Порок. Часть 2
– А он мне все больше нравится, Сибиряк, – простонал Купец и под массивным столом схватился за свои причиндалы.
У Купца не было под ключицами отрицаловской наколки в виде звезд, но была зарисовка погон с орлом на плечах и паутина с пауком взбирающимся вверх.
Если, мне не изменяет память, паук направленный вверх знаменует о том, что обладатель данной татуировки не завязал и намерен продолжать преступную деятельность после отсидки.
– Откуда будешь, Кот? – на удивление вопросил с иронией фраер по кликухе Медведь.
– Казань.
– Значица, первоход? – хмыкнул, Сибиряк и хлебнул из железной кружки чай.
– Да.
– Ну, и как там на воле?
Молча пожал плечами, не зная, что на это ему можно ответить.
– Свобода. Красивые телки и деньги. А главное, мусора-пидорасы не забивают до полусмерти.
Пятеро, как по команде обернулись на меня и прошлись по моему изнуренному потрепанному виду пристально острым взглядом.
Только один из них за все время так и не проронил ни слова. Однозначно он был из их шайки, но держался особняком. Молчаливый. Серьезный с угрожающей тяпкой и хмурым взглядом. А на груди видать было выбито судно, так как из краев майки алкоголички вырисовывался размашистый парусник и слова «Куда ветер туда и я».
– Это, чтоб тебе жизнь медом не казалась… – цыкнул, оскалившийся Сибиряк. – Чем, угощать собрался? Где, передачка? Это, как с прибылью. Имеешь, делись!
– Ни осталось ничего. Все отмели в накопителе. Я пустой.
– Ну, точно ушлепок! Никакой пользы от тебя, – рявкнул Купец, с пол оборота придя в бешенство. – Че, делать с ним будем, мужики?
– Пусть пока проходит. Профессор с Барсом сами решат, – махнул рукой к свободной койке, Сибиряк. – Заходи. В углу брось скатку, – не глядя, обращается ко мне. – Только, этих отбросов не касайся, – кивает на притихших петухов сидящих на полу. – А то, не успеешь моргнуть, как окажешься одним из чушек на параше.
– Не канает так, Серый, – разозлился, Медведь.
– Это, ты Барсу скажешь, – не поднимая на сокамерника глаз, выцедил, Сибиряк и, тот, тотчас примолк.
Значит, все же старший не он.
– Спасибо, – неслышно благодарю и, с колотящимся до боли сердцем, стороной обхожу шнырей и низшую на земле масть.
Не успел бросить на шконку матрас, как дверь в камеру открылась, запуская новоприбывших. Двоих сопливых узнал сразу. Мы сидели вместе в одном автозаке, когда заехали на тюрьму. С первого взгляда чувствуется, как ссут и трясутся перед неизвестным. До сих пор не поняли, где оказались.
И, снова начались те же самые вопросы, но уже адресованные не мне. Все по одному сценарию, только в этот раз страшный сон превращался в явь и беспредел положенцев стремительно разворачивался на глазах.
Один пацан совсем сник. Заикался, оправдывался, ненароком демонстрируя в полной мере свою слабость. В ход пошли от арестантов недвусмысленные приколы, задевая честь и мужское достоинство. А зеленый парнишка с накатывающимися слезами в расширенных от испуга глазах, дрожал, и, невпопад на их красноречивый треп, кивал башкой, хавая все, что ему шили на месте.
– Ладно, небоись, – добродушно пропел Медведь, радостно хлопнув ладошами, которому определенно было за сорок и, дождавшись молчаливого одобрения Сибиряка, в предвкушение мерзко облизнулся. – Прикроем. Никто тебя тут не тронет. Будем твоей крышей.
– Ппправдаа? – с сомнением в голосе застыл, Петя. – Это возможно?
– Ну а что, мы обманывать тебя станем? Посмотри на нас. Не шушара какая-то. Упаси господь, – деланно перекрестился, Медведь, и, возвел глаза к потолку. – Правда, услуга будет тебе стоить определенной платы.
