Невеста Христова

– Для меня это пустая бумажка. За ней нет человека.

– С Сергеем несчастье? – Полина вскочила с кресла и схватила цыганку за руки.

– Успокойся, милая. И несчастья я не вижу. Если человек умирает, я все равно знаю, что он есть. Есть, но мертвый. И могу сказать место, где он покоится…. А тут пустота. Если бы я не знала Беллу, подумала, что ты меня обманываешь и у тебя вовсе нет мужа. Но Бэлла не приведет ко мне обманщицу. Прости, милая, о твоем Серже я ничего сказать не могу. А тебе же еще раз предскажу большие перемены. В них есть и любовь. Но, увы, странная.

– Что значит странная?

– Доживешь до нее, поймешь сама. Прощай.

– Сколько я вам должна? – Голос у Полины дрожал, она с трудом сдерживала слезы.

– Ты мне ничего не должна. Я не сделала свою работу. – Отказалась гадалка и помогла клиентке подняться. Полина вышла из комнаты. Свет люстры ослепил ее. Она ударилась об угол стола, и, не замечая боли, направилась в прихожую. Сдернула с вешалки свою куртку и, не прощаясь с хозяйкой и подругами, выбежала из квартиры.

– Что с ней? – Изумились женщины: – Надо ее догнать.

– Не надо. – Ответила Патриция, вплывая в гостиную.

Зина схватила цыганку за рукав:

– Что вы ей нагадали?

– Я ничего не смогла ей нагадать.

– Как ничего? – Удивилась Бэлла: – Такого я от тебя раньше не слышала.

– Я сама растерялась, если признаться. Ваша подруга хотела что-то узнать про своего мужа, но мужа у нее нет.

– Как нет? Мы Сергея прекрасно знаем. Он что, умер? – Наступала Татьяна.

– Для меня его нет. Ни живого, ни мертвого. А что это значит, я сама не знаю. – Покачала головой старуха и пошла на кухню варить себе кофе.

* * *

11 октября 2004 года

Полина проснулась совершенно разбитая. Она заснула под утро и не слышала, как Павел ушел в школу. Сын позавтракал, открыв банку с икрой, и слопал несколько ложек. Павлик любил есть черную икру без хлеба.

– Даже чай не стал пить, – грустно подумала Полина. Она вышла из спальни в ночной рубашке, взяла телефон и уселась в кресло. Низкое солнце било в окна и делало зал с роялем не таким мрачным и унылым, как накануне вечером. Полина знала, что во время командировок муж сажает в свой кабинет Гришу Родионова и тот исполняет директорские обязанности. Она набрала прямой номер мужа. Но в кабинете никто трубки не снял. Тогда она позвонила секретарше.

– Приемная генерального директора. – Ответила Катя.

– Катюша, а где Гриша Родионов?

– Генеральный директор на переговорах в Смольном. – Отчеканила секретарша.

– Разве Сережа приехал? – В полном недоумении переспросила Полина.

– Сергея Дмитриевича нет.

– Ты же сказала – генеральный в Смольном.

– Да. Вы не в курсе, что генеральным у нас уже три недели Родионов? – Удивилась Катя.

– Впервые слышу.

– Если хотите поговорить с Григорием Васильевичем, позвоните ему на мобильный. – Посоветовала девушка.

– Дай мне его номер.

Катя продиктовала номер, и Полина поняла, что она этот номер прекрасно знает. Катя выдала ей мобильный мужа.

– Бред… – Прошептала Полина и набрала знакомый номер.

– Родионов. – Ответили в трубке.

– Гриша, это Полина. Объясни, что все это значит? Почему ты генеральный директор? Почему у тебя мобильник Сергея? Я ничего не понимаю!?

– Три недели назад распоряжением Сергея Дмитриевича я назначен генеральным директором. А свой телефон он мне передал, чтобы не затруднять партнеров. У них есть номер генерального, и для работы так удобнее.

– Я все равно ничего не понимаю. От Сергея вестей нет?

