Дмитрий Донской

© Борисов Н.С., 2014

© Борисов Н.С., 2023, с изменениями

© Российское военно-историческое общество, 2023

© Оформление. ООО «Проспект», 2023

Предисловие к серии

Дорогой читатель!

Мы с Вами живем в стране, протянувшейся от Тихого океана до Балтийского моря, от льдов Арктики до субтропиков Черного моря. На этих необозримых пространствах текут полноводные реки, высятся горные хребты, широко раскинулись поля, степи, долины и тысячи километров бескрайнего моря тайги.

Это – Россия, самая большая страна на Земле, наша прекрасная Родина.

Выдающиеся руководители более чем тысячелетнего русского государства – великие князья, цари и императоры – будучи абсолютно разными по образу мышления и стилю правления, вошли в историю как «собиратели Земли Русской». И это не случайно. История России – это история собирания земель. Это не история завоеваний.

Родившись на открытых равнинных пространствах, русское государство не имело естественной географической защиты. Расширение его границ стало единственной возможностью сохранения и развития нашей цивилизации.

Русь издревле становилась объектом опустошающих вторжений. Бывали времена, когда значительные территории исторической России оказывались под властью чужеземных захватчиков.

Восстановление исторической справедливости, воссоединение в границах единой страны оставалось и по сей день остается нашей подлинной национальной идеей. Этой идеей были проникнуты и миллионы простых людей, и те, кто вершил политику государства. Это объединяло и продолжает объединять всех.

И, конечно, одного ума, прозорливости и воли правителей для формирования на протяжении многих веков русского государства как евразийской общности народов было недостаточно. Немалая заслуга в этом принадлежит нашим предкам – выдающимся государственным деятелям, офицерам, дипломатам, деятелям культуры, а также миллионам, сотням миллионов простых тружеников. Их стойкость, мужество, предприимчивость, личная инициатива и есть исторический фундамент, уникальный генетический код российского народа. Их самоотверженным трудом, силой духа и твердостью характера строились дороги и города, двигался научно-технический прогресс, развивалась культура, защищались от иноземных вторжений границы.

Многократно предпринимались попытки остановить рост русского государства, подчинить и разрушить его. Но наш народ во все времена умел собраться и дать отпор захватчикам. В народной памяти навсегда останутся Ледовое побоище и Куликовская битва, Полтава, Бородино и Сталинград – символы несокрушимого мужества наших воинов при защите своего Отечества.

Народная память хранит имена тех, кто своими ратными подвигами, трудами и походами расширял и защищал просторы родной земли. О них и рассказывает это многотомное издание.

В. Мединский, Б. Грызлов

Введение

В этой книге рассказывается о жизни великого князя Московского Дмитрия Ивановича Донского – предводителя русских полков в исторической битве на Куликовом поле. О Куликовской битве и связанных с ней событиях написано много. И все же ее главное действующее лицо вырисовывается весьма расплывчато и схематично. Зная его поступки, мы не знаем их причин. И домысливаем эти причины согласно логике мифа или парадигмам позитивистского сознания. Наши представления о нем – скорее мнения, нежели действительные знания. Причиной тому и скудность источников, и военно-патриотическая ангажированность образа – «великого предка», «выдающегося полководца» и «борца за независимость» Руси.

Все это требует беспристрастного исследования. Но успех любого исследования зависит от правильной постановки вопросов. Назовем главные из них.

Кто же он, Дмитрий Донской, – герой или героический миф? Известно, что героический миф возникает там, где в нем есть потребность; он отвечает духовному запросу социума в определенный момент его развития. Материалом для героического мифа может стать и незначительное само по себе событие, и скромный по своим реальным достоинствам персонаж. Каково было в действительности воздействие Дмитрия Донского на ход событий? Иначе говоря, гнал ли он сам своих коней к великой цели – или испуганные кони в безумной скачке понесли растерявшегося седока?