– Я все сделаю! – с готовностью частит. – Что нужно? – встрепенулся пацан и приблизился к ним довольно усмехающимся.
– Ну не знаюююю… пораскинь умом, Петя-Петяяяя, пету… – тихо и скользко захохотал, до конца не высказавшись. – Мы взрослые дяди. Давно сидим. Девочек не видим. Про ласку совсем забыли. Давай массаж сделаешь и на этом порешаем.
– Ккккаккой, массаж? – растерянно округлил пацан шары и сглотнул.
– Эротический. Какой же еще…
Вся хата загоготала кроме меня и тех парней, что зашли в камеру последними.
– А что, мне будет за это… Ну, я же потом…
– Петя, сказали же тебе, что станем крышевать тебя. Никто и пальцем не посмеет тронуть. Отныне, ты с нами.
– Только, массаж?
– Ну, да. Если, не хочешь большего.
– Я не умею. Не знаю, как делать.
– Да, что там уметь. Поглааадь, пацан, пару раз подергай и не будешь в этих стенах бед знать, – принялся уговаривать молодого, Купец.
– Хорошо, – подписал себе смертный приговор салага.
Я, застыл на месте и, со стеклянными глазами смотрел на то, как без Сибиряка четверо зэков синхронно вышли изо стола и, в круговую встав возле опущенного на коленях парня, стремительно расстегивали перед его перепуганным лицом свои ширинки.
– Давай нежно, девочка моя, – сказал Медведь, когда схватился за его полувялый член, Петя.
Второй бедолага, что зашел вместе с Петром, оказался морально неустойчивым и во время всего действа обоссался в штаны, но так и не двинулся с места. Хотя бы, он догонял, что происходит на самом деле. Ничего не знающий пацан не успел заехать в тюрьму, как его на всю жизнь опустили черти.
– Ой, каааак хорошооо.
– Дрочиии быстрее. Да-да. Да ты моя умница. У тебя талант!
– И мой глаз лизни.
– Я сейчас обкончаюсь, Петя. С душой к делу подошел. Мооолодец, мальчик мой.
Одним массажем не обошлось. Бакланы сладко залили в уши пацану и отымели его. Сосал он у четверых по очереди. Похотливые стоны и громкие причмокивания разносились на всю хату. Пока, Петя, отсасывал одному, другие пихали в него свой член куда придется. В уши, в нос. Били эрегированными стволами по вымазанной от спермы морде, проводили по шее, а так же задействовали руки восемнадцатилетнего парня.
Я, стараясь абстрагироваться, отчего-то заострил внимание на молчаливом Купце со спущенными до щиколоток штанами. Все-таки, отрицаловские восьмиконечные звезды розы ветров и у него были. Вот, только не под ключицами, а на отбитых коленях с длинной цепью и крестом*(означает, что не встанет на колени перед законом. Поэтому, администрация бьет таких по ногам, чтоб встали перед ними на колени, доказывая и убеждая в обратном).
– Тоже хочешь? – он словил мой утраченный жизни взгляд, сильнее выдвигая вперед бедра. – Так, присоединяйся, – сипло предложил с улыбкой на разбитых губах.
Резко опустил голову, закрыв глаза и, постарался дышать глубоко, чтоб меня не вывернуло. Желудок спазмировался и, я чувствовал, что вот-вот блевану себе под ноги.
А вскоре, не успел очухаться, когда в корне все изменилось. Находился в каком-то тумане и, казалось, наблюдал за всем со стороны.
Дверь в камеру распахнулась, явив перед нами не то человека, не то животное. Все его лицо было расписано. На половину маска черепа, на половину маска оскалившегося зверя. А на открытой шее вытутоированно заглавными печатными буквами «ВНЕ ЗАКОНА».
И, тут-то, я понял, что это и есть старший.
Завидев и оценив вырисовывающуюся картину, он с криком бросился на своих с ножом.
Когда, успел? Ведь, только был еще в наручниках.
