маленьком ую́тненьком углублении отстаивалось двена́дцативёсельное убогое горе-судёнышко, оборудованное двумя невысокими мачтами – фоком и гротом; на носу оно имело парочку кливеров и выделялось красочной надписью: «Великолепная Монни». Разумеется, название придумывалось в честь славной морской разбойницы, которая волею жестокого случая нежданно-негаданно возвращалась к давним, некогда позабытым, идейным истокам. Чтобы вывести миниатюрный парусник из тайного углубления, немолодой особе пришлось недолго, но основательно потрудиться. Попеременно пересаживаясь то на одно весло, то впоследствии на второе, она двигалась то вправо, то влево. Постепенно вывела большую лодку на открытую местность, а через полчаса с небольшим причалила к ровному берегу.

– Загружайтесь скорее! – командовала миссис О’Коннелл, выпрыгивая в тёплую воду и отправляясь за скинутым платьем. – За нами могли отправить погоню?! Мы и так тут изрядно подзадержа́лись. Пора выходить в открытое море и править отсюда подальше – двигаться вдоль всего американского берега, вплоть до Багамских островов, негласного пристанища современных свободолюбивых разбойников.

– Но я же промокну?.. – юная девушка попыталась слегка воспротивиться; она попробовала разноцветной туфлей прибрежную гладь (вероятно, раздумывая, а не скинуть ли ей и красивую обувку, и широкое платье?).

– Здесь неглубоко, – терпеливо разъясняла ей зрелая женщина, умудрённая и пиратскими приключениями, и про́житым опытом; она ловко натянула неудобное корсетное одеяние и умело стянула его задней тугой шнуровкой, – если и замочишься, то немногим выше колена. Давай уже, ступай: неугомонные недруги, мне кажется, где-то близко.

Не прошло и пяти минут, а две распрекрасные дамы, разные как по возрасту, так и социальному положению, вначале поставили фок, затем задний грот, а напоследок два кливера. Выровняли маломерное судно на выход в открытое море. Обе малютки: и мальчик и девочка – смирно лежали на деревянных лавках. Сморённые быстрой ездой, и тот и другая спокойно посапывали. Когда паруса посчитались подня́тыми, «Великолепная Монни», подгоняемая утренним бризом, устремились в бескрайнее море – поплыла из уединённой, словно специально устроенной, бухты. У кормового руля уселась былая пиратка. В отличии от береговой куртизанки, она гораздо лучше была знакома с морскими причудами.

Шестьсот футов, отделявших прекрасных беглянок от естественного проёма, что образовался в скалистой породе, преодолели за пять с половиной минут: с непривычки пришлось провозиться с лодочным такелажем. Шли, пока не приблизились к узенькому проходу, способному пропустить лишь небольшое судёнышко. Потребовалось дружно впрягаться в мужскую работу и налегать на тяжёлые вёсла. Поскольку в нешироком проходе ветер ежесекундно менялся, постольку маленький парусник стало швырять и вперёд, и назад, и снова обратно. Наконец, трудное препятствие осталось далеко позади, и удлинённый баркас отправился в свободное плавание. Теперь можно сворачивать строго на юг и неторопливо продвигаться вдоль всего американского берега, пока не появится Багамский архипелаг. Тем или иным способом там можно связаться с капитаном мисс Доджер. Но!.. Наивным мечтаниям не суждено было сбыться. Едва принуждённые путешественницы очутились в необъятном морском пространстве, пред их ошеломлёнными взорами предстал трёхмачтовый фрегат «Слава Британии», личный корабль сэра Чарльза, мистера Скра́ймджера Ле́вина.

Положение виделось плачевным и жалким, убогим и обречённым. Попробовать прорваться назад? Паническая, едва ли не бредовая мысль пришла бы любому нормальному человеку. Не стали неестественным исключением и две разочарованные особы. Они было кинулись обратно в проём; однако… к берегу во весь опор приближалась колонна гвардейских всадников, возглавляемая молодым лейтенантом Ру́бинсом. Выхода не существовало практически никакого – требовалось покориться злосчастной судьбе. Тем более что с военного парусника прозвучал предупредительный выстрел; он произвёлся из мелкокалиберной пушки и требовал немедленной остановки. Следом спустилась гребная шлюпка. Невезучие беглянки убрали ненужные паруса и, поникшие духом, смиренно дожидались развития унылых, безумно тоскливых, событий.