Каков был Дмитрий Донской как политик? Какими методами он пользовался и какие идеи положил в основу своей политической практики? Чего он достиг как правитель своего княжества? В какой мере его политику можно считать оригинальной и самостоятельной, а в какой – традиционной и навязанной его окружением?

С нашей стороны было бы опрометчиво обещать читателю исчерпывающие ответы на все эти вопросы. Все, что мы могли сделать, – это произвести своего рода «инвентаризацию» сохранившихся в источниках сведений о личности и деятельности Дмитрия Донского, а также мнений историков относительно достоверности и правильного понимания этих сведений. Такая работа потребовала от автора изрядного терпения, а ее результат в виде книги требует того же от читателя. Однако эти затраты труда и времени для автора и, надеюсь, для читателя вознаграждаются удивительным ощущением прорыва сквозь время. От «периода бесформенности времен и людей» (Макиавелли) мы уходим в эпоху великих людей и великих дел, в эпоху, когда закладывались первые камни в фундамент исторической России. Право же, такое путешествие стоит некоторых затрат и усилий…

Главный источник для изучения политической истории XIV столетия – летописи.

Раскрывая древнерусскую летопись – пухлый том в обитом кожей тисненом переплете, написанный 500 или 600 лет назад и удивительным образом прошедший через множество бедствий и пожаров, – невольно вспоминаешь известный парадокс Булгакова: «Рукописи не горят!».

Заметим, что очень старые вещи – иконы, книги, ювелирные изделия, даже простые черепки глиняной посуды – обладают каким-то удивительным магнетизмом. Они не похожи на окружающие нас обычные предметы. Они поразительно легкие, словно века высушили из них все лишнее, земное. Они бесплотны, как душа. Возможно, именно поэтому старые вещи приятно держать в руке и не хочется возвращать обратно на музейную полку.

Летописи, как и многое другое в культуре средневековой Руси, восходят к византийским образцам. Письменная традиция, пришедшая на Русь вместе с принятием христианства и постоянно обогащавшаяся благодаря деятельности переводчиков, включала в себя не только церковную литературу, но также сочинения византийских историков.

Почувствовав вкус к истории, русские книжники выработали собственную схему изложения материала, основанную на принципиально ином подходе к делу. Византийская историография, восходящая к античности, проникнута личностным началом. И хотя мотивация поведения исторических лиц обычно выглядит несколько упрощенной (доблесть, слава, благочестие – трусость, предательство, порочность), но все же это антропоцентрическая история. Историк незримо присутствует в тексте повествования, то скрыто, то явно предлагая читателю собственные оценки описываемых событий.

Русская летописная традиция остерегалась авторского начала. Историк-летописец занимает позицию бесстрастного наблюдателя или христианского моралиста. Такому подходу соответствовала прямая хронологическая шкала, на которой размещались краткие сообщения о наиболее значимых событиях данного года.

Желание летописца польстить своему светскому или духовному начальству – явление скорее вторичное, чем основополагающее. Главная задача пушкинского Пимена – сохранение памяти о достойных делах человеческих и наблюдение за путями Божьего промысла.

«Погодная» (по годам) схема расположения материала имела свои плюсы и свои минусы. В частности, многие события в реальности продолжались несколько лет. Возникал вопрос: разделять ли рассказ о таких событиях (например, войнах или посольствах в другие государства) на отдельные части, строго придерживаясь «погодной» схемы, или давать весь рассказ целиком? В первом случае рассказ о событии распадался на отдельные куски. Во втором возникал вопрос: под каким годом помещать рассказ о продолжительном событии – годом начала, продолжения или окончания?

Летопись можно сравнить с хорошим сэндвичем, который помимо собственно «хлеба» – канвы кратких сообщений о наиболее важных событиях года – содержит в себе много всякой вкусной для историка «начинки». Это и литературные памятники (жития святых, «слова»-проповеди, «похвальные слова» знаменитым людям, повести о выдающихся событиях и т. д.), и дипломатические документы, и актовый материал, и некрологи, и нравоучительные рассуждения.

