Глава 2. Приезд на место
Много раз мне доводилось слышать, как студенты России жили в колхозах во время сельхозработ. Проживали они или в домах колхозников, или в бараках, или в школьных спортзалах на старых панцирных койках. В домах! На койках! Кошмар! С ума сойти можно! Бедненькие! То ли дело жизнь студентов во время сбора хлопка в Узбекистане. «Курорт», да и только. В этой главе я и хочу описать это самое «курортное» житьё.
Ехали студенты по трассе весело. Слушали музыку и пели песни. Позади летние каникулы. Сил много. Ближе к вечеру автобусные колонны стали понемногу разъезжаться в разные стороны. Это происходило потому, что бригады студентов, а вернее их расположения, находились друг от друга на значительно удалённых расстояниях. Если бы всех студентов одного института собрали в каком-нибудь одном определённом месте, то тогда каждый день организаторам студенческой кампании по сбору хлопка приходилось бы развозить бригады по разным полям, поставляя для этих целей много автобусов.
Это всё равно позже приходилось делать, так как возле одной бригады поля постепенно вырабатывались и рано или поздно вставал вопрос о доставке студентов на удалённые поля для выполнения работ. Только тогда автобусов требовалось в гораздо меньшем количестве. На порядок меньшем.
Обычно одной бригаде предоставлялась одна кошара. Так называлось небольшое здание с одним помещением и земляным полом. Зимой и в непогоду в нём держали скот, а в период сбора студентами хлопка там располагались сами студенты. К их приезду работники совхозов временно строили деревянные настилы в два этажа, называемые в народе нарами. Такое «комфортабельное» жильё ожидало поголовно всех студентов, сборщиков хлопка. Ни тебе домов деревенских жителей, ни приличных бараков, ни спортзалов с кроватями. Колыма с нарами и только.
Бригада состояла примерно из ста человек, а это четыре студенческие группы. Стало быть, в один пункт обычно отправлялось четыре автобуса. Для старшекурсников института все эти нюансы были хорошо известны, и потому каково было удивление нашей группы, когда колонна из двадцати автобусов приехала в одно место и дана общая на всех команда: «На выход!»
– Это ещё что за новости? – удивился Антон. – Никогда раньше такого не было, чтобы столько автобусов в одно место пригнали.
– Может, здесь только одна бригада останется, а остальные подышат воздухом, сходят по нужде и поедут дальше? – высказал своё предположение один из однокурсников.
– А вы почему не выгружаете свои вещи?! Ждёте особого приглашения?! – возмущённо спросил подошедший преподаватель Прокопченко, исполняющий в период хлопковой кампании обязанности бригадира.
Он в институте преподавал высшую математику, а за его фамилию студенты прозвали его «Копчёным». Был он невысокого роста, с весьма интеллигентным видом и такими же манерами, за которые имел ещё и второе прозвище – «Пьеро». При ходьбе имел привычку оттопыривать в стороны кисти рук. Выглядело это забавно. Немалую роль он будет играть в дальнейших событиях, происходящих в жизни нашей бригады.
– Так мы, что, все здесь остаёмся? – послышался удивлённый вопрос.
– Ну да, – ответил преподаватель.
– И что, все в одной кошаре будем жить?
– А что вас, собственно, смущает? Смотрите, какая она большая.
И действительно. Здание было весьма внушительных размеров, как в длину, так и в ширину. Такой огромной кошары студенты никогда ещё не видели. Они сначала даже и не догадывались о том, что это строение предназначается им, студентам, для проживания, и поначалу предполагали, что это какая-то ферма.
– Давайте, давайте! Скорее выгружайте свои вещи. Автобусы ждать не будут, – уже раздражённо выпалил Копчёный, то есть Прокопченко.
– Ну и дела!
– Никогда ещё такой огромной кошары не видел!
– Не кошара, а прямо скотный двор какой-то!
