Чёрная бабочка, летящая во тьму

– Успокойся, пожалуйста, – в панике прошептала подруга. – Она делает это, чтобы тебя разозлить.

Не обращая внимания на Бушру, я освободила запястье из ее хватки и в гневе направилась к столу, за которым сидела Дамла. Бушра следовала за мной, как маленький утенок за своей матерью. Когда остановилась перед Дамлой, последним ударом по моему терпению стало то, что она пялилась в телефон, не обращая внимания на меня. Терпение лопнуло. Ответственность за то, что происходило дальше, лежала не на мне, а на той Аси Мерве, которая держала меня в своих руках. И она совсем не была понимающей, терпеливой и конструктивной девочкой. Наоборот, она любила разрушать.

Я положила руки на стол, прижала ладони к холодной поверхности и остановила взгляд на лице, которое было намазано тональным кремом, словно грязью. Девушка была не одна. Вместе с ней за столом сидели Ирмак, Суде и Беркин. Хотя все взгляды были устремлены на меня, Дамла продолжала смотреть в телефон так, будто меня там не было.

Молча наблюдала за ней несколько секунд. Затем мой взгляд упал на кофе в картонном стаканчике, стоящем рядом. Да, это то что нужно. Резко схватила бумажный стаканчик и, подняв его, вылила кофе на голову Дамлы.

Я наблюдала за тем, как тональный крем таял на ее лице под струями горячего кофе.

Дамла в шоке посмотрела на меня, не понимая, что происходит, с широко открытым ртом и глазами, полными ужаса. Горячий напиток, который я вылила ей на голову, неизлечимо пропитал пудровую рубашку, а также попал на экран телефона. Но волновало ли меня это? Нет. Дамла заслужила.

– Что ты делаешь? – крикнула она. – Ты что, сумасшедшая?

– Да, сумасшедшая, – без промедления заявила я. Дамла поморщилась. Я смотрела ей в глаза так, словно ничего не произошло.

– Ты вылила мне на голову горячий кофе! – крикнула девушка в ужасе.

Пока Беркин, Ирмак, Суде, Бушра и все в столовой потрясенно наблюдали за нами, я спокойно смотрела на Дамлу. Несмотря на то что на моем лице не было никаких эмоций, казалось, что в глазах притаился дикий зверь, готовый по моей команде вонзить когти в девушку.

– Все честно, – сказала я с ложным спокойствием. – Ты сделала это намеренно. Мы обе это знаем. Я знала, что ты не будешь извиняться, поэтому приняла правила игры.

Дамла нахмурилась.

– Ты действительно ненормальна. Мне тебя жаль, – с насмешкой сказала она.

Я знала, что девушка пыталась, спровоцировав меня, оправдать себя.

Сильнее оперлась на стол и подвинулась ближе к Дамле. Она на мгновение вздрогнула и откинулась спиной на стул. Смотрела мне в глаза не моргая.

– Если ты меня так боишься, почему лезешь?

Она открыла рот, но закрыла его, не успев ничего сказать.

– Аси Мерве Каракую! – По столовой разнесся крик, похожий на звук колокола. – Сейчас же в мой кабинет!

Все еще держа руки на столе, я через плечо взглянула на обладателя крика. Декан, профессор Ахмет, наблюдал за нами с очень неприятным выражением лица. Услышав хихиканье Дамлы, снова повернулась к девушке и посмотрела самым угрожающим взглядом, на какой была способна, отчего ее улыбка исчезла.

– Не связывайся со мной, Дамла, – прошептала, медленно отступая. – Иначе тебе будет больно.

– Который это раз, Мерве? – спросил заведующий кафедрой профессор Ахмет. Когда я вошла, он смотрел на меня из-за серого стального стола. Его кабинет находился на первом этаже университета. Единственная лампочка висела на кабеле. Я не понимала, как он мог проводить весь день в этом изолированном месте.

– Что именно?

Услышав меня, профессор нахмурился. Вместо вопроса о том, почему я это сделала, он начал обвинять.

– Я стараюсь тебе помочь, Мерве. Думаю, ты заслуживаешь большего и должна достичь высот, поэтому продолжаю защищать. Тем не менее ты на всех нападаешь. Мы еще не успели отойти от вчерашнего неуважения, сегодня ты уже напала на студентку. Мы не можем закрывать глаза на все твои выходки только потому, что ты хорошо учишься.

Его голос был резким. Хоть мне и хотелось хлопнуть дверью и уйти, пришлось сдержаться.