Летописи были не столько частным, сколько общественным делом. Они предназначались для чтения вслух перед избранной аудиторией. Привычка читать вслух, культура этого дела были в ту пору очень развиты благодаря церковному богослужению, а также чтению вслух житий святых в монастырских трапезных. Сегодня люди, как правило, читают книги молча, «про себя», и только изредка – вслух. Прежде дело обстояло как раз наоборот. Умеющие читать пользовались своим умением так же охотно, как умеющие петь. Эти люди были своего рода общественным достоянием. Родственники, друзья, соседи обращались к ним с просьбой «почитать» при любом подходящем случае.

Правители любили слушать чтение летописи. Из нее они узнавали о деяниях своих предков, искали в делах давно минувших дней оправдания собственным поступкам, надеялись прославиться в потомстве благодаря трудам летописца.

Ведение летописи помимо высокого «образовательного ценза» требовало от книжника целого ряда специальных знаний и умений. Летописание было сложным и тонким ремеслом, расцветавшим только на плодородной культурной почве. Можно назвать немало древнерусских городов, где в силу бедности этой почвы летописание как устойчивая традиция просто не существовало. Иногда летописание сводилось к кратким записям о важнейших событиях прошедшего года, которые делал монах в тихой обители. Но время от времени – обычно по случаю кончины правителя или смены власти – составлялся летописный свод. В нем излагалась нанизанная на хронологическую нить история Руси – начиная с «Повести временных лет» и заканчивая ближайшими событиями. Составление летописного свода требовало хорошего знания предмета и большого трудолюбия. Для полноты картины летописец собирал разнообразный материал: летописи соседних городов и княжеств, актовый материал, литературные памятники и т. д.

Летописная традиция в России обрывается в середине XVI столетия. Это объясняется не только политическими репрессиями времен опричнины, но и неспособностью летописи вместить в себя все разнообразие и сложность тогдашней жизни. Настало время авторских произведений, посвященных одному историческому событию. И хотя кое-где в провинции еще теплится местное летописание, но основная работа в этой сфере сводится к переписке старых летописей – своего рода учебников истории для любознательных и справочников прецедентов для политиков.

Российская историческая наука выросла на плодородной почве древних летописей. Первый русский историк В. Н. Татищев (1686–1750) использовал их для написания своей «Истории Российской», которая по существу представляет собой обширный летописный свод, слегка адаптированный и прокомментированный составителем. В «Истории…» Татищева есть сведения, отсутствующие в летописях. Происхождение этих известий до сих пор вызывает споры историков.

Неизвестный художник.

Портрет Василия Татищева. XVIII в.

Начало сравнительному изучению летописей было положено Н. М. Карамзиным. Изучая политическую историю Руси, он обнаружил в летописях множество противоречий. Объяснить эти противоречия и выбрать наиболее убедительную версию – так выглядела отныне главная задача историка. Наблюдения Карамзина продолжили и развили несколько поколений исследователей. В их числе такие корифеи летописеведения, как А. А. Шахматов и М. Д. Приселков, А. Н. Насонов, М. Н. Тихомиров, Д. С. Лихачев, Я. С. Лурье.

До наших дней сохранилось несколько десятков летописей, отразивших события второй половины XIV столетия. Они изданы в научной серии «Полное собрание русских летописей» (ПСРЛ). В основном они повторяют одни и те же известия, но с некоторыми различиями. Создавая свой труд, летописец пользовался трудами предшественников. Выяснить связь между сохранившимися летописями, угадать отражение в них уже исчезнувших летописей – сложнейшая задача для исследования. Здесь идет непрерывная дискуссия специалистов, столкновение гипотез и реконструкций. Не углубляясь в эти споры ученых, отметим лишь самое необходимое.