– Барс! Нееет! Он по своей волееее! – вскрикнул, Сибиряк, который не принимал в этом участие, но тот в мгновение, оказавшись рядом с ним, перерезал ему горло.
Следом, Барс, метнулся к Медведю и того потащил к параше, чтоб башкой окунуть в самое очко.
– Сууууууууука, Бааааааарс! Нееееееет! Бляяядь, только не так! Мы не принуждали! АААААААА.
– Группа зачистки! Бегооом сюююда! – борзо с яростью ревет во всю глотку конвоир.
Словно издалека доносится его крик. А через минуту, я уже на полу. Охрана до потери сознания забивала всех присутствующих в хате. Отчаянные крики, душераздирающие стоны вперемешку со слезами заключенных, отборный мат, возгласы от раздирающей боли разлетались по всей камере и ударялись об холодную бетонку стен. Тело, как пластик ломалось под прессингом садистов и их дубинками.
– Ааааай, бляяяяядь, слооооомаеееете. Слоооомаете руки, суууукки! АААААААА. Бооооольно.
Сзади до хруста заламывали и выворачивали наверх руки, отбивали палками спину и молотили ботинками по почкам с печенью, будто с целью раз и навсегда загасить.
Ад прекратился в тот момент, когда организм не выдержал жестокого насилия и вырубил сознание, дав кратковременную мне передышку.
Глава 15
Спустя 2 года и 9 месяцев. Сентябрь. 1997 год.Тихон. Барс. Молодой, двадцать девять лет. Человек с меткой на лице. Вся его правая сторона была забита в виде оскалившегося черепа, а левую украшал яростный зверь, что в общем ознаменовало живой труп, или, как он говорит «Человек человеку волк».
Барс, оказался смотрящим. Не за хатой. За зоной. Удивительный индивидуум. Творец своей необычной судьбы с абсолютно нейтральным отношением к материи. Деньгам, шмоткам, земным благам.
Полная противоположность Туману…
Когда, он заходил на дежурную часть, все менты опускали перед ним голову, упирали взгляд в пол, предпочитая молчать. А вызывали его, чтоб формально на Тихона повесить чужую вину, или, преступное деяние. Потому, как к Барсу можно было подойти с любой проблемой различного рода, зная о том, что он никогда не откажет в помощи. Прикроет жопу и возьмет на себя чей-либо косяк, если понадобиться. И будет сидеть плюс три месяца к общему сроку. Естественно, распространяется это исключительно на нормальных людей. Голубятня и опущенные в это число не входили.
Барс, жил идеологией. Для него идея была важнее всего. Это, его образ жизни, как и преступный мир. Он всегда был среди нас. Он и есть мы. Для многих делал так, чтоб нас по минимуму трогали, чтоб ни в чем не нуждались, чтоб были дороги, через которые передавали запрещенные в зоне предметы, вещества, наркотики, балланду.
Человек с абсолютным авторитетом. Порядочный. Уважаемый. В ответе за крытку. Тот, кто общался со старшими братьями, которых называют ворами. И, тот, с кем я петлял полгода в одной камере.
Все, с чем я столкнулся, когда заехал в тюрьму, была ерунда. Настоящий ужас, пытки, унижения, манипуляции, страх пережил, оказавшись в камере один на один с Барсом. Полгода бок о бок в отсеке строгого режима.
Камера открытая решетчатая под видеонаблюдением. Весь день до отбоя на ногах. Садиться на шконку запрещено. Прогулка раз в день полтора часа по одному в такой же клетке под открытым небом, почти как наша камера. Свет не выключался совсем, дабы сломить заключенного. По зоне передвигались раком с задранными вверх руками. Ночью в течение первого месяца обливали водой и в январские лютые морозы выпускали на пару часов полураздетых во двор, для того чтоб мы шапкой ловили срывающийся с неба снег. Ночами следующего месяца большинство зэков, и я в том числе, стали частыми гостями столярки, или как я ее называю – пыточная, где ебашили лохов, то есть нас, били током, выдергивали с помощью плоскогубцев ногти на пальцах ног и рук, забивали дубинками и ногами, а некоторых черенком от швабры насиловали и издевательски ржали. Днями и ночами третьего месяца чекисты не утруждали себя и, уже залетали в нашу камеру под любым предлогом, в основном это был шмон, чтоб продолжить изощренно измываться надо мной, в то время когда, Барс, так и оставался неприкосновенным.