– Нет, Полина Игоревна. Но для вас у меня есть поручение. Сергей Дмитриевич распорядился выдать вам деньги. Разрешите заехать?

– Когда он распорядился?

– Еще перед отъездом.

– Ты мне что-то не договариваешь, Гриша?

– Полина Игоревна, я и сам не все понимаю. Разрешите, я к вам заеду?

– Когда?

– Совещание закончилось. Я могу прямо сейчас.

– Давай через часик. – Взмолилась Полина: – Я плохо спала и не успела принять душ.

Большой, толстый и рыжий Родионов явился ровно через час. Полина провела его в кухню и усадила за стол:

– Есть хочешь?

– Нет, спасибо. Я подкрепился в буфете Смольного. – Родионов открыл свой кейс и извлек конверт: – Здесь три тысячи долларов.

– Ты можешь мне объяснить, наконец, что происходит?! Сергей уехал совсем? Он меня бросил?

– Да. – Родионов опустил глаза и покраснел.

– Теперь мне кое-что ясно.

– А вот мне нет, – тихо возразил толстяк.

– Что же не ясно тебе? – Стараясь не разреветься, сухо поинтересовалась Полина.

– Сергей Дмитриевич должен был вчера со мной связаться для решения ряда вопросов. Но ни звонка от него, ни факса я не получил. А вопросов скопилось много. Часть из них очень острых. Мне боязно брать на себя ответственность в их решении. Я принял пост генерального с условием, что ваш муж будет меня консультировать. Он клятвенно мне это обещал. И вот такая история.

– Тут я тебе ничем не могу помочь. – Нервно заявила Полина: – Спасибо за деньги.

– Пожалуйста. Эту сумму Сергей Дмитриевич распорядился выдавать вам в конце каждого месяца. – Родионов встал и, не поднимая головы, пошел к двери. Полина смотрела ему вслед и не двигалась. Слезы сами покатились из ее глаз – почему так? Разве нельзя разойтись по-человечески? Они же прожили семнадцать лет вместе! Неужели она не заслужила хотя бы честного признания в том, что муж ее больше не любит?!

* * *

16 Июля 2004 года

«Любимая, сегодня я опять думал о нас весь день и всю ночь. Ты так великолепна. Твоя улыбка стоит перед моими глазами. Мне кажется, что знаю тебя от кончиков волос до кончиков твоих пальчиков. И мне с каждым днем трудней и трудней выносить нашу разлуку. Я страстно хочу прижать тебя к своей груди и зарыться лицом в твои волосы. Но не думай, что я только мечтаю. Я делаю все, чтобы наша совместная жизнь началась так же прекрасно, как наши чувства. Сегодня я перевел основной капитал в Северный банк и впервые заговорил с Родионовым о передачи ему руководства компании. Родионов оказался молоток. Поначалу он воспринял мой разговор как шутку, но потом задумался. Я наблюдал за ним и заметил – он глубоко проникся этой мыслью. Не пройдет и недели, как он дозреет. Кинь мне свои реквизиты. Я бы для страховки перевел часть средств на тебя. Тогда ты уже сейчас смогла бы сделать необходимые закупки для нашей бродячей жизни. Любимая, скажи, где бы ты хотела провести наш первый совместный год? Укажи любое место на земном шарике, и я начну вить там наше гнездо. Для меня география не имеет никакого значения. Важно, чтобы ты была рядом, и тебе там дышалось вольно. А будут над нами шелестеть пальмы или поскрипывать сосны, не так уж и важно.

Спасибо за подарок. Но мне стыдно, что ты покупаешь столь дорогие вещи. Ты же истратила на меня все деньги, что я тебе выслал. Пожалуйста, не делай этого. Ведь ты не так богата».