Основным путеводителем по эпохе Дмитрия Донского служат два близких по содержанию источника – Рогожский летописец и Симеоновская летопись. Родство этих трудов средневековых русских книжников обусловлено тем, что в их основе лежит общий источник – не сохранившийся в оригинале Свод начала XV века. (Историки называют его по-разному: Свод 1408 года, Свод 1409 года, Свод митрополита Киприана и т. д.) Считается, что его оригинал – или близкая по времени копия – был в руках у Карамзина, который называл его Троицкой летописью. Эта пергаменная рукопись сгорела в пожаре Москвы в 1812 году. Но, к счастью, Карамзин сделал из нее много выписок, помещенных в примечаниях к его «Истории государства Российского». На основании этих выписок и параллельных текстов других летописей историк М. Д. Приселков создал реконструкцию текста сгоревшей Троицкой летописи.

Рогожский летописец возник в 40-е годы XV столетия. Симеоновская летопись, написанная в 1540-е годы в одном из подмосковных монастырей, несмотря на сравнительно молодой возраст самой рукописи, своими корнями глубоко уходит в книжность ранней Москвы.

Много уникальных подробностей, смешанных с обильной риторикой, сохранила Никоновская летопись (1520-е годы).

Новгородский взгляд на события содержит целое гнездо новгородских летописей во главе с Новгородской первой летописью старшего и младшего изводов. Уцелели и несколько псковских летописей. Что касается других крупных городов и монастырей, то их летописная традиция сохранилась фрагментарно, в составе общерусских летописных сводов.

К летописям прибавим актовый материал: духовные и договорные грамоты Дмитрия Донского, немногочисленные акты его времени. Политика московского князя по отношению к церкви представлена в актах митрополичьей кафедры и Константинопольского патриархата.

Литературные произведения второй половины XIV–XV столетий, так или иначе связанные с Дмитрием Донским, – это прежде всего памятники Куликовского цикла – летописная повесть о Куликовской битве, «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище», а также «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русского».

Помимо письменных источников, для изучения той далекой эпохи необходимо использовать и вещественные: археологические материалы, произведения художественного ремесла и др.

«Вживание» в историю требует посещения тех мест, где ступала нога великого человека, где происходили важные события.

Куликовская битва – безусловно, великое событие отечественной истории и вершина славы князя Дмитрия Ивановича. Но в потоке его жизни это лишь один эпизод, один день одного года из отпущенных ему 38 лет 7 месяцев и 7 дней. В этой книге нам хотелось бы – насколько позволяют источники – показать читателю князя Дмитрия Ивановича во всей полноте его жизни и во всей противоречивости его характера.

А. Авон. Куликовская битва. 1849

Князь Дмитрий не был «героем одного дня». С юных лет и до последнего вздоха он служил делу, которое завещали ему отец и дед, – делу, которое один писатель той эпохи метко назвал «собиранием Руси».

Дмитрий получил в наследство от отца Московское княжество, а 30 лет спустя оставил сыну еще сырое и рыхлое, но уже узнаваемое Московское государство. Он в несколько раз расширил территорию своих владений и усовершенствовал систему управления ими. Он первым из русских князей «татарского периода» начал чеканить собственную монету. Он почувствовал себя русским царем – самостоятельным правителем независимого и сильного государства.

Воспитанный заядлым книжником митрополитом Алексием, он не только знал назубок Священное Писание, но и чувствовал себя Божьим избранником, «русским царем Давидом». Его тяжелая судьба – ужасы «черной смерти», раннее сиротство, одиночество в семье, множество врагов и завистников, предательство друзей – указывала на особое призвание. Библия говорила Дмитрию: таких, как он, Бог создает для какой-то особой миссии.