Кручиниться, предаваясь подавленным мыслям, пришлось недолго: ровно двадцать пять минуть понадобилось рослым шести гвардейцам (из-за единообра́зных мундиров казавшихся одноликими), чтобы преодолеть две тысячи футов и чтобы предстать пред удручёнными пленницами во всей военной красе. Все они находились в красных камзолах, в белых штанах и чулках, в чёрных треуголках и башмаках; вооружились изо́гнутыми саблями и длинноствольными ружьями. Разговаривать взя́лся высокий мужчина, отличавшийся капральской нашивкой, зрелым, сорокалетним возрастом, чёрными волосами, длинными и волнистыми, да шикарными, кверху виты́ми, усами. Он встал и во время недолгой беседы оставался учтиво стоять.

– Я Крис Хендрикс, – процедил он твёрдо, сквозь жёлтые, плотно сжатые зубы; попутно наморщил крючковатый, едва не орлиный нос, подвигал стальными, выпиравшими в стороны, ску́лами, – послан капитан-командором Ле́виным пригласить Вас подняться на «Славу Британии». Сразу скажу: отказаться – вам шанса не предоставлено.

Подтянутый, внешне суровый, на королевской службе мужчина провёл лучшие годы жизни (правда, без благородного происхождения он смог добиться, единственное, лишь незавидного низшего звания); человеком являлся преданным, смелым, не подвластным бесхарактерным настроениям; как отличный воин, пользовался среди других сослуживцев особым, если и ли не безграничным доверием. Сейчас он, придав себе воинственную осанку, говорил от имени всего английского флота, точнее высокородного сэра Скра́ймджера.

– Итак, миледи, – поинтересовался посыльный капрал, убедительно расширяя серовато-карие очи, – ваше решение?.. Учтите: мне приказано действовать, не особенно церемонясь, – сказал как отрезал, а замолчав, плотнее сжал тонкие губ; бравый служака давал понять, что обсуждения являются бесполезными.

Глядя на непоколебимую, по духу могучую, внешность, крамольные мысли улетучатся у любого – чего уж там говорить о хрупких, бесправных женщинах? Одна из них, между прочим, боевому искусству не обучалась совсем; вторая лет двадцать оставалась без тренировочной практики. Да ещё и двое грудных детей! У них на руках. Словом, никакой надежды на чудесное спасение, счастливое избавление. Чтобы уберечь несчастных малюток и чтобы избавить их от жутких, не заслуженных ими страданий, без долгих раздумий (хотя и с сердечной болью!) решили сдаваться.

– Мы подчиняемся грубой силе, – глядя на грозного воина уверенным взглядом, Маргарет согласилась; она перекинула во встречную лодку шварто́вый конец, – ведите – чего уже там? Повстречаемся с мистером Левиным – ни разу его не видела! И ещё бы столько не видеть, – прошептала значительно тише, предназначая исключительно для себя.

Через сорок минут, с помощью галантного Хендрикса, и высокородная леди (былая пиратка), и простая кормилица (бывшая куртизанка), подня́лись по верёвочной лестнице. Они очутились на гладкой палубе «Славы Британии», окружённые как любопытными гвардейцами, так и неза́нятыми матросами. Обе женщины удерживали по маленькому ребёнку; те только-только, минутой назад, проснулись и настойчиво возвещали, что настало время очередного кормления.

– Пусть молодая девушка займётся голодными детками, а зрелую миссис приведите ко мне! Скажем так, для задушевной, выгодной нам обоим, беседы, – из капитанской каюты, расположенной на корабельной корме, раздался настойчивый возглас, не терпевший ни малого ослушания.

Как и обычно, командорские помещения оставались открытыми. Едва поступил суровый приказ, Маргарет провели к распахнутым дверцам, до половины застеклённым сине-зелёным, практически непрозрачным, стеклом. Кормящую мать сопроводили на нижние палубы, где ей предоста́вилась отдельная комната, один из многочисленных кубриков. Немолодую особу, сопровождаемую неизменным капралом да парочкой одноликих гвардейцев, ввели в приличную кэп-каюту. Хотя она и не считалась сильно большой, но выглядела достойной, наиболее здесь респектабельной. Первое, что сразу бросалось в глаза, – дубовый стол, массивный и длинный, установленный ровно посередине; он прочно крепился к дощатому полу. Сверху, как полагается, присутствовали нехитрые принадлежности, обычные для мореходного дела: морская карта, разложенная по полной длине; бронзовый подсвечник, коптивший тремя восковыми свеча́ми; писчие принадлежности, состоявшие из гусиного пера, стеклянной чернильницы, личной дворянской печати; измерительные приборы, простые, вовсе не хитрые. Ещё выделялись немногочисленные мебельные предметы: центральный стул, украшенный замысловатой резьбой; пять убогих табуретов, поставленных по завершённому кругу; платяной, стоявший по левую руку шкаф; вместительный сундук, расположенный строго напротив, прямо под разноцветными окнами; удобная, с мягким матрасом, кровать, установленная у правой стены; железная стойка-вешалка, «услужливо застывшая» прямо при входе.