Твой Песик* * *

17 Июля 2004 года

«Ненаглядный мой, милый добрый Пес, как мне понятны твои чувства и мысли. Я тоже мечтаю принадлежать тебе. И мечты о нашей будущей жизни не оставляют меня ни днем ни ночью. Мне тоже становится трудно переносить разлуку. Ведь я еще очень молода, а счастья быть с близким мужчиной не испытала. Мне даже стыдно признаваться тебе, как я мечтаю о нашей близости. Мне так хочется доставить тебе удовольствие своим телом. Мне так не достает твоих рук и твоих губ. Сегодня ночью я разделась и долго рассматривала себя в зеркало. И вдруг испугалась. За последний месяц грудь у меня стала заметно больше. Это, видно, от мыслей о тебе. Боюсь, что большая грудь не в твоем вкусе. Не придавай слишком большого значения деньгам. Мне много не надо. Пусть будет лишь самое необходимое и ты рядом. Ты перевел капитал в Северный банк, и правильно сделал. Его отделения есть и у нас. Ты просишь мои реквизиты. Зачем? Если ты хочешь дать мне возможность иногда пользоваться твоим капиталом для наших общих расходов, напиши распоряжение в банк, и мне будут выдавать деньги с твоего счета. Но я вовсе не уверена, что мне это понадобиться. На жизнь мне вполне хватает, а делать солидные покупки я без тебя не буду. Ведь меня могут надуть. Я в делах не слишком умелая. Может быть, под твоим руководством и поднаторею, а пока мне доверять серьезные покупки опасно. Зачем ты меня бранишь за подарок? Я истратила на портсигар всего полторы тысячи долларов. Это совсем не так много. Он же серебряный. А дарить тебе дешевку мне стыдно. Знаешь, как приятно делать подарки любимому. Не лишай меня этого удовольствия.

Твоя Лана.* * *

12 октября 2004 года

– Назарова, там тебя какая-то тетка спрашивает. Морда распухшая. Или с бодуна, или шлюха с Невского. – Лейтенант Миша Докеев работал в криминальной лаборатории меньше года, и хоть был младше других сотрудников и по званию и по возрасту, общался с коллегами без церемоний.

– Запомните, лейтенант, шлюх возле меня нет, и алкашек тоже. – Огрызнулась Назарова и побежала вниз. Возле бюро пропусков ее ждала Полина.

– Ну и видок у тебя, подружка. Теперь понятно, почему наш Мишка тебя за проститутку принял. Что с тобой? Цыганка на тебя так подействовала?

– И цыганка тоже.

– Чего расстраиваешься? Она же не сказала ничего плохого. Не видит она твоего мужа. Ну и что? Она хоть и гадалка, но тоже человек. Не все ей подвластно. – Тоном взрослого, беседующего с ребенком, проговорила Назарова.

– Дело не только в ней. – Вздохнула Полина и рассказала подруге о странном превращении Родионова в генерального директора и о том, что Сергей от нее сбежал и что не вышел на связь с фирмой: – Дал мне муж под зад коленом, я поняла. Ладно, переживу. Но вот все вместе, цыганка, Родионов. Эти деньги… Страшно мне.

– Для открытия уголовного дела по факту исчезновения Сергея у милиции оснований нет. Богаткин сам сказал заместителю, что домой не вернется. Я правильно поняла?

– Да, сказал. – Кивнула Полина.

– Выходит, у нас только один эпизод. Твой мужик не связался с фирмой, в день как обещал. И это случилось всего сутки назад. Но сама подумай, если Сергей сбежал к другой бабе, мог о делах и вовсе забыть. Кобели поначалу умеют голову терять. Ты же не девочка, сама понимаешь…

– Да, все так. Но мне страшно. Сердце мне подсказывает, что с Сережей беда. – Упрямо повторила Полина.

– Допустим. Но он же скот. Он тебя бросил. Чего ты о нем печешься?

– У меня от него сын. Потом, мы почти двадцать лет вместе. Привыкла. Не чужой он мне, что бы там ни было… – Полина достала платок и утерла слезы.

– Хорошо подруга, кати домой, и поосторожнее за рулем. Я подумаю, что делать. Жди, я к тебе заеду. И дай мне телефон этого Родионова.