Это ощущение избранности, крыльев за спиной, порой порождало у Дмитрия излишнюю самоуверенность. Он брался за такие задачи, решить которые не имел достаточно сил, – освобождение от власти Орды, автокефалия Русской церкви, объединение всех княжеств Северо-Восточной Руси, династическая уния с Литвой. За эту княжескую самоуверенность Руси приходилось платить дорогую цену. В итоге в «послужном списке» князя на каждую «благодарность» приходится по «выговору»…

Несколько пояснений «технического» характера. Историческая биография – это прежде всего исследование, выполненное по законам исторической науки. В нашей книге мы обильно цитируем летописи и другие письменные источники. Мы надеемся, что это поможет читателю не только убедиться в обоснованности наших характеристик, но и «вжиться» в историю, услышать музыку тех далеких времен. Древнерусский язык отличался от современного русского языка главным образом словарным запасом и многообразием глагольных форм. Прошедшее время в нем выражалось при помощи четырех форм: аориста, имперфекта, перфекта и плюсквамперфекта. Для тех, кто владеет английским языком или, скажем, латынью, такая ситуация хорошо знакома.

Проникновение в древнерусские тексты отчасти напоминает проникновение в древнерусскую живопись: от первоначального шока – к постепенному узнаванию, от узнавания – к пониманию, от понимания – к восхищению. Стремясь облегчить читателю этот путь, мы при необходимости даем в скобках перевод уже забытого древнерусского слова на современный язык.

Профессиональный взгляд на историю основан на трех «китах»: источниках, историографии и проблемном подходе. Что касается историографии вопроса, то здесь следует отметить одно удивительное обстоятельство. Существует огромное количество исследовательских работ, посвященных «эпохе Куликовской битвы» и «памятникам Куликовского цикла» (137, 15). Один только их перечень может составить толстую книгу. Помимо научных трудов, имеется также целый ряд литературных произведений, посвященных Дмитрию Донскому и Куликовской битве. Классикой историко-биографического жанра стала книга о Дмитрии Донском писателя Ю. М. Лощица, выходившая ранее в серии «Жизнь замечательных людей». Однако среди этого изобилия литературы нет ни одной обстоятельной научной биографии князя. Редкие юбилейные статьи мало меняют общую картину. Жанр исторического портрета вообще не пользуется вниманием в нашей исторической науке. (О причинах этого явления нужно говорить особо.) А между тем это своего рода долг историка перед прошлым и настоящим, который мы и хотим исполнить настоящей книгой в отношении одного из великих строителей России.

Следуя законам научного цеха, мы приводим ссылки на источники и труды исследователей, результатами которых мы пользуемся. Принятая нами система сносок состоит из двух цифр, помещенных в круглых скобках. Первая цифра – номер данной книги или статьи в списке источников и литературы в конце книги, вторая цифра – номер страницы.

Часть первая

Сирота

Глава 1

Семейная хроника

Почитай отца твоего и мать твою.

Исх. 20, 12

Деятельность любого правителя можно правильно оценить, только учитывая тот компендиум проблем и способов их решения, который он получил от своих ближайших предшественников, те верования и предрассудки, с которыми ему приходилось считаться и которые он сам в той или иной мере разделял. Очень многое зависит и от того духовного наследства, которое правитель получил от своих родителей и близких родственников. Они – наши первые и главные учителя. Любая историческая биография начинается с рассказа о родителях героя. Мы не станем отступать от этой традиции. Но по необходимости рассказ этот будет довольно кратким.

ОТЕЦ

Отец Дмитрия великий князь Московский Иван Иванович оставил этот мир 13 ноября 1359 года, когда старшему сыну исполнилось девять лет. В этом возрасте Дмитрий едва ли мог усвоить какие-то серьезные наставления. Но образ отца жил в рассказах бояр и слуг, в лаконичных известиях московских летописцев, а главное – в глубоком колодце генетической памяти, из которого мы черпаем гораздо больше, чем принято думать.

Иван II Иванович Красный.