Я сделала глубокий вдох, закрыла глаза и дала себе несколько секунд, чтобы успокоиться, ведь гнев все еще не утихал. Дамла первая начала. А здесь сейчас слушала упреки я. Открыв глаза, сглотнула, прочистила горло и посмотрела в глаза декану.

– Она первая начала. Ударила меня намеренно! Она заслужила. Я не нападала без причины.

Взгляд декана стал серьезней.

– Ты признаешь, что напала. И мне не интересны оправдания, Каракую! Это не старшая и не средняя школа. Ты осознаешь серьезность того, где находишься? – крикнул вдруг декан. Это стало последней каплей. Мое терпение начало ослабевать, и если бы оно рухнуло, то без колебаний раздавило бы всех, кто находился рядом.

– Ахмет-бей, – спокойно произнесла, несмотря на свой гнев. – Ни один преподаватель не имеет права так кричать на студента, не разобравшись в причинах его действий.

Декан попытался смягчить взгляд, но ему это не удалось.

– Из-за твоего поведения у тебя нет друзей. Ты бестактна. – Он сердито вздохнул. – Я не хочу тебя обидеть, но ты переходишь границы. Какой смысл выливать кофе на голову студентки? Разве это достойное поведение?

Я на мгновение посмотрела прямо на Ахмет-ходжу.

Это был мой выбор – быть тем, кем я являлась. Это никого не касалось. Мне было очень спокойно внутри ледяной глыбы, в которой я пряталась. Может, все органы были заморожены, может, кровь бурлила в жилах, но снаружи все было в порядке. Единственное, что могло дать горячее сердце, – это боль. Я привыкла жить скучной жизнью. Не то чтобы находила людей странными, держалась от них подальше или они мне не нравились. Просто жила своей жизнью. В ней не было места большому количеству людей. По крайней мере, я так думала.

– Если вы закончили со своими оскорблениями, можете уже назначить мне наказание, как в старшей школе, и отпустить? А то занятие скоро начнется.

Профессор закрыл глаза и глубоко вздохнул. Я знала, что злила его, но он был не единственным, кто злился сейчас.

– Я не оскорбляю тебя, Мерве, – сказал он, стараясь сохранять спокойствие. – Я желаю тебе только добра, а эта агрессия доставит тебе неприятности. Помнишь, что произошло вчера? То, что ты спросила у Каран-бея, было большим неуважением. То же самое касается и Дамлы…

Каран. Неосознанно схватила себя за юбку. Она, пропитанная кофе, была холодной. Ладоням понравился этот холод. Просто услышав это имя, я полностью отвлеклась на него. Напротив меня сидел Ахмет-ходжа, но казалось, это был не он. Черные глаза Карана Чакила, его мужественный нос правильной формы, мясистые губы, густые черные брови и длинные ресницы, доходящие до бровей. Лицо этого человека будто отпечаталось на моих зрачках.

Его темные глаза были словно тень ночи, падающей на землю.

– Я осознаю, что проявила неуважение к господину Карану, но это не относится к Дамле. Как я уже сказала, господин. Она заслужила.

– Ох… – Он в отчаянии поморщился.

Я заметила, что плиссированная юбка в моей ладони помялась, и отпустила ее.

– Ты не сдашься, не так ли? Тебе следует извиниться перед Дамлой. Если не хочешь, мне придется тебя наказать.

– Я принимаю наказание, – сказала я не раздумывая. – Я не буду извиняться перед этой девушкой.

На мгновение мне показалось, что декан хотел рассмеяться, но в последний момент собрался с силами и покачал головой.

– Ладно… Я не хочу тебя наказывать, но должен это сделать. Не буду отстранять тебя от занятий. – Профессор замолчал и задумался на короткое время. – В качестве наказания ты пройдешь дополнительную неделю стажировки.

– А экзамены…

– У тебя будет достаточно времени, чтобы подготовиться к промежуточным экзаменам семестра. Кроме того, ты пройдешь неделю стажировки в том месте, которое я назначу. Каждое возражение будет увеличивать продолжительность стажировки. Что-то непонятно?

Когда я просто посмотрела на него, не отвечая, декан вздохнул и снова повернулся к лежащим перед ним документам.

– Я принимаю это как согласие, Мерве. Я подыщу туристическую компанию для твоей стажировки. Можешь идти.

Я застыла на месте.

– Господин, я не могу пройти стажировку в компании. Отели и все такое хорошо, но… Не рановато ли для компании?