Полина кивнула, продиктовала номер и медленно вышла из Управления. Назарова в лабораторию не вернулась, а поднялась к следователю Дорофееву советоваться. Константин Петрович Дорофеев, старейший следователь Управления, с огромным опытом, помочь Тане не смог.

– Назарова, опомнись! Какая-то цыганка. Один начальник назначил другого, а сам убежал куда-то к бабе. Что тут делать милиции?

Татьяна понимала, что старый сыщик прав. Если бы она лично не побывала на приеме у Патриции, тоже бы отмахнулась от подруги. Жизнь есть жизнь, и мужики иногда выкидывают коленца. Но талант старой гадалки Татьяну поразил. И слова старухи о том, что мужа Полины вовсе нет, произвели и на Назарову тягостное впечатление. Поэтому она не отмахнулась от подруги, а позвонила Родионову и назначила ему встречу.

Офис фирмы Богаткина находился на Литейном. Григорий Васильевич Родионов принял Татьяну в огромном кабинете генерального директора. Его рыхлое конопатое лицо выглядело усталым. Редкие рыжие волосы намокли от пота, нос покраснел, и весь его облик внушал Тане жалость, смешанную с отвращением.

– Меня фамилия Назарова. – Представилась она: – Я работаю в милиции, но пришла к вам как подруга Полины Игоревны, в общем, как частное лицо… Поэтому давайте все на чистоту, без протокола.

Родионов и не собирался ничего скрывать. Его бывший начальник влюбился. Со своим предметом никого не знакомил, имени возлюбленной не называл. Где живет его пассия, не сообщал. На второй день после отъезда Богаткин позвонил Родионову из Москвы. Остался ли шеф в столице или после звонка поехал дальше, Григорий Васильевич сообщить затруднялся. Сергей Богаткин не утаил от своего зама, что хочет создать новую семью, и просил на свою долю в прибылях фирмы содержать Полину и сына Павла, выдавая им три тысячи долларов в конце каждого месяца. Так же Богаткин обещал консультировать Родионова, но в назначенный день на связь не вышел. Больше Назаровой ничего выяснить не удалось. Татьяна посмотрела на часы. На работу возвращаться смысла не имело. Пока доедет, будет шесть, и начинать работу поздно. Решила ехать к Полине.

– Ничего утешительного, подруга, я тебе не скажу. – Выдала она с порога: – Но совет могу дать, если ты меня, конечно, кофейком попоишь. Я за твоими делами свой обед пробегала.

– Пошли на кухню. – Пригласила Полина. Татьяна тщательно вымыла руки, поправила прическу и уселась за стол:

– Есть у меня один человек в Москве, который черта с рогами отыщет, не только твоего изменника. Но за его услуги надо платить. Человек этот работает в частном сыскном бюро, и зовут его Петр Григорьевич Ерожин. Хочешь, позвони ему, хочешь, кати в Москву. Муженек твой, скорее всего там. Он Родионову из Москвы один раз отзвонил.

– Ты сама не можешь попросить своего приятеля? – Полина подвинула гостье кофе и уселась напротив.

– Он мне не приятель. Я с ним спала, и пыталась у жены отбить. Можешь на меня в разговоре сослаться, но сама я с ним говорить не буду.

– Это и есть твой женатый мент?

– Он самый. – Подтвердила Назарова: – Записывай номер.

– Адрес тоже давай. – Попросила Полина: – Когда у тебя свадьба?

– В декабре. Приглашаю.

– Счастливая ты. Цыганка нагадала, до гроба своего любить будешь… В наши дни так редко бывает. – Вздохнула Полина и записала московские координаты частного сыщика.