Так удивлялись и ворчали новоявленные хлопкоробы, выгружая свои вещи из автобуса. Возмущение – возмущением, а вещи надо было выгружать быстрее и не только потому, что необходимо было скорее отпускать автобусы обратно в Ташкент. Ещё в институте студенты, согласно дружеским отношениям, решали между собой, кто с кем будет жить в кошаре рядом, в одном отсеке. Объединялись в небольшие альянсы. Поэтому надо было также торопиться занять удачное место для одного общего отсека своей группировки. Для компании из двух человек сделать это было проще. Но были коллективы и по четверо, и даже шестеро. Этим уже медлить нельзя, иначе придётся дробиться порознь.
Девочки, как правило, спешили занять места на нижнем ярусе: туда легче было забираться, и присесть на нары всегда можно. В этом случае действовал принцип верхней и нижней полок пассажирского вагона поезда. Однако не всем девчатам доставались нижние нары. Это объяснялось тем, что их всегда было больше, чем ребят. Мальчики тоже имели свой плюс, селясь на верхнем этаже: там в холода всегда теплее. Но в обоих случаях желательно селиться ближе к углу, где меньше проходного двора, и как можно дальше от входных дверей, от которых постоянно дует. Многое ещё зависело и от расположения самих нар. В общем, все эти вопросы скорее должны были решаться на месте. Кто не успел, тот опоздал.
Но когда все зашли внутрь кошары, то все свои планы и предположения пришлось оставить за входными дверями. С таким расположением нар никто и никогда, даже из бывалых студентов, не сталкивался. Посередине находился общий большой «коридор». От него шли повороты в короткие проходы участков, между которыми имелись деревянные перегородки. Обычно в небольших кошарах нары строились вдоль стенок, и если позволяла ширина помещения, то ещё один ряд был по центру, с проёмами по краям. Тут же всё было совсем необычно.
Долго раздумывать было некогда. Надо успеть занять места, обустроиться и поужинать: на дворе уже маячила ночь. Когда узнали, где было выделено расположение нашей бригаде в этой большой кошаре, в каком закутке, начали производить активную оккупацию мест на нарах, быстро поменяв планы. В основном эта оккупация заключалась в укладке матрасов на нары. Где лежит твой матрас, там уже твоё место, где натянута верёвка и на неё повешено покрывало или даже простынь, то это уже занятый отсек.
Со всех сторон раздавались деловые команды:
– Давай сюда прибивай! Да гвоздь побольше возьми! Этот совсем уж маленький! Не выдержит нагрузки туго натянутой верёвки!
– Натягивай верёвку! Да посильнее!
– Ребята! Кто-нибудь помогите нам, девочкам, гвоздь прибить. А то у нас не получается!
– Давай я помогу вам!
– А ты зачем положил сюда свой матрас?! Не видишь, что мы уже весь отсек заняли?
Конечно, не всегда всё было гладко, случались и ссоры между группировками, но никогда не случались драки. Все же свои люди. Пошумев немного, быстро принимали решение, удовлетворяющее обе стороны конфликта. Да и адвокатов кругом хватало:
– Ребята! Вы не ругайтесь, пожалуйста! Сейчас разберёмся.
– Ничего страшного. Ну подвиньте немного это сюда, а это немного туда, и всё будет в ажуре.
– А это можно здесь повесить, и никому оно мешать не будет.
– Вот видите, как всё здорово получилось! А вы переживали.
Обычно в первый вечер каждый ужинал тем, что привёз с собой из дома, так как кухня была ещё не обустроена. Повар и весовщик-учётчик бригады всегда назначались из числа студентов ещё в Ташкенте. Первый понятно, для чего нужен. Второй принимал у студентов и взвешивал на поле хлопок. Записывал результаты в учётную тетрадь. Готовил и подавал сводку наверх. В общем, вёл всю бухгалтерию бригады.