– Мерве, – Ахмет-ходжа поднял на меня глаза, – значит, ты готова извиниться перед Дамлой?

– Хорошо. Компания так компания.

Несмотря на то что это будет очень трудный опыт, похоже, у меня сейчас не было другого выбора. В старшей школе я четыре года стажировалась в отелях, но никогда раньше не практиковалась ни в одной компании. Выйдя из кабинета декана и отправившись на занятия, я все еще ощущала нотки гнева.

Когда занятие подошло к концу и Бушра узнала о наказании, ее реакция оказалась даже хуже моей.

– Что значит стажировка в туристической компании? Ты не настолько опытная. Это жестоко! Они там просто давят стажеров, – говорила Бушра, засовывая учебники в свою фирменную сумку. Краем глаза я бросала враждебные взгляды на Дамлу, сидящую передо мной.

– У меня было два варианта, – прошептала я. – Либо извиниться перед этой идиоткой, чего, как ты прекрасно знаешь, я бы никогда не сделала, либо неделю стажироваться в компании. Я выбрала то, что имело смысл. Кроме того, что может случиться за неделю?

Брови Бушры нахмурились. Она бросила враждебный взгляд на Дамлу, испуская злую ауру.

– Все из-за этой суки, – сказала она сквозь стиснутые зубы. – Что я буду делать без тебя неделю?

– Не преувеличивай. Кроме того, мы не на все занятия ходим вместе. – Я закатила глаза. – Неделя – это небольшой срок. Если потребуется, и месяц буду стажироваться, но не извинюсь перед ней.

Это была я. Аси Мерве Каракую, которая избегала извинений, даже если не права. А если уж я была права, как могла извиниться перед кем-то?

– Меня пугает, когда ты говоришь «компания», – посетовала Бушра. – Там не так комфортно, как в отеле или банке.

– Все в порядке, расслабься.

– Кроме того, у нас небольшой, ничем не отличающийся от поселка город. Фетхие называют прибрежным городом. Компания, о которой говорит Ахмет-ходжа, скорее всего, находится даже за пределами Карачули.

– Мне все равно, – сказала я. Она удивленно посмотрела мне в глаза. – Не смотри на меня так. Всего одна неделя, Бушра…

– Я беспокоюсь за тебя, хочу пойти и задушить Дамлу прямо сейчас, – сказала подруга, повернувшись к ней лицом. – И я ненавижу стажировки.

– Ты так говоришь, будто меня на смерть отправляют, – передразнила ее я.

– Всего неделя, – сказала она, взглянув на меня.

– Да, – прошептала я. – Всего неделя.

Тяжелый день, интенсивность занятий, ссора с Дамлой и полученное наказание превратили меня в развалину. Не пришлось ждать Дефне, потому что у нее были планы с друзьями. Я очень устала. Чувствовала, что теряю сознание и физически, и морально. Шел проливной дождь. Выйдя на улицу быстрыми шагами, подняла голову, чтобы почувствовать большие капли дождя на лице. Это было приятно. Когда телефон в широком кармане плаща зазвонил, вынула его, обругав человека, прервавшего мой краткий момент покоя.

Звонил отец.

Медленно идя под проливным дождем, ответила на звонок и поднесла телефон к уху.

– Да?

– Мерве? – спросил отец. – Почему ты так долго не отвечаешь?

Я пыталась продолжать идти по площади, пустыми глазами исследуя брусчатку. Тяжесть множества вещей давила на грудную клетку.

– Что случилось? – сухо спросила я.

– После ночного ухода я не выдержал и пришел домой в полдень. Мы снова немного поспорили. Твоя мать-паразитка уехала к своим братьям.

Хотя мои шаги становились все тяжелее, лицо все еще оставалось бесстрастным.

– Она снова довела меня, как обычно. Делай что хочешь, но верни ее домой.

Твоя мать-паразитка.

Все мышцы были напряжены, я прищурилась и сделала глубокий вдох. Дождевая вода наполнила горло, и я тяжело сглотнула.

Почему казалось, будто я падала с двадцать шестого этажа здания каждый раз, когда слышала голос этого человека?

– Решайте свои проблемы сами. Я ничего не могу сделать. Это ты с ней поругался. Ты тот, кто должен вернуть ее. Не я.

Почувствовала напряжение на другом конце телефона.

– Такие проблемы могут возникнуть внутри любой семьи.

Мои брови мгновенно сдвинулись вместе.