* * *

Москва 19 октября 2004 года

Мурт сидел в коридоре возле дверей начальника отдела в потертом кожаном кресле уже час. Сидел прямо, не облокачиваясь на спинку, сложив крестьянские руки на коленях, и смотрел в стену. Он знал, что начальника нет и что вернется тот не скоро. Подполковник Волков выехал на очередное скандальное убийство и о существовании старого эстонца не имел ни малейшего понятия. До сегодняшнего дня и Мурт не знал, что живет на свете подполковник Волков. Но сегодня, сейчас, для старика этот человек являл собой последнюю надежду. Если не поможет начальник отдела убийств, не поможет никто. Мурт смотрел в стену и думал о сыне. Отпрыска он не видел полгода. Первый месяц после того, как Матти уехал в Москву, отец о нем почти не вспоминал. По приезде, сын отзвонил, сообщив отцу, что доехал благополучно. Он обещал намекнуть, что на таможне проблем не возникло, и свое обещание выполнил. Сын уехал жениться. Его желание жениться на русской родителям не очень понравилось. Но Матти взрослый парень и решать подобные вопросы за него родители не могут. Полюбил русскую, его дело. Когда прошел второй месяц и сын не написал даже открытки, Андрес немного обиделся. Понятно, что молодожену не до стариков. Шуры-муры, покупка квартиры, милые хлопоты… Но за два месяца можно хоть раз позвонить? Когда прошло еще два месяца, старый Мурт заволновался. Но беспокойные мысли держал при себе. У всех свои заботы и неприлично перекладывать свой груз на других. Андрес Мурт привык самостоятельно решать свои проблемы. Не делился он тревогами и с женой. На вопрос Берты, не звонил ли сын, отвечал односложно «нет». Но месяц назад старик понял, что дело плохо. Отцовское сердце заныло после юбилея. Андресу в августе исполнилось семьдесят лет. Юбиляра поздравили из Канады, Финляндии и даже Австралии. Ведь когда-то Мурт плавал по свету моряком, и у него друзей хватало. Поздравили и те, о существовании которых Мурт давно забыл. Только от Матти поздравления он так и не дождался. Отпраздновав юбилей, Мурт сел в машину и поехал в уездный город. В городе он оставил машину в центре на стоянке и пешком пошел в полицию. Чиновник вежливо его принял и старательно записал слова Мурта на бумагу. Он попросил старика расписаться и пригласил зайти через месяц. Неделю назад Андрес явился на прием снова. Явился, потому что месяц с его первого визита миновал.

«Мы связались, господин Мурт, с коллегами в России. Вот их ответ. Здесь есть и перевод документа». – Чиновник вручил ему бумагу и, усадив в кресло, тактично вышел. Мурт надел очки и прочел бумагу. Перевод ему не понадобился. Старик хорошо говорил и читал по-русски. В бумаге сообщалось, что ни в одном из городов России Матти Мурт свое местожительство не зарегистрировал. А без подобной регистрации власти о местопребывании иностранца сведений не имеют. «Все что мы могли сделать, мы сделали», – вернувшись в свой кабинет, заверил посетителя чиновник.

И Андрес решил сам ехать в Москву. Чтобы визу оформили быстро, пришлось переплатить. Но экономный старик о деньгах не беспокоился. Дороже сына у него на свете никого не было. Экспресс прибыл в Москву утром. В Эстонии Мурт оставил осень. Москва его встретила снегом. В отделении милиции Ленинградского вокзала дежурный выслушал приезжего и сказал, что у них сведений о Матти нет. В шутку или всерьез, но молодой милиционер посоветовал обойти все районные отделения милиции города Москвы. Мурт шуток в своем вопросе не ожидал и совету молодого милиционера последовал буквально. Он обошел пять отделений, замерз и промочил ноги. И только в Сокольниках ему повезло. Пожилой капитан проникся к эстонцу симпатией и послал на Петровку. «У них сведения со всего города. Зачем бегать по Москве. Москва очень большая. На Петровке просись на прием к начальнику отдела убийств. Если твоего сына убили, он тебе скажет». И Мурт приехал на Петровку. Он долго объяснял, что хочет на прием к начальнику, и добился своего. Ему выписали пропуск, провели на третий этаж и усадили в кресло. Старый эстонец Андрес Мурт сидел и ждал начальника, которого звали Т. Н. Волков.