Нужен был ещё комсорг бригады. Его кандидатура тоже назначалась в Ташкенте, но на месте необходимо было провести формальное комсомольское собрание коллектива для протокола. Фактически комсорг просто являлся помощником бригадира, вернее, его мальчиком на побегушках, но так как эта должность называлась «комсомольский организатор», то проведение комсомольского собрания было обязательным. Каждый надеялся на то, что выберут не его. Комсорг отвечал за всю бригаду. Да и вкалывать на поле надо больше других, показывая ударным трудом пример. Любой из них мог побывать в штабе факультета за плохой сбор хлопка, но комсоргу нельзя.
Постепенно голые нары начинали приобретать тот жилой вид, который просуществует в кошаре до самого конца сезона хлопковой кампании. Многие, особенно девчата, старались придать уют этому убогому жилью: находиться-то здесь долго придётся. Кто-то небольшую картину на заднюю перегородку повесит, кто-то – зеркальце, кто-то – красивую занавесочку. Некоторые, если находили, прибивали к стойке дощечки, делая таким образом ступеньки для более лёгкого взбирания на верхний ярус.
И вот наступила ночь. Все успели обустроиться и перекусить. Был объявлен отбой, и постепенно начали затухать бурные обсуждения заселения и другие разговоры. Наконец все бригады кошары уснули. Завтра студентов ждал первый день. Теперь дни будут только рабочими. На хлопке выходных не бывает. Горбатились даже седьмого ноября. Только очень сильный ливень мог приостановить сбор белого золота. Простой дождь и снег руководители в расчет не брали. Приходилось иногда вкалывать и тогда, когда все хлопковые поля были в снегу. А белое на белом, сами понимаете, как-то совсем не видно. Всё это и другое будет потом. А сейчас студенты мирно спали.
Глава 3. Честь и достоинство
Наступило первое утро. В шесть часов объявили подъём. Сонные студенты нехотя выползли с нар и пошли к ручным умывальникам пробуждать себя окончательно холодной утренней водой. Позавтракали горячим, слегка подслащённым чаем из титанов и хлебом с десятиграммовым кусочком масла, выданными на кухне.
– В армии и то лучше кормили, – проворчал, потягиваясь, Антон, – там к этому всему на завтрак ещё и каша какая-никакая полагалась. А в воскресенье ещё и два яйца, здесь про них вообще забыть придётся.
– Ага. А в тюрьме сейчас макароны дают, – подшутил Денис.
– Да в тюрьме и то лучше. Там по крайней мере от такой работы и такого быта себя рабом на плантации не чувствуешь, – не унимался бывший служака. – Там спят на приличных кроватях.
– Тоха, а ты что, сегодня не брился? – спросил Жора Антона, после того, как внимательно пригляделся к его небольшой щетине на лице. – Ладно у меня она почти не растёт. Ты погляди, и Денис небритый.
– Денис пусть поступает, как знает, а я решил бороду отпускать, – ответил тот.
– А чё так?
– Да неохота холодной водой бриться. Отвык уже от этой армейской необходимости. Я там в своё время вдоволь такого удовольствия наиспытывался. Особенно зимой. Если бы здесь повар не кидал сразу в чай сахар, тогда можно было бы добавлять этот чай к воде для бритья. Как раз тёпленькая водица и получалась бы. А так, холодной, не хочу.
– Так потому и добавляет. Так все начнут чаем и умываться, не только бриться. Его для питья не хватит, – заметил Жорик.
В этот момент кто-то подал команду на построение. Как я уже писал, в кошаре было пять бригад. Это получается, в общей сложности около пятисот человек. Здесь были и так называемые европейские потоки, и национальные, и интернациональные. На понятном языке это означает русскоязычные, узбекские и другие. К последним относились казахи, киргизы, таджики, туркмены и даже кавказцы.
У каждой бригады своё построение. Пока не выбрали комсоргов, построением командовали бригадиры. Нашим, как я уже писал ранее, стал Прокопченко.