После того в хате случая, каждого посадили в ПКТ*(помещение камерного типа, куда сажают злостных нарушителей). Разумеется, на допросе я никого не влил*(заложил), так как не положено, да и сей действие отрицательно повлияет на мою житуху в данном заведение. За что, и получил полгода строгача.
– Я тебя сейчас въебу! – гремит перед моим лицом вертухай. – Даешь нужные показания и уебываешь назад в барак! – ревет и в очередной раз отбивает почки.
– Клянусь, я ничего не видел, гражданин начальник! – полуживой валяюсь на полу и, со стоном в обморочном состояние, еле шевелю языком.
А это, как минимум, злостное неповиновение законным требованиям администрации в местах лишения свободы.
За меня тогда вписался Барс, когда я уже порядком был потрепанный, а ему за убийство Сибиряка накинули сверху пять лет. Именно, Барс, разложил мне истину, научил как нужно вести себя в этих стенах и взял под свое крыло.
Почему? Да хуй его знает! То ли, то, что не заложил его, то ли, то, что стали сокамерниками.
Если бы, не он, наверное, я бы уже сдох в этой проклятой тайге.
– Людское тут не работает! – ходили с Тихоном в своей камере вперед-назад, пока он тихим голосом меня просвещал. – Забудь обо всем! Забудь, кем ты был на воле. Здесь есть определенный уклад. И, этот уклад вполне общечеловеческий и работает как отлаженные часы. Не обманывать. Не дерзить. Не материться. Атрибут красной зоны – насилие запрещено. А белый лебедь – красная зона. Зона, где власть администрация, обслуживающий персонал*(менты). У руля стоит охрана, не зэки. Они унижают с первых минут нахождения в тюрьме. Пресекают. Особо зарвавшихся опускают, заставляя любыми методами драить толчок, чтоб потом не было возможности быть среди нормальных людей. Здесь работает режим и это мрачная история. Атрибут «пресс хаты» мусорских – никого не бить. А в той, в которой ты не просидел и часу, сидели отъявленные душегубы. Тебя и сопляков посадили с целью сломать морально или физически. За что и поплатился своей жизнью Сибиряк. Он не имел права без моего на то согласия опускать и даже трогать малолетнего утырка. Когда, мы вместе, когда мы все будем друг с другом заодно, начнем всем делиться, отдавать последнее, то, мусора пойдут нахуй со своим режимом и правилами. – Барс, остановился напротив меня и цепко заглянул в мои бегающие заплывшие глаза, под которыми не сходили пару месяцев синяки. – Ты с нами?
– Да! – как никогда твердо и уверенно произнес, полностью доверяя этому человеку.
И жить стало проще… Лишняя шелуха со временем отвалилась, как накипь. Отъебались многие менты, которые, казалось, питали ко мне особые чувства. А за не здравый движ, если таковой и был, то отвечал исключительно перед старшим. Барс, прикрывал. Годами. Ни разу не обманул. Не предал. Почти три года я был приближен к Тихону, пока не откинулся раньше положенного срока совсем другим человеком.
– Бывай, Кот! И не забывай урок, который преподнесла тебе жизнь. А примата твоего… – Барс, ухмыляется, сжимая сильно мою ладонь. – За хобот и в музей… – ржем и на хорошей ноте прощаемся, по-братски ударяя друг друга по спине.
Глава 16
Сентябрь 1996 год. Ульяне 17 лет.(прим. во время действующих событий в лице Ульяны, играет трек Моя Мишель – зима в сердце).