– Да ладно, ты не собираешься помочь своему папе?

Он отсутствовал каждый раз, когда я нуждалась в отце, и все эти моменты были словно ранами от ножа на сердце. Теперь, когда этот человек напомнил, что приходился мне отцом, раны начали болеть.

Хотелось бросить на него то яростное проклятие, что вертелось на языке, но которое упорно сдерживала, и повесить трубку, но я этого не сделала. Не потому, что боялась. Я просто не могла позволить себе опуститься до такого. Знала, если однажды замок, сдерживающий мой язык, сломается, я произнесу проклятия, которых свет не слышал. Возможно, буду громко кричать, рвать рубашку на груди и царапать кожу. Но сейчас не время.

– Позаботься об этом сам, – категорически заявила я и пошла дальше. – Не впутывай меня.

Улица почти опустела. Кроме меня, продавца национальной лотереи и старого чистильщика обуви, сидевшего на тротуаре, никого не было. Даже птицы покинули электрические провода.

Я услышала раздраженное рычание отца на другом конце телефона.

– Я был бы удивлен, если бы ты мне хоть в чем-то оказалось полезной. – Из динамика послышался смех. – Ты бесполезная тварь. Не смей приходить вечером домой. Не вздумай показываться мне на глаза. Ночуй где хочешь! Если придешь, я переломаю тебе все кости.

И повесил трубку.

Да, этот человек был моим отцом. Нет, я не его дочь. Он не заботился обо мне. И я была не единственным человеком, о котором он не заботился. Отцу было плевать на всех в нашей семье, включая Дефне и мою мать.

Единственное, что его волновало, – он сам.

– Хорошо, – прошептала, не отнимая телефон от уха, хотя он уже повесил трубку. – Я не приду, папа.

Я чувствовала себя мокрым черным котенком, брошенным под дождем в картонной коробке. Но ему повезло гораздо больше, чем мне. Потому что, в отличие от меня, он был милым и мог бы украсть чье-то сердце и завоевать любовь. Смог бы найти себе хозяина. К сожалению, у меня не было такого шанса. Не было владельца. И внезапно я стала бездомной.

Было кое-что, в чем я пыталась признаться себе уже долгое время. Признание этого нанесло бы вред сначала мне самой, а затем и моей гордости, которую я лелеяла у себя внутри. Но, казалось, теперь не осталось шанса уберечься от страданий. Острый кончик ножа прижался к шее и начал надавливать на пульс. Пришло время признаться самой себе.

Я была одинока. Сама выкопала себе эту могилу.

Дождь усилился, пришлось искать место, где можно укрыться. Я не собиралась идти домой. Но поехать к двоюродному дедушке было бы гораздо более неуместно, чем вернуться домой. Мы с ним не ладили. Взгляды на жизнь отличались. Моего младшего дяди не было в городе, и, хотя мы были с ним в хороших отношениях, выехать из города прямо сейчас у меня не было возможности.

Я знала, если поеду к Бушре, она меня не прогонит. Но когда подумала о необходимости объяснить ей ситуацию, исключила эту идею. Нужно было всего лишь пережить одну ночь без происшествий и подумать об остальном утром в университете. Пусть и ненадолго, но недельная стажировка позволила бы мне отложить некоторые проблемы в сторону.

Я гуляла под дождем около часа и надеялась, что мысли из головы стекут на тротуары вместе с дождевой водой и исчезнут. К сожалению, не каждое желание могло быть исполнено. Мысли настолько плотно засели в моем мозгу, что казалось, избавиться от них невозможно. Иногда я так глубоко задумывалась и уже не надеялась выбраться из раздумий живой. И все же каждый раз выплывала из того черного моря мыслей, в котором тонула.

Иногда я так сильно погружалась в размышления, что слова принимали совершенно иные формы. Чувства, смешанные со словами, взрывались, как воздушные шары, внутри меня и окрашивали все в черный цвет. Меня переполняло тьмой.

Наконец, когда ноги ослабли, я нашла укромный уголок, где можно было сесть, потирая руками дрожащее тело. Холод, облизывающий корни мокрых волос, прокалывал голову ледяными иглами. Хотя эта боль не слишком сильно угнетала, она все же доставляла дискомфорт. Мое тело было устойчиво к боли. В детстве при падениях я никогда не плакала, несмотря на разбитые коленки. Колготки, которые носила, прилипали к крови, склеиваясь с кожей. Не дожидаясь, пока мама нанесет на них оливковое масло, я стягивала с себя колготки, из-за чего раны начинали снова кровоточить.