* * *

19 октября 2004 года

В Москве выпал первый снег. На асфальте и дорожках бульвара вокруг Чистых прудов снег сразу таял, но на газонах держался. От этого белоснежного покрывала на душе становилось светло и почему-то празднично. Да и в кабинете сыскного бюро Ерожина будничной атмосферы не наблюдалась. Причиной тому стал не веселый московский снег, а настроение сотрудников. Впервые за несколько лет они, как в старое доброе время, собрались вместе. Отработав три года на Петровке, в директорское кресло вернулся сам подполковник Ерожин. Отставной генерал Грыжин и Глеб не могли скрыть радости по этому поводу. Вместе с Ерожиным сегодня вышла на работу и Надя. Ее родной отец Алексей Ростоцкий получил в Москве крупный строительный подряд и, оставив Самарскую фирму на сына, переехал на полгода в столицу. Переехал с Шурой, которая сразу предложила Наде помощь с детьми. Супруга Ерожина смогла вернуться в бюро. И сейчас все они сидели в директорском кабинете, пили кофе со сливками и наперебой вспоминали эпизоды прошлых расследований. В основном обсуждали курьезы из былой практики. Вспоминали времена, когда Ерожина забрали начальником на Петровку, как Глеб Михеев вошел в этот кабинет и как смешно состоялось его утверждение на должность директора. Все говорили и смеялись. Но никто не обмолвился о последнем деле Ерожина. О деле, связанном с убийством «Урода». О табу на эту тему заранее не договаривались, но все понимали, что не надо тревожить Петра воспоминаниями о влюбленном в его жену шантажисте.

– Послушай, Петро, давай по десять капель. Все-таки первый день. Надо обмыть ваше с Надей возвращение. – Предложил отставной генерал.

– Конечно можно, батя. Но рабочий день. Вдруг клиенты объявятся, а мы тут пируем? – Засомневался Ерожин.

– Я же не предлагаю напиваться. – Проворчал Грыжин и достал заначенную бутылку армянского коньяка: – А совсем не отметить – как-то не по-русски.

Надя принесла из буфета маленькие рюмочки, и генерал аккуратно разлил в них свой любимый «Ани»:

– Мне бы хотелось сказать два слова, коллеги… – Грыжин поднял рюмку и обвел присутствующих суровым взглядом.

– Давай, батя, говори. – Подбодрил генерала Ерожин.

– Мы вас внимательно слушаем, Иван Григорьевич. – Улыбнулась Надя. Глеб к спиртному в рабочее время относился отрицательно, но, понимая, что сейчас происходит ритуал, сосредоточенно смотрел на свою рюмку, утонувшую в его огромных лапах, и молчал.

– Я хочу выпить, друзья, за любовь и дружбу… И еще за Петро и Надюху. Во-первых, они оба вернулись на службу после долгого перерыва, а во-вторых, они вместе. Вместе потому, что Надя сумела понять и простить Петра. Значит, любовь и дружа у них настоящая. Я большую часть жизни провел при Советах. Нас учили, что главное для человека – работа и служение отчизне. Что, кстати сказать, не так уж и глупо. Но, прожив жизнь, могу вас заверить, для человека так же важны его семья и близкие. Петро и Надюха, да и ты, Глеб, стали моей семьей. И я счастлив, что мы опять вместе. Давайте выпьем за любовь и дружбу. Этим двум словам надлежит стоять рядом. И поверьте, только те, кто по-настоящему умеют любить и дружить, сумеют, как надо, прослужить отчизне.

– Ну ты, батя, прямо как на митинге. – Усмехнулся Ерожин. Давно я подобных речей не слышал.

– Высокие слова мы, Петро, говорить разучились. Заодно разучились думать о своей стране как об отчизне. А тут хорошего мало… – Генерал опрокинул рюмку и потянулся к яблочку. В этот момент зазвонил телефон. Все смотрели на аппарат, но никто не решался поднять трубку.