Бег – лекарство. Средство борьбы со стрессом и раздражением. Бег помогает справиться с неконтролируемой злобой и притупить депрессию. Бег, как одна из форм психотерапии. Он позволяет на время очистить мозг или, разобраться в себе.
А внутри меня находился целый мир. Из мыслей и чувств. Изуродованный. Поломанный. Невидимый и сильный мир. До того сильный, что в легкую мог морально задавить. Я сходила с ума от мыслей, в которых мои желания расходились с возможностями.
Ранним утром, я со всех ног бежала вдоль разбитой дороги под внезапно начавшимся ливнем. Размашисто работала руками, стремительно перебирала ногами, хоть и в мгновение промокла до нитки.
Внутренние удары при каждом мощном столкновение ног об землю оглушительно молотили по собственным перепонкам. Легкие горели, горло давно пересохло, но контроль над дыханием все еще сохранялся. Что, не скажешь про глаза. Бессильные, горячие слезы, стекающие из глаз, остановить было мне не под силу. Нет в них больше огня. Зато океан боли, да.
В душе пустота. Холод. Такой же противный и колючий, как этот ледяной дождь, что в данную минуту срывается с затянутого серого неба и жалит оголенные участки кожи рук и ног.
Сморгнула невидимую пелену, когда на набережной возле реки Казанки влюбленная смеющаяся парочка, держась за руку, пробежали мимо меня в укрытие.
Очнувшись, не спеша сбавила собственный темп и, обхватив руками себя за плечи, побрела на пляж.
Мир вращался, глаза тонули в слезах, когда я словно в каком-то трансе близко подступилась к реке и обессиленно упала на мокрый песок. Глядя на взыгравшуюся воду из-за капель дождя, мысленно пыталась погасить внутреннюю тревогу с ноющей тоской.
Находясь на опустевшем безлюдном пляже, коротко хохотнула, будто душевнобольная.
А ведь, так и есть…
Разве, меня гложет чувство тревоги с тоской? Неужто, стало легче, Ульян?
Неее… меня все так же изнутри разъедает кислотой. Выворачивает наизнанку…
Пока, государство, в котором индустрия после распада СССР была не развита, занималась построением себя, а родители зарабатывали деньги на выживание, я соскребала себя со всех возможных поверхностей и, не смотря ни на что, любила и ждала двух дорогих в своей жизни людей, которых однажды потеряла разом.
Осталась одна роскошь. Это, бег, музыка, кой стала для меня отдушиной и мечты, в которых я надеялась, что рано или поздно они оба вернуться ко мне обратно живыми и здоровыми, пока я на мрачных улицах среди озлобленных жаждущих наживы людей сталкиваюсь с суровой реальностью.
Со временем, я окончательно растеряла былую детскость, легкость, задор, но, только не мысли о Денисе.
Оооо, они с особой жестокостью бередили мое сердце. Прошло уже больше полутора лет, а оно так и кровоточит. Раны не затянулись. И, казалось бы, после последней встречи сним остались одни хрупкие осколки. Чувства с того времени испытаны от любви до самой дикой ненависти. А глупое сердце все ждет. Оно, дурное, вопреки всему любит его…
Словно, любовь эта, как навязчивая идея. Злой рок судьбы. Магия, которая вытягивала из меня все силы, изматывала душу, приносила нечеловеческую боль.
В этом рефлексия всей моей жизни. Хоть тресни, но люблю.
Приворожил он меня что ли…
Сама себе не могу объяснить простых вещей.
Почему, он? Почему, чувства не отпускают? Ведь, были же ситуации, которые должны были меня раз и навсегда от Туманова отвернуть! Да и за последние годы подарил он мне немало слез, стонов боли переходящие в отчаянные страшные крики.
Я не устаю анализировать. Заниматься самокопанием. Отыскивать у себя в голове поломанную деталь, желая вправить ее на место.