Причиной всего этого была не одержимость властью или стремление проявить себя. Я действительно не умела плакать.

Я начала дрожать от холода. Сидела на дороге в метре от проезжающих машин, на колени летели брызги от их колес. Я не знала, как долго просидела на этом тротуаре, но дождь усилился и наступила темнота. Единственное, что я чувствовала сейчас, – это холод. Положила локти на колени, зажала лицо руками и щурила глаза, наблюдая за проезжающими мимо автомобилями. Было ясно, что сегодня я проведу ночь, слушая звуки гудков и мирный шум дождя.

Капли, попадавшие на ресницы, затуманивали зрение и заставляли часто моргать. Интересно, вернулась ли Дефне домой? Сказал ли ей отец что-нибудь? Кто знает, что делала мать? Кому-нибудь было интересно, что со мной? Если, конечно, кто-то вообще заметил мое отсутствие…

Небо раскалывалось, вокруг ходили люди, а я просто сидела на мокрой брусчатке. Прохожие были настолько беспечны и бесчувственны, что не задавались вопросом, почему молодая девушка сидит на обочине под дождем, как сумасшедшая, и пустыми глазами смотрит на проезжающие мимо машины. Я не хотела, чтобы меня расспрашивали, но, если бы на моем месте была другая девушка, она бы точно подумала, что не расспрашивать и игнорировать – плохо. Для меня невидимость была хорошей штукой. Хотя в тот момент я была котенком, ищущим хозяина…

Когда дождь внезапно перестал бить в лицо, я нахмурилась и подняла голову – меня закрывал от дождя черный зонт. Затем изумленный взгляд упал на руку, держащую его.

Длинные, костистые и сильные пальцы.

Когда к этому добавился сладкий запах, смешанный с горечью, мои темные раскосые глаза распахнулись. Сердце затряслось от шока. Быстро открывающимся и закрывающимся сердечным клапанам было хорошо знакомо лицо человека, держащего зонт.

Каран Чакил.

Это был он. Узкая и идеально выглаженная черная рубашка была мокрой. Темные брюки, слегка влажные черные волосы, длинные черные ресницы, эти глаза, которые напоминали ночь, лишенную звезд и луны, без включенных фонарей… Это действительно был он.

Я застыла. Почему он вообще был здесь? Разве не должен быть похоронен в прошлом, в моем вчера? Что он здесь делал?

– Каран-бей? – Я запнулась.

Он устремил свой жесткий и бездушный взгляд на мое лицо и, ничего не сказав, поделился со мной своим зонтиком. Нет, не поделился. Пока мужчина мок, его зонт защищал меня.

– Что ты делаешь здесь в такой час под таким дождем, Мятежный Камешек?

Камешек.

Пытаясь переварить это, я продолжала молча смотреть на Карана, стараясь не терять самообладание. Он нахмурился. Из-за этого движения капля дождя, пытаясь перетечь со лба к носу, застряла в набухшей сине-зеленой вене.

– Разглядываешь вместо того, чтобы отвечать, да? – спросил он, просто шевеля губами. – Я думал, ты очень разговорчивая девушка. Проглотила язык, малышка?

Я пыталась сосредоточиться, но не смогла.

– Я просто задумалась.

Он посмотрел так, будто у меня открылся третий глаз на лбу.

– Ты решила, что поздний час, дождь и тротуар идеальны для размышлений? – тут же спросил мужчина.

– Почему это вас беспокоит, Каран-бей? – спросила я.

Он посмотрел на меня с дьявольским выражением лица.

– Посмотри на меня, маленькая женщина, – сказал сквозь стиснутые зубы. Он медленно наклонился, схватил меня за руку и одним махом поднял на ноги. – В это время ночи ты сидишь под дождем, как фермер на сожженном поле, погрузившись в раздумья. Мне в голову приходит бесчисленное количество сценариев того, что может с тобой тут случиться.

Я смотрела на его профиль широко раскрытыми глазами и потянула руку, пытаясь освободиться из сильных пальцев. Когда Каран начал тащить меня за собой, как тряпичную куклу, моя гордость, не склонявшаяся перед его красотой, нанесла сильную пощечину той Мерве, которая теперь следовала за мужчиной, очарованная его красотой.

– Отпустите! – крикнула я, пытаясь взять себя в руки. Несколько проходящих мимо людей с зонтиками странно посмотрели на нас. – Что вы себе позволяете?