– Петро, твой же телефон звонит, директорский. – Напомнил Грыжин. Подполковник снял трубку и услышал голос Тимофея Волкова:

– Петр Григорьевич, тут у меня пожилой иностранец… – Начал Волков тоном, будто они продолжают работать вместе, и он докладывает шефу очередной вопрос.

– Для начала, здравствуй Тимофей, рад тебя слышать. – Улыбнулся Ерожин.

– Здравствуйте, Петр Григорьевич. Я тоже рад. Тут все в замоте, и я не сообразил, что мы два месяца не виделись. Простите…

– Ничего, майор. Я шучу.

– Петр Григорьевич, я уже подполковник.

– Поздравляю, Тимофей. Давно?

– Неделю назад… Так вот, у меня в кабинете иностранец. Он разыскивает сына. Обстоятельства исчезновения его сына таковы, что пока нам открывать дело оснований нет. Позвольте его направить к вам в бюро?

– Направляй. Чем сможем, поможем. – Ерожин положил трубку: – Давайте заканчивать жрачку. К нам клиент. Да еще иностранец.

Надя едва успела помыть посуду, как в селекторе раздался звонок. Глеб вышел в прихожую и вернулся вовсе не с пожилым иностранцем, а с молодой женщиной. На вид ей было за тридцать, и выглядела она усталой. И хоть куртка из мягкой кожи и сапожки выдавали в ней человека обеспеченного, было заметно, что свою внешность дамочка забросила.

– Я бы хотела поговорить с Петром Григорьевичем Ерожиным. – Тихо произнесла посетительница, оглядывая сотрудников бюро.

– Ерожин это я. Прошу в кабинет. – Петр Григорьевич пропустил даму, помог ей снять куртку и усадил в кресло.

– Меня зовут Полина Игоревна Богаткина.

– Очень приятно. – Улыбнулся подполковник.

– Я ленинградка. Рекомендовала мне вас Татьяна Назарова. Рекомендовала как очень опытного, даже талантливого специалиста. – Полина взглянула на Ерожина и покраснела. Покраснел и Ерожин:

– Спасибо Тане за рекомендацию. Мы очень давно не виделись. Как она там?

– Прекрасно. В декабре у нее свадьба. По всем признакам, брак ожидается счастливый.

– Искренне рад за нее. Теперь расскажите, что случилось у вас? – Поспешил перейти к делу подполковник.

– А у меня хорошего мало. Исчез муж… Таня верит в ваш талант. Она говорит, что вы не только мужчину, черта с рогами можете найти.

– Иногда везет. – Улыбнулся Ерожин: – Но я не колдун. Бывают случаи, где моего, как вы изволили приятно выразиться, таланта не хватает.

– Колдунья мне не помогла. В милиции мной заниматься не станут. Так что идти мне больше некуда.

– Выкладывайте, какие у вас проблемы с мужем?

– Сергей исчез.

– Это я уже понял. Валяйте все по порядку.

– Из моего рассказа, вы можете сделать вывод, что он ушел к другой женщине. Это, скорее всего, так и есть. Но мне кажется, с мужем что-то случилось.

– Вы рассказывайте, и за мои выводы не беспокойтесь.

Полина снова покраснела:

– С чего начинать?

– С самого начала. – Предложил подполковник и раскрыл блокнот.

– Я вышла замуж совсем молоденькой. На последнем курсе музыкального училища. А Сергей уже защитил диссертацию. Через два года родила сына. Тут началась перестройка, и Сергею прекратили платить зарплату. Нам было очень трудно. Он брался за любую работу. Даже на рынке торговал, но из лаборатории не уходил. Все надеялся, что интерес к науке у властей появится. Не дождался. Плюнул на институт и организовал свою фирму. Через полгода мы зажили совсем по-иному. Проблем с деньгами не стало, но Сергея дома я видела все реже.