Миниатюра из Царского титулярника. 1672

Историки часто повторяют мнение о бездарности и безвольности второго сына Ивана Калиты. В обоснование такой оценки обычно приводят темную историю с убийством московского тысяцкого Алексея Петровича Хвоста и отъездом некоторых московских бояр в Рязань. Ниже мы подробнее расскажем об этих событиях, подлинный смысл которых и роль в них князя Ивана остаются исторической загадкой.

Умевший молчать и ждать, Иван Красный не был заурядной посредственностью. Ему суждена была особая судьба. В этом убеждали всех окружающих и его самого явные знаки небес.

В эпоху, когда поиски тайного смысла любого события были всеобщим увлечением, когда самые просвещенные европейские государи любили слушать предсказателей и чернокнижников, день рождения считался своего рода кодом, с помощью которого можно узнать о призвании человека, о его грядущей судьбе. Астрологи искали ответы в расположении звезд. Монахи проклинали астрологов, но при этом предлагали собственные ключи к тайне будущего. Точкой отсчета служило представление о том, что каждый день года имеет не только своего ангела-хранителя, но и особый сакральный смысл, безусловно, таким «тайным знанием» увлекались и при московском дворе.

Иван родился в воскресенье, 30 марта 1326 года. Этот день недели был посвящен самому Спасителю.

В 1326 году Пасху праздновали 23 марта. Таким образом, на 30 марта приходилась Антипасха, или, иначе говоря, Фомино воскресенье. В этот день в 1326 году церковь вспоминала «уверение Фомы» – явление Христа после распятия и воскресения своим ученикам. Спаситель велел недоверчивому апостолу Фоме вложить персты в его раны, чтобы убедиться в реальности происходящего. Праздничные богослужения Антипасхи являлись как бы прощанием с Пасхой и были полны воспоминаний о главном событии Священного Писания.

Антипасху в народе называли Красной горкой. Это был любимый день для свадеб и весенних праздничных гуляний. И не отсюда ли прозвище родившегося в этот день князя Ивана?

Итак, Иван Красный появился на свет под звон праздничных колоколов и пение пасхального тропаря «Христос воскресе из мертвых…». В благочестивом семействе Ивана Калиты уже одно это совпадение, несомненно, сочли промыслительным, предсказывающим особый путь для сына.

Но были знаки и более впечатляющие. Согласно тогдашним представлениям, именно в этот день был распят Иисус Христос.

«И распяша его (Иисуса. – Н. Б.) в лето 5535, месяца марта 30, в час дни» (43, 4).

Помимо воспоминаний об Иисусе Христе дата рождения Ивана имела еще одну грань. Именно в этот день, 30 марта, церковь вспоминала знаменитого древнего подвижника Иоанна Синайского. Отшельник и аскет, живший в VI веке, Иоанн Синайский был автором знаменитой «Лествицы» – обширного трактата, посвященного восхождению монаха по лестнице («лествице») добродетелей. Это была настольная книга не только монахов, но также образованных и благочестивых мирян.

Полагают, что именно этого святого считал своим небесным покровителем Иван Калита. Московский князь в 1329 году выстроил в Кремле каменный храм, посвященный Иоанну Лествичнику.

Сохранившиеся в летописях даты некоторых событий времен Ивана Калиты свидетельствуют о том, что «основатель могущества Москвы» был большим знатоком церковной символики. Любое календарное совпадение он наполнял глубоким смыслом. Исходя из этого, можно полагать, что Калита с особой теплотой относился к своему второму сыну, предвидел его особое предназначение. Вероятно, он говорил об этом с сыном.

МАТУШКА АЛЕКСАНДРА

К сожалению, очень мало известно о матери князя Дмитрия и всей родне по материнской линии. Заметим, что «женская» история ранней Москвы практически отсутствует в источниках. Последнее время историки пытаются заполнить этот пробел. Однако состояние источников делает любые построения в этой области весьма шаткими.