Он не обратил внимания. Не глядя на меня, уверенными шагами шел вперед. Каран промок, но ему было все равно. Я снова попыталась отступить, наблюдая за дорожкой, прочерченной дождевой водой, стекающей по его шее. Каран Чакил был не единственным человеком, который промок после того, как откинутый зонтик унесло ветром на другой конец улицы. Я тоже снова начала мокнуть. Заметила, что его вены набухли, пульсировали от избытка адреналина. Что с этим мужчиной не так?

– Вы отпустите мою руку? То, что вы делаете, просто смешно! Я буду жаловаться! – Стиснув зубы, я была близка к тому, чтобы отбросить всякое уважительное обращение. – Ну же, отпусти меня!

– Что будешь делать, если не отпущу? – Каран вдруг остановился, из-за чего я врезалась в его широкую спину. Взглянул на меня через плечо, а я поморщилась от боли, поднимающейся от носа ко лбу. – Выльешь мне на голову кофе?

Сначала я подняла глаза и посмотрела на него. Затем моя голова взорвалась от мыслей. Я не знала, что сказать, поскольку глаза расширились против моей воли. Откуда Каран узнал о том, что произошло сегодня? Луч света озарил улицу, небо грохотало, словно раскалывалось, и сияние, рассеиваясь в разные стороны, медленно угасало. Наши лица были мокрыми, нас объяли капли дождя. Когда мужчина увидел выражение моего лица, на его густых черных бровях образовалась насмешливая завитушка.

– Я не собираюсь оставлять маленькую девочку на улице в такое время, – сказал он глубоким голосом. – У тебя явно проблемы. Трясешься, как щенок. Давай поговорим об этом в машине. – Каран внимательно посмотрел мне в глаза. – Не бойся, Мятежный Камешек. Твой брат не съест тебя.

– Брат? – спросила я, нахмурившись.

– А что такое? – Он продолжил идти, потянув меня за руку. – Хочешь, чтобы я был твоим дядей или кем-то в этом роде? Пойдем, упрямый козленок. Объяснишь, что произошло. В противном случае тебе придется пожертвовать своей рукой, чтобы избавиться от меня.

Мужчина, в полной мере раскрывающий красоту черного цвета, посадил меня в машину. Плотно закрыв двери, включил обогрев автомобиля и завел двигатель. Когда машина внезапно рванула вперед, я думала, что прилипну к лобовому стеклу, но в последнюю минуту мне удалось посильнее вжаться в кресло.

– Итак, – сказал он, крепко сжимая руль. Я все еще смотрела на Карана Чакила, не в силах справиться с шоком от происходящего, но, когда тело почувствовало тепло, сначала задрожала, а после начала расслабляться. – Почему ты в этот час сидела на тротуаре, а не дома?

Я нахмурилась и стиснула зубы, тонна оскорблений готова была сорваться с губ.

– Это не ваше дело, – отрезала я. Несмотря на то что мое тело впитало тепло, все еще не могла унять дрожь. – Кроме того, вы поступили очень неуважительно. Гораздо неуважительнее, чем я.

Дворники «Рейндж Ровера» сработали и разогнали дождевую воду, омывающую лобовое стекло. Свет фар, просачиваясь сквозь него, образовывал перед глазами маленькие точки. В салоне воцарилась тьма. Такая же, как этот мужчина…

– Мы едем домой, – заявил он.

Мне казалось, по моим венам тек токсин, а не кровь.

– Ты, вероятно, поссорилась со своими родителями. Поэтому повела себя упрямо и решила переночевать на улице. Ах, новое поколение…

– Отец сам сказал мне не приходить домой.

Наши взгляды встретились на блестящей поверхности зеркала заднего вида, висящего между нами. Его глаза, придавшие черному совершенно иной оттенок, сфокусировались на моих. Крепче сжав руль, Каран тяжело сглотнул. Я видела, как его кадык скользил по горлу в изящном танце. Мужчина погрузился в молчание. С этого ракурса он выглядел более загадочным и мрачным. Я начала мысленно перебирать черные страницы моего сознания.

Но не находила ни одной характеристики, идеально подходящей этому человеку.

Что удивляло, так как в мрачной книге моей жизни были все оттенки черного. С таким я столкнулась впервые. Этот голос глубоко внутри меня, ожидающий возможности разорвать свои цепи и взять надо мной верх, заговорил снова.

– На наших страницах нет объяснения этому человеку, очень интересно, – прошептала другая Мерве, которую слышала только я.