По какой причине, так произошло? С какой радости? Как, я так в прошлой жизни могла нагрешить, что в этой расплачиваюсь каждым своим днем? Как, вообще такое возможно, что маленькая девочка пяти лет могла поистине влюбиться в подростка? Я же совсем ребенком взглянула на него женскими глазами!
Ну, бред же?! Какая, может быть тут любовь?
И, внутренний голос мгновенно противоречит здравому рассудку.
Невинная! Искренняя! Чистая! Та, любовь, которая со временем переросла в осознанную, зрелую, сильную!
Изнеможенно уронила голову в мокрые ладони и судорожно протяжно выдохнула.
Господи… вот так всегда. От самой себя нет спасения. Ненавижу и люблю.
Что, я творю со своей жизнью? В кого превращаюсь?
– Ты украл мою жизнь, Туманов, – приглушенно с истеричными нотами в голосе вслух говорю. – Жизнь, которая бьет наотмашь меня по щекам, пока не поумнею. Доволен, Кудрявый? – с исказившегося лица смахнула слезы вперемешку с дождём и перевела задумчивый взгляд на реку. – Но, вероятнее тебе плевать…
Да, за все время нашего знакомства, Денис, не давал мне возможность ловить с неба звезды. Казалось, уже целой жизни не хватит, чтоб я, наконец, начала им дышать.
А надо ли?
Туманов, ей-богу, как балласт. Не выкинуть. Не взять с собой. Пытаюсь уже как год найти ответ – потому как до этого, даже думать не могла о нем – чтоб на этом опыте двигаться дальше. Ведь, если судить откровенно, то я потерялась в незнакомом и мрачном мне мире. Без них. Без своих любимых ребят. Без своей единственной опоры.
Лишь, пару месяцев назад я узнала, что Денис на войне. Случайно. Со слов своей матери. А до того, он будто в воду канул. Разорвало и развеяло, словно и не существовало никогда. Только в моем сердце. В моем воображаемом мире.
В тот же временной отрезок, когда я обо всем узнала, доложили сперва отцу Дениса. Дядь Андрей в свою очередь сказал жене. А теть Надя уже донесла моей матери.
Я месяц обивала их порог дома. Умоляла рассказать хоть что-то. Пишет ли, звонит ли он им, не ранен иль здоровый. Хотя, в глубине чувствовала, что он живой. Билась до того, пока случайно на лестничном пролете не столкнулась лбами с родным братом Кудрявого.
– Перестань тарабанить в дверь и забудь сюда дорогу! – рявкнул Никита и насильно вытолкал меня сопротивляющуюся вниз по лестнице на мой этаж.
– Ты охренел, Никита? Ты че творишь? – с выпученными глазами, я офигела от его зашкаливающего борзометра.
– Нет, здесь твоего Дениса! – ядовито шипит в мою вытянутую рожу. – И не будет уже никогда! Скройся и перестань каждому из нас нервы мотать! Один потерялся, так другая нарисовалась! – выплюнул с омерзением.
– Моего? – тотчас, после его сказанного озлобленно прищурила глаза. – Он такой же мой, как и твой! – едко процедила, чуть было не клацнула зубами перед его мордой. – На секундочку, мы говорим о твоем родном брате! Он находится сейчас на войне!
– Да плевать я хотел, где он, с кем он, и в принципе на него! Нет у меня брата! Давно! – в последний раз глянул на меня, как на ничтожество и, совсем скоро скрылся на своем этаже, оставив меня в разобранном состоянии.
– Придурок! Что я сделала тебе, что ты ведешь себя как придурок, Никита?! – громко прокричала, задрав вверх голову и, не дожидаясь ответа от младшего Туманова, отправилась в пустую родительскую квартиру.
Глава 17
– Ульян?
Не обозревая взглядом родные окрестности и двор, напрямик побежала к пятиэтажной хрущевки и, хотела было лихо заскочить в собственный подъезд, как вдруг со стороны меня окликнул басовитый мужской голос, заставив от неожиданности на мгновение в испуге дернуться и затормозить.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги